Вот не знаю я, право, как теперь назвать отклик на произведение, которое не понравилось. Назовешь его критикой, и тут же в злобные критиканы запишут! К тому же, и не критик я вовсе, а читатель. Позволительно ли при нынешних нравах высказать свое мнение, с другими мнениями не совпадающее? Образования у меня всего ничего, кот наплакал: школа, физический факультет, да кратенький курс стилистики в десятом классе. Из последнего только и помню, что негоже употреблять одинаковые и однокоренные слова в одной фразе, что следует избегать скопления согласных в количестве более трех подряд, а глагол «быть» в прошедшем времени не должен мелькать в тексте слишком часто. Правда, почитываю время от времени, но это к делу не пришьешь. Мне ли с таким багажом авторам советы давать?..
Тут-то я и задумалась… А почему именно советы? Автор вправе проигнорировать любой отклик и никаких советов не слушать. Для кого на этом сайте мы пишем отклики, рецензии, критические статьи? Естественно, для всех, кому интересно наше мнение, даже если автору оно не интересно. Так писать или не писать? Странный вопрос, не правда ли? Если Вам не понравились кинофильм, и вы расскажете об этом своим знакомым, режиссер не обидится, не придет к вам с претензиями, и не притащит за собой группу поддержки. Этого не случится, даже если вы выскажетесь на каком-нибудь форуме. Но в замкнутом пространстве Прозы Ру, где, как в деревне, все друг друга знают, такое вполне возможно. Око за око, зуб за зуб, стенка на стенку. Предвижу, предчувствую, и все-таки решусь.
Как и в случае с моей рецензией на «Пуговицы» Анны Аничкиной, я бы охотнее поместила эту статью раздел публицистики, если бы не далекая от литературы специфика этого раздела. Однако, то определение литературной критики, которая дает Википедия, оставляет маленькую лазейку для подобного рода статей.
«Литературная критика — область литературного творчества на грани искусства (художественной литературы) и науки о литературе (литературоведения).
Занимается истолкованием и оценкой произведений литературы с точки зрения современности (в том числе насущных проблем общественной и духовной жизни); выявляет и утверждает творческие принципы литературных направлений; оказывает активное влияние на литературный процесс, а также непосредственно на формирование общественного сознания; опирается на теорию и историю литературы, философию, эстетику. Часто носит публицистический, политико-злободневный характер, сплетается с журналистикой. Тесно связана со смежными науками — историей, политологией, языкознанием, текстологией, библиографией».
Википедия.
Заметьте, что литературная критика «Занимается истолкованием и оценкой произведений литературы с точки зрения современности (в том числе насущных проблем общественной и духовной жизни);… Часто носит публицистический, политико-злободневный характер, сплетается с журналистикой». Именно с этих позиций мне хотелось бы рассмотреть рассказ Татьяны Чеховой «Зойка», поскольку она взялась за острую, злободневную, современную и вечную тему. Отсюда и интерес читателя, его сочувствие, понимание, приятие. Конфликт между родителем и ребенком. Найдите мне человека, которого бы это не касалось, не задело, не тронуло! Вот и я туда же.
Рассказ написан от третьего лица, так, будто автор незримо при всем присутствует, наблюдает за происходящим, и читает мысли своих героев. Но с первых же абзацев создается впечатление, что автор хорошо понимает маму, и совсем не понимает дочку. В дальнейшем это впечатление усиливается, а мама, такая заботливая и жертвенная, вызывает все меньше симпатий. Жаль скорее дочку, чем маму, и только ее смерть, возвращает утраченное равновесие: в финале читатель сочувствует обеим в равной степени. Смерть матери искупает все.
***
Позвольте немного отвлечься от рассказа, чтобы совершить небольшой экскурс в подростковую психологию. К сожалению, многие, если не большинство родителей оказываются совершенно не подготовленными к такому естественному явлению, как переходный возраст. Прежде считалось, что совершеннолетие наступает в двадцать один год, психологи и сейчас придерживаются того же мнения, следовательно, Зойка, героиня рассказа, еще не вышла из этого сложного возраста.
Подросток не бывает счастлив по определению, сколько бы ни старались родители, богатые или бедные, в принципе все равно. Физиологически он переживает период интенсивного роста, гормональную перестройку, половое созревание, и все, что с этим связано. Для подростков характерны: повышенный уровень тревожности, неуверенность в себе, низкая самооценка, недовольство своей внешностью, тотальное чувство собственной недостаточности. Добавьте сюда проблемы с кожей, жирные волосы, непривычные запахи и прочее, и вы поймете, как важны для подростка хотя бы какие-то внешние атрибуты (мобильник, сапоги, сумочка), и как страдает самооценка при отсутствии оных. Ведь подросток, в отличие от взрослого, еще не совершил того, чем мог бы гордиться.
Внутренняя неустроенность часто компенсируется агрессией по отношению к внешнему миру и близким людям. В переходном возрасте наблюдается т.н. регресс, частичное возвращение к детским реакциям на происходящее. Например, подросток, подобно ребенку, не может сформулировать, что его тревожит, чем он недоволен, и это правильно отметила автор рассказа. Вместо объяснений случается истерика со слезами и криками. В состоянии регресса подросток реагирует на происходящее не словами, а действиями, такими, как побег из дома, битье посуды, но бывает и похуже. В памяти подростка оживают невысказанные детские обиды, и это усугубляет ситуацию.
Подростку свойственно отрицание авторитета родителей. Все больше времени он проводит со сверстниками, у них находит понимание, среди них утверждается, и это вполне естественно, хотя и непросто пережить без потерь. Все мы люди, мы любим, ревнуем, страдаем, когда он, наш единственный, уходит и отчуждается. Попытки немедленно восстановить прежний авторитет, свое влияние на подростка, свою власть, наконец, неизбежно терпят крах. Нужно просто выждать. Замечательное высказывание на эту тему есть у Марка Твена: когда мне было семнадцать, мои родители были ужасными дураками, а когда исполнилось двадцать, они неожиданно поумнели.
***
Пожалуй, вернемся к бедной Зойке. Теперь-то мы понимаем, что и ей непросто.
Рассказ можно отнести к реалистической прозе независимо от того, является ли история вымышленной или реальной. В любом случае читателю предлагается поверить автору. Невольно пытаешься соотнести написанное с реальной системой координат, с той действительностью, в которой мы живем. И сразу натыкаешься на досадные неувязки. Не просто поверить, что мама и дочь сносно существуют на пенсию и нищенскую стипендию дочери, при этом покупают «модельные» сапоги, навороченный мобильник и компьютер, пользуются Интернетом, однако воду носят из бочки. Непонятно, почему у девушки лет восемнадцати-двадцати мама оказывается пенсионеркой. Поздний ребенок? Мама – инвалид? Но тогда это два разных рассказа. Позднего ребенка нередко балуют, но инвалид не может себе этого позволить. По косвенным признакам догадываемся, что речь идет о позднем ребенке, поскольку выражение «модельные сапоги» вышло из употребления давным-давно: обувь советского производства делили на обычную, и модельную, более дорогую. Молодая мама этих древних терминов не запомнила бы. Возможно и то и другое, пенсионерка-инвалид, тогда пенсия тысячи на полторы больше, но и на них не разгуляешься. Упоминается бочка, быть может, и огород есть? Кому-то покажется, что все эти детали не существенны, не меняют сути. Но без деталей, пусть мелких, но характерных и выразительных, читателю не представить живое действие, не проникнуть в суть происходящего. Теперь о сути. Тема-то вечная, конфликт мамы и дочки; еще древние заметили, что все не так просто, как на первый взгляд кажется. Итак, действие начинается, а декораций нет. И начинается действие с середины, если не с конца, с трагического финала давно зашедших в тупик отношений. Недаром представшая перед читателем Зойка кричит: «Надоело!». Видать, давненько надоело.
« - Надоело! Надоело! – Зойка не могла четко сформулировать, что надоело, но все время повторяла это, как будто специально распаляла себя. Мама стояла в дверях комнаты и с тревогой смотрела на нее, а она изображала ужасную обиду, хотя в глубине души понимала, что обижаться не на что».
Не хочется заострять внимание на орфографии, стиле и пунктуации. Автор, не смущаясь, признается, что не умеет расставлять знаки препинания, но если бы только это! Автор не в состоянии правильно построить и согласовать предложение, не чувствует логики языка, отсюда и ошибки в пунктуации. Несогласованные предложения то и дело попадаются даже во второй «улучшенной» редакции рассказа, какой уж тут стиль! Читать такое, что ехать по ухабам на несмазанной телеге, удовольствие сомнительное. Писать, иль не писать, вот в чем вопрос… Но как же не писать, если читают! Слетаются на острую тему и хвалят произведение взахлеб. А потому не будем о печальном, поговорим о теме, и о том, насколько глубоко и полно автор ее раскрыл.
С первых же строк заметно, что автор не симпатизирует своей героине: Зойка не обижалась, а «изображала обиду», хотя обижаться ей было не на что. А почему автор так уверен в этом? Потому, что мама с последних денег покупает Зойке дорогие вещи? Но, простите, есть множество примеров, когда родители не понимают своего ребенка, не могут ответить на волнующие его вопросы, поговорить о жизни по душам, а попросту откупаются от него. Нередко подарками и подачками люди заглаживают обиду, нанесенную близкому человеку, свою вину перед ним. Весьма вероятно, что здесь именно такой случай, но этот вопрос остался открытым.
Читаем дальше:
«Раздражение, которое ощущала уже несколько дней, как только поняла, что институтская стипендия закончилась, завтра день рождения Максима и денег на подарок у матери не допросишься – вылилось. И вот что из этого получилось!»
Ошибка на ошибке, но смысл понять можно. Нетрудно представить состояние девушки – для нее это настоящая трагедия, и от мамы, самого близкого человека, она, естественно, ждет сочувствия. Или уже не ждет, не надеется… Мы глубоко заблуждаемся, считая, что только в обеспеченных семьях дети счастливы, это далеко не так. Психологи утверждают, что ребенок требует дорогие игрушки тогда, когда ему не хватает любви и внимания, в данном случае, хотя бы понимания. Не можешь помочь, посочувствуй.
Неожиданным образом автор переключает читателя на историю с покупкой сапог.
«Ей так хотелось именно эти сапоги – модельные, на тоненькой подошве, такие же она видела у Дианы с параллельного потока. Мама же была за сапоги с подошвой более подходящей для их слякотных зим. Хорошо было бы купить обе пары, но денег было в обрез, и они дискутировали до изнеможения, доказывая друг другу: мама - практичность, а дочка – внешний вид. Победила Зойка и теперь, когда едва выпавший снег растаял в очередной раз, беспокойство мамы по поводу мокрых ног прибавилось, и она не могла его не высказывать».
Не удивительно, что влюбленная девчонка и мама-пенсионерка разошлись во мнениях о том, какие сапоги купить. Победила Зойка, и я за нее рада. А маме посоветовала бы вспомнить себя и свои времена. Бывало, в туфельках на свидания бегали! Дрожи, а фасон держи! Неужто так трудно понять девчонку? Если же, с точки зрения мамы, она совершила ошибку, у нее есть право и на ошибку. Без ошибок не повзрослеть, а своих ума и опыта не вложишь. Пусть ребенок испытает последствия ошибки, только так можно воспитать чувство ответственности за свою судьбу.
Но мама все же высказалась:
« - Зайка, ну что ж ты сапоги на сушку не ставишь? Ведь мокрые! Как ты пойдешь?!
И пошло, поехало.
- Что ты меня контролируешь! Я сама знаю! Я взрослый человек! Не надо мне указывать! - кричала дочка.
- Если ты взрослая, будь взрослой во всем. Почему не следишь за вещами! Ноги должны быть сухими. Уберись в комнате, если уж не генеральную уборку, то хотя бы пыль вытри и пол подмети, а не сиди целыми днями за компьютером! Вредно, - старалась говорить спокойно Нина. Нельзя сказать, что Нина говорила это часто, но в этот раз, это было последней каплей для дочки.
- Надоело! Одно и то же! Каждую копейку нужно выпрашивать! Раз не даешь, так не требуй от меня ничего! - Зойка хватала какие-то вещи и институтские тетради, толкала их в сумку, оглядывалась по сторонам, шарила глазами по комнате - что бы еще запихнуть, выкрикивала, всхлипывая и вытирая слезы.
- Что я требую от тебя? Что? Сапоги сушить! Пыль вытереть! Куда?! Куда ты идешь? Кому ты нужна? Ведь у нас никого нет, ты да я. Нужно держаться друг за дружку, а ты вот как со мной, - ели сдерживалась Нина.»
Не правда ли, знакомо до боли? Простите за штамп. В тысячах семей изо дня в день разыгрываются подобные сцены: типичные претензии, типичные упреки, типичные ошибки и нежелание понять друг друга. Мне невольно вспомнился советский фильм «Маленькая Вера». Героиня фильма, Вера, переживает тяжелую драму, а мама то и дело спрашивает: «Верка, ты пол помыла?». И в этом случае все кончается трагически.
Наверно, претензии мамы справедливы, но никак неуместны, если человеку и без этого плохо. Не любят молодые люди убирать свои комнаты, ох как не любят! И за вещами следить не умеют, тоже верно, но это дело наживное, научатся. Важнее понять, что ребенку, особенно подростку, необходимо личное пространство, куда никто не вправе вторгаться без стука, увы, даже мама, даже с самыми добрыми намерениями. Была бы мама помудрее, предложила бы Зойке почаще приглашать друзей, или того же Максима, и будьте уверены, Зойка мигом прибрала бы свою комнату, и всю квартиру вылизала. И не пропадала бы Зойка вечерами неизвестно где, и не терзалась бы мама в догадках и подозрениях.
Резанула мамина фраза: «Кому ты нужна?». Разве же так можно? Разве можно убеждать дочку в том, что она никому не нужна? Ведь таким образом мама программирует дочь на одиночество и отверженность. Нет более тягостного чувства, чем ощущение собственной ненужности. Такой удар по самооценке не забывается. И Зойка уходит…
«Уже не раз Зойка грозилась уйти из дома, но обходилось. Побушевав, поплакав, они примирялись. Иногда же дискуссия заканчивалась молчанием, игнором, как называла это состояние дочка. Она, молча уходила, молча приходила, иногда достаточно поздно, ничего не говоря – с кем, куда, насколько и Нина страдала, не зная где и с кем ее девочка, и могла только уснуть, когда ее Зайка спала в соседней комнате. Сейчас Нина ощутила обиду - «Да что ж такое?! Она со мной как с врагом. Совершенно не считается! Что ж особенного я ей говорю? Мне же ничего не надо, все ей, все ей!» – сердце сжалось, затрепетало, горло перехватило и чтобы не показывать слез, она ушла к себе. Рвалась думами, - «сколько можно уговаривать, она же шантажирует меня своей угрозой уйти. Разве я заслужила это, ведь жила ради нее, не позволила себе даже личной жизни – думала - ей хуже будет, и вот что получила. Не буду просить, не буду уговаривать, вымаливать ее внимания! Надоело!» - вздрогнула, услышав громкий стук двери – «Ушла!» И не было сил бежать, уговаривать».
Чувства мамы понятны, но ведь гроза надвигалась давно, не в первый раз Зойка порывалась уйти из дома. Задуматься бы чуть раньше… Ведь не в одних в деньгах дело. Разве Зойку не за что похвалить, разве нет способа поднять самооценку девушки? В институт она поступила, похоже, без взяток, стипендию зарабатывает, и парню своему нравится! Разве маме нечем гордиться? «Все ей, все ей! – сокрушается мама. Но разве деньги – это все, что можно дать ребенку? Не хлебом единым жив человек, есть и духовное. Получается, что героине рассказа кроме денег нечего дать, и она это чувствует.
Да, забыла, мама пожертвовала ради дочери личной жизнью! Так было, или не так, остается гадать. Одно дело – жизнь не сложилась, другое дело – жертва на благо дочери, такой «подвиг» поднимает самооценку женщины, любой одинокой маме приятно так думать. А были ли варианты? Если были, то жертва напрасна. Счастливая мама способна больше дать ребенку, чем одинокая, несчастная женщина. Да, она полностью посвятит себя ребенку, отдаст ему все, но при этом неизбежно выместит на нем свои неудачи, комплексы, неудовлетворенность, недовольство жизнью и собой в первую очередь. Отсюда и обиды дочери.
«Можно еще было сказать и целиком справедливо, что не упросишь воды принести, когда бочка приезжает во двор, сходить иной раз в магазин, хотя эта просьба в крайнем случае, потому что обычно продукты, принесенные дочкой дороже и хуже, чем если бы покупала Нина, ведь каждая копейка на счету. Она обойдет, посмотрит, выберет и дешевле, и лучше. Но в последнее время Нине даже недалекий магазин был долгой дорогой. Износилось сердце, жить не дает. Не стала Нина это припоминать, видела - очередной скандал в разгаре».
Чем дальше, тем настойчивее автор убеждает нас, что Зойка неправа, неблагодарна, и жестока. О благодарности не будем, не ради нее рожаем и растим. Дети нам ничего не должны, а если помогут под старость, значит, мы сами их добрыми воспитали. Что посеяли, то и пожнем. Подозреваю, что и Зойкина мама получила то, что воспитала, хотя, быть может, все не так безнадежно, как ей в этот вечер казалось.
«Сидела, застыв на стуле. «Ну что делать?! Что?» Она понимала, отчего такое поведение и боялась себе в этом признаться. «Неужели непоправимо?! Сказать, что избаловала дочку? Так, кажется и не баловала. Все деньги, проклятые деньги! Все из-за них. Были бы они, и конфликтов было бы меньше. Хочется ей – пожалуйста. О чем спорить? Раньше-то так и было, Нина работала и с деньгами было полегче. Сейчас на одну пенсию не разгонишься, вот и приходится во всем урезать. А кругом подружки одеваются – загляденье и ей хочется. Это понятно. Разговоры мои, типа - не обращай внимания, вот выучишься, пойдешь работать, купишь себе что хочешь или не обращай внимания – будь выше этого, это же всего лишь тряпка – не помогают». Понимала, что упущено что-то важное, необходимое еще раньше. Тогда надо было разговаривать, убеждать, вкладывать важность не материального. «А кто в меня вкладывал? Кто со мной разговаривал? Точно так же была одна мать, которая работала в три смены на заводе и я была предоставлена сама себе. Но ведь понимала же, что если нет, то и взять негде. Не устраивала истерик!»- слезы опять защипали глаза».
Зойка ушла, и только теперь мама начинает понимать, что упущено нечто важное, раньше надо было разговаривать, и не о «материальном». А почему бы не о «материальном», если обеих это волнует? Студенты нередко подрабатывают, и Зойке пора учиться самой решать свои проблемы. Не секрет, что у самых заботливых и самоотверженных мам, денно и нощно своих чад опекающих, дети вырастают несамостоятельными и безынициативными. Но и об этом уже поздно говорить.
«Давно потемнело, но она не зажигала свет, все так же сидела, смотрела в одну точку и ей казалось, что она дошла к краю и некуда идти, и не с кем идти, и незачем идти».
Горько…
А Зойка тем временем шлепает по улице в мокрых сапогах, и идти ей тоже некуда… Теперь автор пытается заглянуть в ее душу. Читатель понимает, что с отцом девушка не общается, а то и вовсе не знакома. Иначе бы к нему побежала. Возможно, что мама ни в чем не виновата, сама пострадала, но и это повод для детской обиды. Сколько лет дочь носила ее в себе? Поговорить бы и об этом, растолковать, объяснить, исповедаться. Обеим бы полегчало. Но вопрос об отце, такой важный, в рассказе никак не затронут. Зато о дорогущем мобильнике упомянуто, чтобы читатель сей факт отметил.
«Холодный ветер ударил в лицо. Ногам было холодно. «Права мама, надо сушить, не забывать» - мелькнуло и пропало. «Так? Куда идти? А может вернуться?» – Зоя остановилась, но раздражение гнало ее дальше. «Нет, пойду! Только куда? К Максиму? Неудобно. Как объяснишь, почему мама отпустила. Не пускала, не пускала, а теперь отпустила. К Алке? Ей объяснять надо, да и мать ее не жалует меня. Не того я поля ягода. Пойду к Ритке, та хоть ничего спрашивать не будет», - достала мобильник и вспомнила, что у подруги нет телефона. Ей-то телефон купили, когда она в институт поступила. Мама хотела, конечно, подешевле, попроще, но тут уж Зойка ни в какую – только такой! В кредит взяли и по стоимости получился – как стоит диван, что видели в мебельном. «Ритка еще смеялась – Ты, Зойка диван с собой носишь. Не тяжело?»
Естественно, идем туда, где ни о чем не спросят, потому как своих проблем хватает. Далее автор пытается противопоставить образы «хорошей мамы» и мамы «плохой», в назидание Зойке и читателю. На мой взгляд, это сделано чересчур вульгарно и прямолинейно. Пьющая женщина, нарожавшая кучу детей, к сожалению, не редкость, как и пьяные скандалы в таких семьях. Не верится, что Зойка решилась пойти именно туда, там и переночевать-то небось негде.
«Рита, уложила братьев и вышла на кухню прибраться – когда послышался стук в дверь. «Не буду открывать. Небось, Верка прется к матери». Стук становился настойчивее.
- Ритка! Стучатся! Оглохла! - крикнула мать из комнаты. Рита захлопнула дверь в комнату, с сердцем ответила: - Спи, уже!
«Вот зараза! Сейчас, выдам я этой Верке! Уже гоняла! Нет - все равно прется!" – и решительно направилась к двери.
- Чего не открываешь?! – на пороге стояла Зойка, школьная ее подружка.
- Зойка?! Ты чего?
- Ничего. У тебя переночую. Пустишь?
- Давай. Только у меня из жрачки ничего нет. На завтрак оставила малышне.
Они зашли на кухню, и пока Рита домывала посуду, Зойка сидела и тупо смотрела, как двигаются ее руки.
- Чаю дать? – предложила Рита.
- А покрепче? Че ты человеку чай предлагаешь? – в кухню ввалилась Риткина мама – распатланная, рыжеволосая женщина с черно-седыми отросшими корнями. Запахивая старенький, линялый халат, еле сходившийся на ее фигуре, она продолжала гостеприимно привечать Зойку, рассматривая дно, невесть откуда взявшейся бутылки:
- Доча, где? Здесь же было еще.
- Да не надо теть Кать. Я не буду, - отпиралась Зойка.
- Да, иди уже спать, мам. Иди! Ко мне пришли, не к тебе. Иди!
- Я пойду, пойду, только сходи - купи еще маленькую. Маленькую, и я сразу же спать. Доча! Пойди, купи, - привычно канючила Риткина мама.
- Мам! Иди! Иди! – тоже привычно выпроваживала ее дочка, почти выталкивая из кухни.- Ложись уже спи. Сколько можно! Не пойду я никуда. Не на что покупать. Подумала бы о мальчишках! Не стыдно тебе! – в голосе Риты слышались слезы.
«Жалко Ритку. Ну и мать у нее. Я вот учусь, а она ….",- запал прошел, и Зойке уже хотелось домой в свою уютную комнатку. «Надела бы сейчас наушники и тихонько слушала свою любимую музыку или висела бы в «Контакте». Может пойти?» – раздумывала…. "Ладно, завтра. Завтра пойду".
Сцена кажется надуманной, но не продуманной автором. Непонятно, где уложили Зойку в этой набитой детьми квартире, и как можно уснуть после всего произошедшего, да еще в чужом месте и в первый раз. А если не спала, то о чем размышляла? О ссоре с мамой или о дне рождения Максима? Разве это не важно для раскрытия темы? Но и об этом автор не пишет ни слова, а коротко констатирует, что Зойка переживала, маму она любила, но желание быть с Максимом пересилило.
«Конечно, Зойка переживала. Еще никогда не было, чтобы она не ночевала дома. И маму она любила. И все же, занятия в институте закончились, а она не спешила домой. Прекрасно понимала – каково сейчас маме, но желание быть с Максимом пересилило. И только в конце празднования, какое-то волнение овладело ею.
- Пойду!
- Подожди, - пытался удержать ее Максим. – Может, ко мне?
- Нет. Не надо провожать, - видя движение, уже изрядно выпившего Максима, непреклонно остановила его Зоя.- Сама добегу, недалеко здесь».
Непонятно, где же состоялось «празднование», если в конце Максим приглашает Зойку к себе. Но в этот раз наоборот «пересилило» желание быть с мамой. Как просто все оказалось: достаточно переночевать у подруги, отметить день рождения Максима, чтобы прозреть и еще крепче полюбить маму! Простите автор, не верится. Зойка не могла знать, что ее ждет по возвращении. Простит ли ее мама, или в очередной раз отругает? И то, и другое в равной степени вероятно. И как не чувствовать себя виноватой после такой выходки. Откуда восторги-то по поводу предстоящей встречи?
«Окна не светились. Это было необычно. Всегда, всегда, во сколько бы она не возвращалась, ее ждали. «Как это классно, когда тебя ждут. Мама! Мамочка моя! Ты самая лучшая у меня!», - думала Зойка, перепрыгивая через ступеньки. Быстрее, где ключи? Вот! Было темно и ключи никак не хотели находить замок. Неожиданно дверь открылась сама. Сердце заколотилось. Она постояло в темной прихожей. Было тихо, только неприятно звучал еле слышный монотонный писк, за окном шумела дорога. Она тихонько позвала:
- Мам? – и погромче – Мама! - Тишина в ответ ужасно испугала ее. Сердце стучало, казалось, в каждой клеточке ее тела. Заныло, затосковало внутри. Тихонько, почти на цыпочках пошла. Медленно подняла руку, включила свет. Мама полулежала на диване, на коленях пикала телефонная трубка, рука беспомощно свисала с дивана. И по телефону, и по руке Зойка поняла, что мама не спит, а случилось непоправимое. Упала на колени, поползла, уткнулась в мамину ладонь».
Знаете, как ни странно, финал рассказа меня не удивил. Что еще оставалось автору? Ведь ни мама, ни дочка не прозрели, и ничегошеньки не поняли. Встретятся они, помирятся ненадолго, и потянутся день за днем в постоянных скандалах и упреках, и не будет этому конца. А так, автор оставляет читателю надежду, что хоть Зойка прозреет, и оценит маму посмертно. Увы, такого не случится. Зойка будет жить с невыносимым чувством вины, но никогда и не поймет, в чем виновата. Бедная Зойка!
Еще раз повторю, что Татьяна Чехова вправе проигнорировать эту статью, а тех, кому интересно, прошу не считать это литературной критикой. Это такой же отклик на рассказ, как и множество других откликов.
С разрешения автора взято отсюда - http://www.proza.ru/2010/10/28/1030