Коллекцию собрать, растрясти...

Гордеев Роберт Алексеевич
               
        Оно такое зовущее, это слово «коллекция» (между прочим, «собрание» тоже хорошее слово)! Собирание коллекций – явление интересное, увлечение многих, и собирают их не абы как, чтобы всё свалить в кучу, а со смыслом. Наверняка, многие делали попытки собрать что-либо лучше, чем у всех, полнее… Иной мается, и ничто-то ему не интересно по-настоящему, и определить он не может, из чего бы такого коллекцию, сиречь собрание, устроить? А собрать-то хочется - другие же собрали!
        Зато этим «другим» интересно всё вокруг, и они заранее знают, какая и из чего будет собрана ими коллекция (и ведь, действительно, знают!), и, главное, что будет она лучше той, что у… Словом, знают - как начать знают! А довести до толку порой никак не могут – характер или обстоятельства жизни не позволяют…
        «Другой» - это я про себя. Этикетки спичечных коробков меня не интересовали, пёрышки типа «рондо», номер 86 или 11 (их много привёз отец в сороковом году из «освободительного» похода по Латвии) для перьевых ручек и фантики от конфет фабрики «Laima» - тоже. Вот марки…
         Почтовые марки – это да! Тем более, что основу коллекции заложил мой дед. Отец тоже кое-что внёс в неё своё; например, он привёз из того же похода серию марок САСШ (так в двадцатые годы назывались США): все красного цвета, одной формы и размера с изображением машин, мостов, паровозов, самолётов-бипланов… Там ещё была большая марка с портретом президента Ульманиса и две обычного стандартного размера, чёрная и красная, с изображением Гитлера; имя это было на слуху, но вызвало мой интерес только с началом войны. Однако же, первая в жизни коллекция случилась у меня всё же другая: это были собранные во время Блокады осколки бомб и снарядов, стабилизаторы зажигалок, корешки использованных продовольственных карточек и сами карточки (неиспользованные) – об этом подробно рассказано в «Мальчишечьих хрониках»...
        В эвакуации в Касимове я по примеру других мальчишек стал собирать выпускавшиеся во время войны марки, а о существовании дедушкиной коллекции как-то почти и не вспоминал. На почте, увидев за окошечком на столе у почтальонши листы новых только что выпущенных марок, мы совали в окошечко свои копейки. Слышалось нежное «хр-р-р» - это тётенька-почтальонша отрывала по дырочкам несколько марок вместе – и в руках у каждого появлялись «талалихин», «сафонов», «поливанова и ковшова», «ил-2», «як-1»… Я чувственно, зримо помню, как пальцы ощущали «блок» - шесть неразделённых «будь героем», марки, наиболее редкой сегодня, первой выпущенной во время войны! Может быть, коллекция советских почтовых марок у кого-то была и лучше, но самой полной обладал Толька Аверкин. У него была вся довоенная серия первых «героев» (даже синий «леваневский»!), вся «годы мирного строительства», вся "ХХ лет РККА", серия «ВСХВ» - все шестнадцать штук, и даже «карело-финская», выпущенная позже всех! А какая серия «тувы»! «Монголия» была тоже, но она всё же менее интересная… Надо бы вспомнить, откуда, когда и почему я тоже стал обладателем неплохой коллекции…
        Аа-а, вспомнил! Попала она ко мне, как наследство от умершего маминого коллеги, доктора Кауфмана; в ней были царские марки, ещё какие-то иностранные и «в массе много» советских довоенных; однако же, вожделенного «леваневского» не было. Об этом подробнее написано в «Мальчишечьих хрониках» (и о моей первой «негоции» на поприще марок тоже)… А дедушкин альбом с дополнениями отца выплыл после войны; мама хотела уничтожить марки с Гитлером, но я убедил её, что они очень редкие, ни у кого из мальчишек таких нет. Уже большую объединённую коллекцию я начал совершенствовать. Приехав на Главпочтамт, как и Касимове, просовывал копейки в окошечко, и снова слышал нежное «хр-р-р»; коллекция всё увеличивалась. Значительно и разом она пополнилась в связи с юбилеями выпуска первой советской марки и 800-летним Москвы, а также с началом борьбы за мир – тогда много было выпущено серий марок, блоки и целые наборы. И ещё я мечтал познакомиться с довоенным кумиром всех мальчишек радистом-папанинцем Эрнестом Кренкелем: по слухам, у него была лучшая и самая полная в мире коллекция марок.
        Увлечение это продолжалось довольно долго и сошло на нет, когда в середине шестидесятых с коллекцией (уже, ого-го, какой большой и полной!) пришлось расстаться – нужны были деньги на кооперативную квартиру; добыть их было неоткуда («шабашки» появились позже!). Тогда в ход пошли не только марки. Пришлось растрясти большую и полную коллекцию бумажных денег, «бон»: царских, временного правительства, «колчаковских», «деникинских», «украинских», первых советских и прочих, включая «одесские», «касимовские»… Она была тоже, в основном, собрана дедушкой – он во время Гражданской войны и позже долгое время был управляющим Екатеринбургским банком, деньги поступали к нему на погашение. Там были имевшие право на хождение, но редко попадавшиеся обеспеченные серебром червонцы первых выпусков, а также купюры, имевшие полиграфические дефекты и фальшивые, в том числе несколько стотысячных 1921 года, нарисованных красными чернилами от руки. Жалко было их, не сказать, как!... И коллекция монет ушла тоже; там, например, был привезённый отцом из Латвии полный «данциг», гульдены и пфеннинги (деньги в 1921-1939 гг «вольного города» Данциг), включая серебряный «двухгульдовик»...
        Но, нельзя сказать, что мои коллекционерские потуги основывались только на дедушкиных и отцовских заделах. Начиная с 1921 года, во время войны и вплоть до конца восьмидесятых на имевших хождение монетах обозначался год выпуска, и я время от времени приступал к собиранию всех новых и уже ходивших ранее. Простой подсчёт показывает, что с 1921 по 1961 год было выпущено около 280 видов монет разного достоинства, а с 1961 по 1990 ещё 240, не считая юбилейных и «именных»! Причём некоторые ведь выпускались очень ограниченными сериями. Так что у коллекционеров и сейчас кое-какие «семишники» или «двугривенные» стоят тысячи современных рублей. В общем – приступал…
        Но особенно я досадую на себя за то, что так и не была мной создана коллекция, собрание портретов членов Политбюро ЦК ВКП(б) и КПСС! Году в 1949, когда ещё не развернулось полностью «ленинградское дело», ещё можно было найти портреты членов первых составов "ленинского" политбюро: дома у некоторых своих товарищей я видел их в книгах - хотя бы в «Истории Гражданской войны», выпущенной в 1936 году! - Бухарина, Каменева и где-то даже Троцкого (в те времена даже имён этих "ленинцев" лучше было не вспоминать!). А лица действующих членов можно было найти в разбросанных повсюду книжных магазинах. В них всегда существовал отдел политической литературы, и в нём хорошо выполненные в чёрно-белом цвете портреты и портретики. Что стоило время от времени заглянуть в любой близлежащий из них и отовариться всеми ещё действовавшими «подгорными», «шелестами», «козловыми», «вороновыми»? Даже в своё время «маленковыми», «кагановичами», «молотовыми» и примкнувшими к ним «шепиловыми» - это не считая разных, там, «хрущевых» и «берий»!… Да что там! «Соломенцовыми», «долгих», «лигачёвыми», даже «ельцыными» до того момента, когда их оригинал был обвинён во фракционной деятельности! И ладно бы только эти портретики с магазинного прилавка за сущие копейки: во всех газетах время от времени – и не только после очередного съезда руководящей и направляющей! – печатались те же портреты. До чего же показательная коллекция могла бы быть! К тому же, и стоила-то "Правда" или "Известия" не больше алтына... И какую хорошую, светлую зависть я почувствовал и мысленно досадливо крякнул на неповоротливого себя, увидевши в помещении сектора Женьки Андреева коллекцию портретов Брежнева; количество звёзд на груди Героев было разное - от нуля до пяти (об этом подробнее в «Слове о праздниках»).
        Мой двоюродный брат Женька тоже собирал марки, но мне его коллекция не нравилась. Она была небольшая, но какая-то расползающаяся по исполнению; если, допустим, «800-летие Москвы», то были в ней не только марки, но и гашёные особым штампом конверты, если «пятидесятилетие первой советской марки», то навеки наклеенные рядом и сама марка-юбилярша, и её воспроизведённая копия – словом, всё с каким-то с вывертом. Зато у него было много патефонных пластинок, выпущенных Экспериментальной фабрикой грампластинок, работавшей в блокированном Ленинграде во время Блокады и сразу после неё: «китайская бамбула», «коктейль», «охота на тигра», скопированные с тонфильма «тёмная ночь» и «шаланды, полные кефали», «джеймс кеннеди» и «песня американских солдат (зашёл я в чудный кабачок)», «путь далёкий до типперери», «волга» в исполнении Аллы Баяновой, пластинки Лещенко (Петра, а не Льва!), Вертинского, Сокольского… Дядя Андрюша, его отец, был начальником штаба МПВО Дзержинского района и, видимо, имел возможность получать эти раритеты, которые были, в основном, только у высших руководителей обороны Ленинграда. До сих пор во мне живёт стремление к обладанию подобной коллекцией! Но, увы… И всё же блуждает во мне надежда на встречу с человеком, у которого есть, возможно, полный набор таких пластинок. И чтобы можно было бы - если повезёт! – договориться и, хотя бы, послушать их. А если бы удалось переписать на диск DVD…   
        И всё-таки начало одной из коллекций было положено! В середине или конце шестидесятых в ДЛТ, а потом и в других магазинах появились немецкие железные дороги, чудесные копии паровозов и вагончиков; в точности такие были когда-то у моего одноклассника Димки Иванова - ему отец привёз эту игрушечную железную дорогу из поверженной Германии. Однако, 16-ти миллиметровую ширину колеи я не потянул - больно дорого было! – и ограничился 12-ю миллиметрами. Вслед за удовольствием лицезрения растущей коллекции меня постигло разочарование – видимо, рановато я стал её собирать! Моим сыновьям в то время было 9 и 6 лет, и мальчишеское любопытство подвигло их на всестороннее исследование подвижного состава, да и братские разборки не способствовали сохранению в целостности нежных конструкций.
        Другая коллекция начала было составляться в середине шестидесятых из экземпляров газеты «Правда». В те годы кто-то из журналистов нашёл гениальный ход для доведения до сознания советских граждан сути происходившей в те годы «культурной революции» в Китае. «Правда» просто целыми подвалами перепечатывала материалы, помещавшиеся в газете «Женьминьжибао». Для понимания достаточно посмотреть на их названия: «О применении марксизма в парикмахерском искусстве», «К вопросу о рациональной продаже арбузов» (тоже со ссылками на бессмертные труды Маркса, Ленина и Мао-дзе-Дуна) и т.д. Затем я в течение пяти лет оформлял официальную подписку на КаэНДэРовский журнал «Корея» и знакомил всех с идеями «чучхе». В каждом экземпляре журнала обязательно были статьи о счастливой жизни народа, сообщалось, что «дети Кореи живут, не завидуя никому на свете», прославлялись великий вождь Ким Ир Сен и любимый руководитель Ким Чен Ир, рассказывалось о тайном лагере на горе Пэкту, где скрывался от японских оккупантов «великий вождь» и родился будущий «любимый руководитель». А Кимирсеновская мамаша именовалась не иначе, как «Мать Кореи»!
        У нас на даче временами происходили встречи соседей, нечто вроде семинаров на эти темы, и заливистый рёгот из пяти-шести глоток слышался, видимо, до опушки близлежащего леса. В дальнейшем эта газетно-журнальная коллекция пополнялась появлявшимися в Риге и Ленинграде в 1989-1993 годах материалами перестройки и назревавшего распада вплоть до времени крушения коммунизма и самого распада, уже достаточно подготовленного и осуществлённого.
        Вот в чём мне довелось заинтересованно и активно проучаствовать, так это в растрясании  чужих коллекций. Сестра Андрея году к шестьдесят пятому собрала коллекцию всяких вин, появлявшихся в то время (не только эсэсэсэрских) и пригласила нас на дегустацию. А Люська и её муж Лев Успенские выставили друзьям на обозрение и опробывание штук сто, если не больше, видов различных сигарет! Вот где нам с ребятами удалось развернуться!... С винами мы знакомились до утренней головной боли и нежелания глядеть на мир. А сигареты, как оказалось, - и «честерфильд», и «кэмел», и «пэл мел», и «прима», и «плиска», и «аврора» - все-все были одного вкуса; табачный перегар в доме Успенских чувствовался больше полугода. И зачем только люди собирают коллекции…
        Вывод.
        Собирая коллекции, человек пытается в каждом экспонате создать некое подобие окружающего мира, каким он видится ему на данный момент, и, выстроив эти подобия в определённом порядке, подтвердить своё выработанное с течением времени отношение к  действительности. Коллекции дело хорошее, особенно когда они собраны другими. Или дались легко, без преодоления тех или иных трудностей!
        На сегодняшний день у меня, кроме прочно осевших в памяти сведений о происходивших событиях и сформулированного на основании этого отношения к окружающему миру, в голове нет ничего!
        Вот такая вот коллекция…