I
Дни проходили за днями. Иногда Еве казалось, что она едет в поезде, а за окном серый пейзаж сливается в непроглядную унылую мглу. Она словно бы жила параллельно со своей жизнью — жизнь с наружи, Ева внутри. Иногда что-то менялось, но редко, раз или два в год, только чтобы она еще острей почувствовала свою оторванность от мира.
Почему так получилось? Она ведь была обычной девочкой из обычной семьи. У нее все было как у всех, а потом вдруг стало по-другому... Раз и готово. Просто однажды Ева пришла из школы домой, а ее встретила ужасная тетка. Вместо мамы, красивой, нарядной и благоухающей, дверь ей открыла полная, неуклюжая женщина с красным лоснящимся лицом и мутными глазками.
- Вот и ты, деточка, вот и ты! Входи, входи родная!
«Нет! - ужаснулась тогда Ева, - Я не могу быть родней этой женщине!»
Как жестоко она тогда ошиблась. Она потом еще много в чем ошибалась...
А потом ей сказали, что родителей больше нет, и бабушки с дедушкой тоже. Даже нет новорожденного младшего брата. Они все попали под огромный бензовоз; водитель не справился с управлением на обледенелой дороге и снес машину с ее семьей в овраг. Цистерна полетела следом и взорвалась. Как в фильмах.
- Их больше нет и никогда не будет. Ни-ког-да. Пытаясь вдуматься в смысл этого слова, Ева переставала плакать. Она сосредотачивалась изо всех сил и пыталась представить свою дальнейшую жизнь без мамы и папы, бабушки и дедушки, и даже новорожденного младшего брата. Представлять было сложно. Так сложно, что процесс этот занимал у нее все свободное время и не давал ей плакать. Совсем. Она смутно помнила, как доктора и психологи говорили каким-то людям, ее опекунам, что «это неправильно и вредно, что нужно предпринимать меры»... «Вот странно - думала Ева, - родители мне всегда говорили не плачь, что ты как маленькая, а я так мечтала наплакаться вволю, а теперь мне велят рыдать, но у меня нет для них и слезинки.» В такие моменты девочка окончательно погружалась в свои мысли, и уже не слышала, когда к ней обращались...
Так пролетали часы, месяцы. Она потеряла счет времени, только видела, как сменяют друг друга времена года — вот в сумерках гигантские синие сугробы, переливаются под фонарем, словно обсыпанные стеклянной крошкой, вот уже раннее утро и можно оглохнуть от птичьего щебета, наполняющего собой студеный мартовский воздух, вот ясный день в зеленой листве и солнечном зное, а вот, наконец, серый прозрачный вечер, ложащийся на рыжие купы увядающих деревьев.
Ева любила гулять. Целыми днями она пропадала в парке. Иногда ей встречались другие люди, иногда — нет. Сейчас, например, к ней направлялся какой-то человек. Мужчина в черном двубортном пальто подошел к ней совсем близко и, улыбнувшись, взял ее за руки:
- Привет! Наконец-то я тебя нашел!
II
К вечеру у Алена здорово испортилось настроение. Он был взвинчен и расстроен. Так происходило каждый раз, когда ему приходилось туда ехать. Молодой человек давно решил для себя не привлекать родственников к этим поездкам. В конце концов это его дело и он уже привык с ним справляться в одиночку.
Выйдя из офиса, он сел в машину, глянул в зеркало заднего вида, и, поправив безупречный галстук, повернул ключ. «Все в норме, старина, ты — молодец!» - улыбнулся он своему отражению.
Ален выехал из центра и, разогнавшись, мимоходом проскочил сонный пригород. Через десять минут он уже подъезжал к кованой ограде за которой начиналась территория. При взгляде на буро-желтые кроны вековых дубов, Алену стало не по себе. Он высунулся из окна, помахал камере и, дождавшись, когда створки ворот плавно разъедутся, не спеша тронулся. Шурша гравием, машина поползла по дорожкам. Молодой человек вновь погрузился в тягостные раздумья.
«До чего же они огромные! И парк, и дом этот чертов!» - рассердился он, останавливаясь перед трехэтажным викторианским особняком внушительных размеров. Почерневшие кирпичные стены в багровых подтеках обвившего их плюща темным пятном выделялись на фоне буйства осенних красок.
Поднявшись по вытертым ступеням, Ален позвонил. Дверь распахнулась бесшумно и молниеносно.
- Добрый вечер, мсье Лемарк. Пойдемте, я вас провожу, - прошелестела щуплая женщина лет сорока.
Опять новенькая... Работа здесь не сахар, точно.
- Что на этот раз? - поинтересовался Ален.
- Мсье Сантэ велел передать вам, что пока все без изменений.
Полный мрачных предчуствий молодой человек углубился в сумрачный парк, следуя за своей провожатой. Зарядил мелкий дождь и в звенящей тишине слышалось только шлепанье капель, да шорох срывающихся с веток мертвых листьев.
- Это здесь, - сообщила женщина, указав рукой на каменную беседку в конце аллеи
Я вас оставлю.
- Конечно, - вздохнул Ален и направился к массивному, поросшему мхом сооружению.
Навстречу ему вышла фигурка в блеклых одеждах. Сердце болезненно сжалось: она еще больше похудела и в сером вечернем свете походила на бесплотный, колыхающийся фантом. Краски словно высосали из этого белесого создания, только с серого воскового лица на Алена бессмысленно смотрели такие же яркие как его собственные синие глаза. Молодой человек, подойдя вплотную, взял женщину за руки.
- Привет! Наконец-то я тебя нашел! - улыбнулся он.
III
Ева присмотрелась. Ну конечно. Это он, ее опекун, наведывавшийся две недели назад. Что ему опять нужно? В последний раз она все объяснила ему и ясно дала понять, что больше не желает его видеть.
Мужчина снова начал говорить с ней о чем-то. Какое теперь значение имеют его слова? Ведь все уже кончено...
Ева начинала сердиться. Непрошенный визитер определенно раздражал ее. Надо будет попросить няню больше его не впускать. В любом случае ей нет еще восемнадцати, она не совершеннолетняя и никаких решений принимать не может. Ему известно об этом, так зачем продолжать третировать ее своими бесконечными вопросами?! Все. Хватит! Довольно!! Должно быть последние слова Ева произнесла вслух, потому что мужчина отпрянул. Ну вот. Теперь няня снова будет ругать ее, ну и пусть. Он сам напросился.
Немного успокоившись и примирившись с необходимостью выслушать очередную лекцию о правилах хорошего тона, Ева попрощалась с господином в пальто и пошла в дом.
IV
Ален стоял на дорожке, чувствуя, как за шиворот холодными слизняками проскальзывают дождевые капли. Он почти привык к мысли, что мать навсегда останется погруженной в мир своих мрачных фантасмагорий, но с тех пор как он поместил ее сюда, в его жизни что-то неуловимо изменилось. Как-будто он в каждый приезд оставлял здесь кусочек счастья. «Черт! Надо перевести ее отсюда в обычную психушку, - подумал он в сердцах. - Может хоть на нервы так действовать не будет!» Вытер мокрое от дождя лицо и направился к машине.