Дочь Перуна

Лалита Султанова
- То есть, как это заказан? – ужаснулась девушка, едва сдерживая вдруг навернувшиеся слёзы. Она с трудом, ещё не до конца поверив, начинала осознавать происшедшее с ней. 
- Видишь ли, милая, тебя сюда через Световидовы врата провели, а с ними закон простой: откуда вошёл, туда и выйти должен. А тебя наши волхвы в самый последний миг от могилы уберегли. Смекаешь теперь куда ты воротиться должна? И никто сие изменить, не властен. Наши волхвы конечно на чародейства всякие тороваты, но даже и им не всё под силу.  Смирись с тем милая. Что же поделаешь, так вышло. -
Эти слова оказались Любке чудовищным несправедливым приговором. Она жалобно всхлипнула, уткнувшись лицом в коленки, и горько заплакала, как тяжело обиженный ребёнок. Ведунья сочувственно помолчала и ласково погладила её по плечу.
 - Ты уж поверь. Никто тебя неволить не хотел, да тем обернулось. Ты уж не обессудь и не кручинься попусту. Плохо тебе здесь не будет. – поспешила утешить неожиданно расплакавшуюся девушку Добродея.
- Да зачем я вам сдалась? Что у вас своих девчонок нет? - живо заговорила Любка, утирая непрошенные слёзы.
 -Есть, да не такие. Ты чистой родовой кровью владеешь и через то, даром великим наделена. Ты ведунья-воительница, одна из немногих. Такие, только по воле Перуна и Лады Святозарных рождаются. Сие и без того редкость большая, а уж чтобы кровь родовая чистой, как твоя, сквозь время дошла и подавно. Оттого-то наши волхвы и берегли тебя, как зеницу ока. Оттого и сюда через Световидовы врата перевели, чтобы на глазах была, случись чего. Думаешь просто сие? – пояснила Добродея и замолчала.
- Может всё-таки можно меня назад домой перевести. Я на всё согласна. - умоляюще посмотрела на собеседницу Любка и обречённо сникла, встретив ее сочувствующий, но непреклонный взгляд.
- А про дар свой помнишь ли? Он тебе не красы ради дан, а людям на пользу. Ты его беречь должна дённо и нощно. Знай вперёд. – строго покачала головой ведунья, тонкие брови сошлись к переносью, светлый платок качнулся лебяжьим крылом.
- Да нет никакого дара. Самая обыкновенная я. Ошиблись ваши… как их… волхвы. - мрачно ответила Любка, вмиг перестав плакать и отворачиваясь от Добродеи. Та ласково тронула её за плечо.
- Нет. Про дар, всё чистая, правда. Говорю: не кручинься. Знаю, сиротствуешь, так я тебе матушки вместо. -
Эти слова были сказаны так спокойно и уверенно, что Любка, позабыв про всё случившееся с ней, обернулась и удивлённо посмотрела на собеседницу, а встретив её спокойную добрую улыбку, как нельзя точно созвучную имени, смешалась. Не каждый день незнакомые чужие тёти, да ещё ведуньи, в матери набиваются.
- Что же мне теперь всю жизнь здесь сидеть? – растерянно спросила она.
- Ну отчего же. Ты не в остроге, а в добром доме живёшь. - удивилась вопросу Добродея и заверила, ласково погладив девушку по голове, как потерянного ребёнка. - Будут у тебя и труды и забавы и дружки-подружки. Как же без того. Дай только срок. А поначалу милая ступай-ка ты в баньку. –
Любка недоверчиво сжалась, но не отстранилась от её руки и только изумлённо выдохнула, широко распахнув и без того огромные глаза.
- В баньку?! -
Ведунья невольно улыбнулась, встретив этот взгляд, но тот час посерьёзнела и невозмутимо ответила:
- В неё ладушка, а отчего нет? Какое тут диво. С утра натоплено. –
- Так мне же надеть нечего. - смущённо напомнила Любка.
- Нашла печаль. Вон он сундучок со срядой и приданым всяческим. В самый раз для тебя будет. Владей и не кручинься более. - Добродея небрежно махнула узкой рукой в дальний угол комнаты и, обернувшись, уже от порога, добавила.- Там, в сундучке-то, скляница малая, так ты, как мыться станешь, из неё капельку в водицу капни, Поспешай милая, не то банька остынет.-
 Девушка только хотела, было спросить, а для чего это собственно она должна что-то куда-то капать и случайно, не превратится ли она после этого в лягушку, но ведунья уже вышла. Оставшись одна, Любка озадаченно посмотрела на объёмистый сундук, опять же из музейных редкостей, неизвестно как появившийся в комнате. Самый настоящий, огромный, старый такой, кованый сундук, прикрытый уютным меховым ковриком. Девушка готова была поклясться, что раньше его там не было, угол был пуст. Во всяком случае, так было, когда она, проснувшись, разглядывала комнату. Не кроется ли причина его появления в небрежном взмахе руки Добродеи?
- Да уж. Попала, так попала. И как выпутаться неизвестно. Что-то ещё будет дальше. Впрочем, какая теперь разница. Назад всё равно дороги нет. Правда это мы ещё посмотрим, что это за Заградье такое, с чем его едят, и правду ли сказала Добродея. Если что, я тут вам такое устрою, что мало не покажется. Волхвы-ведуньи доморощенные.- нарочито бодро подумала Любка, утешая себя и в глубине души сознавая насколько слабо и призрачно это утешение. Интересно, а смогла бы она так думать в присутствии самой Добродеи? Это навряд ли. Тут и гадать нечего. Тяжело вздохнув, Любка выбралась из постели и подошла к сундуку. Против ожидания открылся он легко, как будто всё время ждал этого, и как сказала Добродея, оказался доверху набит всевозможными нарядами. Они лежали аккуратно расправленные и прикрытые поверху тонким полотном. От такого изобилия у Любки вначале перехватило дыхание, а потом девушку осенила жгучая и обидная, как пощёчина мысль, будто её покупают и в обмен на ценный подарок ждут, что она перестанет быть собой ради чьей-то выгоды. И что самое печальное она вынуждена согласиться на эту мену. Сознавать это было тяжело и неприятно, горький ком подступил к горлу, а слёзы к глазам.
- Что-то я сегодня на слезе. Видели бы меня мои интернатовские. Любка »Зараза» рыдает над сундуком с тряпками. Зрелище не для слабонервных. - горько усмехнулась Любка и мотнув головой стала разглядывать содержимое сундука. Девушка, со знанием дела, всё-таки без пяти минут швея, перебирала все эти наряды. Среди них нашлись всевозможные сорочки; цветные и светлые, тоненькие и плотные, украшенные вышивкой и прямо ювелирной мережкой. Любка только мечтала научиться делать такую. Были здесь и тёплые сарафаны с душегреями подбитыми мехом, явно рассчитанные на суровую зиму. И даже лёгкая, с меховыми опушками, вся расписная от вышивки шубка. Чудные длинные рукава с разрезами, как у неё, девушка видела только на старинных картинах или в исторических фильмах. Что и говорить, такого количества нарядов у Любки никогда не было. Это вам не убогий самошив под фирму и не сшибачки по интернатовским подружкам, а самый настоящий стиль этно. Единственное чего не нашлось в сундуке, так это даже малейшего намёка на хоть какую-нибудь обувь. Что воспоминания о любимых туфельках. Зато на самом дне сундука обнаружилась небольшая шкатулка, а в ней целая россыпь недорогих, но красивых украшений и даже резное зеркальце с рисунком по эмали на которой были видны самые крохотные детали узора. Малейший завиток смотрелся невероятно четко и ясно. Можно было разглядеть даже крупинки пыльцы на тычинках ярко-голубых цветов тщательно прорисованных на серёжках-капельках, которые лежали сверху. Они здорово напоминали украшения из ростовской финифти. Любка видела такие, когда их всем интернатом возили на экскурсию в Ростов. Это было года два назад. В той поездке старшие девчонки накупили себе мелочёвки подешевле, а Любка прямо сгорала от зависти. В ту пору она только начинала учиться шить и денег, у неё не водилось в принципе. Ведь она ещё не могла толкнуть более-менее прилично сшитую вещь, как делали её старшие оборотистые подружки. Такой «барахолкой» промышляла вся интернатовская «Аристократия». Позже и Любка научилась этому, а тогда приходилось буквально выживать. Ни о какой ростовской финифти, да ещё ручной работы и речи быть не могло. Любка устало оглядела свои сокровища. Что теперь делать? Она какое-то время рассеянно перебирала всё это богатство, которое, по словам Добродеи, отныне принадлежало ей, Любке. Судя по всему, если её действительно покупали, то не задёшево, а значит, и предъявить потом могут немало. Конечно, раньше она жила до слёз убого, но кто сказал, что здешняя жизнь не получится такой же? А вот продаваться за побрякушки одинаково унизительно, как бы не сложилось в дальнейшем. Уж что-что, а унижаться, Любка не согласна, ни за какие коврижки, пусть даже и сладкие. Может просто вернуть всё это добро бывшей владелице? Вот только, так сгоряча можно обидеть хорошего человека, да и самой, какая радость остаться голой, но гордой. После недолгих, но мучительных раздумий над тем, что предпринять по этому поводу девушка решила: самое разумное в сложившейся ситуации осмотреться, дождаться более определённого хода событий, а уж потом действовать, а то можно таких дров наломать, не оберёшься, а вернуть подаренное при случае никогда не поздно. В конце концов, можно прямо поговорить обо всём с самой Добродеей. Хотя это последнее на что бы Любка решилась. Кто её знает. Ведунья она и есть ведунья, стелет мягко…пока, а каково будет спать? Вот и нужно выждать, чтобы узнать наверняка. Принятое решение вместе с хоть какой-то определённостью принесло облегчение.

продолжение следует .