Отрывок из романа
Дача у Прозоровских была в Перечистове. Вместе с Машей и её бабушкой Младой Владимировной в этом году здесь отдыхала Татка - закадычная Машина подруга. Девочки были знакомы с раннего детства, и, приехав в деревню, тут же организовали компанию. В компанию входило пять человек: Маша, Татка, Аня, Тёма и Стас. Иногда к ней примыкал Ципка.
Младшая из всех - десятилетняя Аня гостила у деда Пахома. Тот был известным пасечником и снабжал всю округу высококачественным мёдом. Тёма вместе с родителями приезжал в Перечистово на каникулы и жил в двухэтажном особняке, стоявшем среди клумб с экзотическими цветами. Достопримечательность Перечистово - Ципка обитал по соседству и, когда дача пустела, перебирался в дом Тёминых родителей. По словам деда Пахома, он целыми днями смотрел телевизор и жил барином. Ципка был местным дурачком, и вёл себя, как маленький мальчик: пускал бумажные корабли, делал самолётики, забывал вытереть нос и практически не говорил. Дети жалели Ципку и принимали его в свои игры. В таких случаях морщинистое лицо «дурачка» светилось от счастья, и, бегая за ребятами, он кричал: «Гы! Гы!».
- Да, у него самая счастливая жизнь! - говорила баба Варя. - Одет, обут, сыт, голова ни за что не болит. Поди ты, плохо! На всём готовом живёт! Встал по утру, и яки божий птенец.
Почему «божий птенец», ребята не понимали, но были уверены: жизнь у Ципки - счастливая и беззаботная.
- По-моему, он всему радуется, - говорил Стас.
- Завидуешь? - спрашивала Маша.
Стас морщил нос и длинно сплёвывал. Он был единственным, кто жил в Перечистове, поэтому Ципку видел с младенчества. Родители Стаса работали в овощеводческом товариществе, а мальчик ходил в местную школу. Жилось ему трудно: помогал по хозяйству, убирал сено, чистил двор, пилил дрова, разгребал снег, делал кучу других дел. С лица Стаса не сходил тёмный загар, руки и ноги были покрыты грубыми цыпками. Он виртуозно свистел, витиевато врал, часто обижался, мог запустить грубым словцом. Его отец - Василий Кузьмич - был главным помощником в деревне. К нему обращались дачники по любому поводу: то грядки вскопать, то воды принести, то поправить забор. Кузьмич помогал «за угощение» и часто ходил навеселе.
- Эх, пропадёт ни за что! - глядя на Кузьмича, говорил дед Пахом. - Толковый мужик, а пьёт каждый день!
Мать Стаса звали Мотрей. Мрачная, лохматая, в вечном тулупе - она походила на мужика. Её беспросветный труд сменялся загулами, и все знали: в такие дни Мотре лучше на глаза не попадаться - она была тяжела на руку и могла огреть кочергой или оглоблей.
Целыми днями ребята играли в салки, прятки, румбу; а вечерами сидели на скамейке и болтали до темноты. Однако главным развлечением было купание. Купаться в деревне можно было в Белом пруду и на речке.
На пруд ребята ходили часто. Он был небольшим, чистым, но в нём водились пиявки. Они жили возле берега и подплывали к тому, кто долго стоял в воде. К мальчишкам пиявки не присасывались. Те прыгали в пруд с берега, а, если и выходили на мелководье, то ни минуты не стояли на месте. Другое дело - девочки. Взвизгивая от холода, они заходили в пруд осторожно. На дне били ключи, и вода была холодной даже в жару. Однажды одна из пиявок присосалась к Аниной ноге - да так крепко, что оторвать её было невозможно.
- Аня у нас - самая сладкая! - засмеялся Стас. – Вот пиявки к ней и лезут.
- Ну, да. И кожа - тонкая, - вторил Тёма. - Прокусить легко!
- Какие вы бессердечные! - разозлилась Татка.
- Наверное, в прошлой жизни были лягушками, - сморщилась Маша, пытаясь отодрать пиявку.
Наконец, та отвалилась. Аня, высоко поднимая ноги, вышла на берег.
- Прямо, как цапля, - заметил Стас.
- Вдруг змея укусит, - с опаской глядя вокруг, сказала Аня.
- Точно! – обрадовался Стас. – Около пруда - целый гадюшник.
- Ой!
- Ну, всё! Достал! - грозно сказала Маша. – Мы уходим!
- А мы с Тёмой позагораем.
- На здоровье!
Девочки спустились на тропинку, и пошли лугом.
- И я с вами! - послышался голос Тёмы.
В деревню ребята возвращались молча. Впереди - Маша, за ней – Аня и Татка, следом Тёма. Замыкал шествие Стас. Он насвистывал весёлую мелодию и демонстрировал хорошее настроение.
Девочки зашли в дом деда Пахома. Они выпили молока и выглянули на улицу. На бревне сидели Тёма и Стас.
- Без нас никуда! - хихикнула Аня.
Девочки сели на другой конец бревна и стали смотреть на дорогу. В деревне было тихо и пусто. Даже куры, спасаясь от жары, жались к домам.
- Что это ты про лягушек говорила? - нарушил молчание Стас.
- Вспомнила о превращениях, - ответила Маша.
- Как интересно! - подыграла Татка подруге.
Маша многозначительно помолчала, затем продолжила:
- Я читала, что душа после смерти улетает на отдых. Некоторые из них отдыхают месяц, некоторые – сто лет.
- Надо же! - почтительно сказал Стас. - И баба Варя говорит то же самое.
Стас любил такие разговоры. И его можно понять! Родители об умном не говорили, и знания мальчик собирал на стороне. Мотря, увидев у сына книжку, грозно поводила плечами и начинала орать:
- Лучше скотину попои! Ишь, улёгся, как барин!
- Отстань от парня! - кричал Кузьмич. - Хочешь, чтобы он хвосты коровам крутил?
Стас выскакивал из дома и бежал к деду Пахому или бабе Варе. Но это – зимой. Летом магнитом была Маша. Вот и сейчас Стас смотрел на девочку и ждал. Наконец, не выдержав, он спросил:
- А потом душа возвращается?
- Конечно!
- А куда – ты не знаешь?
- Душа должна выполнить предназначение, - тоном учительницы начала Маша. - Тем, кто грешил, достаются бедные хозяева; остальным - как придётся.
- Но почему бедные?
- Испытывая лишения, душа очищается.
Вспомнив фразу бабушки, Маша чуть не лопнула от гордости. Она не очень-то понимала, что такое лишения, и как может очищаться душа, но в высказывании была тайна, и девочке это нравилось. Стас уже вплотную придвинулся к Маше. Он верил каждому её слову и хотел только одного – чтобы та не замолкала. То, что рассказывала Маша, было интересно - к тому же, её бабушка - профессор, а значит, дома ведут только умные разговоры.
Маша знала Стаса давно, и поиграть на его любознательности любила. Отвечая на вопросы, она чувствовала власть, и это ей нравилось. Татка сидела и улыбалась. Она любовалась подругой и потешалась над Стасом.
« Ей, Богу, овечка! А Машка-то какова! Настоящая укротительница!»
- Чего лыбишься? - почувствовав Таткин взгляд, грозно спросил Стас.
- Может, закончим беседу? - спросила Маша.
- Нет, нет! Ну, пожалуйста!
Голос Стаса стал жалобным, и Татка показала Маше большой палец – дескать, один ноль в твою пользу.
- А души убийц? - спросил Тёма. – Куда вселяются они?
- Души ублюдков превращаются в Ничто!!!
Маша крикнула так громко, что заквохтали куры, а собака деда Пахома захлебнулась от лая. Насладившись произведённым эффектом, девочка встала с бревна и добавила обычным голосом:
- Превратиться в Ничто - самое страшное, что может быть!
На реке дети были не часто. Туда разрешали ходить только со взрослыми. Решив покупаться в Десне, ребята сначала заходили к деду Пахому, затем к Тамаре Степановне - Тёминой маме, потом к Младе Владимировне. Как правило, кто-то из взрослых соглашался сопровождать, однако свобода при таком купании была ограничена.
Тропинки к реке проходили по огородам, лугу, далее - через кусты олешника. Около большой старой липы тропинки сходились. От дерева шёл обрыв с вырытыми ступеньками, затем родник - наконец, тёплый песок. Здесь все обычно останавливались и смотрели на излучину, быстрину, небольшой перекат, где чаще всего и купались.
Лето перевалило через середину, однако жара не спадала. Спасаясь от солнечных лучей, взрослые сидели дома, дети играли в сарае. В один из таких жарких дней, Татка предложила покупаться.
- Кто ж с нами пойдёт? - сказала Маша. - Бабушка не может.
- Мама не выносит жары, - добавил Тёма.
- Дедушка возится с сотами, - сказала Аня.
- Может, бабу Варю попросим? - предложил Стас.- Посидите здесь! Попробую её уговорить.
Стас вернулся через минуту и радостно крикнул:
- Она согласилась!
- Здорово, что уговорил! - сказала Маша.
От похвалы Стас покраснел. Он отвернулся и сказал:
- Встречаемся у липы.
Аня побежала за разрешением к деду Пахому, Тёма - к матери, Маша и Татка отправились к Младе Владимировне. Спустя полчаса около дома Прозоровских послышалось блеяние козы.
- Баба Варя пришла! - крикнула Татка.
Она уже давно сидела на крыльце и ждала подругу. Та примеряла купальники.
- В раздельном, как корова! - бормотала Маша. - В слитном упарюсь!
На крик Татки вышла Млада Владимировна. Баба Варя сидела на скамейке, рядом стояла коза Муська. Вместо обычной телогрейки на старушке красовались широкая кофта с оборками и новый платок.
- Как на праздник собралась, - сказала Млада Владимировна.
- Нынче и есть праздник, - ответила баба Варя. - Ильин день!
- А ведь верно!
- Ты, небось, всё с бумажками работаешь? - спросила баба Варя.
- С ними! – вздохнула Млада Владимировна. – Статью надо закончить.
- Грешница ты!
- Ишь, разворчалась! - рассмеялась Млада Владимировна. - На жаре что ли разомлела?
- Почто в Ильин день работаешь? Ещё старики говорили: «В «грозный» день работать грех!».
- Разве это - работа? - стала оправдываться Млада Владимировна. - Балуюсь помаленьку.
Татка слушала разговор и улыбалась. Млада Владимировна - уважаемый историк, а как провинившаяся девочка! Баба Варя, как матронесса. Расправив ситцевую юбку и положив руки на фартук, она выглядела солидно и внушительно.
- Ты, Владимировна, хошь и профессор, а не понимаешь простых вещей! - продолжала отчитывать баба Варя. - Небось, народ просто так не выдумает. Сколько Илья деревень пожёг, сколько людей погубил!
Старушка скорбно пожевала губами и добавила:
- Даже нечисть его боится. Как услышит гром, бежит на межу и за людьми прячется.
В этот момент показалась Маша. Посмотрев на девочку, Муська затрясла головой.
- Муська со мной здоровается!
Машино появление переключило разговор на козу, и Млада Владимировна с облегчением вздохнула.
- И коза с вами на реку пойдёт? - спросила она.
- А как же!
Баба Варя встала.
- Ты за ребятами-то следи! – попросила Млада Владимировна.
- Не бойсь!
Девочки побежали к реке, а Муська с бабой Варей последовали за ними.
- Прямо командир! - пробормотала Млада Владимировна и пошла в дом.
Около липы уже сидели Тёма, Аня и Стас. Над Десной дрожало марево, а воздух, казалось, звенел от жары.
- А вот и мы! - услышали они, и на берегу появились Маша, Татка и баба Варя.
- Вы свою одёжу у липы оставьте, мы её с Муськой посторожим. А сами кунитесь маненько.
Пыхтя и охая, баба Варя уселась под деревом и вытерла лоб.
- Купаться! - закричали ребята и, побросав одежду, бросились к реке.
- На мелководине плескайтесь! Слышь?
Стас и Тёма прыгнули в реку и выпустили в девочек водный залп. Вода была такой тёплой, что не последовало никаких криков. Девочки упали в воду и, направляясь к перекатам, стали ползти по дну.
- Я - американский крокодил! - орала Татка.
- Я - бегемот! - рычал Стас.
- Бегемоты не рычат, - не удержалась от замечания Маша.
- А я - гиппопотам! - запищала Аня.
Все прыснули и, поднимая кучу брызг, стали играть в салочки.
- Крокодил выпрыгнул из воды, вцепился в гиппопотама и потащил в глубину, - набросившись на Аню, крикнула Татка.
- Бегемот проглотил маленького кабана!
Стас упал на Тёму, и между ними завязалась борьба.
- Анаконда подплыла к бегемоту и обвила его кольцами!
Маша обхватила Стаса и сжала его поперёк туловища.
- Но бегемота спас гиппопотам! - подскочила Аня.
Татка шлёпнулась на шевелящуюся кучу и стала всех щипать.
- Попались! Не уйдёте от крокодила!
Ребята яростно отбивались и подняли столько шума, что коза на берегу тревожно заблеяла. Началась новая игра.
- Я - мельница!
Стас стал лупить руками по воде.
- Я - водоворот! - поднимая вокруг себя буруны, подхватил Тёма.
- На берег! На берег!
Ребята остановились и посмотрели туда, где стояла липа. Баба Варя показывала на небо. К реке двигалась огромная туча.
- Гроза! Гроза!
Девочки с визгом помчались к берегу, мальчишки радостно закричали:
- Дождик, дождик гуще! Дождик, дождик, пуще!
- Сами сочинили? - на бегу спросила Татка.
- У-р-р! Бом! - пытаясь изобразить гром, крикнул Стас.
И в этот момент раздался оглушительный раскат грома. Девочки подпрыгнули и закрыли руками головы.
- Тасик, девочки! - услышали они. – Тёма!
Ребята выскочили на берег, и крупные капли дождя забарабанили по их спинам. Маша оглянулась, и ей показалось, что среди пузырей, покрывших реку, показалась зелёная бородища.
- Водяной! - закричала она.
Татка подскочила и заревела басом:
- Мамочки!
Баба Варя с Муськой уже шли по тропинке. Старушка оглядывалась и посматривала на тучу. Одной рукой она придерживала фартук, накрывавший одежду ребят, другой усердно крестилась. Сверкая пятками, Стас, Тёма, Татка перегнали бабу Варю и понеслись к деревне.
- Бегите ко мне! - крикнула баба Варя. - У меня и обсушитесь!
- Подождите! - послышались Анин и Машин голоса.
Старушка остановилась.
- Шибче, голубушки! Шибче!
Баба Варя взяла Машу и Аню за руки и, тяжело переступая в намокших валенках, забормотала:
- С нами крестная сила! Спаси и помилуй!
Дождь лил, как из прохудившейся крыши. Молнии били в реку, оглушительно гремел гром.
- Отче наш! Ежи еси на небеси..., - шептала баба Варя.
Наконец, добрались до дома. На крыльце поджидали Стас, Тёма и Татка.
- Тасик! - пытаясь отдышаться, попросила старушка. - Сбегай-ка, милок, по домам. Скажи, что ребята здесь.
Стас кивнул и помчался к дому Прозоровских. Баба Варя сняла платок и поправила седые волосы.
- Марш на печку! - приказала она ребятам.
Ребята устроились на печке, и, свесив вниз головы, поглядывали на окно, залитое дождём. - Господи, Всемогущий! Спаси и сохрани! - гремя чугунами, шептала баба Варя.
Стас влетел в избу и остановился на пороге. С волос ручьями сбегала вода, загорелое тело блестело, босые ноги были в грязи.
- На-ко, вытрись, сынок! Потом порты оденешь.
Баба Варя протянула полотенце.
Стас вытер волосы, натянул штаны и полез на печь. Баба Варя налила в кружки молока и крупно нарезала кулебяку.
- Держите!
- Молоко-то - коричневое, - сказала Маша.
- В печи протомилось, - ответила баба Варя.
- А кулебяка с чем? - спросил Стас.
- Смороду положила! Небось, не видишь?
Баба Варя подошла к окну и выглянула на улицу.
- Водищи-то! Вот тебе и Илья! Теперь не больно покупаетесь.
- Почему? - вытянула шею Татка.
- Илья-пророк льдинку приволок, - ответила баба Варя. - С Ильина дня ночь длинна, вода стынет. Слышали про Илью?
- Нет, - за всех ответила Аня.
- А ещё в школе учитесь!
Баба Варя покачала головой и повернула к печи морщинистое лицо.
- Книжек много читаете, а видать всё не те, - ворчливо заметила она. - Я вот книг не читала, а знаю и про Аграфену Купальницу, и про Николу Вешнего, и про Марию Египетскую, и про Касьяна Немилостивого.
- Откуда?
- Баушка рассказывала, а ей своя баушка. Так и пошло.
Баба Варя пожевала губами и продолжила:
- Илья - грозный старик! Люди сказывали: разъезжает он на огненной колеснице по небесным полям, а в руке у него молнии сверкают. Где ни появится, смерть сеет!
- Прямо палач! - заметил Тёма.
- Прости и сохрани его, Господи! Неразумный ещё!
Баба Варя повернулась к иконам и несколько раз перекрестилась.
- Мал ещё! - строго сказала она. - Люди забыли закон Божий, вот на них праведный гнев и обрушивается. И поделом!
- Почему поделом?
- Раньше на Ильинскую неделю постились, а двадцатого июля проводили в праздности.
- Илью-пророка ждали? - спросила Аня.
- Не знаю, ждали его или нет, но даже пустое дело считалось грехом. Как увидала я тучи, так и обмерла! Ну, думаю, Илья к нам пожаловал! Боялась, до дому не дойдём.
Старушка вздохнула и опять поглядела в окно. Дождь прекратился, и небо стало прояснятся.
- За реку отправился, - сказала она. - Видать, мы не сильно грешили.
Баба Варя встала на лавку, пошарила около икон и вытащила небольшой пузырёк.
- Дайте-ка, святой водой побрызгаю, - сказала она. - Ну-ко, руки-то свесьте!
Ребята спустили с печи руки, и старушка, побрызгав их святой водой, стала шептать:
- От глаза лихого, женского, мужского...! Святый Боже спаси и помилуй!
Было сонно, тихо, уютно. На печи лежали мешочки с сушёными яблоками, пахло полынью, прогретой овчиной. Татка спустилась с печи и села перед бабой Варей.
- А у тебя домовой в доме живёт? - спросила она.
- Как же без него! Я его «хозяином» кличу.
- Ты его видела?
- Видать не видала, а слыхала. Порой плачет он, а то стонет. Бывает, бормочет в углу или в поставцах громыхает. Баушка моя перед смертью его видала. Он ей ночью на грудь навалился, всё пытался болезнь выдавить. Баушка его маленько и разглядела. Говорила - мохнатый он, шерстью покрытый, а ладони у него, как человечьи. У нас в дому он больше всего баушку любил. Был даже случай: купил дед лошадку, а домовому она не понравилась. За неделю её заездил, только шкура висела. Баушка вышла на двор, слышит, домовой ворчит: «Купил бы кобылку пегоньку, ножки беленьки, бегала бы до сих пор!». Она мужу и сказала. Поехал тот на базар и купил пегую лошадку. Так потом нарадоваться не мог. Домовой эту лошадку холил, гриву в косы заплетал, овса ей под морду загребал.
Баба Варя вздохнула и тяжело встала.
- Поди, домой вам пора, - сказала она.
- И, правда, пора!
Ребята слезли с печи, и вышли из дома. Деревья, поленница, колодец сверкали в закатных лучах. Всполохи далёкой грозы освещали вечернее небо. А среди этих всполохов стояла деревня Перечистово – умытая и похорошевшая.