Как однажды назвала его хозяйка-работодательница Дали, так и закрепилась за Вовой эта кличка.
Заказчица Елена Николаевна вошла в строящийся дом, который отдала на самостоятельное растерзание Вове и его подсобнику-алкашу Женьке, нанятым строителям-штукатурам и по совместительству малярам, сначала обомлела от того, что они натворили, потом постояла, подумала… и вдруг разулыбалась восхищенно: «Да вы же настоящие художники, мужики»!
Узнав, что художник тут один – Володя, причем художник по своей первой, заброшенной давно специальности, она с интересом стала обходить комнаты, разглядывая разукрашенный за выходные дом.
- Боже! Эрмитаж! Здорово-то как! Вы просто Дали, не меньше! – хозяйка не могла скрыть восторг, набрала по телефону мужа. – Вадим, слушай, тут такое…
Она долго рассказывала, потом стала фотографировать на мобильный стены и потолки дома, которые были не просто окрашены и оклеены, а превратились в замысловатые абстракции – комбинации каких-то полурисунков, полуаппликаций из фрагментов обоев.
- А Вы, Володя, вот в этих местах под потолком под линейку рисовали край? – спросила хозяйка.
- Не, он под линейку не рисует. – вставил свои «пять копеек» уже поикивающий Женька-алкаш. – Он, это… Он принимает три рюмки на грудь, и – пошел! Ровно как, блин! Да?
Вова даже не возмутился тому, что напарник его «сдал».
- Да, есть грешок. – вовсе не оправдываясь, а поясняя, ответил новоиспеченный Дали. – Трезвый ровно не нарисую. Вообще не нарисую. А три рюмки на грудь, и все – нормалёк.
За работу заказчица заплатила намного больше договорной цены. Мало того, порекомендовала Володю как мастера высокого класса своему коллеге-фирмачу.
Вова честно поделил заработок пополам с Женькой, но на новый объект решил отправиться в одиночку. Рассудил правильно: сам он практически не пьющий, а Женьку даже правой рукой не назовешь. Каждый день бухой, утро с похмелья начинает, да и начинает это самое утро уже к обеду, когда он, Вова, часа два-три уже пашет аки пчела. Деньги пополам, а помощи никакой.
- Я Вас хорошо характеризовала, так Вы уж, Вова, не подводите, ладно? Игорь – человек состоятельный, угодите – не обидит. Он коттедж построил прямо на берегу реки, недалеко тут, километрах в двадцати от города. Отделка осталась, вот там уж Вам простор для творчества будет, будь здоров, какой. – давала ЦУ Елена. – Ну и я сказала, что бывает с Вами беда иногда, но крайне редко, так уж тоже поаккуратней с этим делом.
- И что же за рекомендации, интересно? – Володя догадался, что хитро улыбнувшаяся хозяйка коттеджа, рассказала не только о его настенных художествах.
- Ну, и про Битлов, и про клеши Ваши хипацкие, про волосы, про странности, Вова! – невозмутимо ответила та.
- Ясно… И Вы туда же – странности какие-то… Какие странности?..
Вова лукавил — он ведь видел, что отличался от всех, выделялся из толпы и внешностью, и внутренностью своей. Мужику уже далеко за пятьдесят, уже дед дважды, уже седой, а все молодцем выглядит и чувствует себя. Седые волосы, густые, волнистые – пучком на затылке, или в хвост собраны резинкой. Джинсы всегда – клеш, хотя и не купить сейчас такие в магазинах (сам клинья – треугольники вставляет, распоров предварительно штанину от колена вниз). Постоянно слушает только Битлз и иногда новости; не пьет почти, а, если пьет, то до чертей собачьих и исключительно два-три дня; рисует опять же, как пацан, на заборах, не позволяя обозвать свои художества современным словом граффити.
- А у него там электричество уже разведено? – задал свой главный вопрос Вова.
- Нет, увы. Как и у меня. Так что, Вы уж, Володя, запасайтесь батарейками, чтоб слушать свою любимую «Help!». Меня уже от нее, честно говоря, дергает тут.
Вова таскал старенький магнитофон за собой повсюду. А в новых домах, которые он оживлял гипсокартонном, обоями, штукатуркой и своими художествами, как назло, почти ни в одном не было разведено электричество. Потому, отправляясь на новый объект, Вова всегда покупал новые толстые батарейки для своего, покрытого не одним слоем извести, магнитофона, чтобы работать под музыку. Лишь иногда в перерывах он переключался на радио и слушал новости. Все остальное время на него работала затертая, зажеванная местами кассета с песнями Битлз. Самым истрепанным местом на пленке был тот ее участок, где Леннон надрывно просил:
«Help, I need somebody,
Help, not just anybody,
Help, you know I need someone, he-e-e-e-lp».
Володя кричал вместе с певцом свое «Help» так, что хотелось броситься на помощь. Он постоянно что-то пел под гитару на английском, мурлыкал одни и те же заученные и замученные за последние сорок лет своей жизни мелодии. По его походке, даже если смотреть в спину, сразу было видно, что он особенный, не такой, как все. Он ходил в ритм музыке, сидел, покачиваясь, лежал, подергивая конечностями нервно так, что и издалека сразу скажешь – человек поет.
Кличка Хэлп, однако, к нему не прижилась. Скорее всего, оттого, что те, кто пытался ее приклеить к Вове, просто не знали смысла слова help. А вот Дали с легкой руки Елены сразу же органично обняла его, подхватила, вписалась.
Он был неординарен, он говорил, рисовал, смотрел нестандартно. Он хиповал уже не первый десяток лет.
Его клиентки-заказчицы, не брезгуя самой нечистой профессией шабашника-строителя, заигрывали, флиртовали с ним, не обращая внимания, в том числе, и на его неюный возраст. Флиртовали, не как с сантехником или маляром, а как с интеллигентным, завидным кавалером. Его комплименты, в которых он был и мастак и щедрый человек, дамы разного возраста принимали с охотой и огромной благодарностью. Но Вова знал границы, которые никогда не нарушал, потому что жену свою, Галю (прямо, как у Дали, почти Гала) он обожал так же, как и много лет назад, когда таскал ее портфель в другой конец поселка, ухаживая. Галя теперь рядом с ним выглядела скорее тетей или даже матерью – полная, с “химией” на голове и в каких-то бесформенных юбках и блестящих кофтах. Но Вова не замечал того, что другим резало глаза.
Больше всего на свете Вова любил свое главное творение – сына Ивана, названного так в честь Джона Леннона, естественно. Джоном в паспорт записать не удалось по причине глубокого радостного запоя по случаю рождения сына. Галка сама сбегала и скорее зарегистрировала ребенка, зная планы своего бестолкового мужа-хиппаря.
Иван, удачно, ну, то есть, по любви, женился на хорошенькой и тихой девочке – еврейке Любе, и уже теперь лет десять жил в штатах, чему Вова дико завидовал и чем гордился так, словно это он сам устроил Ваньке нормальную цивильную жизнь.
Вову любили все: одноклассники, однокурсники в художественном училище, соседи, продавцы местных магазинов, где иногда он практически жил, уходя в кратковременный, но суровый запой. Но особенно тянулась молодежь к симпатичному усатому, в ленноновских очках с круглыми стекляшками, с длинной шевелюрой и в приталенной цветастой рубашке, Вове.
Если рассерженному родителю пацан говорил, что задержался допоздна у Вовы, то наказания можно было избежать – Володя плохому не научит, Вова – это хорошо, правильно и красиво.
“Вова – в запое” – это произносилось не с упреком, а с сожалением, что пару – тройку дней кумира живым не увидеть.
Иногда соседи или знакомые просили Вову взять на перевоспитание сыночка-бестолочь на лето в качестве подсобника за небольшую плату. Лишь бы рядом с Вовой потолкался, уму-разуму и человеческим ценнностям поучился.
И пацаны учились: как надо жить, кого нужно любить, что слушать, за кого голосовать. А еще начинали тайком покуривать, подражая Вове, так же со вкусом втягивая, а потом выпуская колечками дым сигареты. А еще они на всю жизнь зарекались не притрагиваться к спиртному, пережив вместе с Вовой пару раз за лето пару его запоев. Они бегали в магазин с Вовиной запиской “Люда, это от меня. Дай одну”, прикладывали на лоб “мастеру” холодное мокрое полотенце, таскали из дома рассолы, из магазина ледяную кока-колу и наблюдали, во что может за два-три дня превратиться человек.
Галя в эти дни уходила спать на другой этаж дома, понимая, что ничем помочь не может. Она молча тащила в его комнату мольберт, краски и магнитофон, как только слышала его истошный звериный рык: “Галя, моль-бЭрт и музыку”!
-Все! Началось… - сама себе говорила она, захлопывала мужа в комнате и вздыхая уходила наверх к себе.
Если в такие дни звонил Ванька из Америки, она просто и обреченно на его вопрос об отце отвечала: «Папан в космосе. Улетел. Вернется, скажу, чтобы позвонил сам, когда придет в себя».
Кодироваться от пьянства Вова не собирался. Во-первых, он не принимал никакого насилия над человеком, во-вторых, между редкими запоями-отключками он вообще не пил, если не брать во внимание традиционные три рюмочки по утрам перед размалевкой стены или потолка очередного дома.
За новый объект Вова взялся в одиночку и с энтузиазмом. Бизнесмен Игорь посмотрел Вовины художества у подружки Елены Николаевны и разрешил Дали (так он его стал называть с первой встречи по совету Елены) творить на его, художественное, усмотрение.
Однако, уже через неделю Вова понял, что все-таки без подмастерья не обойтись, и придется искать, с кем поделиться получкой. Это лучше, чем бегать одному с этажа на этаж за каким-нибудь инструментом или раствором, да таскать тяжеленные листы гипсокартона.
Что-то этим летом никого к нему на практику не привели, а чтобы поискать подсобника, нужно было остаться в поселке, сделать прогул ради пополнения штата.
Сегодня Вова бросил пораньше работу и отправился именно с этой целью домой уже после обеда. От нового коттеджа, выросшего как одинокий мухомор на горке за рекой, пешком километров шесть до дома, транспорт в этой застройке пока не пустили. Но эти неудобства Вове даже нравились – вокруг ни души, а по дороге одному пройтись с часок — только в кайф.
Вова шел по плохо протоптанной тропинке между рекой и гравейкой и орал во все горло свое «Help!»:
Help me if you can, I'm feeling down
And I do appreciate you being round.
Help me, get my feet back on the ground,
Won't you please, please help me.
Он почувствовал, что сзади кто-то идет, а когда обернулся, увидел, что не просто идет, а догоняет его какой-то паренек, пытаясь перекричать, явно что-то спрашивая.
Вова остановился, закурил, потом присел на обочину и стал ждать неизвестно откуда появившегося молодого человека.
- Простите, - запыхавшийся парень обратился к нему, - Вы не подскажете, где тут строится база отдыха? Сказали, не доезжая до Новоселья, а я вышел, и иду, иду, а все ни одной стройки не вижу.
- А!!! Так ты еще не дошел. Я тоже иду в Новоселье, тут еще порядком, километра четыре, а вон там, за поворотом реки, и база твоя будет. Пошли! – Вова встал и позвал жестом следовать за собой парня. – А тебе че там? Не строитель, случайно?
- Ну, да. Училище закончил, работы нет. Ехал в Москву брестским поездом… Из Бреста я. А по дороге с мужиками познакомился, сказали, что тут нужны рабочие и платят хорошо. Они сами сейчас в Москве закончат объект и приедут. Все-таки, у своих лучше, не обманут.
- Обмануть – не обманут, а вот что заплатят, это – вопрос. – продолжая хэлпить под нос, ответил Вова. – А я как раз иду в поселок искать помощника. Я тоже строитель. Только вольный строитель, так сказать. – Дали! – подал он руку.
- Дали? А почему Дали? Это ж, вроде, художник… - удивился попутчик. – А я Иван.
- Он – художник, и я – художник. И тоже с вывернутыми мозгами. Вот и Дали поэтому, понимаешь… Кличку такую дали – Дали. – Володя вдруг остановился. – Слушай, Ваня! Кстати, сына моего Ванькой зовут… А, может, ко мне? Я не жадный, по любому больше заплачу, чем они, базы твои… отдыха.
Через час Ваня, одетый в рабочие штаны и куртку, помогал Вове пилить гипсокартон, просеивал в подвале песок. Он спешил скорее подняться наверх, туда, где творил его новый учитель. Слушал жадно вводные беседы Вовы-художника о музыке, о Битлз, о Дали, и о том, как правильно нужно видеть мир, как можно придать любой краске новый мотив, минор или мажор, зачернив ее слегка или добавив каплю белил к основному цвету.
Вова задал пару вопросов новому воспитаннику, но ждать ответов не стал, увидев, что похвастать парню особо нечем. Видно там, в семье, не все так сладко, если отправился уже на заработки в свои восемнадцать от силы лет. Какая мать отпустит черте куда сопляка? Тем более такого, которого по состоянию здоровья даже в армию не угребли.
- Ты за меня держись, у меня сын далеко, я пока тебя на воспитание возьму. Вот поработаешь, деньжат подсоберешь, уму-разуму от Вовы поучишься, а потом и в свет отпустим тебя, Ванька! Вова плохому не научит, – делал себе ненавязчивый пиар и подбадривал паренька Дали. - До конца недели поработаем, потом зарплатку получим, ко мне отправимся отдохнуть. Ты отдохнешь, а Вова водочки попьет. Нет, не думай, я, вообще-то, непьющий. У меня изредка бывает это дело. Но уж когда случится запойчик – поминай, как звали, «отъезжаю» конкретно. Жена тогда говорит, что я в космос улетел, нет, мол, меня.
- И не боитесь, что бросит? – несмело спросил Ваня.
- Кто? Кого?! Меня, что ли?! Жена, что ли?! Да ты чего, Иван? Кто ж меня бросит? Я ж человек конкретный, мужик! Деньги в дом несу, люблю… Меня любят. Кто ж меня бросит? И я никогда никого еще в беде не оставил. Меня, знаешь как пацаны любят наши?! О!!! – Вова перекрикивал Леннона и размешивал краску для потолка. Ванька не закрывал рот от удивления – такого интересного человека судьба подбросила ему случайно. Надо же!
Конец недели наступил через неделю. В пятницу вечером позвонил хозяин Игорь, расспросил как дела, уточнил, какую примерно сумму нужно привезти за сделанную работу, а потом, слегка помявшись, попросил Вову за следующую неделю закончить первый этаж полностью.
- Игорь, не вопрос, конечно, можно и закончить. Но у меня по графику тут на днях запой очередной, чувствую уже. Сосет во всех частях организма, так что, пару дней надо из недели вычеркнуть, сам понимаешь.
- А никак перенести Вашу отключку, Володя, не получится? У меня день рожденья. Юбилей. Хотел своих всех позвать в новый дом, на природу.
- Безотказный я человек, елки-палки… - посетовал Дали. – В принципе, если привезешь жратвы и водки, могу попробовать не уходить домой, тут перекантоваться, – слегка подумав, недовольно согласился Вова. – Ты уж прости, Игорек, но в этом вопросе со мной бороться бесполезно – организм так устроен, понимаешь…
Уже к концу дня Дали не мог дождаться, когда же это случится. Стоило только поговорить о надвигающемся запланированном недуге, как душа требовала горячительного с такой силой, что хоть ты беги в магазин за шесть км.
Игорь очень торопился куда-то, потому быстро пробежался по первому этажу, рассчитался, поставил сумку с едой и «горючим» прямо в центре холла на пыльный пол и убежал, крикнув по дороге, что надеется, верит и заранее благодарит за скорейшее завершение работы.
- Галчонок, привет! – набирал номер жены Вова сразу, как только столб пыли поднялся торчком и полетел послушно за джипом Игоря. – Эт я. Короче… на выходные не еду, есть срочная работа, и это… нашло на меня. Ну, сама понимаешь… тут перекантуюсь в этот раз, хозяин подвез все что надо. Але?!
- Да, слышу, слышу, чего алекать?! – ответила Галка. – Так и сдохнешь когда-нибудь со своими полетами. Да еще и один там сидишь, дурак. В речку хоть не лезь купаться, а то додумаешься. Ох, плохо ты кончишь, Вова, плохо. Как и твой ненормальный Дали. Не зря тебя так окрестила Лена твоя.
- Во-первых, не кончишь, а закончишь… - поправил ехидно жену Володя, у которого уже тряслось все тело от нетерпения. – Во-вторых, тьфу-тьфу-тьфу! – сплюнул он, вспомнив, что Дали страдал от болезни Паркинсона. – А в-третьих, я не один… - начал он, но Галя уже ругалась дальше, не расслышав последнее.
Он и не стал уточнять, что завел себе подсобника Ваню. Его, Ивана, и хозяин не видел, когда приезжал – тот в подвале замешивал раствор. А к чему лишняя информация? Пусть думает, что он сам тут тужился, старался.
Вова стал быстренько стругать закуску, одновременно раскручивая пробку на бутылке водки.
- Ваня, Иван!!! – Заорал он изо всех сил. – Сюда, давай! Перекус и отдых! Хорош на сегодня!
Иван пришел, обрадовался накрытому столу с колбасой, жареным карпом и красными огромными помидорами.
- Вова, так, может, к речке пойдем, там и руки помоем и посидим на свежем воздухе, а то тут дышать уже нечем? – предложил парень.
- Ну, быро, быро тогда! – подхватился Вова, держа в руках откупоренную бутылку. – Во, в тазик этот кидай все и побежали. – и он, ухватив булку хлеба в другую руку, вприпрыжку покинул коттедж.
- Н-да… - рассмеялся Ваня вслед убегающему шефу. – Это ж надо, чтоб так приперло.
Ваня водки не пил. Ну, то есть, подростком слегка побаловался за компанию, но потом, намучившись с родителями-алкашами, решил и постановил на всю оставшуюся жизнь – никогда, ни за что!
- Вань, ты на меня не смотри. Я вот напьюсь сейчас и «отъеду» на пару дней, а ты пока мне подготовь эти две комнаты возле лестницы. Я очнусь и быренько все доделаем, – пока еще мог, давал задание на два дня помощнику Вова. – Кстати, первая ж зарплата у тебя! Как? Нормалек? Доволен?
Иван, естественно, был доволен. Он только что получил за недельную работу столько, сколько в другом месте и за месяц выйдет вряд ли.
-Ты ж не пьешь, Ванька? Или в честь получки пропустишь полстаканчика? – Вова неуверенно взглянул на парня.
Ваня сначала помотал «нет», а потом махнул рукой: «А! Была – не была, Вова! Давай! Рюмку можно, а потом искупнусь и – спать. Смотри: вечер, а духота какая»!
- Еще чего выдумал! Купайся сейчас, пока я нормальный. Тут река, знаешь какая?! Потом не дам. Пошли вместе, я тоже искупнусь, а то уже на сыр плавленый похож, как на той картине. – Вова разделся догола и побежал в воду первым.
- Какой сыр? – не понял Иван.
- У Дали картина есть такая. «Мягкие часы» или «Стойкость памяти», что ли, называется. Он сыр плавленый увидел, и картину такую нарисовал о постоянстве памяти, – уже в воде, ухая от прохладного подводного течения, объяснял Вова. – Это ж надо! И что в голове у человека делается, чтоб такие картины писать… О чем забыть не может?..
Вова очнулся от противного ощущения – по ладошке полз слизень, в лицо слепило ярким прожектором солнце. Он потряс головой, смахнул улитку и стал осматриваться по сторонам, пока не понимая, куда это его черт занес. Мухи доедали остатки колбасы, сыра. Подавленные помидоры жижей лежали со всех сторон. Вся одежда валялась в этом мусоре. Вова пощупал себя, проверяя на месте ли трусы, когда увидел, что Ванькины так и болтаются на ветке.
Потом закрыл глаза, пытаясь хоть что-то восстановить в памяти. Минут десять восстанавливал, сдавив виски руками – адская и такая привычная в дни запоев головная боль стучала кувалдой в мозгах и потом эхом отдавала по всем органам.
Резко встал и вместо крика хрипло прокукарекал куда-то в сторону дома: «Ваня! Ив-а-ан»!
Понимая, что дойти до коттеджа будет не так легко, он кричал и кричал, пока не выкричал последний воздух. Пришлось все же собрать последние силы и встать.
В доме было пусто. Везде. Вова проверил даже подвал на всякий случай.
Прихватив из сумки еще одну бутылку, пошел назад к берегу.
-Ну, буду ждать… - обреченно доложил он Ваниным трусам на дереве. – Без трусов куда ж он…
Озяб Вова, видно, специально – чтобы проснуться и избавиться от сна-кошмара. Он видел и не понимал, воображение ли принесло, было ли это на самом деле. Проснулся и протрезвел мгновенно – так четко ему явился тонущий Ваня, который кричит «Помогите!», а он, Вова, лежит на берегу никакой, мертвецки пьяный, и передразнивает уходящего ко дну пацана, не в силах поднять ни руку, ни ногу: – «Не по-мо-ги-те, а help, бли-и-ин…»
***
Галя поднялась в приемное отделение второго корпуса больницы, позвонила в дверь.
- А! Здрассьте, здрасьте, Галина! Заходите. Как раз по коридору гуляет Ваш художник. Сейчас позову.
- Ну, а как он сегодня? – задала Галя свой дежурный вопрос, к которому за полгода уже привыкла и она, и персонал психиатрической больницы.
- Ну, легче, легче уже. А то ж бегал все, щелкал выключатели, уши затыкал, кричал, чтобы хэлп какой-то выключили, все слышал крики какие-то или музыку, что ли… Сейчас я, минуточку.
- Надя, Дали позови! Пришли к нему. Вон, вон, там, в конце коридора сидит.
- Дали!!! – крикнула, приподнявшись со стула дежурная. – Дали, ко мне иди. На выход! Гала твоя пришла!