Здравствуй, дорогой друг!
Прости за молчание. В свете последних событий оно, вероятно, не на шутку встревожило тебя. Но со мной все в порядке, разве что неожиданный переезд вызвал во мне некую душевную сумятицу, и всю последнюю неделю я находилась в состоянии глубокой осенней хандры.
Сегодня же утром я решила взглянуть на мир по-новому. То, что произошло, оставило в моей душе неизгладимый след, однако, жизнь продолжается, и жить прошлым было бы слишком дорого для сегодняшнего дня. Я встала с постели, подошла к трюмо и взглянула на себя в зеркало. И нашла себя вполне безобразной. О, милый Ганс, я никогда не позволила бы тебе лицезреть себя в столь запущенном виде! Я даже раздумывала, стоит ли тебе об этом писать. Однако ты знаешь, как быстро я могу преображаться даже после больших потрясений. Чулки со стрелкой, маленькое черное платье, нить белого жемчуга, красная помада – и перед вами снова я, дерзкая и расчетливая. Впрочем, как всегда. Тебе ли не знать.
Теперь ты знаешь, что я в безопасности, и я верю, что ты найдешь способ рассказать мне все, как есть. Возможно, увидев все произошедшее твоими глазами, я наконец-то выйду из ступора. Пока же я чувствую себя скарабеем, лапка которого привязана к неподвижной опоре. Вроде и простор для действий, а далеко не уползти.
Всего наилучшего! Твоя Мартина.
Ганс Фритен сложил листок вчетверо, положил обратно в конверт, подошел к окну и закурил. Вот уже несколько дней не переставал лить дождь. Тонкие струйки расползались по стеклу, и в неясном свете уличных фонарей каждая капля отсвечивала красным. После Мюнхенского соглашения Фритен, как человек, работавший на германское правительство, уже не сомневался, что грядут великие потрясения. Рейх крепчал, наводя свои порядки как на границах, так и внутри страны. И Мартина – одна из первых жертв. Но в чем причина посягательства на дочь именитого хирурга? Ответ на этот вопрос могла знать только сама фройлен… И, разумеется, его бывшие коллеги, ныне сотрудники спецотделения «Аненербе», отношения с которыми на сегодняшний день складывались, мягко говоря, не самым лучшим образом. Ганс вновь закурил, бросил конверт в пепельницу, а следом отправил туда горящую спичку. Бумага скручивалась в пламени, которое поглощало слова фройлен фон Лебен, и с каждым сгоревшим словом в памяти, будто феникс-птица, воскресало из пепла забытья воспоминание.
Вот некогда уютная квартира на Фридрихштрассе, где Ганс так любил коротать вечера в аромате ее сладких духов и душистого чая. А вот и ее черный силуэт на фоне окна. Он мысленно подходит ближе, чтобы видеть ее лицо. На нем изогнутая, манящая улыбка, полная лукавства, - ее визитная карточка. Полные вишнёвого цвета губы, большие зеленые глаза…. Не было такого мужчины, у которого не туманились бы мысли от их пронзительного взгляда. Ещё мгновение - и перед мысленным взором Фритена проносится страшная резня Хрустальной ночи, звон разлетающихся вдребезги стеклянных витрин и застывший ужас в глазах еврейского мальчика за секунду до смерти… Ганс утопил окурок в горстке пепла, накинул плащ и вышел на улицу, чтобы охладить пылающие мысли.
Приближалась зима. Леденящее дыхание севера подошло уже совсем близко, трава и деревья были покрыты изморозью, мелкие кристаллики врывались в легкие при каждом вздохе, вызывая судорожный кашель. Ноябрьский туман застилал окрестности, а свет уцелевших фонарей делал его похожим на дым лесного пожара. Поистине, до пожара было недалеко.
Фритен зашел в один из мелких баров и устроился за столиком в темном углу, с полным хаосом в голове, решив попытать счастья упорядочить его шнапсом и сигаретами. Под спиртное на ум неожиданно пришли строки его далекого друга, поэта из Баварии:
Сколько слов сломанных брошено зря,
Сколько еще недосказанных мается!
Нет нужды ждать, пока кто-то покается
В туманные дни ноября…(c)
В один из таких дней Ганс Фритен решил навести визит фройлен фон Лебен. После внезапной кончины отца она осталась совсем одна, и Фритену, как старому другу семьи, нередко приходилось улаживать ее дела, выполняя подспудно функции юриста, адвоката и финансиста, что ничуть его не тяготило. Ганс и Йозеф фон Лебен были знакомы еще с окопов Великой войны . Военный хирург, имя которого в свое время гремело по всей стране, и молодой контрразведчик, впоследствии сделавший неплохую карьеру спецагента, сошлись на почве разочарования и всепоглощающей пустоты. Они совместно пили водку, созерцали звериные лики людей в противогазах и молчали о бессмысленности происходящего, ибо слишком хорошо знали, что иным может быть только путь смерти, причем не самым страшным вариантом была смерть от руки противника. За каждым из них был свой грешок, и каждый подозревал, что в один прекрасный момент за него придется ответить в камере гестапо. После войны они продолжали общаться, в доме фон Лебен Фритен всегда был желанным гостем, а молодая дочь его друга только подстегивала его желание гостить как можно чаще.
- Я вижу, Мартина овладела и твоими мыслями, Ганс, - с улыбкой заметил фон Лебен.
- У тебя прекрасная дочь, дружище, - задумчиво отозвался Фритен.
- Она не так проста, как кажется на первый взгляд. Берегись, если задумаешь вдруг стать ее любовником. Точнее, если она задумает тебя им сделать, - ухмыльнулся Йозеф.
Фритен был поражен, однако с той поры мало что изменилось. Он и фройлен много общались, стали близкими друзьями, но не более того. Зато они могли доверять друг другу. В разумных пределах.
В тот день Ганс вышел на оживленную Фридрихштрассе и уже собрался переходить улицу, как внезапно увидел знакомый автомобиль, припаркованный в совершенно неподходящем для этого месте аккурат под окнами Мартины фон Лебен. «Похоже, визит к фройлен придется отложить», - разумно решил агент и занял выжидательную позицию за столиком в кафе напротив.
Прошло несколько минут, и у автомобиля появились ищейки СС. Лучшие, надо сказать, сотрудники. Потом квартира Мартины вспыхнула. Дело принимало серьезный оборот, и Ганс не на шутку встревожился. Наверное, он так и задавался бы вопросом о дальнейшей судьбе фройлен, вплоть до тех пор, пока не пришло ее письмо из Штатов, если бы не полученное в тот же день задание…
- Эта рухлядь не стоит таких денег, - мрачно процедил худощавый агент по недвижимости.
- Морган, разве вам не втолковали, что клиент всегда прав? Займитесь бумагами и не отнимайте моего времени.
Мартина устало опустилась в кресло и закурила. Дивное место, «The Garden of stones»…Медные краны, ржавые трубы и скрипучие половицы не в счет, когда рядом с домом такой великолепный сад в японском стиле. Довольная удачным приобретением, Мартина позволила себе выпить немного виски, принять ванну, затем выпить еще виски, потом еще и еще, и, наконец, погрузиться в алкогольный сон. Во сне ее ждал покинутый Берлин, где оживали все призраки прошлого, второпях оставленные за океаном.
В то погожее ноябрьское утро неожиданно раздался стук в дверь. На пороге стоял Тобиас Шульц, знакомый ее отца и бывший коллега Ганса Фритена. Вид у него был такой, словно за ним сам черт гнался.
- Одевайтесь, Мартина. Скорее! – вместо приветствия бросил Шульц, - Вас хотят убить.
Он помог ей собраться и отвез в аэропорт, где вручил новые документы на имя Кэролайн Картер и билет до Нового Света.
- Дальше вы сами. Желаю удачи! – сказал Шульц и поспешил скрыться, так что Мартина даже не успела поблагодарить его за спасение.
Впрочем, благодарить следовало бы не его одного. Поскольку этот человек не имел никакой выгоды от ее спасения, к тому же практически не знал фройлен лично, у нее были все основания предположить, что агент Шульц занялся этим делом по просьбе Ганса Фритена. Единственное, что оставалось загадкой, так это причина, по которой ее несостоявшееся убийство хотели приурочить к еврейским погромам. Когда по городу разлетались битые стекла, она спала спокойным сном, будучи абсолютно уверенной в собственной безопасности. И тут такое… Нужно было срочно связаться с Гансом. Что, собственно, она и сделала, передав письмо так, как того требовала безопасность.
Утро выдалось хмурым. К тому же после вчерашнего виски беспощадно болела голова. Да еще этот американец Морган, за что она ему только платит…
- Нет, мэм, я не знаю, где можно достать «чего-нибудь эдакого».
- Черт бы вас побрал, Морган, - улыбнулась Мартина своей традиционной улыбкой, - Сейчас я готова нюхать хоть зубной порошок, если это поможет вправить мне мозги. Убирайтесь к черту. Бумаги подпишем завтра.
Впрочем, зубной порошок не потребовался. К обеду фройлен уже равняла на столе две белые дорожки, как в дверь позвонили. Мартина, в чем была, подошла к двери. Для справедливости надо сказать, что было на ней немногое: пара черных чулок на подвязках, атласное белье и кружевной пеньюар, который она захватила с собой из Берлина. Сейчас она покажет Моргану, как опасно быть назойливым.
- Послушайте, Морган… Ганс! – ее лицо просияло, - Заходи же скорее!
Фритен был несколько смущен.
- Извини, что так неожиданно. Ты, видимо, ждала кого-то…
- Риэлтор, - отвечала она, вдыхая белый порошок, - Допекал меня с самого утра. Прости, но на тебя угощения не хватит, - улыбнулась Мартина.
Ее глаза с расширившимися зрачками влажно блестели, это было заметно даже при неясном свете, проникавшем с улицы сквозь задернутые шторы. Гладкие черные завитки ее волос ниспадали на плечи, яркие губы на фоне бледного лица выглядели еще более манящими. Взгляд его скользнул вниз, на полуобнаженную грудь Мартины, обрамленную черным кружевом. Дерзко, вызывающе, словно с обложки журнала, который он, будучи подростком, втайне рассматривал на чердаке. Теперь мечтания оживали, наполнялись живым огнем, обретая плоть и кровь. На уровне инстинктов это было похоже на охоту, отчасти это и была охота.
Под словом «угощение» Фритену хотелось видеть совершенно иной смысл, нежели предложенный хозяйкой, однако стоило обыграть и ее вариант.
- Я полагаю, этого хватит, - сказал Ганс, выкладывая на стол пару пакетиков, сулящих призрачное очарование.
- О, да ты поистине проницателен, - рассмеялась Мартина.
Хаос в голове нарастал. Спецагент вскрыл один из пакетиков и последовал примеру своей старой знакомой. Смущение и хаос отступили, и вскоре они уже непринужденно болтали на языке своих предков, распивая привезенный из Берлина шнапс и куря немецкие сигареты.
- Теперь у меня такой огромный дом, - сказала Мартина, когда они оказались в спальне, - В нем одиночество ощущается еще сильнее. Порой ночью я брожу по темным коридорам, устеленным старыми коврами, слушаю музыку стен, и кажется, что по «Саду камней» гуляют призраки. А днем занимаюсь тем, что сижу в гостиной и созерцаю на полу разделенный солнечный квадрат окна, - засмеялась Мартина.
Похоже, она была уже изрядно пьяна. Да и Ганс еле держался. Его била дрожь, то ли от возбуждения, то ли от кокаина, то ли от страха… А она была так хороша в своей бесстыдливой полунаготе! Ганс положил руку на ее округлое бедро, и она безотчетно поползла вверх, к манящей гладкости атласа, затаившейся под хитросплетением кружев. Женщина не сопротивлялась, напротив, она раздвинула колени и откинулась на кровать. Оно того стоило. Ведь секс – это как смерть наоборот. А сейчас эти двое никак не желали смерти.
- Откуда у тебя это? – спросил Фритен, проводя пальцем по гладкой розоватой полоске на теле женщины.
- Этот вопрос интересовал почти всех моих любовников. Все просто: без этих шрамов мое тело было бы идеально гладким, белоснежным и холодным. А так я могу с тобой разговаривать, могу заниматься любовью и даже быть преследуемой германскими спецслужбами! Весьма неплохо, разве что временами приходится подсаживаться на белое обезболивающее, - улыбнулась Мартина.
Ганс задумался. Поднялся в постели, закурил и бросил осторожный взгляд на лежащую рядом собеседницу.
- Это так странно… Я покажусь тебе не совсем нормальным, если скажу, что испытываю патологическую страсть к подобным вещам.
- Твой фетиш – безобразные швы? – с насмешкой спросила Мартина.
- Скорее, красота безобразного. Идеальное, которое подпорчено, так что больше не является идеальным.
Она смотрела на говорящего со странной улыбкой.
- В этом есть что-то особенное? – сказала Мартина, пытаясь казаться равнодушной.
- В этом заключена философия боли. Страдание, перенесенное человеком, возвышает его над другими. Человек, несущий на себе такие явные его следы, становится прекрасен, как бы они ни были безобразны. Он знает цену жизни и лишен суетности тех, кому еще только предстоит ее познать.
- О, да ты философ! – рассмеялась женщина.
Потом, немного помолчав, добавила:
- Это произошло пятнадцать лет назад. Страшная авария на выезде из Берлина. В наш бьюик на полной скорости врезался фургон, в котором ехала семья польских иммигрантов. Наш водитель погиб, отец получил сотрясение мозга, а я потом еще пару лет находилась на реабилитации. От его коллег я слышала, что мои шансы выжить были невелики.
- А что с поляками? – неожиданно поинтересовался Фритен.
- Их было четверо. Супружеская чета, старая бабка и дочь-подросток. Ей, как и мне тогда, было всего четырнадцать. Все погибли.
Ганс поднес женщине зажигалку, она закурила, и, выпустив тонкую струйку дыма, откинулась на подушках. Разум Мартины окончательно прояснился, но она все еще не могла решиться задать свой главный вопрос, потому что внезапно начала бояться ответа. Ганс захватил бритвенные принадлежности и отправился в ванную. Мартина оделась и спустилась вниз в поисках спиртного. В гостиной стоял Морган. Тряпка с хлороформом заткнула фройлен рот прежде, чем та успела возмутиться столь наглым появлением.
- Мисс Картер, прошу прощения за свое отнюдь не джентльменское поведение, однако того требовали обстоятельства, - человек, сидящий напротив, имел внешность риэлтора Моргана, однако все в его манере держаться указывало на то, что Морганом он больше не являлся.
Мартина осмотрела примитивно обставленную комнату – пружинная кровать, стол, пара стульев, раковина в углу, ровные стены блеклых тонов, - ничего лишнего. На камеру не похоже, и на том спасибо. Тогда что же это? Кто этот человек на самом деле? Размышления пленницы прервал голос несостоявшегося риэлтора:
- Вероятно, у вас накопилось достаточное количество вопросов, ответить на которые здесь и сейчас – мой долг. Долг перед старым другом, которого звали Тобиас Шульц, и которого не стало несколько часов назад.
- Шульц? – Мартина готова была разрыдаться.
- Тобиас был правой рукой вашего отца. Незадолго до своей кончины мистер фон Лебен поручил ему негласно заботиться о вашей безопасности. По вашем прибытии в Соединенные Штаты эта функция была возложена на меня. Кроме того, Шульц отдал мне на хранение пакет документов, который в случае его смерти следовало срочно передать вам, пояснив, что вы должны сделать с содержащимися в нем бумагами после ознакомления. Перед тем, как пакет попадет в ваши руки, стоит отметить, что Тобиас полностью мне доверял, поэтому позволил мне изучить эти бумаги. Они написаны исключительно на латыни, к тому же изобилуют специальными медицинскими терминами, поэтому будет нелишне объяснить их суть простым и понятным языком.
- Значит, это из-за них меня хотели убить, – как-то слишком спокойно произнесла Мартина.
- У нас мало времени, мисс Картер. Позвольте, я продолжу. Пятнадцать лет назад вы и ваш отец попали в автокатастрофу. В результате погибла польская семья, ехавшая во встречной машине, и ваш водитель. Это по официальным данным. На самом деле, на месте аварии погибли лишь супруги и их пожилая родственница. Молодая девушка, дочь погибших, получила серьезные травмы, однако была жива, когда ее доставили в клинику Йозефа фон Лебена. Одновременно туда доставили и его дочь Мартину, получившую увечья, несовместимые с жизнью. Вы понимаете, о чем я?
Женщина молчала.
- С-совсем несовместимые? – наконец выговорила она.
- Доктор фон Лебен был гениальным хирургом, но, к сожалению, не был волшебником. Однако он попытался кое-что сделать. И это была уникальнейшая операция, первая и, вероятно, последняя в мире. Ни одна подпольная лаборатория Аненербе не смогла повторить этот опыт, хотя эксперименты на эту тематику там ставились, не щадя род людской. Это была операция по вживлению чужеродных клеток памяти в головной мозг человека. Другими словами, «пересадка мозгов».
- Лоботомия? – с ужасом произнесла фройлен.
- Нет, мисс Картер, все гораздо серьезнее. Полная замена разума, вживление личности одного человека в тело другого. С полной утратой личности того, у кого «позаимствовано» тело. Как вы понимаете, дочь доктора фон Лебен умирала. Единственным способом сохранить ей жизнь было новое тело. Тело молодой полячки, Евы Хмельницкой. Она находилась без сознания и была близка к состоянию комы, однако имела большие шансы выжить. Фон Лебен шел на огромный риск, решив вживить клетки памяти дочери в кору головного мозга юной полячки, но все прошло как нельзя лучше. Мартина получила новое тело и новую жизнь, а ее старое тело было похоронено на кладбище для сирот под именем Евы Хмельницкой. Здесь есть фото.
Морган протянул собеседнице карточку, с которой скромно улыбалась она сама, только моложе. Взгляд был иным, словно у затравленного зверька. Девушка на фото явно была скованной, что шло в полный разрез с нагловатой уверенностью Мартины, которой она славилась уже в столь юном возрасте.
- Ева Хмельницкая, незадолго до аварии. А это – Мартина фон Лебен в четырнадцатилетнем возрасте.
Вот это была она! Точнее, угловатая девчушка с ее взглядом. Несколько похожая на первую, но совершенно иная. Кто же из них – она? Волна ужаса прокатилась по нервам, руки предательски дрожали, а на лбу выступил холодный пот.
- Этого не может быть… это же противозаконно! Такую подмену заметили бы все!
- Вещественные доказательства были уничтожены, документы запечатались в этот пакет и хранились в надежном месте. Эксгумировать тело якобы Хмельницкой, которая недавно прибыла из Польши и не имела в Германии ни знакомых, ни родственников, никому не пришло бы в голову. А что касается Мартины фон Лебен… Кто же докажет, что ее лицо не было изуродовано и не потребовалась пластическая операция? Притом почти два года, пока она находилась на реабилитации, ее мог видеть только персонал клиники. А за два года подростки могут сильно измениться. К тому же, имело место некоторое первоначальное сходство девушек.
- Так кто же я на самом деле? Ева Хмельницкая?
- Скорее, Мартина фон Лебен в теле Евы Хмельницкой. Считайте, что вам повезло.
- Почему же за мной охотились в Германии?
- Не только в Германии. Вами также заинтересовались в ЦРУ. Вам нужно как можно скорее покинуть Штаты. К тому же, насколько мне известно, в вашем доме сейчас находится немецкий спецагент, получивший задание найти эти документы, а после доставить вас на родину, в лабораторию Аненербе.
- Ганс?!
- Да, его имя Ганс Фритен.
- Не может быть…
- Теперь, когда вы все знаете, мне остается лишь отдать вам несколько нужных вещей, - с этими словами Морган протянул фройлен небольшой дорожный саквояж.
В нем были новые документы, парик, темные очки, авиабилет на рейс до Австралии, чековая книжка, немного наличных и зажигалка.
Мартина вопросительно взглянула на своего нового спасителя.
- Пользуйтесь на здоровье. Я умываю руки. Все, что от меня требовалось, я выполнил. Прощайте.
- С какой стати я должна вам верить? – беспомощно крикнула фройлен.
- Да, чуть не забыл, - Морган остановился в дверях, указывая на металлическое ведро у входа, - Сложите сюда все бумаги и уничтожьте их.
Мартине захотелось напиться водки и погрузиться в блаженное алкогольное небытие, однако такая страусиная тактика сейчас могла бы обойтись весьма дорого. Отгородиться от действительности значило бы уподобиться тем глупым птицам, что прячут голову в песок при виде малейшей опасности. Но пока ты нагибаешься, чтобы спасти голову, тебе могут поддать под зад. Или свернуть шею. Только теперь не все ли равно?
Ведь ничего не осталось… Все, чем она жила столько лет, было не ее! Не ее отец, не ее имя, не ее жизнь, не ее тело. Стоит оглянуться назад, и становится ясно, что все эти годы над ее собственной личностью довлела личность Мартины фон Лебен, а она сама жалкой тенью просвечивала сквозь загадочную плотность чужой души, не в силах выбраться на свет. Кто он, Йозеф фон Лебен, которого она любила больше всего на свете, которого боготворила и считала спасителем? Злой гений? Сумасшедший доктор, создавший настоящего Франкенштейна? Да, с телом ей, конечно, повезло больше, чем тому литературному несчастному, однако она-то была реальна!
А Фритен чего стоит! Этот слизняк, которого она считала своим единственным другом, так искусно предал ее, и бровью не повел! А теперь хочет заполучить документы и сдать ее, как живой материал для экспериментов, чтобы потом наблюдать, как она медленно умирает… Да, она спала с ним. Но второго такого удовольствия она ему не доставит. Ведь смерть – это как секс наоборот. А сейчас, наблюдая, как медленно исчезает в огне ее единственное настоящее, заключенное в прошлое, она желала только смерти.
- Спасибо за сотрудничество, мистер Фритен. Эти сведения для нас чрезвычайно важны. Вы долго работали на благо Соединенных Штатов Америки, и теперь можете надеяться на вознаграждение. Мы считаем своим долгом предоставить вам политическое убежище и американское гражданство. И, разумеется, ваш гонорар.
- Я подумаю над вашим предложением, - пообещал Ганс Фритен, покидая штаб-квартиру ЦРУ, - До встречи, господа.
Однако спецагент очень надеялся, что их следующая встреча никогда не состоится. Он слишком много знал, к тому же вел двойную игру, и как на Родине, так и здесь об этом начинали догадываться. Чтобы спасти Мартину, он согласился на это заведомо провальное задание. Иначе ему бы не позволили пересечь германскую границу, и в скором времени она оказалась бы в руках у агентов ЦРУ. Теперь же, в худшем случае, они умрут вместе. В лучшем – сумеют покинуть США незамеченными.
Дверь в «Сад Камней» была не заперта. Ганс оглядел гостиную и поднялся в спальню в поисках Мартины, которую он по-английски покинул несколько часов назад, выбравшись из окна в ванной комнате. Иначе было нельзя, ибо у парадного входа дежурил подозрительный тип, который, по всей видимости, вел за ним слежку.
Из ванной доносились звуки музыки. Любимый композитор фюрера. Вкус у Мартины, на его взгляд, всегда был странноватый. Фритен постучал в дверь, но ответа не последовало.
- Martine, Ich kann eingehen? , - Ганс осторожно приоткрыл дверь и увидел свою возлюбленную, сидящую в ванной с бокалом шампанского в руке.
Музыка играла слишком громко. Что-то было не так.
- Ха-ха, а вот и гость на моем последнем празднике! – резко сказала женщина, будучи уже изрядно подвыпившей.
- Не понимаю, к чему все это. Что произошло, Мартина? – Фритен подошел ближе и присел на край ванной.
Он смотрел на нее так, как на нее не смотрел еще ни один мужчина. И теперь уже все равно, кто он такой, и что он собирается сделать. Жаль, что этот бессловесный и бестелесный контакт продлится недолго. Ему уже ничего не успеть. Сквозь мыльные пузыри начинали проступать пятна.
- «Я выхожу на помост, одетая в мыльную пену. Помост – это тот же погост, мы все здесь заложники тлена…(c)» , - процитировала Мартина одно из своих сочинений.
Ее рука подалась вверх, к гладко выбритой щеке Ганса, и тут он заметил, что по ней расползаются кровавые полосы.
- Т-ты… ты что наделала? – закричал он, бесцеремонно вытаскивая женщину из ванной.
В южном городе сгущалась тьма. В коридорах дешевого мотеля раздавался пьяный смех, а из соседнего номера доносились дикие стоны. Они лежали, прижавшись друг к другу, и после стольких сказанных слов не могли решиться, чтобы вновь заговорить.
- Теперь, когда мы знаем друг о друге все, я бы хотел сделать еще одно признание, - наконец произнес мужчина и, увидев нарастающее волнение в глазах женщины, поспешил продолжить, - Я всегда любил тебя, Мартина. И всегда буду любить тебя, кем бы ты ни была. Это тело – прекрасная оболочка, но не более того. В конце концов, оно состарится и увянет, потеряв свою привлекательность. Я просто хочу ощущать твое присутствие рядом, слышать твой смех, улавливать на слух твое дыхание, знать наизусть все твои тайны, но никогда не постичь тебя целиком...
Впрочем, для этого впереди была целая жизнь. И в ту ночь, растворяясь в страстных объятьях друг друга, они не переставали молиться, чтобы им было позволено прожить ее до конца.
27 октября 2010 г.