14: Друд едет на север (продолжение) Похороны топора
Когда всё затихло, Друд начал осторожно выбираться из вымоины. Достигнув края, он выглянул наружу. Вдоль берега тянулись по обе стороны от него известняковые скалы. Их и море разделяла песчаная коса, кое-где покрытая жалкой растительностью. Волны моря мерно набегали на берег. Казалось, это дышит огромный великан. Ещё раз с опаской взглянув наверх, Друд побежал вдоль берега, высматривая, где можно взобраться на отвесный берег. В сапогах его хлюпала вода, но он боялся остановиться. Подходящего места долго не находилось. Временами юноша припадал спиной к скалам, закрывал глаза и ловил ртом воздух. Струи дождя текли по его лицу и шее, заставляя дрожать. Наконец, в одном месте берег показался ему достаточно пологим. Друд пополз, не замечая, что обдирает руки и колени. Больше всего ему хотелось упасть и не двигаться. Взобравшись наверх, юноша надсадно закашлялся. С моря дохнул холодный ветер, пробравший его до костей. Рывком заставив себя встать, Друд огляделся. В темноте глаза его различали волнистую равнину, покрытую перелесками, которая уходила вдаль до самого горизонта. В одном месте слабо светился огонёк. Выбирать не приходилось: Друд пошёл на него. Ему необходимо было согреться и высушить одежду, чтобы не заболеть воспалением лёгких.
Ночная тьма была полна шорохов и звуков. Юноша усилием воли старался сохранять спокойствие, но его слух и нервы были напряжены. Острое чувство опасности гнало его вперёд и вперёд. По мере того, как огонёк приближался, стал различим большой дом за плетёной оградой. Друд толкнул калитку и вошёл во двор. Он не успел удивиться, что нет собаки, как услышал грозное рычание явно большого пса. Юноша медленно повернул голову и увидел бесшумно подобравшегося к нему лохматого серого волкодава.
-Хорошая собачка, - попробовал он задобрить дворового сторожа, одновременно продвигаясь к двери.
В ответ последний наморщил нос и щёлкнул зубами возле руки незваного гостя. Звук был похож на защёлкнувшийся капкан. Юноша замер, а пёс залился громким лаем. Дверь распахнулась, и в освещённом проёме возникла фигура старухи-служанки.
-Кто здесь? – крикнула старуха, высоко поднимая фонарь.
-Я – путешественник, - отозвался Друд, стараясь не шевелиться, чтобы не раздражать собаку. – На меня напали разбойники. Пустите погреться на ночь!
-Иди вон, бродяга! – ответила старуха, а пёс вновь громко залаял.
Дверь снова открылась. На этот раз в проёме возникла мужская фигура с фонарём в одной руке и с пистолетом в другой.
-Эй, ты ещё здесь? – спросила фигура. – Не вздумай бежать, стой, где стоишь!
-Я стою, сударь, - отозвался Друд. – Даже если бы я захотел, я бы не смог убежать, ведь ваш пёс меня не пускает.
-И правильно делает, - удовлетворённо сказал мужчина, грузно спустился с порога и, подойдя совсем близко, поднёс свет к самому лицу юноши. – Это ты ограбленный путешественник?
-Я, сударь. Я ехал к отцу в Сен-Катарен. У меня есть письма, если вы не верите. На меня напали там, на дороге.
-Ты был один?
-Да, мне сказали, что можно засветло доехать до следующей почтовой станции, а я очень спешил к отцу. Он сильно болен.
-Тебя обманули, - с мрачным удовольствием произнёс человек с фонарём. – Что ты хочешь?
-Ради Бога, дайте мне согреться или хотя бы переночевать под крышей! – взмолился Друд, стараясь разглядеть лицо своего собеседника, но тот стоял против света, и фонарь освещал только его квадратную челюсть и мощную шею.
Юноша понимал, что у него мало шансов попасть в дом. Грязный, мокрый, оборванный, с волосами, набитыми песком, он являл собой жалкое зрелище. Поэтому когда вместо ответа квадратная челюсть начала совершать жевательные движения, Друд был почти уверен, что ему откажут. Однако он ошибался: хозяин дома, а это был он, просто думал.
-Хорошо, - наконец произнёс он. – Заходи. Назад, собачка, пропусти его!
Друд вошёл в сени, а затем толкнул дверь, ведущую в комнаты. Он увидел белёную известью комнату со сводчатыми потолками, в которой жарко горел камин. За огромным накрытым дубовым столом сидели двенадцать дюжих мужчин мрачной внешности, одетых в тёмную одежду. Все они одновременно повернули головы в сторону двери и молча воззрились на юношу. Неужели он попал в разбойничий притон? Друд инстинктивно попятился обратно, но шедший сзади хозяин вновь втолкнул его в комнату.
-Вот, путешественника ограбили, - объяснил он. – Попросился на ночлег.
Сидевшие за столом отвернулись и принялись за еду: варёное мясо, пироги, кашу и пиво в огромных оловянных кружках.
-Иди ближе к огню, - сказал хозяин и подтолкнул Друда к стулу, стоявшему возле камина.
Теперь, при свете, юноша разглядел, что это был крепкий, словно дуб, краснолицый человек лет шестидесяти. Оставляя мокрые следы, он пересёк комнату и сел на край стула, так как стыдился своей грязной одежды.
Хотя люди за столом делали вид, что не обращают на него внимания, он то и дело ловил на себе словно случайно брошенные взгляды.
-Вот новости! – услышал Друд старушечий голос и, подняв голову, увидел служанку, открывшую ему дверь в первый раз. –Только у вас, хозяин, могло хватить сообразительности усадить на чистый стул такого грязнуху!
-Молчи, старая, - проворчал хозяин, задувая фонарь. – Принеси человеку еды, да согрей воды, чтобы помыться. А ты, Мартин, выдели ему что-нибудь из одежды, пока Агнета постирает его собственную.
-Сейчас принесу, отец, - отозвался самый молодой из ужинавших, собираясь подняться.
-Нечего рыться в шкафах и нарушать порядок! – рассерчала старуха. – Я и сама ему всё принесу!
Служанка ушла и довольно долго отсутствовала.
-Её только за смертью посылать, - проворчал хозяин, утомившись ожиданием. – Мартин, сбегай на кухню и принеси какую-нибудь миску.
Молодой человек вышел из комнаты и вернулся с глиняной миской и оловянной кружкой. Друду приказали пересесть за стол. Соседи придвинули поближе к гостю мясо и пироги, но он едва мог есть от усталости. Первое время все молчали. Друд гадал, что это за странные люди. Они явно не были дворянами, но не походили и на крестьян. Ремесленникам тоже нечего было делать в такой глуши. На семью сельского священника они не тянули. При всём разнообразии лиц было во всех сидящих нечто общее, тяжёлое и гнетущее. Размышления юноши прервал хозяин:
-Значит, говоришь, парень, едешь к отцу в Сен-Катарен?
-Да, сударь.
-И откуда?
-Из Ваноццы, сударь.
-И ты один ехал?
-Нет, была ещё почтовая карета, но она сломалась неподалёку от Святых Угодников на Холме. Мне сказали, что я могу засветло успеть доехать до следующей почтовой станции, и я поехал один.
-Про карету он правду говорит. Я сам её сегодня видел в деревне, - влез в разговор Мартин, откусывая огромный кусок пирога.
-Помолчи, тебя не спрашивают, - прервал его отец, явно недовольный.
Друд же насторожился: его явно проверяли. Спутаться в словах для него было смертельно опасно. Он решил не врать, насколько это будет возможно, надеясь, что полицейские вёльнеры, желая схватить его без лишнего шума, не распространили сведения о нём по округе.
-И как тебя звать, парень?
-Дорстен.
-И что же, родственники отпустили тебя одного в такой дальний путь?
-Моя мать умерла. Я был торговым учеником у одного купца, но он тоже умер.
-Как же звали твоего хозяина?
-Фиборс Баллири.
-Знавал я этого старого лиса, - заявил один из сидящих за столом мрачных мужчин. – Его хватил удар после того, как он разорился. Было много шума. Я его знаю, потому что его зять был моей первой работой.
Помолчал бы ты, Глен, - сказал хозяин, а затем снова обратился к Друду: - А кто твой отец?
-Он – капитан дальнего плавания. Наш корабль потопили корабли Северных провинций, - ответил Друд.
Он сильно ощущал себя не в своей тарелке, потому что один из присутствующих знал о карете, а другой – о Фиборсе Баллири, сам же он не мог определить, кто эти люди. Нужно было держаться очень осторожно, чтобы не вызвать у них подозрений. И всё же он сделал промах, когда хозяин спросил:
-Разве не нашлось в Ваноцце работы для капитана, даже если хозяин его разорился, а корабль потонул?
-Отец не хотел наниматься на чужой корабль. Он поехал в Сен-Катарен, чтобы купить новый.
-Но в Сен-Катарен нет верфей.
Друд так смутился, что даже не смог предположить, что новый корабль уже готовым могли доставить в Сен-Катарен. К счастью, он вспомнил разговор с капитаном Эсклермондом и исправился:
-Вообще он поехал в Лидон, но письмо от него пришло из Сен-Катарен. Я могу вам его показать.
-Покажи. Ты мне ещё на улице обещал. Должен же я убедиться, что не зря пустил тебя в дом.
Друд вытащил кожаный футляр из внутреннего кармана кафтана и раскрыл его. Бумаги совершенно промокли. Особенно пострадало письмо, лежавшее сверху. Чернила, которыми был написан паспорт, слегка расплылись и впечатались в бумагу насквозь, но записи остались разборчивыми. Разрешение купеческой гильдии также выглядело вполне сносно.
-Дай-ка – ка эти бумаги. Посмотрим, кого я подобрал, - велел хозяин.
Не успел Друд и глазом моргнуть, как его документы оказались в чужих руках.
-Смотри-ка, и вправду Дорстен, торговый ученик, - удовлетворённо сказал хозяин, читая расплывшиеся строки сощуренными глазами. – Жаль, письмо почти погибло. Мартин, - приказал он сыну, - положи бумаги на стуле у камина, пусть посохнут.
Друд с сжавшимся сердцем проводил взглядом свои документы. Тут вернулась старуха. Она несла переброшенные через одну руку длинную рубаху, халат и ночной колпак, а в другой руке – домашние тапки с загнутыми носами и деревянными подошвами.
-Где он, этот замарашка? – сердито спросила она. – Пусть идёт: вода нагрелась.
-Иди, мойся, а потом Мартин проводит тебя до спальни, - велел хозяин.
Увидев, что юноша потянулся за паспортом, он прибавил с усмешкой:
-Иди, никто не тронет твои бумаги.
Место для мытья было выделено на кухне, за тонкой занавеской. Друду дали ведро горячей и ведро холодной воды, таз и ковш. От остывающей печи шло живительное тепло, и лишь одно смущало юношу: старуха с кухни не уходила, подозревая его в склонности проверять хозяйские съестные припасы.
Друд долго промучился с головой: волосы у него были длинные, а грязи и песка в них набилось много. Влезать в чужую рубаху ему не хотелось, но всё же он ощутил облегчение, скинув свою мерзкую и мокрую одежду. Взглянув критически на гору мокрых вещей, он засомневался, сумеет ли она высохнуть до утра. Поскольку в одежде Друда были зашиты деньги, он решил взять её с собой. К тому же, он хотел иметь под руками вещи на случай, если придётся бежать из этого странного дома. Однако, едва он вышел из-за занавески, как старуха вцепилась в мокрую одежду:
-Не позволю тащить эту мерзость в спальню! В ней небось вшей легион и телега грязи!
-Отдай ей! – приказал Мартин и решительно передал служанке ношу Друда. – Всё равно не успокоится, пока всё не перестирает.
-Да я…
-Не волнуйся, - сказал Мартин, силой увлекая Друда на лестницу. – Завтра с утра всё будет в лучшем виде.
Молодые люди поднялись по скрипучей лестнице на второй этаж, где перед ними открылся длинный тёмный коридор с окнами по одну сторону и дверьми, ведущими в комнату, по другую. За свинцовыми переплётами стояла тьма. Струи дождя барабанили по стёклам и ветви деревьев сада под порывами ветра стучали об стену. Свет от свечи Мартина дробился в маленьких стёклах и напоминал огненный ручеёк. Парень толкнул одну из дверей и пропустил Друда вперёд. Они очутились в холодной спальне с большой кроватью. В углу стоял табурет с тазом и кувшином для умывания. Мартин откинул одеяло, и Друд увидел железную угольную грелку.
-Здесь не топится, - пояснил парень, - поэтому Агнета нагрела постель. Ложись и спи. Свечу не оставлю: отец не велит держать огонь в комнатах, чтобы не было пожара. По дому ночью не шатайся: у нас этого не любят. Всё необходимое у тебя здесь есть, - с этими словами Мартин ткнул ногой под кровать, и там загремел ночной горшок. – Ну, спокойной ночи.
Оставшись один, Друд вытащил грелку и поставил её на выложенный плиткой ледяной пол, а сам забрался в тёплую постель. Снизу доносился гул мужских голосов. Видно, без посторонних там чувствовали себя намного свободнее. Друд лежал и думал, как полиция узнала о нём. Знал ли Орильи, когда они вместе выезжали из Ваноццы, что он гонец тайной организации, или догадался об этом в пути? Друд склонялся к тому, что не знал, иначе его могли схватить во многих местах и гораздо раньше. Например, сразу на таможне, где проверяли документы, в гостинице, в доме Дикого помещика или во время бегства из него. Но если так, то чем и когда он себя выдал? Ведь он почти ни с кем не общался. На память юноше пришло вывернутое наизнанку письмо капитана. Неужели это всё-таки не его забывчивость, а следы обыска Орильи? Да если и так, что можно извлечь из безобидного частного письма, кроме фамилии? А что если полиция вышла-таки на имя настоящего Дорстена Эсклермонда и установила, что он был из числа сторонников Объединённых провинций? А что, если не только Дорстен, но и его отец сторонник подобных взглядов? Впрочем, дело, может, вовсе и не в фамилии. Просто среди пассажиров кареты и следовавших с ней путешественников не было более подходящей кандидатуры на роль гонца, чем он, Друд. Ведь он так спешил…
При любом раскладе вопросов было больше, чем ответов, а ясно было одно: полиция его ищет, и ищет по документам Дорстена Эсклермонда, тем самым, что находятся в руках у хозяина этого странного дома и сохнут внизу у камина.
Где же всё-таки произошла утечка сведений о гонце? Орильи выехал на охоту из Ваноццы, стало быть, там. Но он долго присматривался к Друду, стало быть, знал мало, только день, час и направление, когда неизвестный ему человек выедет из городских ворот с важной информацией. Санлис встретил их на середине пути. Он ждал. Значит, он всю дорогу получал сведения от Орильи, следовал за почтовой каретой параллельно, а потом слегка обогнал. В этом свете и поломка оси могла стать не случайной, ведь Орильи нужно было оторвать гонца от других пассажиров. Однако арестовать его пытались тайно. К тайне прибегают, когда боятся спугнуть. Стало быть, есть надежда, что столичная сеть сторонников объединения провинций не разгромлена. Ведь если бы были схвачены руководитель патриотов Роберт Уостерли и близкие к нему люди, их посланец выглядел бы мелкой сошкой и мог быть арестован открыто. Тем не менее, операция по его поимке была обставлена серьёзно. Так что, вероятнее всего, Санлис знает, что он везёт. Если схватить гонца, а затем заставить его говорить, он не только может выдать полный список наиболее важных лиц среди патриотов северной части тайной организации, упомянутых в доносе, но и свои контакты в южной, столичной части. Друда пробила дрожь, когда он осознал, насколько важную роль он играет во всей этой драме, и как худо ему придётся, если Санлис заполучит его в свои руки. Не зря Осе так переживал за него и так не хотел, чтобы он вёз список. Он ведь и сам ходил по очень тонкой грани. Кто знает, что с ним сейчас? Ведь если доносчик знал о списке, он мог знать и о том, от кого патриоты его получили.
Размышления Друда были прерваны шумом внизу. Мужчины вставали из-за стола и приглушённо переговаривались. Затем стало слышно, как они выходят из дома. Куда можно пойти такой толпой тёмной дождливой ночью? Неужели это всё-таки разбойники?
Друд тихо спустил ноги на пол и влез в тапки. Он попытался тихонько подойти к двери, но деревянные подошвы громко стукнули по плиткам пола. Юноша замер, прислушиваясь, потом потянул на себя ручку двери, которая открылась со страшным скрипом, и нос к носу он столкнулся со старухой служанкой.
-Ты куда? – грозно спросила она, тыча ему в лицо свечой.
-Мне бы водички, - тут же сочинил Друд.
-Иди и спи. Утром будет тебе водичка. И не вздумай шататься по дому.
Друд закрыл дверь и пошёл к окну в комнате. Он увидел, как среди тёмных ветвей деревьев сада мелькнул свет. Приникнув лицом к стеклу, он различил фигуры уже знакомых ему мужчин, стоявших кругом. Трое из них держали, прикрывая от дождя, железные фонари. Двое копали яму, а ещё один держал продолговатый чёрный ящик. Что это? Сначала Друд вообразил, что это убитый младенец, а окружающие – секта сатанистов. Прошло некоторое время, прежде чем, уняв дрожь и сердцебиение, он осознал, что ящик слишком узкий и длинный, чтобы упрятать в нём ребёнка. Тогда, вероятно, это сокровища, которые грабители прячут во мраке ночи? В таком случае, лучше отойти от окна, чтобы не быть принятым за нежелательного свидетеля.
Друд уткнулся лбом в стену и зажмурился. Он был в отчаянии. Больше всего на свете ему хотелось покинуть этот дом. Однако выйти незаметно прямо сейчас ему не удалось бы из-за старухи, которая, как он слышал, продолжала шаркать за дверью. Даже если бы он её оттолкнул и, спустившись вниз, захватил свои документы, времени разыскивать одежду всё равно не было. Бежать же в халате и в тапках по незнакомой местности было глупо, особенно если учесть, что выход вёл прямо в сад, где обитал большой пёс, и находились странные обитатели дома с их чёрным ящиком.
Дверь внизу снова захлопала. Это возвращались со своей таинственной церемонии мужчины. Друд услышал, как они поднимаются по лестнице. Он замер, не спуская глаз с двери, но никто в неё не вошёл. Мужчины разошлись по соседним комнатам. Было слышно, как они готовятся ко сну. Потом всё затихло. Друд тоже вернулся в постель, решив попытаться покинуть дом рано утром. Он долго вздрагивал и настораживался при каждом звуке, но в конце концов уснул.
Друд проснулся от того, что сын хозяина тряс его за плечо и приговаривал:
-Вставай, соня! Скоро полдень, а ты всё спишь!
Юноша едва открыл глаза. Голова его болела, всё тело ломило, глотать было больно. Впрочем, вспомнив ночную сцену, он тут же пришёл в себя. Из всех обитателей дома Мартин показался ему самым подходящим для того, чтобы вступить в переговоры.
-Послушай, - сказал он, - в моей одежде зашиты деньги. Возьми их себе, только принеси мне одежду и паспорт. Мне очень нужно добраться до отца. Помоги мне, пожалуйста.
-Не волнуйся. Отец сказал полиции, что никого чужого у нас нет.
-Полиции? При чём здесь полиция? – так и подскочил Друд.
-С утра приезжали полицейские вёльнеры, и их офицер спрашивал, не видел ли кто беглого заговорщика по-имени Дорстен Эсклермонд.
Друд онемел и побледнел. Увидев произведённое впечатление, Мартин похлопал его по плечу и успокоил:
-Да не волнуйся ты. Отец тебя не выдал. Ты ему ещё вчера понравился тем, что обратился к нам за помощью и не побрезговал нашим угощением. Обычно люди любят смотреть на казни, но глубоко презирают тех, кто осуществляет правосудие.
-Ты хочешь сказать, что твой отец…
-Бывший сенкатаренский палач. Разве ты не знал?
-Нет, а почему он живёт в такой глуши?
-С нами и в городе почти никто не общается, кроме других палачей и тюремных служителей. Теперь отец уже стар, не может хорошо работать, вот он и решил купить небольшое имение в не очень населённом месте, чтобы поменьше видеть людей.
-А те люди, что ужинали вчера за столом, кто они?
-Это палачи из других мест. Они приезжали на похороны топора. Некоторые уже уехали поутру.
-Похороны топора? – растерянно переспросил Друд.
-Ну да. Согласно старому поверью, если топор для казни отрубил семьдесят голов, то после семьдесят первой он обретает душу, которая всё время жаждет крови и может толкать владельца топора на преступления. Скорее всего, это враньё, но у нас есть обычай хоронить такие топоры.
-Стало быть, ты тоже…
-Ученик палача. Вообще-то мой старший брат – аптекарь, но чтобы никто не узнал о его родителях, он с малых лет жил у своего учителя и не общался с нами, разве что иногда тайно передавал письма с одним нашим слугой, посещавшим его под видом больного. Сейчас он и этого не делает, потому что если в городе узнают, чей он сын, карьера его закончится. Я горжусь братом. Когда еду в Лидон, всегда смотрю на его вывеску.
-А ты сам никогда не хотел стать аптекарем?
-Нет. Ведь тогда нужно отказаться от отца, а я его люблю. А ты, стало быть, не спал…
-С чего ты взял?
-А с чего ты стал предлагать мне деньги, едва я вошёл? Ясно с чего, испугался. А чего ты испугался?
Друд потупил глаза. Если бы он признался, что заподозрил хозяина дома в похоронах убитого младенца и закапывании награбленного имущества, это могло бы нарушить и без того хрупкую симпатию, которую он вызвал в семействе палача. К счастью, Мартин не ждал ответа на вопрос и заявил торжествующим голосом:
-Ты испугался полиции, приезжавшей под утро, ещё даже толком не начало светать. Ладно, не дрожи. За то, что ты с нами обошёлся по-хорошему, мы тоже тебя не обидим. Отец велел моему брату Христофору довезти тебя до Сен-Катарен в своей повозке.
-Спасибо, но зачем так беспокоиться? Я бы и сам…
-Что сам? Да тебя схватят уже на дороге или на таможне при въезде в Сен-Катарен, а телегу Христофора проверять не будут. Ладно, вставай. Вот тебе одежда.
-Но это не моя…
-Твоя не высохла. Агнета завяжет её тебе в узел. Одевайся быстрее и спускайся вниз.