или вокзальная жизнь и вокруг неё.
(Это тот случай, когда Ни-че-го выдумывать не пришлось).
Мюнстерский вокзал. Тамошнему бомжу приносят в дар печенье домашней выпечки. Он с подозрением спрашивает:
- На маргарине или на масле?
- Что вы, что вы, на масле!
- Тогда - оставьте, - делает он разрешающий жест.
(вместо эпиграфа)
Нас создавало Слово, превращаясь в слова и словечки. Они и продолжают нас создавать. Именно слова, а не мысли, которые частенько в словах отсутствуют, или неверны.
Мы и путешествуем в мире слов, облекая в них впечатления. А раз так, то почему бы словам не шутить и не смеяться над нами?
Когда едете из Дюссельдорфа в сторону Мюнстера, то проезжаете такие города, как… Еда (Эссен), Родина мусора (Мюльхайм), Ашенберг, чьё название звучит как … Задница горы, и другие, не менее достойные внимания.
Вышедшие из одного в прошлом языка: немецкий и английский с тех времён сильно разошлись, вплоть до полного непонимания и казусов.
Место действия: Испания, Майорка. Излюбленное место отдыха немцев. На острове в гостиницах транслируют две радиопрограммы: на немецком и испанском..
После разглядывания бутылочки тоника у нас за столиком вспыхивает смех. На этикетке по-английски написано: «Nordic mist» , т.е., «Северный туман». Но по-немецки это – Нордическое… дерьмо!
Тоже – игра слов.
Показываю бутылочку пожилой немецкой чете, которая тоже приехала сюда с маленькой собачкой, и потому у нас легко установились хорошие отношения.
Он читает, обменивается с супругой замечаниями, и, наконец, говорит, протягивая бутылочку назад: «За это не надо платить!»
Но магия и шутки ночи бывают не хуже.
Ночью после жаркой Испании прилетаем в холодный Дюссельдорф. Из аэропорта на подвесном прозрачном магнитном поезде, паря над трёхэтажными стоянками велосипедов, многоуровневыми гаражами и прочими домами, добираемся до вокзала, где узнаём, что ближайший поезд нескоро - в два с большИми центами.
В первом зале ожидания в креслах спят подозрительные типы моджахедского вида с соответствующими бородами, и мои дамы отказываются там остаться. Проходим дальше. Тут тоже всё занято телами, а на стенде три фото с текстом разыскиваемых за «терроризмус». Меня толкают в бок:
- Это же те – в первом зале!
Соглашаюсь. Но что поделаешь, в коммуналках и в иных местах сосуществовал и не с такими когда-то, а «моджахеды» бы там не выжили.
Сесть негде, все места заняты прибывшими ранее. На вокзале - никакого персонала. Пустует информационная стойка аэропорта. А за ней - два кресла и высокая тумбочка. Законопослушным германцам и в голову не приходит посягнуть на них. Предлагаю не стесняться. Мои дамы мнутся. Показываю пример, и мы прекрасно располагаемся.
На нас глядят с удивлением.
Но тут летучий поезд приносит новую порцию опоздавших в ночИ, и они … начинают обращаться к нам с вопросами. И когда один отказывает им в справке, они переключаются на другого. Им кажется просто невозможным, чтобы эти места занимали те, кто сидеть тут не должен.
Постепенно поток вопрошающих иссякает, но появляется новый персонаж: молодой человек приличного вида, хотя и с глазами наркомана. Его шатает и кидает по всему помещению, он чуть не засыпает на ходу и едва не падает на «нашу» стойку. По-английски он произносит: Сахар!
Протягиваю ему конфету. Он берёт, какое-то время с удивлением смотрит на неё, потом отправляет в рот прямо в обёртке. По-немецки бормочет: Я вам кое-что подарю…
И, подойдя к мусорному бачку, высыпает содержимое, начинает в нём рыться. Вероятно, в поисках подарка.
Потом его куда-то уносит.
Просыпается парень, спавший на скамье рядом с розовым информационным сооружением для вызова полиции. Он с удивлением пялится на нас, пытаясь понять: видит во сне или… К его недоумению присоединяется, само по себе, розовое устройство. Оно кричит. Никто на это не реагирует и ничего не происходит. Прокричав минуты две-три, устройство замолкает.
В зале холодно и все время от времени наведываются на лифтах в туалеты. Приходы лифтов ознаменовываются звонкими электронными звуками и женским автоматическим голосом, объявляющим на двух языках, что лифт прибыл из аэропорта в сектор Ай Би Си.
Билеты на поезд куплены нами в автомате. Поезд оказался значительно дороже обычной комфортной «электрички», где остановки объявляются голосом и на табло, демонстрируется время, варианты пересадок, и мы решаем, что это какой-то безостановочный экспресс - куда более комфортабельный.
Плохо только то, что на платформе, где жутко холодно, ничто не подтверждает его прибытие.
Зато ожидающий его народ дружно отбивает чечётку – большинство прилетело с юга. Вот одна девица в безумном порыве начинает срывать с себя одежду… Нет, вроде, помощь не нужна – открывает чемодан и облачается во всё, что там находит.
Поезда нет. Обращаемся к такому же несчастному поблизости с вопросом, вдруг он что-то знает. Несчастный, не переставая приплясывать, изумлённо выпучивает на нас глаза. После этого в ответ уже не поверишь, а он к тому же лопочет нечто непонятное на тарабарском языке.
Ещё несколько минут танцев и приезжает…
А поезд-то совсем не экспресс. Внутри вагона чемоданы и люди лежат на всех сиденьях. Мест опять нет. Приходится разбудить некоторых, предложив убрать вещи. После чего сами падаем, но не засыпаем, ибо обнаруживаем, что едет с остановками, которые не объявляются. Появившиеся кондукторши не разделяют наших опасений и отвечают, что мы узнАем свою станцию, но не говорят как. К счастью, они таки оказываются правы.
Дортмунд. Платформа. Около шести утра. Попытка задать вопрос мужику в оранжевой униформе. В ответ - пространный рассказ о его многолетней успешной работе на железной дороге, который мы не дослушиваем – что возьмёшь с пьяного?..
После такой ночи уже не удивляет приветствие пьянчужки, лежащего на тротуаре у дома:
- МОгэн! (Доброе утро!)
Мы пытаемся пройти мимо, но приходится остановиться, чтобы любезно ответить на его слова:
- Жизнь прекрасна и удивительна! А вы проходите мимо, не замечая этого. И даже не приветствуете меня – её лучшего представителя!
И я подумал, что он, пожалуй, прав. Во всяком случае, в первой части своей речи.