АНИСЬЯ
рассказ
Памяти моей двоюродной бабки, Анисьи Игнатьевны Носковой, посвящаю.
Анисья металась. Мозг сверлила одна только бесконечная мысль: «что делать? Как помочь этой ненормальной?» Обида и любовь сплелись в одно, рождая беспредельную боль и жалость. Это расплата. За неверие. «Господи, ну зачем же так-то?» И знала ответ: грешат одни, а расплачиваются другие — невинные. Бог устраивает так, чтобы грешники, пройдя через боль потери, осознали глубину греха и раскаялись.
Дитя умирало. Совсем крошечная девочка — внучка. Родилась в срок, но была очень слабенькой, сосала плохо и с каждым месяцем не набирала, а только теряла вес. Вот уже вторую неделю малышка перестала брать грудь. Не было сил сосать. Мать сцеживала молоко из набухшей груди, и его пытались влить в рот девочке. Поначалу она глотала, но с каждым днём все меньше и меньше. И вот уже второй день, как перестала глотать влитое молоко, и оно выливалось у неё изо рта, стекая по углам губ. Сколько ещё она сможет продержаться?
Дочь ходила тенью по дому вся в слезах, беспомощно смотрела на Анисью красными, полубезумными глазами. « Что с ней делать? Чем утешить, чем обнадёжить? Уговаривать, мол, Бог дал — Бог взял? Разъяснять, за чей грех это наказание? Разве это поможет? Она сама всё знает.»
Анисья молилась. Истово, со слезами и болью сердечной. Вела нескончаемые разговоры с Господом, умоляя Его сменить гнев на милость, вложить в её голову нужное решение....
Приходили врачи, делали малышке уколы, сочувственно качали головами, путались в постановке диагноза и не мгли сказать ничего определённого. Диагноза не было. Врачебного, медицинского диагноза не было. Да и быть не могло. У девочки всё функционировало нормально. А сил не было. Энергии жизни не было. После их ухода Анисья осматривала ампулы: что колят? Витамины. Понятно. На этом дитя сможет протянуть какое-то время. Но сколько?
Ночью, когда Анисья молилась перед сном, в её комнату тихо вошла дочь и встала на колени пред иконами рядом с нею. Анисья покосилась на неё и продолжала молитву. Окончив, встала и сухо скзала дочери:
Дитя надо окрестить. Да и тебе надо окреститься новым именем.
Зачем? - безнадёжно спросила та.
Чтобы дочь твою спасти. Или тебе уже всё равно?
А это пможет?
Верить надо. Без веры ничто не поможет.
В церковь идти?
Тебе — в церковь. Для ребёнка батюшку домой пригласим.
Отпевать что ли? - упавшим голосом спросила дочь и заплакала.
Иногда и это помогает. Но некрещёных не отпевают. Им нет спасенья.
А крещёным есть?
Есть. Не здесь, так там. Только я не пойму, ты против крещения?
Саджик узнает — бросит нас, - уныло промолвила ддочь.
Ах, вот,м дело! Я так и знала. А если дитя умрёт, тогда что будет?
То же самое, - буркнула та, глядя в сторону.
Так в чём же дело? Ты любишь его?
Не знаю. Он меня устраивает.
Угу, - кивнула головой Анисья, - а дочь свою ты любишь?
Конечно! Она же моя кровь!.
Ну, так выбирай: жизнь дочери или этот...
Разве тут есть выбор?
Выбор всегда есть. Только нужно определиться, что для тебя важнее: жизнь ребёнка или собственные удовольствия. Ты мать, тебе решать.
А без крещения нельзя? Ну, почему, мам?
Глупая ты что ли? Забыла всё, чему я тебя учила, с этим турком своим!
Объясни, мам. Я должна знать.
Конечно, должна. Иначе ничего не получится.
Что не получится?
Оживление твоей дочери. Ты хочешь этого?
Оживление? Но она же ещё не...
Да она уже полумёртвая. Как ты думешь, сколько глодное, бессильное дитя сможет продержаться на витаминах? День? Два? Неделю?
Дочь пожала плечами и зарыдала.
Неужели без крещения ничего нельзя сделать? Мы же её мусульманским именем нарекли. Мусульманка она.
Ну, да! И ты теперь тоже мусульманка! А в какой вере родилась, помнишь? Предки-пращуры твои какого вероисповедания все были, знаешь?
Христиане все, православные.
Вот именно. Они нас хранят, пока мы их почитаем. Они Ангелы наши, Хранители. А когда мы их предаём, веру свою на другую меняем, они покидают нас. И тогда только и жди беды.
Почему?
А потому, что нет в другой вере у тебя корней. Хранителей нет. Беззащитная ты. И ребёнка защитить тебе нечем, сил черпать не от кого. Ведь дитя твоим Ангелом-Хранителем защищено быть должно, пока у него своего нет. И все навьи, предки наши, должны его хранить, пока у него нет крещёного имени и Ангела своего. А ты что сделала? Корни оборвала - навьих прогнала и оставила и себя, и дочь ссвою без защиты.
А отец? У него же есть его Хранитель в его вере.
Ну, тогда пусть бы сам и вынашивал, и рожал, и кормил-выхаживал дитя.
Как это?
Да так . Дитя в тебе развивалось, твоей кровью, энергией питалось, под твоей шкурой — защитой находилось, а когда родилось, оказалось , что ты сама уже без защиты. Не заметила разве, как быстро ты стала уставать, простужаться чаще стала, нервничать по пустякам?
Так что? Это всё из-за Ангела-Хранителя?
Из-за его отсутствия.
И ты давно это заметила?
С тех самых пор, когда ты « чурку» своего послушала и грех на душу взяла, крестик нательный снявши. Большой это грех, дочка. Страшный. Ангел-Хранитель ушёл от тебя. Биополе твоё ослабло, истощилось беременностью и родами. Всё это на ребёнке и отразилось.
А если я окрещусь, он вернётся?
Прежний оскорблён тобой. Поэтому нужно тебе другим именем окреститься, другого Ангела призвать, исповедаться, повиниться-раскаяться в грехе своём, тогда и прежний, может, простит тебя и вернётся. Тогда ты вдвое сильнее станешь. Только крещение - это ещё не всё. Надо очень сильно молиться, раскаяться, исповедаться, причаститься. И как можно скорее. Времени у нас мало.
Хорошо. Завтра же пойду в церковь и окрещусь. Только каким именем?
Православным, конечно. Сама выбери. Батюшка в святцах посмотрит, посоветует. И не говори его никому. Даже мне. А батюшку мы, наверное на послезавтра пригласим.
Почему? Сама же говоришь, времени нет.
Крещение — это рождение. В вере, в Господе рождение. Не могут же и мать, и дитя одновременно родиться.
Да-да! Вспомнила.
Ну и ладно. Ложись-ка спать. Утром рано разбужу. Иди, я с ребёнком побуду.
2.
Когда мать, забрав ребёнка, удалилась в свою комнату, Дарья разделась и легла в постель. Разные горькие мыли, обгоняя друг друга, лезли в её растрёпанную голову. Все они, по большей части, были вопросами, ответы на которые она либо знала, либо интуитивно нващупывала в подсознании, боясь их и не слишком желая соглашаться, так как это были ответы, обвиняющие её саму в том, что теперь творилось с нею самой и сеё ребёнком. Она понимала, что мать права, но продолжала упорствовать в своём несогласии, тщетно пытаясь делать по-своему... и вот, к чему это привело. Много раз мать внушала ей, что НЕЛЬЗЯ отрекаться от своей веры — грех великий!, нельзя, как белка св етки на ветку, прыгать из одной веры в другую. Но почему? Сегодня в первый раз мать объяснила ей это в деталях. Даррья всё время думала, какая разница , какому Юогу молиться? Бог же один. Не всё ли равно, как Его называть, на каком языке читать маолитвы? Правда, она не могла признаться в горячей любви к Господу. Вера её была поверхностна и необязательна. Молитв она практически не знала и не читала, только по нужде великой обращаясь к Всевышнему за помощью. Ей было всё равно, как называть Бога: Саваоф или Аллах, Иисус или Магомет, всё равно, какие молитвы не читать по утрам и вечерам. Канонами веры — и той, и этой — она пренебрегала, принимая то вероисповедание, какое исповедовал её очередной «гражданский муж». Мать бранила её за непостоянство и беспринципность, а Дарья всё искала своё женское счастье, упорно надеясь преломить судьбу, изменить свою, как теперь стало модно говорить, « Карму». Но, разочаровавшись в мужчинах, решилась обзавестись ребёнком, сбежать от одиночества... и вот — наказание! За что? Если она виновата, почему Господь наказывает невинного ребёнка? Чем провинилась её крошечная дочь? Дарья вспомнила безжизненное тельце девочки, её синенькие глазки, чистенькое и такое спокойно-равнодушное личико... невыносимо было смотреть на него. Но признаться в своей вине, согласиться во всём с матерью, так не хотелось! « Но что делать? Моё упрямство грозит смертью моему ребёнку.... я уже и молилась, просила помощи у Бога...У какого Бога? У Единого!.. Молилась. Без креста на шее...от одной веры отказалась, в другую не вошла. Всё у них как-то непонятно, слишком много правил и запретов. Чуждо всё как-то. Своя-то вера ближе, понятнее... А Саджик? А дочка? Кто из них? Конечно, дочь!!! Как я ему скажу?» Вспомнила, как уходила от второго мужа к другому. « Теперь другого нет... он знает, что мама против него, против перемены веры. Свалю на маму? Свою вину на мать валить? Мать, конечно, прикроет, не впервой. Она же любит меня. Любит. А я? Кругом неправа и во всём виновата. Как ни горько, признать приходится. За мои грехи невинное дитя страдает, за мои...тяжкие грехи, ох, тяжкие... вон, как мать из-за меня высохла! Поседела вся. А смотрит, будто насквозь пронизывает, как рентгеном. А взгляд, как у слепой — неподвижный какой-то, аж страшно становится. Говорит тихо. А раньше громко говорила, как на уроке или на сцене без микрофона. Голос-то отработанный был, поставленный. Сама же шутила, мол, горло у меня лужёное. А теперь тусклый голос стал, будто осиплый. И слова, как сквозь сито, цедит. Разговаривает мало, будто трудно ей говорить. Бабушка рассказывала, будто мать тут после моего побега чуть было в психушку не угодила, целыми днями глаза не просыхали. Зрение теперь совсем ослабло.»
Представила Дарья всю эту картину, и страшно ей стало. «Господи! Что же за наваждение на меня нашло? Из-за кого я мать свою чуть в гроб не вогнала? Грех-то какой! Вот, видно, за этот грех теперь дочь моя и расплачивается. Боженька, миленький, спаси мою доченьку маленькую, помоги мне! Господи!» - взмолилась и залилась горькими слезами раскаяния.
3.
Мать разбудила её перед рассветом.
Даша, дочка, вставай, пора. Я позвонила Батюшке, договорилась, он окрестит тебя до службы, а уж вечером, попозже, придёт крестить твою дочь. Я всё ему объяснила. Давай, быстренько собирайся и иди.
Дарья встала и принялась быстро одеваться.
Ты же говорила, нельзя в один день мать и ребёнка крестить.
Нельзя. Но по космическим часам утро и вечер — разные времена. Это от Луны зависит. А сегодня ещё лунные сутки как раз посреди дня сменятся, так что с этим всё в порядке. Поняла?
Не очень.
Ладно, потом объясню. А сейчас поторапливайся. Одевайся потеплее, на улице подморозило. Свитер шерстяной надень, не дай Бог, грудь застудишь. Да не забудь молока нацедить.
Зачем? Она ж не пьёт.
Так, на всякий случай. Вдруг сглотнёт хоть чуток. А тебе же всё равно сцеживать надо, чтоб не перегорело да не пропало. Да чтоб мастита не приключилось.
Дарья молча взяла стакан и принялась сцеживать в него молоко. Закончив, пошла умываться. Хотела выпить чаю перед уходом, но мать заторопила:
Нет-нет! Иди, поторапливайся. Ничего не ешь и не пей — нельзя. После крещения сразу исповедаешься и причастишься. А кровь плоть Христову натощак принимать положено.
Почему?
Потому, что причастие очищает дух твой и тело лечит. И всё нечистое из тебя изгоняет плоть и кровь Господа нашего.
Понятно.
Ну беги, беги. Деньги не забудь. Свечек там купишь, просвирок да не забудь святой водички набрать.
Дарья, одевшись, взяла свою сумку, положила в неё пластиковую двухлитровую бутылку из-под минеральной воды, проверила кошелёк.
Мам, тыщи хватит?
Должно хватить. Да не забудь ещё крестик себе купить новый.
А тот мой где?
Он не пойдёт. Ты отреклась от него. Я его вместе с твоим грехом на себя взяла. А тебе новый нужен к новому имени.
Какой?
А какой купишь, такой и будет. Батюшка посоветует.
Ладно. - Дарья перекинула ремень сумки через плечо и толкнула дверь - Ну, я пошла.
С Богом, - перекрестила её мать, провожая за порог.
Закрыв дверь за дочерью, Анисья подошла к окну и долго провожала её взглядом, мысленно моля Господа простить её прегрешения. За окном было ещё темно. Стояла поздняя осень. «Дашке пешком идти придётся автобусы ещё не ходят. Далековато. Ну, пусть потрудится, коли ей живая дочь нужна.»
Когда Дарья скрылась за поворотом, Анисья пошла к малышке, взяла её и понесла в свою комнату. Распеленав ребёнка, она застыла в оцепенении: перед нею на кровати лежало крохотное, бледное, почти безжизненное тельце. Ручки и ножки были вытянуты, словно у куклы Барби, а не как у здоровых младенцев. Глазки закрыты. Дыхание такое лёгкое, неуловимое, что казалось, вот-вот оборвётся. Прижав ухо к грудке ребёнка, Анисья услышала слабое , далёкое «тиканье». Сердечко билось еле-еле. Завернув внучку в тоненькую пелёнку, Анисья сунула её к себе за пазуху и привязала сверху пуховым платком, стараясь отдать крошке как можно больше своего тепла и энергии. Встала на колени перед иконами.
Она знала множество разных молитв на все случаи жизни. Но теперь не стала читать ни по книгам, ни наизусть. Сегодня с Господом у неё были свои, особенные разговоры. Она просила Отца Небесного не отнимать жизнь у невинного младенца, умоляя Его простить грех и легкомыслие дочери.... слёзы рекой текли по её щекам, сердце разрывалось от страха и боли.
Господи, - молила она, - Отец мой Небесный,! Услышь меня! Если нужна тебе жертва за грехи наши, то возьми мою жизнь, но оставь её младенцу сему невинному... научи меня, Господи, что мне сделать, как вернуть к жизни это тельце, как заставить биться это сердечко! Всё в воле Твоей, Господи! Прости Ты нас, грешных, не наказуй так жестоко!
Молясь и плача, Анисья впала в забытьё, оцепенела, склонясь в земном поклоне.... поплыла в лёгком голубом тумане... куда-то ввысь... Сквозь туман забластился, приближаясь, женский силуэт в длинном одеянии... на руках младенец!... БОГОРОДИЦА! Анисья кинулась к ней, припала к ногам Божьей Матери... та наклонилась и протянула ей младенца, которого держала на своих руках. Анисья отшатнулась. Это был не Иисус - сын Девы Марии... Богородица отдавала ей внучку, завёрнутую в тоненькую пелёнку... откуда-то появился Ангел в белом хитоне , с сияющими белым опереньем крыльями, и протянул Анисье белый узелок.
Здесь плоть и кровь Господня, - услышала она тихий и ласковый голос, - Давай это сей Ангелине каждый день. Ты всё сделаешь правильно. Господь ведёт тебя. А сейчас встань и поди отдохни. Силы тебе ещё пригодятся....
… Дитя пискнуло и толкнуло Анисью в грудь. Она распрямилась, встала с колен, еле разогнув затекшие ноги. Сердцу было жарко, оно билось резкими толчками. На груди снова зашевелилась внучка. Анисья отвернула край шали, увидела порозовевшие щёчки девочки.... «Отогрелась, видно...Ангелина... Ангелина, Ангелина , - звучал в ушах нежный голос....
Так Богородица тебя нарекла, - прошептала Анисья внучке и в изнеможении повалилась на подушки, кое-как натянув на себя одеяло.
После полудня, когда осеннее солнце уже пошло под уклон, Дарья вернулась из церкви. На груди её поблёскивал серебряный крестик на серебряной же цепочке. Анисья взглянула и довольно кивнула головой.:
Ну, вот это правильно. Исповедалась? Причастилась?
Да, - ответила Дарья и протянула матери белый, такой знакомый узелок!
Что это? - спросила Анисья.
Батюшка сказал, причастие для какой-то Ангелины.
Это для твоей дочери.
Но она же не...
Её имя будет — Ангелина, - перебила её Анисья, - мне видение сегодня было. Батюшке, видно, тоже Ангел нашептал. - и рассказала дочери о своём видении. Дарья смотрела на мать расширенными глазами:
Значит, моя девочка будет жить?! Да, мам?
Должна. Если мы не наделаем ошибок. Скорей бы вечер.... да, чуть не забыла, крёстные родители ребёнка должны быть кровными родственниками.
Почему?
Потому, что крещение это совсем не постое. Дитя-то у тебя уже мусульманским именем наречено было. А теперь только родная кровь может защитить её от чужих и враждебных влияний. Чтоб дитя к жизни вернуть, весь род на помощь призвать надо. Вот для этого и нужны кровные крёстные родители. Поняла?
Поняла. А кого ж звать-то? Родни у нас здесь совсем мало.
Ну, что ж, возьмём тех, кто есть. Значит, крёстной матерью я буду. А в крёстные отцы возьмём нашего Егора. Мы с ним ближе всех по крови тебе и дочери твоей. Звони Егору, пусть приходит скорей, нужно всё ему объяснить . И жену его , Глафиру, тоже приглашай на крестины.
Дарья взяла телефон и стала набирать номер дядьки Егора, брата покойного отца.
4
Весь день Анисья не спускала внучку с рук., привязав её к себе пуховым платком и согревая своим теплом. Пока Дарья была в церкви, Анисья пыталась накормить девочку сцеженным грудным молоком, но малышка не хотела открывать рот и глотать . Немало помучившись, Анисья решила дождаться вечера и крещения ребёнка, очень надеясь на Ангела-Хранителя, который должен прийти с новым именем и крестом и встать на защиту этой слабенькой искорки жизни.
Теперь ей предстояло только решить, в какой воде крестить ребёнка. Должна ли вода быть тёплой, чтобы дитя не испугалось и не простудилось или наоборот, холодной, чтобы температурный шок, как дефибриллятор, запустил жизненный механизм малышки. Она снова и снова молилась перед иконами, прося Господа послать ей верное решение.
Поздно вечером, когда заря уже догорела, и на небе зажглись яркие звёзды, приехал отец Антоний — настоятель местной церкви. Анисья встретила его поклоном и приложилась к руке батюшки. Отвела в сторону, спрашивая совета по поводу купели. Решили крестить в воде комнатной температуры, предварительно пожарче натопив комнату. Купель — церковный чан для крещения — отец Антоний привёз с собой. Его вслед за ним внёс в дом дьячок Никола.
Обойдя дом, батюшка велел поставить купель в комнате Анисьи перед иконами. Наполнили чан водой, священник освятил её и велел приготовить ребёнка. Спросил:
Каким именем дитя наречёте? - и посмотрел в глаза Анисьи с любопытным ожиданием.
Ангелина, - быстро ответила Анисья и уловила в глазах Антония одобрительно-понимающую улыбку.
- Правильно. Это сильное имя.
- Так мне Богородица велела.- ответила Анисья и рассказала батюшке о своём видении.
- А мне тоже что-то такое было. Когда дочь твоя исповедовалась, будто кто-то на ухо шепнул: «Передай с ней причастие для Ангелины.» Ну, я и смекнул, и передал. Стало быть, всё идёт, как надобно.
- Дай-то Бог, - со вздохом ответила Анисья.
Пришли Егор с женой. Принесли подарки для крестницы. Все встали вокруг купели, Анисья развернула младенца и подала священнику. Он принял невесомое тельце в свои широкие длани, нанёс мирром кресты на лобик, грудку, ручки и ножки девочки и стал осторожно опускать её в воду купели. Поначалу малышка никак не реагировала, но когда вода подступила к груди, она слабо зашевелила своими тонюсенькими ручками, открыла удивлённые глазки и слабо пискнула. Отец Антоний быстро окунул её в воду с головой, так же быстро выхватил оттуда и проделал это ещё и ещё раз, приговаривая:
Во имя Отца и Сына и Святаго Духа , окрещается раба Божья Ангелина! - И, трижды перекрестив, отдал ребёнка в руки крёстной матери. Та приняла новокрещёную в тёплую фланелевую пелёнку, прижала к груди и стала осторожно пеленать её, одновременно растирая тельце младенца руками. Ангелина слабо верещала, будто постанывала, сучила ножками. Растерев и спеленав ребёнка, Анисья снова привязала его к себе пуховым платком. Батюшка подошёл и срезал с затылка ребёнка прядку тоненьких волосиков, налепил их на комок размягчённого руками Дарьи воска и бросил его в купель. Все тревожно следили за этим комком: поплывет? Утонет?... воск окунулся в воду и занырял, будто дразня, поплыл, то погружаясь, то выныривая, доплыл, наконец, до середины и там всплыл окончательно, остановился, покружился, словно любуясь собой, и поплыл по кругу ровно и уверенно. Анисья облегчённо выдохнула:
Слава Тебе, Господи! Слава Тебе!
Поправится? Да, мам? - прошептала Дарья.
Несомненно, - кивнула Анисья.
Батюшка с дьячком приблизились к ним, неся в руках первое причастие для новокрещёной Ангелины. Анисья вынула крестницу из-за пазухи и поднесла к священникам. Отец Антоний почерпнул из чаши причастие и поднёс к губкам девочки. Кровь Господня оросила их , пощипывая, малышка открыла ротик и слизнула её , батюшка тут же влил ей в рот всё содержимое ложечки. Малютка пискнула и зачмокала, удивлённо глядя на священника, но не выплюнула, проглотила!
Умница моя! - со слезами в голосе сказала Анисья, прижимая девочку к груди. Дарья заплакала от радости и прижалась головой к плечу матери.
Ночью справлялись эти странные крестины. Не до большого праздника. «Бог мой, - думала Анисья, - и тут, не как у людей! Вот, во что обходится небрежение и недоверие к Богу.»...
Когда священники и гости ушли, Анисья, отправив уставшую Дарью отсыпаться, снова перепеленала малютку и уложила её на свою огромную пуховую подушку. Внучка-крестница слабо попискивала и вертела головёнкой. Анисья развязала узелок, принесённый Дарьей из церкви. В нём оказались бутылка освящённого Кагора , несколько просвирок и небольшая закупоренная баночка со смесью кагора и кусочков из просвирок — причастие для Ангелины. Открыв баночку, Анисья подцепила серебряной ложечкой немного святого Питания, слегка раздвинула губки девочки и протиснула ложечку между дёсен. Кровь Христова начала пощипывать язычок ребёнка, и она зачмокала, заюлила во рту язычком... и проглотила! Анисья повторила процедуру. А через час согрела немного сцеженного Дарьей молока и так же, с ложечки, осторожно влила его в рот девочки. Та слабо сопротивлялась, но сделала несколько глотков. Через два часа Анисья ещё раз накормила малышку молоком. А утром, в шесть часов, снова «причастила» её и понесла к матери. Разбудила Дарью и велела попробовать накормить дочку., предварительно смочив сосок Кагором. Ангелина взяла грудь, но сосать , как здоровые дети, ещё не могла. Пришлось сцеживать молоко ей прямо в рот. Достижением было уже то, что малышка стала глотать его....
Через неделю кроха стала не только самостоятельно сосать, но уже пищала тоненьким голоском, когда наступал час кормления.
Анисья сходила в церковь, заказала сорокоуст о здравии внучки и дочери, поставила свечи к иконам Господа, Божьей Матери, Николая-чудотворца и Сорока Святым, вознесла благодарственные молитвы Господу и Богородице за спасение внучки и возвращение дочери в лоно Святой Православной Церкви и веры.