О ссыльных немцах
Нам просто повезло, что в 1942 году в Ермак пригнали ссыльных немцев. Да каких: все высокообразованные, культурные и, несмотря на войну, были патриотами России. Одна только немка была с нацистским душком. Бывшая жена Гейма преподавала немецкий язык в Павлодаре. Когда было очень туго в 1943-44 годах, грозила ученикам: «Придут наши, мы с вас ремни со спины резать будем». Хотя муж её был хорошим человеком, но, может, именно за свою жену лет пять мантулил в так называемой трудармии в Караганде шахтером.
В 1942 году наша семья познакомилась с семейством Шмидтов. Сначала сестра Мария познакомилась с Флорой Александровной, женой Якова Петровича и матерью моего друга — Владимира. А потом и я познакомился со своим другом в школе, по-моему, в пятом классе. Сидели мы с ним года три на одной парте, как два вороньих яичка. Вернее, одно сорочье — это я, и одно воронье – это мой друг. У меня в молодости на лице было очень много мелких веснушек, а у моего друга столько же крупных и ярких, так что светлой кожи у него на лице было меньше, чем тёмной.
Яков Петрович был убеждённым коммунистом, патриотом и щепетильно исполнительным педантом. У меня до сих пор не укладывается в голове, как, имея высшее историческое образование, при всех невзгодах жизни, притом, что война всё-таки велась против немцев, быть убежденным коммунистом. Его сын Владимир жил в, можно сказать, жестком, даже жестоком ежовском режиме, а позже оказался либеральных взглядов. Да и в детстве в нём проглядывалась полная неприязнь к Сталину и всем нашим порядкам в жизни.
Где-то в 1943 или 1944 году Яков Петрович бросил преподавать в школе и ушёл пасти отару овец, только бы не поморить детей с голоду. Вовка говорил мне:
— Мы уже начали пухнуть с голоду, когда отец пошёл пасти отару овец и стал хоть по литру приносить овечьего молока. Иногда нам давали по кусочку баранины, когда местные баскармаки (начальники) пировали.
Первые годы войны немцы должны были отмечаться в милиции ежедневно. Все взрослые мужчины и женщины. После войны два раза в неделю.
Нам сильно повезло в том, что все самые уважаемые люди из немцев, поляков и евреев, сначала по одному, а затем целыми группами стали приезжать летом к нам на «остров», как бы отдохнуть. Часто подолгу разговаривали с родителями. Интересовались нашей жизнью и даже завидовали, что мы сумели в такое трудное время не только выжить, но и преуспеть. К концу войны у нас было стадо из трёх коров, всегда телята, даже быки свои.
Я напишу несколько фамилий наших гостей:
Герклоч — кардиолог, позже зав. кардиологической клиникой в Павлодаре.
Юстус — опытнейший врач.
Цитович — фармацевт. Сам в войну собирал травы и лечил людей.
Шмидты — педагоги, бывшие преподаватели высших военных курсов и институтов в Саратове и Нальчике.
Моосы — математик и языковед.
Геймы — историк и языковед.
Ферингер — математик.
Мантель — химик.
Герман — бухгалтер. И другие.
В 7-м Ауле преподавал учитель Вильгельм Эммануилович, фамилию я забыл, он после института ещё пять лет изучал геометрию. Хобби — скрипач.
Только из-за этих людей, да своего упорного труда мы стали немного отличаться от обезьян.
Спасибо всем им, и судьбе.
Как-то в беседе с отцом Герклоч спросил:
— Как вы думаете, Иван Иванович, почему мы никак не можем победить немцев?
Иван Иванович ответил:
— Так воюем мы с немцем, а не с казахом, поэтому и победить не так просто.
Все дружно расхохотались и согласились с отцом: да, это совершенно верно. Все, кто приезжал к нам, никогда ничего не говорили ни про Сталина, ни про других вождей. Не потому, что боялись с нашей стороны предательства, а просто потому, что были слишком умными и порядочными людьми. Да, как говорит пословица, бережёного и Бог бережёт.
Родителей никогда не вызывали в милицию, чтобы поинтересоваться, чего приезжают к нам часто немцы и о чем они говорят. Может быть потому, что мы всем были друзьями.
А перед матерью в Ермаке все мужчины снимали головной убор — так сильно её уважали за труд и справедливость. Ещё до войны дед Басилей, Василий Иванович Маслов (автор «Немолях»), говорил нашей матери: «Как, Ульяна, можешь столько трудиться? Ведь на твоём месте сколько бы тракторов уже поломалось!» А она ещё пережила войну, и ещё сорок послевоенных лет.
Как только закончилась война, Якова Петровича Шмидта нашли в Ермаке, чтобы взять на работу в советское посольство в Берлине переводчиком, где он проработал два или три года и принимал какое-то участие в строительстве ГДР. Нашли очень преданного коммуниста и честного человека даже в Ермаке!
В 1948 году немцам разрешили миграцию, то есть, переезд с одного места жительства на другое в приделах Казахстана. Семья Шмидтов и мой друг уехали в Джамбул, затем в Новокуйбышевск и Ульяновск.
А я со своим другом не могу расстаться до сих пор. Раньше мы писали письма друг другу часто. Письма эти всегда были на острие ножа, касались политики, но Бог миловал. Хотя мы очень маскировали свои рассуждения, но ведь как ни ныряй, а зад всегда наверху светит. Последние письма, которые мы писали друг другу, касались падения Берлинской стены, но про это писали уже совершенно открыто. Теперь иногда поздравляем друг друга с праздниками.
Всё-таки нашей дружбе уже 58 лет!
Как-то ехал я поездом. В Новокуйбышевске села молодая женщина. Постепенно разговорились.
— Есть, — говорю, — у меня один знакомый в вашем городе, отец моего друга, но вряд ли вы его можете знать.
— А кто?
— Яков Петрович Шмидт.
— Да что вы говорите, его знает весь наш город! Он почетный гражданин нашего города. Самый уважаемый человек.
А Новокуйбышевск, это не Ермак и не Тихорецк — это огромный город.
***