Узкая, пыльная тропинка вилась между полей с поспевающей пшеницей и уходила вниз, туда, где река, пенясь и фыркая, прыгала с камня на камень, облизывая глиняные берега. Золотой полукруг солнца выглядывая из-за горизонта наполнял мир светом, напоминая людям о жизни – бессмертной жизни. Солнечные лучи сверкали в каплях росы, переливаясь всеми цветами радуги, а над дальним полем, что ближе к реке, стелился молочный, густой туман.
Жаворонок выводил свои звонкие трели высоко в поднебесной и казалось, будто вместе с лучами солнца эти чудесные песни спускаются на землю с небес.
По тропинке шла целая группа молодых девушек. Босые, в белых платочках, они смеялись и задирали хлопцев идущих в нескольких метрах от них. Замыкала шествие старая кляча запряженная в бричку. Лошадь шла медленным шагом, понуро опустив голову вниз, пытаясь прогнать овода сидящего на левом глазу. Возница, - молоденький еще совсем мальчишка, поглядывал через плечо на скирду сена, которой было выстлано дно брички. Там лежали женщины старшего возраста.
Снижаясь, жаворонок запел отрывисто, а метрах в двадцати от земли замолчал. Там, в траве сидела та, которой он хотел понравится. Снова взвился вверх, повторяя песнь сначала. И снова замолчал.
Разливали синь над землей небеса, ни ветерка, ни движения, утренней прохладой и тишиной пропитан воздух.
- Ну як же ж душу растравил, зараза! – раздался в тишине голос.
- А ты спивай, як жаворонок, Клавдя! – откликнулись хлопцы.
И понеслась над полями песня девушки. Молодой звонкий голос выводил:
Ой там на горi, ой там на крутi
Ой там сидiла пара голубiв - подхватили остальные.
Цiлувалися, милувалися,
Сизими крильми обнималися
Голоса словно голуби о страданиях которой пели женщины и девушки летели по-над кручами, лесами, рекой, полями к самым небесам. Сливалась в песне и боль и тоска и любовь. Солдатки и вдовы выливали в песне боль по убитым на войне мужчинам, оплакивали свою судьбу, а молодки тоску по увядающей молодости: не многие после войны смогли создать новую семью.
Вот и поле с высокой густой травой показалось. У дороги остановили бричку, взяли в руки косы, потянулись и разбрелись по полю. Конюх распряг кобылу и пустил ее в низинке пастись.
И началась работа. Первый день сенокоса – всегда праздник, полны глаза людей счастьем, сверкают, блестят. Веселием и шутками наполнен этот день. Такое случается с ними разве что только в первый день жнивья.
Приступили к работе, замелькали косы, застрекотали кузнечики, мошки и оводы летали над головами, а солнце с каждой минутой набирало силу. День обещался выдаться жарким. Отрадно было слышать звон кос, вдыхать сладкий аромат свежескошенной травы, слова и смех людей.
Поля взяла широкую полосу с самого краю. Смахивала со лба тыльной стороной руки крупные капли пота, разминала шею, плечи и снова принималась косить, не останавливаясь. Не обидела природа Полину - телом вышла крепкая, рослая, налитая, про таких обычно говорят: кровь с молоком. Глаза большие голубые–голубые, с черными ресницами словно углем подведенные. Руки натруженные: не боялась Полина физического труда. Старалась большую часть работы на себя взять – мать жалела. Анне пришлось во время войны колхоз возглавить, - шутка ли это? На глазах Полины все это происходило, с пониманием ко многому относилась, - война заставила детей повзрослеть рано.
Выпрямилась и оглядела просторы, приставив руку козырьком ко лбу. Солнце припекало нещадно. У косцов горели плечи, руки, лицо. С самого утра ее смущал парнишка, что пришел на косьбу впервые. Чернявый, с тонкими усиками и белой кожей, ну до того красивый, что девки задирали его беспрестанно. То на помощь зовут по любому пустяку, то глядишь, подшутят над ним, остальные шутку подхватят и тут же, как стайка испуганных воробьев раздастся громкий, дружный смех.
Взял Володя полосу рядом с Полиной и, широкими взмахами подсекая траву у корня, старался найти повод, чтобы заговорить с девушкой.
- Ой-ой-ой, які же тут красавицы косят, - улыбнулся.
Но та даже вида не подала, что слышит. Скошенная трава ложилась на землю аккуратными красивыми рядами.
- Бариня дозвольте узнати время? – Володя снова попытался заговорить.
- Полдень, не бачиш что ли? – не поднимая головы, отрезала Полина.
- Юшок, які ми строгі! – свистнул вслед и остановился.
В тот же день, предпринял еще несколько таких же – слабых попыток познакомится, но ничего не получалось. Гордая, статная Полина даже головы в его сторону не оборачивала. Ее смущала Володина красота и думалось в тот момент, что «порожний» он, по всему видать – бабник. Улыбается вроде по-доброму, а у самого чертовщинка в глазах играет, как будто смеется, мол, все равно будет по-моему. Вон как бабы на него поглядывают, посмеиваются, внимание стараются привлечь. Поля насупилась: не люблю таких.
Володя смотрел на то, как подпрыгивала толстая, с добрый кулак, длинная коса Полины. На ее крепкую, «сбитую» фигуру, с большой грудью, налитыми плечами, длинными ногами и мысленно восхищался ею. Ладная, но упертая, - потер подбородок ладонью и решил, что именно эту девушку нужно завоевывать иначе.
До поздней ночи с короткими перекурами, работал неподалеку от Полины все время, стараясь на глаза ей попасться. Но работал не позерствуя, не кривляясь, а добротно – по-настоящему. Ни с кем не разговаривал, только и делал, что косой махал. Отлегло у Поли от сердца: может, зря я на него грешу? – промелькнула мысль. Вон другие хлопцы как, покосят да на перекуре байки травят, а этот не такой. Изредка, через плечо посматривала на Володю. А тот глаза в землю потупил, только и слышно: вжик, вжик. Отмахнет от себя овода, косу подточит, горло холодной водой промочит и опять давай косить. На Полину и не глядит даже.
К вечеру, когда ворошили граблями накануне скошенную траву, Полина впервые ему улыбнулась. Возликовал Володя: столько усилий и не зря! Но виду не подал как будто, так и надо, в ответ улыбнулся еле заметно и зашагал к телегам.
Красное солнце ушло на покой и почти сразу же воздух набрался ночной сладкой прохладой. Заночевать решили тут же, потому как осталось не скошенных еще целых два поля. Отправили полные сеном телеги в колхоз, а сами, развели костер из сухих веток. Огонь запрыгал весело, ярко, высоко, пылая оранжевым жаром. В отблесках его летала мошкара. Побросали в огонь картошки да сели вкруг костра, ветками отгоняя от себя комаров. Вот тогда-то и настал для Володи его час.
Достал из телеги привезенную гармонь, как чувствовал, что понадобится, медленно растянул мехи, пальцами быстро перебирая. И полилась знакомая, родная мелодия. Полина первая ее подхватила, за ней Галька – Полинина наипервейшая подруга.
Несе Галя воду
Коромислі гнеться,
а за нею Іванко,
як борвінок в'ється
Полетели звонкие, смелые голоса в ночь. Умолкли ночные плахи, навострили уши зайцы, прислушались к человеческому голосу, да подальше-подальше от них. Выводит гармонью Володя. Подхватили песню не только дивчины, но и женщины постарше.
Галина выразительно посмотрела взгляд на Ивана сидевшего в кругу хлопцев, зарделась от его встречного вопросительного взгляда и отвернулась: любила его уже больше года, а он и не замечал ее как будто. Повела плечами, да куражится стала: охнув пошла по кругу, пятками об землю выстукивает. Ее поддержал сначала Иван, а уж следом за ним и другие пары встали вкруг.
Топтали землю как кони, выплескивая в танце усталость сегодняшнего дня, словно не косили они целый день, а отдыхали на травке. Кто-то первый с криком и хохотом ринулся к реке. За ним побежали остальные. Вода прогретая за день жарким солнцем сохранила тепло. Плескались, смеялись, толкали друг дружку поглубже, девок кто на берегу остался стаскивали в воду. Женщины постарше посматривали на игры молодежи, улыбаясь.
Далеко за полночь, когда круглая, ясная луна поле осветила, собрались спать ложиться. На чернильном небе, бриллиантовой россыпью звезды играют. Ветерок ласковый, теплый, приносит с реки прохладу и пение лягушек. Поля отмахнулась от гудящего шмеля и прикрыла глаза.
- Поля, а Поля, - тихо, на ухо прошептала Галя. – А цей Володя хороший хлопец, він с тебе око не сводит, може ти б… и запнулась. Знала, что если не по нутру ее слова Полине, та ответит крепко.
- Посмотрим, - Полина отвернулась, - давай спати, вже швидке сонце зійде.
Уже через день, вместе с Володей и Галей, Полина отправилась на танцы. Все поля скошены, сено вывезено, отчего же не устроить себе маленький праздник? – уговаривала Галка. Ох, и выводили же они там! И вприсядку и по кругу, с бязевым платочком в руках. Поля даже позволила ее проводить, но когда возле калитки Володя полез целоваться, смешно сложив губы в трубочку, получил от «доброї дівчини» крепкую «зуботычину». Слизывая кровь с губы, жалобно спросил:
- За что? я ж по-хорошему, не просто так?
- Я себе чи що у свиней в годівниці знайшла? – просто ответила Полина и, закинув косу за спину, ушла домой.
Володю это только раззадорило. Чего бы мне это ни стоило, завоюю! – решил про себя.
И случай подвернулся следующей же ночью. Разыгралась нешуточная гроза. Небо то и дело освещалось молнией, и крупные капли дождя лились беспрестанно на землю. Сильным порывом ветра сломило дерево, что росло в палисаднике рядом с домом Анны. Падая, пробило оно крышу и задело угол дома. Нужно было срочно перелатывать крышу. Полина рано утром побежала в сельсовет к председателю за помощью. Однако тот руками развел: нет у меня людей, ничем помочь не могу, сама знаешь, коровник недостроенный стоит.
- Но то коровник! – Полина возмущалась, - а то дом Петр Васильевич, разницу чуешь? Дождь пойдет усе в хати будет.
- Понимаю, сочувствую, - покивал головой председатель, но и ты Полюшка меня пойми.
- А ну вас! – махнула рукой и выбежала разозленная из сельсовета.
На крыльце, в окружении мужиков стоял Володя.
- Ну, здравствуй красная девица, - поклонился в пояс Полине.
Мужики шутку оценили, загоготали. Поля ничего не ответила, широко размахивая руками зашагала в сторону дома.
- Полька стоій! – Володя догнал и схватил за плечо. – Ты чем-то расстроена, что-то случилось? Прости за шутки глупые.
- Ничого! Пусти – попыталась вырваться.
- А все ж таки? На тоби лица нет. – Володя нахмурился, отчего в глазах его синих как фиалковые цветы, вспыхнул огонек.
- Да ничого, кажу ж тоби! В крыше дыра огромная, а вин помочь не хочет, - сама не зная почему, Полина рассказала обо всем Володе. Вылила обиду на председателя: - Как ему чогось надо так мы завсегда и в поле работать, и в лесу, а как нам надо, то у него народу нимае.
Володя слушал не перебивая. Отпустил Полино плечо, почесал подбородок.
- От дядьки Андрона инструмент остался? – и, увидев, что Поля головой покачала велел: - иди до дому. Мы сейчас придем.
Уж как Володя договорился с мужиками, что им пообещал, неизвестно. Однако в пять пар рук быстро всего за пару часов залатали крышу, помогли раствор глиняный сделать, да угол дома замазать. Анна наварила чугунок картофеля, достала бутылку самогонки, что варила из самодельного тростникового сахара и накрыла мужикам стол.
Покряхтывая и посмеиваясь расселись вокруг стола. Каждый взял по картофелине сваренной «в мундире» и, присыпав крупной солью, захрустели луковицами, заливая ее горечь самогонкой.
- Ох, и сладкая вона у тебя, тетка Ганна, - причмокивали мужики, - что ж ты туда кладешь? – принюхивались к кружкам в которых была налита самогонка.
- Щепоть земляники, пару смородиновых листов, да ветку можжевельника, - улыбалась Анна. – Андрон такую именно любил.
- Ну, с дядь Андроном не поспоришь, - заулыбались. – Он толк во всем знал и в хозяйстве и в самогонке.
В сенях зашумели. Хлопнула входная дверь и в хату ввалился Петр Васильевич.
- О, а вот и председатель! Прямо к столу, значит, теща любить будет! – мужики заерзали на лавках. Известен он был своим крикливым характером.
- Я вам покажу к столу! Коровник стоит, дела не делаются, а они тут распивают! – загремел председатель.
- Ты Петр Васильевич, не шуми! – Анна поставила на стол тарелку с квашеной капустой. – И вправду, садись лучше за стол. Мне хлопцы сильно подмогнули, вон какое доброе дело сделали.
- Это-то хорошо, - стушевался председатель, - но ты Анна Степановна и сама знаешь, как тяжело-то сейчас нам. Чего мне тебе говорить? Не чужая, сама с мужем, сколько колхозом руководила, - попытался умаслить и перетянуть на свою сторону Петр Васильевич.
- А ты не мажь, не мажь! – Анна встала в дверях напротив председателя. – К тебе Поля-то утром прибегала?
Председатель покачал головой и развел руками.
- А че ж не подсобил? Дыра-то в крыше вона какая огромная была. Кабы не мужики, вода бы за шиворот лилась.
- Ну, Анна Степановна, - под натиском Анны, председатель сделал пару шагов назад. Наткнувшись спиной на дверь, остановился.
- Чого? Как на поля выйти, так мы вам то да се, а как суть да дело, немае ничого? Ты Петр лучше не бузи. Садись за стол, выпей чарочку, тем более что хлопцы уже все сделали. Не шуми, не кричи, а то я тоже шуметь могу.
Петр Васильевич стянул рукавицы, кинул их на лавку и махнул рукой: мол, и чего с вами разговаривать. Мужики за столом переглянулись и незаметно подмигнули Володе.
С того самого дня, Володя наведывался в гости каждый день, по хозяйству помогал, делал всю мужскую работу. В деревне работы всегда много. А когда выдавалась свободная минутка, шутил с Полиной, поддразнивал ее.
Очень скоро Поля привыкла к его присутствию, нет-нет, да и ловила себя на мысли о том, что быть ей женой Владимира. И хотя, дальше шуток дело дальше не двигалось, но планы на дальнейшую жизнь они уже строить начали.
- Вот вернусь из армии, первым делом свадьбу отгуляем. Платье тебе такое сошьем, что все девки ахнут, а мужики позавидуют: первую красавицу увел из-под носа, - Володя любил мечтать.
- Только от матери уходить я не хочу, ты сирота, тебе ни от кого отказываться не надо, у меня окромя матери никого нимае. Давай с нею жити будем? – вместе с Володей, Полина заглядывала в будущее.
Поля решила подождать годик-другой, а уж потом и свадьбу сыграть. Ей очень хотелось, тем временем вечернюю школу закончить, чтобы пойти учиться в медицинское училище.
В школе Полина была «оторви голова», «атаманом в юбке», как обычно говорят. И все бы ничего, училась бы и дальше: учителя многое прощали. Во-первых, за родителей, которые в разное время и по-разному, управляли колхозом. Во-вторых, потому что Полина была смышленой и умной девочкой, но… после войны она, как и многие школьники того времени, ненавидела немецкий язык. А учительница попалась несговорчивая. В какой-то степени она понимала чувства детей, но свой предмет любила. Ей нравилось звучание языка, его тембр, жесткость и та культура, что за ним стояла. Все это она пыталась донести до учеников, которые внимали ей и слушали. И все бы ничего, если бы не твердый характер Полины.
- Не буду учить! – заявила. - Ось хоч голову собі розбийте, не буду! ці сволочи землю нашу уничтожили, вони батька моего убили, а я повинна шпрехеть по ихнему? – покрасневшая от ярости Полина стояла посреди класса, сжав руки в кулаки.
Кто только ее не уговаривал, какие беседы не велись. Никого и ничего слушать Полина не захотела и объявила «немке» войну. То на бойкот весь класс подобьет, никто уроков не учит, то пауков в класс притащит, да немке в ящик стола подложит, то ведро с водой к двери подвяжет. Вот за эти-то шалости ее и исключили из школы. Сейчас, учить немецкий не обязательно, - сказали накануне в школе, - так что приходи на вечерку.
Составив жизненный план, Полина собралась проводить Володю в армию и взяться за учебу. Так оно, наверное, и было бы, если бы не каверзный и нелепый случай. На собственных проводах в армию, Володя выпил слишком много самогонки. Посидев для приличия за столом, он позвал Полину поговорить.
Выйдя из хаты, Полина спросила потянув Володю за руку:
- Ну, чого хотел?
- Сейчас сейчас, - шептал Володя и медленно нащупывая в кромешной темноте дорогу, направлялся к сеновалу.
Скрипнула деревянная дверь, и в нос ударил запах теплого навоза. Сюда свозили кизяки, которыми зимой прогревали хату. Кизяки горят хорошо, да и тепла дают поболее чем хворост.
- Полюшка, Поля, - Володя обнимал Полину и, взяв за руку, повалил за собой на сено.
- Еще чого? Что это ты надумал? – Полина вскочила на ноги.
Володя повернулся на спину и подложив руку под затылок, пристально смотрел на Полину.
- А чого ты встрепенулася? Что не так?
В широкие щели деревянных стен пробивался свет луны. Полина пристально смотрела на Володю и покусывала губы. Как он не понимал, что в этот момент сделал ей больно своим предложением.
И обида это словно раскаленное железо жгло в груди, пощипывало глаза, горло пережимало стальной хваткой. Зареветь хотелось в голос, но унизиться до такого, Полина себе не позволила.
- Если любишь, докажи? – сказал, перекатывая языком сочную травинку. – Какая разница, сейчас или после женитьбы? Если ты боишься, что брошу так значит не веришь мне совсем. А мне доказательства любви твоей и веры нужны.
- А кто сказав, что я тебе люблю? – уперлась руками в бока, - выдумки! Ось уйдешь в армию, а я замуж пойду. На следующей же неделе пойду.
- Брешеш?! – Володя вскочил на ноги.
- А чего мне брехать, если я люблю другого? С ним буду, а с тобою нет.
- Ну, ось і виходи, если ты такая дура! – Володя закричал.
Полина развернулась и выбежала из сеновала. «Ще чего, він меня проверять вздумал. Испортит и кинет? а я буду тут его ждать как дура? А якщо он найдет себе другую?»– мысли торопились. Вбежала в хату, скинула в угол сапоги и села на сундук, тяжело дыша от злости.
Сказала – сделала. Уже через неделю всей деревней выдавали Полину замуж за Ивана, - маленького роста, худощавого мужика из соседней деревни. Он был первый, «кто под руку подвернулся».
Сыграли свадьбу «неважную»: потому что негаданная была, да и потом, не из чего. Хозяйства не было никакого, а приобрести продукты было просто невозможно.
Жизнь с Иваном сложилась не сладкая. За тот год, что прожили вместе, скорее было больше смешного, это если со стороны посмотреть. Полина рослая, сильная, а Иван маленького росточку, щупленький, сухожилистый. Был он старше Поли лет на десять, вон уже и морщины первые свои бороздочки под глазами проложили, да ума шибко не нажил. Сказать что хозяйственный ошибкой будет, но и лентяем тоже не назовешь. Так, жил середнячком. Надо в колхозе поработать, поработает, а не надо так и дома просидеть весь день может. Привез Полю в свой небольшой дом, что в соседнем селе находился. Хозяйство у него какое никакое было, огород свой, да и в колхозе работу никто не отменял, - приходилось крутить Полине с утра и до позднего вечера. Иван пытался установить власть дома или как говорят в таких случаях: прибрать в свои руки. Однако последнее ему не удавалось. Сядет такой мужичонка за стол, стукнет кулаком и давай кричать, то это ему подай, то это принеси. Полина голову опустит и пойдет приказы мужнины выполнять, однако силу за собой чувствует, но покоряется, сдерживает себя.
Любил Иван мечтать, да рассуждать. То колхоз ему не так поставлен, то войну не так воевали, то зерно худое взошло, то Полинка пироги паршивые испекла. По началу жизни-то Поля прислушивалась к его рассуждениям, муж все-таки. Но слова Ивана с делом-то расходились. Сегодня он с три короба наобещает, намечтается, а как суть да дело… любил Иван от работы отлынивать. Вот и приходилось Полине быть и мужиком и бабой. По дому работу за двоих выполняла, в полях за троих. Иван все как будто мерялся с ней силою и оттого, что в жене ее было больше, бесился. Оттого и закатывал истерики когда напивался. Кричал, ногами топал, руку пытался поднять на жену.
Вспоминался Володя, жалела о нем Полина, но в то же время осознавала что не суженный он. Так же как и Иван. Чувствовала, что человек ей нужен серьезный, настоящий, такой чтобы был сильней ее – внутренней силой, чтобы чувствовать себя защищенной за его спиной, быть укрытой от невзгод.
Горькие думы разъедали душу и порой так тошно становилось, что свет был не мил. Переступить порог и разойтись Полина, может быть и решилась раньше, если бы не носила дитя под сердцем.
За тот год, что они прожили вместе, семь раз молодые расходились, сходились. Несколько раз Полина вступала с мужем в драку защищая себя и шло в ход все, что было в тот момент под рукой. Погрузив свои вещи в бричку, уезжала к матери, Иван приезжал, вымаливал прощение, обещая, что это – был самый, самый последний раз. Наверное, этот спектакль продолжался бы и дальше, если бы мама не сказала однажды: - Хватіт! Людей смишить и самой смияться. Або живи, або вертайся домой.
И Поля осталась. Работала до последних дней беременности на дойке, да матери по дому помогала. Анна каждый день с восходом солнца с другими бабами уезжала в соседнюю деревню на работу в пекарню. Возвращались затемно уставшие, красные от печной жары, измученные. Те бабы у кого в избе детей много занимались готовкой, стиркой, уборкой, с детьми уроки делали. Анна же как самая «настоящая барыня», могла придя домой лечь спать. Все хозяйство на дочериных плечах лежало, да и много ли двоим надо?
Иван приезжал много раз. Умолял вернуться жену, но та уже ничего менять не захотела. Первенца своего назвала Толиком и не знала Полина, что именно это имя сыграет в ее жизни самую большую роль…
* * * * * * * *
Весело зазвучала вдали двухрядная «хромка», затянули песню женские голоса. В любое время года и время суток, душа русского человека неразрывно связывает свои переживания с песнями. Вот сколько раз, замечала Полина, работаешь себе спокойненько, дела делаешь, а так хочется затянуть сладкую, звонкую песню. Или же на душе мокро, слякотно, неполадки какие, а затянул песню и словно вылил боль свою, выпустил как птицу на свободу.
Вот и сейчас – работая в полисаднике, Полина стала напевать песню пропалывая грядки с помидорами. Земли у них много под одну картошку более сорока соток отведено, да сотки четыре под огородик домашний, а если ко всему этому приплюсовать еще то, на чем стоит дом с постройками надворными. Земля в Казахстане с того самого момента, как целину осваивать начали, стала цениться. Кто сколько освоить мог, столько и брал себе.
Полисадник – мужнина вотчина. Хоть и работал Толик с раннего утра и до поздней ночи в полях, но время на свой огород находил.
Не знала Полина больше людей, кто с такой же любовью как ее муж мог относиться к земле.
Это уже сейчас, когда за плечами осталось более сорока лет прожитых вместе знает Поля все пристрастия, привычки и желания мужа. Весной, вспахивая землю Толик вымерял по нитке длину и ширину грядок: ровные одна к одной, с глубокими междурядными тропинками. Одних помидор сколько растет! Тут тебе и сибирский скороспелый сорт, тут и маринадные и даже корнеевские привитые имеются. Правда погода в этих краях теплом не балует, оттого и дозревают помидоры в темных местах в доме. Чаще – под кроватью. Срывают их еще зелеными, чтобы мороз не побил, а желтыми или красными они дома становятся.
Вдоль высокого деревянного забора, за которым живет баба Наталка – ровесница Анны Степановны, но с куда большим интересом к жизни окружающих людей, - вьются огурцы, да арбузы. Полина смеялась над мужем: в Северном Казахстане мы соберем самый большой урожай арбузов, но зря выходит, смеялась. Толику удалось вырастить около 20 плодов. Правда маленькие они совсем были – карликовые, но и то вкусно. Настоящие арбузы они и забыли когда ели в последний раз.
А по правую сторону растут кустарники с малиной, крыжовником, смородиной. Варенья каждый год варят помногу: и с домашней ягоды и с лесной, и тыквенное варение и кабачковое с апельсиновой корочкой, и даже варенье из зеленых помидор. Ягодой казахстанские леса славятся, также как и грибами. Если не ленится, то столитровыми бочками на зиму маринуют и солят, тут тебе и подосиновики, и подберезовики и белые грибы и маслята и лисички. Но больше всего тут черных груздей. О, этих телегами домой привозят.
Полина пропалывала грядку с морковью и планировала свой сегодняшний день. И то и другое по дому сделать надо, лето пора горячая. Не даром о грибах вспомнила, скоро и ими придется заняться, главное, чтобы был какой-нибудь транспорт на котором можно будет в лес добираться. Машина ли или на лошади ехать, - особого значения не имеет, дела никто не отменял. Хотя может, в этом году поступят также как в том? Пока Толик подлесок косил, Полина с Кенжешь собирали грибы да ягоды.
Солнышко ласково пригревало: вроде как и день уже в разгаре, а жары нет. Закончив пропалывать, Полина принялась подвязывать кусты помидор, собрала к столу огурчиков молодых, приготовила охапку свежей травки для кроликов. Этих с утра еще не кормили.
- Полина Андроновна, вам письмо! – крикнула из-за забора почтальонша.
Она шла тяжело переваливаясь словно медведь и поминутно шумно выдувая воздух.
- Ох, и намаялась же я! Всю прошлую неделю проболела, почту не носила, решила с долгами за сегодняшний день расквитаться.
Честное слово – приложила руку к груди, - такое ощущение, будто всем нашим жителям по письму написали, - говорила почтальонша не останавливаясь.
Полина вышла из полисадника, и открыв дверь черного хода пригласила в дом: - Заходи, Тамара! Зараз чаем побалуемся.
- С удовольствием! – почтальонша окинула взглядом двор. – Ну, и чисто у вас, тетя Поля. Я вот вам удивляюсь, честное слово и когда вы все успеваете?
Пока вода в чайнике закипала, Полина накрыла на стол: конфеты, булочки с корицей, да горячий пирог с капустой, - Кенжешь занималась выпечкой.
- До чего же мне у вас нравится! – почтальонша прихлебнула из чашки горячий с малиновыми листочками чай. – Не в каждый дом вот так можно придти. Ой, а вы слыхали, что случилось у Пурнаковых? – всплеснула руками.
- Про то, что Жора убил жену? – Полина хмурясь придвинула табурет к столу.
- Да, да. Про эту историю. Уж дошли слухи?
- Дойшли. Нам Наталка донесла, - Полина кивнула головой в сторону соседского дома.
- А что дальше произошло, знаете? – и, увидев, что Полина покачала отрицательно головой, всплеснула руками, такие вести сообщить первой не каждой выпадает. – Жора, конечно, был известным кутилой, но чтобы убить, - громко отпивая чай, Тамара покачала головой. – Вызвали, конечно, милицию. Разборки начались, следствие. А Жора повел себя странно обнял мертвую Веру и орет, что мол не отдам. Никому не отдам. Вот тогда-то милиционеры и подумали, что с ним что-то не так. Скорая приехала, стали его спрашивать, забрали в Кустанай, в психиатрическую. А главное, нигде нож не могли найти, которым он теть Веру зарезал. А оказалось, что спрятал в сарае, представляете? Не знаю, почему уж его выпустили, никто про то не знает. Но стали его в деревне, то тут, то там видеть. Теть Веру же без него хоронили. Хорошая ведь пара была. А сколько лет вместе прожили.
- Ну, про то, что Жора багато пил – известное дело, - Полина пожала плечами.
- Вот и я говорю: не иначе, как белая горячка. Вера-то ох, бедняжка. Это же надо, столько лет вместе прожить, чтобы тебя потом собственный муж, как курицу прирезал.
Полина потерла рукой лоб нащупав крупную с горошинку родинку и потерла ее. Не раз замечала она, что стоит ей о чем-то задуматься, рука так и тянется сама ко лбу. Словно так думать легче.
- А дядь Толя ничего не говорил по поводу посевной? Когда там им должны деньги выдать? А то мы совсем без денег сидим, - Тамара перевела разговор.
- Да мы сами ждем, пенсию-то уже сколько не выдают, – глубоко вздохнув, Полина подперла рукой подбородок, а второй поглаживала конверт на котором мелким дочериным почерком было написаны адреса.