Все как у людей
Василий у меня старожил; он уже не орет как оглашенный, завидев хозяина у калитки. Иногда, правда, по-прежнему бросается под ноги и случается, что кувыркнется раз-другой, но мое воспитание остепенило его и облагородило, несомненно.
Летом он стройнеет и выглядит еще довольно моложаво, а вот к зиме его разносит. Я даже гадаю по его пузу какой будет зима. Василий знает толк в жизни и нагуливает жирок к холодной зиме. Осенью он не гнушается даже хлеба. Его кошачьи собратья – Пух (он же - Винни) и Белка (другое имя – Лахудра Белая) – бестолковы. Особенно последняя. Хлеб не ест, даже свежий, зато охотится на ящериц и стрекоз, от которых у нее постоянный понос. Пух трусливый и наглый. Когда ем во дворе, садится напротив и смотрит мне в рот. Возможно, он сын Василия, потому что, несмотря на длинную светлую ворсу, у него пятнами раскрас обычного камышового кота. А Василий и есть обычный кот.
Обычный он только по окрасу, на самом деле Вася только прикидывается этаким простаком и увальнем. Как-то на моих глазах он изловчился и поймал у сарая крысу. Несколько раз Василий уходил от меня, но всякий раз возвращался и жаловался на жизнь, просил прощения и выпрашивал чего-нибудь вкусного. Не обижается он на пинки, знает и соблюдает правила поведения. В дом не заходит – ни-ни. Один раз случайно забрел, а ветер захлопнул дверь, так он, бедолага, чуть не изошел в воплях, так отчаянно пытался оправдаться. Живет Вася на три двора, везде его знают, угощают, вот только собаки достают, нужна ловкость, чтобы вовремя увильнуть от их клыкастых пастей.
Первой его хозяйкой была соседка слева Ирина Ивановна, большая любительница котиков разных окрасов и пород. Когда те подрастают, они оказываются на улице и сполна вкушают всю суровость беспризорной жизни. Такая судьба постигла Василия, Пуха и Лахудру.
Окончательный разрыв у Василия с прежней хозяйкой произошел на моей памяти года четыре тому.
Я что-то строгал во дворе, когда услышал громовой голос Ирины Ивановны:
-Вернешься - убью, гада! Сволочь такая! Тварь!– Она истошно кричала, подняв над калиткой палку, а Василий, степенно себе шагал посреди улицы с хеком в зубах.
Я подумал было, что голод довел Василия до такого опрометчивого шага как воровство, но к моему изумлению он подошел к вальяжно лежавшей у забора кошке Муське, что жила у соседей справа и опустил рыбу у ее изнеженных лапок. Казалось бы, после этого должна была наступить идиллия и сложиться счастливая кошачья пара. Но дня через два перед моим взором, там же, на улице, разыгралась драма. Василий вступил в разборку с здоровенным рыжим котом, который в несколько секунд оттеснил его к моей калитке. Муська постояла в стороне, а затем ушла вместе с рыжим в сторону остановки.
Неразделенная любовь не ввергла Васю в меланхолию; но с некоторых пор он стал днями спать на крыше крыльца, поджидая меня с работы. Однажды спросонья, он свалился мне под ноги, после чего приседая на передние лапы, последовал к месту кормления. Этой осенью Вася стал резко толстеть, что, конечно, сказалось на грациозности движений и ловкости.
Лахудра и Пух были как всегда внизу и требовали от меня поделиться сосисками. Учуял запах и Вася, уже дремавший на крыше сарая. Забыв о приличия, он стал требовать свою долю, но слазить явно не хотел. Я бросил ему небольшой кусок, который быстро скатился по шиферу, так что Вася зарапнул своей лапой лишь воздух. Его законный пай съел тут же Пух. Я кинул Василию еще кусок, и бедолага, не рассчитав траекторию, кувырнулся в воздухе и, сам удивляясь случившемуся, упал на лапы перед Белкой.
Когда иду в сарай проверять мышеловки, вся троица вразнобой голосит у двери, чтобы потом поймать на лету дохлую мышь и с урчанием умчаться на огород.
«Толку от вас никакого, только корми да пои, а мышей лови сам… Зачем вы мне нужны»,- ворчу я на ропот Василия, за то, что не ему персонально отдал в лапы мышь.
Как-то утром после легкого завтрака (усатым моим сожителям перепал только хлеб), стоя на остановке, я заметил, что к магазину напротив направляются белая кошка и невразумительной окраски ворсистый кот. Кошка норовила подойти к двери и там занимала выжидательную позу.
«Белка с Пухом?- подумал я. – Да не может быть, чтобы за целый квартал они сюда пришли…»
В следующий раз перед самой посадкой в маршрутку я наблюдал сцену: Белка, а это была она, уверенно поднялась по ступеням к магазинным дверям и уселась, скорбно подняв голову вверх. Один в один смиренная и богом обиженная нищенка. К ступенькам, оглядываясь назад, подходил Пух. Он словно кого-то звал. Вскоре из-за самшитовых кустов вышел Василий. Ему явно было неловко, он дошел до нижней ступени, затем, вероятно, чертыхнулся про себя и ушел назад.
Весь день у меня в голове крутилась мысль: «Вот – те раз, Белка добывает пропитание нищенством, еще и собратьев приучает… Ну надо же. А Василий так и не подошел. Гордый, блин!»
Вечером я прикупил в магазине рыбы побольше, так чтобы накормить и котиков. Перед дверью неожиданно для себя нахожу кольцо «Краковской» колбасы с этикеткой, но надгрызаную с двух сторон.
«Откуда?..» – гадаю, рассматривая колбасу. Открываю дом, через коридор выхожу во внутренний двор. Василий развалился на крыше, Белка и Пух с мяуканьем бросаются под ноги. Ломаю колбасу и бросаю всем троим. Белка и Пух набрасываются с урчанием, а Василий воротит от колбасы нос.
«Ах ты, ворюга,- смеюсь про себя я, - значит, вообразил себя Котом в сапогах…»