Я бросала в реку камешки и палочки, за которыми с радостью прыгал в воду щенок-подросток. Палки он вылавливал и приносил мне. Если в воду летели камешки, он доплывал до того места, где они тонули, и в растерянности оглядывался, слегка поскуливая. Потом требовательно таращился на меня, ожидая, исправления этой нелепой ситуации. И я исправляла, посмеиваясь и бросая палку. Вот радости то было! Для него всё сразу становилось на свои места, и можно было веселиться дальше. Да, кстати - пса звали Нэкс, а меня — Фиона.
Потом прибежала служанка и сказала, что уже всё готово к церемонии, и мне пора идти переодеваться. Мы перешли через небольшой, но достаточно широкий для проезда кареты мост, и вошли в дом. Нэкс, конечно же, протиснулся мимо нас в дом и мгновенно исчез, чтобы его не успели выпроводить во двор. Вот же хитрюга!
Из гостевой, что располагалась в комнате слева, слышался негромкий разговор сразу нескольких человек. Это, верно, были прибывшие недавно гости и сваты. А я пошла в небольшой коридор направо, где почти в самом конце, находилась моя комната. Туда сразу же прибежала юная и весёлая служанка, которая была одновременно и моей подругой, потому что она неотлучно находилась рядом со мной, сколько я себя помню. Она была дочерью нашего мажордома и всего на несколько дней старше меня.
Люси, так её звали, принялась хлопотать вокруг меня, наряжая в умопомрачительно красивое длинное платье из небесно-голубой парчи. Это меня сильно взволновало, потому что это было «взрослое платье». До этого момента все мои наряды едва достигали щиколоток. Вот, наконец-то, дождалась того, чего мне всегда так хотелось. Я так завидовала моей старшей сестре, когда она выходила к гостям в своих платьях. Эстер сама их придумывала, а уж швеям приходилось потом трудиться, воплощая очередной шедевр её фантазии в реальность.
Во время праздников, которые мои родители регулярно устраивали, все восхищённо, особенно мужчины, смотрели на неё и говорили ей комплименты. Правда, замуж её пока почему-то никто не приглашал, и это доставляло моим родителям немало огорчений.
Нельзя сказать, что никто на неё не засматривался. Трудно было не засмотреться: шикарная грива огненно-рыжих волос в сочетании с большими изумрудно-зелёными глазами, высокие брови вразлёт, белоснежно прозрачная кожа и высокие скулы, тонкий нос, с изящно вырезанными ноздрями — могли свести с ума кого угодно.
Эстер очень похожа на маму и не только внешне, но и характеры у них схожи — в них обеих обитает непокорный и горделивый дух. И отец до сих пор без памяти влюблён в нашу маму. Это сильно заметно, когда он думает, что за ним никто не наблюдает. Такая нежность, такое счастье лучится из его глаз, когда он смотрит на неё украдкой. А для моей сестры пока ещё не нашёлся, тот, который покорил бы её сердце.
Комплименты она воспринимает, как должное, и всё это её слегка забавляет. У меня сложилось такое впечатление, что мужчины восхищаясь ею, одновременно побаиваются её. И что самое интересное, это вполне мою сестрицу устраивало. Замуж она явно не спешила.
Однажды я подслушала, как в коридоре, около кухни судачили две служанки. И одна другой говорила, что видела, как моя сестра, в одной ночной сорочке, прошла в башню в полной темноте, даже свечу не несла. Сначала служанка, по её словам, не поняла что происходит. А потом решила предложить свою помощь, но когда она подошла к моей сестре, то от неё пахнуло таким холодом, как от привидения, что та испугалась и убежала к себе, и долго потом не могла уснуть. А другая, ей в ответ клялась и божилась, что видела, как молодая госпожа летела по воздуху, тоже ночью, куда-то в сторону леса, правда без метлы. Потом они долго шёпотом и со вкусом обсуждали: можно ли теперь считать госпожу Эстер, страшно подумать — ведьмой? Я тогда решила, что все эти сплетни от нечего делать, просто потому, что слуги всегда судачат о своих господах. Да и выбросила всё это из головы.
А сейчас, я с удовольствием рассматривала своё отражение в зеркале, поворачиваясь то одним боком, то другим, и пыталась повторить горделивый поворот головы моей сестры, и это мне почти удалось. Как вдруг, моё собственное отражение перестало мне подчиняться, улыбнулось и шутливо погрозило мне пальчиком. Я остолбенела и в недоумении посмотрела на свои руки. Да, руки были очень красивые, ухоженные, нежные, украшенные двумя золотыми перстеньками. Но ничего подобного мои руки, только что не выделывали. Это я помню совершенно точно. Что это было? В это время послышался тихий, почти неразличимый, шаловливый смех, как будто из зеркала. Но такого не могло быть. Ноги стали ватными и я плюхнулась на пуфик перед зеркалом. Просто невозможно было в это поверить. Я оглянулась, но кроме моей служанки, которая пыталась привести в какой-то прядок мои непослушные кудри, никого не было.
- Люси, ты это слышала?
- Вы о чём, госпожа Фиона? - беззаботным голоском ответила она. «-Та-ак. Значит, мне это всё показалось?»
- А сюда сейчас никто не заходил? Может быть госпожа Эстер, заглядывала?
На мой вопрос она сказала, что никого не было и никто не приходил и, - Ради бога госпожа, пожалуйста, посидите спокойно, а то ничего не получается. «Значит, она ничего не заметила», - подумала я. «Может у меня галлюцинации? Такие, весёлые галлюцинации. Может быть со мной что-то не так?» Мысли мои метались, как перепуганные зайцы. Сразу вспомнились служанки, перемывающие кости моей сестре, и у меня закралась мысль: « А вдруг всё это правда?» Мой разум отказывался всё это принимать, и я потрясла головой, чтобы хоть как-то привести свои мысли в порядок.
- Ну вот! Вы опять всё испортили! - в отчаянии воскликнула Люси, и этим воплем она вернула меня в реальность. С опаской посмотрела в зеркало, но моё отражение вело себя вполне прилично, и я слегка успокоилась.
«Ладно, с этим потом буду разбираться и, кажется настало время откровенно поговорить с сестрой. Но это потом, а сейчас надо сосредоточиться на предстоящей церемонии и не ударить в грязь лицом, и не опозорить родителей». Люси закончила меня причёсывать.
Пришёл отец в парадной одежде. Как всегда строгий и подтянутый, но взгляд его был ласков, а в усах пряталась улыбка. Одобрительно осмотрел меня со всех сторон и сказал с лёгким вздохом, что такую красавицу жалко отдавать из дома , но ничего не поделаешь — таков закон предков, и повёл меня в парадный зал.
Я шла через толпу гостей и они расступались, освобождая нам путь. Отец подвёл меня к маме. Я присела в реверансе, приветствуя её, и она мне улыбнулась в ответ. После чего, я с облегчением расположилась в своём кресле. Почти сразу же появилась моя сестра. Она также поприветствовала родителей реверансом и уселась на своё место, слева от отца. Я посмотрела на неё вопросительно, но она ответила мне ничего не понимающим взглядом и сделала страшные глаза: дескать - не забывай зачем ты здесь! Отец махнул рукой, мажордом вышел вперёд и объявил имена прибывших сватов.
Через проход к нам приблизилась целая процессия: впереди выступал статный пожилой господин, богато одетый, со свитком в руке. За ним следовали ещё двое молодых мужчин, так же элегантно одетых. Из чего я сделала вывод, что они и являются близкими родственниками моего жениха. Молодые мужчины вовсю рассматривали меня, но и не забывали бросать пламенные взоры в сторону моей сестры, впрочем это её нисколько не трогало. Она сидела с абсолютно не проницаемым лицом.
Сват торжественно развернул свиток и прочитал , что в силу заключённого соглашения между моим отцом и отцом моего жениха пятнадцать лет назад, их дети должны пожениться когда наступит срок. И, вот этот момент наступил, и теперь, если нет никаких возражений, можно объявить о сроке свадьбы. Возражений не последовало. Отец с удовольствием принял свиток и на словах выразил своё согласие .
В зал внесли четыре небольших сундука и раскрыли их. В каждом из них находились поистине бесценные сокровища. Это были драгоценные меха, в другом ароматные благовония, третий сверкал золотом и драгоценностями, а в четвёртом лежал белоснежный наряд для невесты. Гости тихо и дружно ахнули и по залу прошёл лёгкий шепоток. Отец благосклонно кивнул и сказал, что он и его семья с благодарностью принимают эти подарки. Свадьба была назначена на последние дни сентября, то есть у меня ещё было полгода на пребывание под родительским кровом.
Потом всех пригласили в зал для торжественных пиров. Напротив меня оказался тот пожилой господин, который читал свиток и он, время от времени, посматривал в мою сторону, но взгляд его был вполне доброжелательным. Это меня несколько успокоило и ободрило. За обедом произносились тосты в честь моих родителей и в честь гостей. Постепенно языки гостей развязались, и установился обычный в таких случаях равномерный гул, прерываемый очередным тостом. Но это был, конечно, не обыкновенный пир, когда кто сколько хотел ел и пил, а сватовство и, поэтому он достаточно быстро закончился.
Праздник продолжился танцами. Балл открыл полонезом мой отец, пригласив маму, к ним присоединились все желающие. На следующий танец, это был менуэт, меня пригласил главный сват. Не чувствуя под собой ног, вышла на середину зала. Музыка заиграла. Как во сне, я сделала первые па, но потом ноги сами собой зажили отдельной от меня жизнью и мы, то есть я и мои ноги, только к концу танца пришли к полному воссоединению, потому что вернулась возможность соображать. И тут до меня дошло, что во время всего танца мой пожилой партнёр вовсю осыпал меня комплиментами, а я всё это время слегка улыбалась. Вот что значит дрессировка! Не пропали даром наставления гувернёров, которые почти с детства учили нас этикету, музыке и танцам. Хвала им. Так что первый экзамен я выдержала.
Музыка кончилась и мой галантный кавалер проводил меня на место. Дальше всё слилось для меня в один сплошной праздник. Я имела успех, меня приглашали молодые и не очень молодые мужчины. Особенно мне уделял внимание Кейн. Его представил мне Ансель Де Ландгрен, сват, который оказался старшим братом отца моего жениха. А Кейн, был представлен мне как младший брат моего жениха. Пары кружились под музыку. Я часто видела мелькающую головку моей сестры. Она тоже не скучала и даже иногда улыбалась, тогда её лицо совершенно преображалось, и она становилась ослепительно красивой. Ей больше уделял внимание второй молодой человек из сватовского посольства. Он, как мне объяснил Кейн, является сыном господина Анселя.
Я под конец так устала, что попросила разрешения у отца удалиться, и он отпустил, попросив тётю Аннет, что бы она меня проводила в мою комнату. Я еле передвигала усталые ноги. Впечатления переполняли меня.
- Тётушка! Я счастлива! - прошептала я. Тетя прижала меня к себе:
- Я рада за тебя, дорогая. Пришло твоё время, и ты не должна потерять ни одной секунды своего счастья. Помни об этом! С этими словами она открыла дверь в мою комнату и ушла.