Это лекарство прибыло по почте и выглядело, как посылка, о содержании которой можно было догадаться даже и не разворачивая ее. Наверняка большая картина, подумала Вера, когда Туркин потребовал у нее ножницы. В голосе его слышались нотки глубокого удовлетворения, а в глазах стоял торжественный блеск коллекционера, отхватившего нечто особенно редкое и дорогое.
В шесть секунд хозяин выдрал сей шедевр из упаковочной бумаги и с восторгом предался созерцанию странного зелено-золотого дерева на черном фоне. Вместо листьев на нем были имена.
-Ему место в гостиной, - наконец выдохнул Туркин, любовно сдувая воображаемые пылинки с затейливой позолоченной рамы. – Уберите бумагу и позовите Наину Романовну, а потом поможете мне ее повесить!
Вера только усмехнулась про себя оговорке хозяина, случившейся, надо думать, от избытка чувств, и пошла звать «милостивую сударыню». С того самого момента, когда жена Туркина вернулась от Фуксмана, они только так и разговаривали: «Скажите Наине Романовне», «Передайте господину Туркину» и тому подобное.
«Милостивая сударыня», услышав, что ее требует супруг, сначала фыркнула, но все-таки выплыла на кухню с самым недовольным видом Увидев родословное древо, она вначале недоуменно подняла брови и сделала брезгливый жест лилейной ручкой, как бы отмахиваясь:
-Это что за дрянь?
-Это мои отчичи и дедичи! Человек, не помнящий родства, не заслуживает уважения, - молвил Туркин так многозначительно, будто сам изобрел эту фразу. - Ты можешь гордиться, что связала свою жизнь с потомком самых знатных людей Европы!
Он с удовлетворением собственника переводил глаза с древа на жену. И в самом деле, родословное древо Туркиных впечатляло. Сколько фантазии приложил тот, кто его делал, сказать трудно, но зато теперь каждый, мог видеть, с каким знатным человеком он имеет дело.
«Милостивая сударыня» какое-то время тупо созерцала имена и титулы, что были написаны золотыми буквами на зеленых листьях. Постепенно выражение лица ее менялось как у той самой старухи, что внезапно поняла - вместо желанного корыта она может получить аж целую исправную избу.
Наконец она произнесла несколько предложений, содержание которых, если очистить их от мата, сводилось к следующему:
-Я и не подозревала, что у нас такие знатные предки! Эту штуковину нужно повесить в гостиной!
В ее тоне уже слышались почти полное прощение супруга. А тот в ответ торжественно провозгласил:
-Наш род восходит у герцогу де Тур, французу участнику крестовых походов. А один из его предков был крестником Ивана Грозного, потому что его родители прибыли в Россию с посольством византийской царевны Софьи Палеолог. Мои предки оказали целый ряд ценных услуг русским царям, были членами дипломатической миссии Грибоедова в Персии, служили под началом знаменитого министра иностранных дел Горчакова и бывали с ним в Германии. Именно эта ветвь рода состоит в родстве со знаменитым князем Бернадотти. Семейные предания сообщают, что у одной Бернадотти был внебрачный сын от одного из Туркиных.
-Это не те самые графья, у которых свой остров есть? – спросила «милостивая сударыня», внезапно ошарашив Веру своей эрудицией. – О них всю дорогу в журналах пишут...
В самом деле, несмотря на полный закат феодализма дворяне, это казалось бы, давно вымершее сословие, вполне процветает во всех странах Европы. И изо дня в день наполняет страницы «желтой прессы» самыми несущественными подробностями своих убогих биографий и роскошных туалетов.
-Именно, - со счастливой миной подтвердил Туркин. – И не только Бернадотти! Доподлинно известно, что один из Туркиных имел роман с одной весьма известной представительницей русского императорского дома, но из уважения к дому Романовых это лучше не разглашать. Среди моих предков имелись губернаторы и предводители дворянства, генералы и деятели искусства. Фамильные владения Туркиных были в Одесской губернии, но, разумеется, после революции их конфисковали. Дед, что помогал Керенскому бежать из Петрограда, решил эмигрировать, а бабушка не хотела покидать Россию и осталась с детьми. Она пережила ужасные времена, но не дала их роду угаснуть. Я собираюсь написать об этом!
Веру ничуть не удивило, что Туркин взялся искать свои дворянские корни. В послеперестроечной России нашлось немало таких, кто воспринял возню с дворянством слишком буквально. Тут же были убраны с глаз подальше бабушки и дедушки, что воевали за Советскую власть в Красной армии и извлечены из пыльных чуланов служившие Отечеству и царю в Белой. Дворянские традиции и барские нравы, купеческие замашки и хамские привычки теперь возродились и распространялись со скоростью эпидемии гриппа.
Как бы то ни было, на время это лекарство Туркину помогло. Видно, его супруга рассудила, что нынче титулы тоже чего-нибудь да стоят. Более того, она даже всерьез увлеклась этим делом, если судить по тому количеству раскиданных там и сям журналов, в которых со вкусом смаковались жизнеописания титулованных особ, цены яхт, туалетов или дворцов. Валялись в ее комнате и особые каталоги подарков для богатых, в которых вконец изведенные досугом и деньгами миллионеры могли выбрать между скромным брильянтовым ожерельем в полмиллиона долларов и пятимиллионной яхтой. Или между собственным островом где-нибудь в районе Дубая и замком во Франции. Пожалуй, бедным богатым можно было посочувствовать – такой выбор, просто мучение, пока что-то найдешь, подумала Вера, просмотрев его. Словом, «милостивая сударыня» с чувством входила в роль аристократки. Не хватало только денег. Но зарабатывать деньги – это обязанность мужа.
И он старался настолько, что вскорости не то по рассеянности, не то в запарке оставил прямо на письменном столе текст, над которым работал. Наверное, он полагал, что прислуга не решится ее открыть. Но Вера с некоторых пор просматривала все, что попадалось ей у Туркина в руки, рассчитывая понять – что же там такого в письмах сенсационного.
Текст был без начала и конца, но тем не менее после его прочтения ей стало многое ясно.
«...Первое письмо будущего вождя русской революции, очень короткое, датировано мартом 1904 года, адресовано к совершенно неизвестной истории особе по имени Анна Ивановна Бесова, и написано в Берне, где он тогда жил. В нем Ульянов настоятельно просит ее организовать ему встречу с неким господином Ланцем фон Либенфельс.
Про эту даму мало что известно. Как будто бы наследница изрядного состояния, взбалмошная дочь высокопоставленного чиновника, ставшая горячей сторонницей Елены Петровны Блаватской и ярая пропагандистка ее учения. Уже само обращение атеиста Ульянова к этой религиозной даме, удивительно, стоит только вспомнить, кто же такая была эта самая Елена Петровна Блаватская.
Если судить по ее официальной биографии, Блаватская родилась в Екатеринославе, в состоятельной семье обрусевших немцев, семнадцати лет сбежала из дома, рано вышла замуж. Но через три года она покинула супруга и начала странствовать по миру в поисках невесть чего. Менялись профессии, которыми она зарабатывала на жизнь, начиная с пианистки и кончая ассистенткой фокусника, приходили и уходили деньги и мужья, но, одно оставалось неизменным – это была одинокая женщина.
Богатый жизненный опыт подсказал ей, наконец, что самый выгодный бизнес всех времен и народов – это религия, и она в компании с американцем Олькоттом, предалась созданию собственного учения. Получилось нечто смутное и куда более экзотическое, чем все доныне существующие религии, под названием «теософия». Много лет она провела в Индии, в предгорьях Гималаев, а потом основала в Нью-Йорке вместе со своими единомышленниками Теософическое общество. С того времени она написала много трудов, якобы нашептанных ей высшими существами из некоей «Шамбалы», незримо существующей в Гималаях, и нашла много сторонников и сторонниц. Таких, к примеру, как эта самая Анна Ивановна Бесова.
Как и зачем она оказалась в Швейцарию, Бог ее знает. В то время там и вообще было много русских, не меньше, чем сейчас в Лондоне, начиная от скучающих барынек, что отдыхали там от российской скуки и мужей и кончая террористами, что готовили в местном благолепии свержение царя. Все они наверняка встречались на улицах, в кофейнях, в лавках. Когда это различные мировоззрения мешали затеять с земляком никчемный светский разговор в кафе или поухаживать за приглянувшейся землячкой? И тем более попросить об одолжении, а этого Ульянов-Ленин никогда не стеснялся. Умение вступать в союзы с кем угодно, если это ему выгодно – вот одна из самых характерных его черт, которая позже проявится во всей красе.
Во втором письме Ульянов благодарит Анну Ивановнуу за предоставленную ему возможность и признается, что встреча с Ланцем фон Либенфельс открыла ему на многое глаза. Третье письмо Ульянова адресовано уже к тому самому фон Либенфельсу. В нем высказывалась благодарность за встречу и выражалось желание присоединиться к движению, что возглавляет фон Либенфельс. А в четвертом Ульянов высказывал сожаление, что многоуважаемый фон Либенфельс отклонил его предложение о сотрудничестве и не исключает, что в будущем тот изменит свое мнение на этот счет. Остальные письма - это переписка Ульянова с Либенфельсом по вполне конкретным теоретическим вопросам так называемой «Теозоологии».
Эта переписка, в частности, помогает пролить свет на вопрос, почему Лениным так восхищался Муссолини, а также окончательно доказать, что коммунисты и фашисты – близнецы-братья, и окончательно выпрямить все загогулины в исторической науке.
Ланц фон Либенфельс, если судить по его высказываниям и письмам, признавал в Ленине своего единомышленника. Но кто же такой этот неизвестный широкой общественности человек, и почему так важен он для данного исследования?
Он родился сто с лишним лет назад в Вене в семье учителя. Тогда еще его звали незатейливым именем Йорг Ланц, без всякого «фон». Юноша рано понял, что не хочет жить, как его отец. Его не устраивали жидкий кофе на завтрак, мясо на обед раз в неделю, вечные счета за дрова и быстро растолстевшая жена. Хотелось красивой жизни, славы и денег. Но как добиться этого сыну бедного учителя? Откуда взять стартовый капитал для взлета? Чисто криминальные методы его отпугивали, он был не так воспитан. И вот в семнадцать Йорг Ланц случайно попал в Венскую оперу. Там с высоты галерки, наблюдая страдания бедной Ревекки и мужество рыцарей-темплиеров – опера была на сюжет «Айвенго» - он понял, каким именно путем ему идти. Он должен основать свое религиозное учение. Религии во все времена были лицензиями на печатание денег.
Для начала он решил поучиться у тех, кто вот уже много сотен лет преуспевает на этой ниве и отправился в монастырь. Конечно, с монахами было скучно, нужно было рано вставать, постная же еда, молитвы, но дело того стоило. Именно после разговоров с братьями о задачах церкви он разобрался, что к чему и понял, что в наше время просто религии, даже экзотической, вроде буддизма, мало. Действенной религии нужно обязательно какое-нибудь зло, чтобы было с кем бороться ее приверженцам. Только вот какое именно зло выбрать? Зло в виде капиталистов узурпировали для себя всякие там революционеры-марксисты, на зло в виде Сатаны наложила свою пухлую ручку церковь...
Но Йорг Ланц был находчивый юноша. В монастыре он обнаружил довольно забавный могильный камень, на котором какой-то рыцарь или святой попирает ногой обезьяну. Кто этот человек и кем поставлен камень, никто сказать не мог. И юный Ланц решил сделать этот камень краеугольным в своей новой религии. Для этого пришлось сочинить историю про Богов и Демонов, что якобы когда-то жили на Земле.
Боги, само собой, были красавцами, наделенными супер-экстра-мега способностями, включая трехметровый рост и умение производить электричество наподобие угрей. Демоны, без которых не обходится ни один прилично устроенный миф, также имелись в изобилии, и, как им и полагается, постоянно пакостили Богам. Как-то раз Боги в порыве творческого вдохновения создали людей особого сорта, ариев, голубоглазых благородных блондинов. А конкуренты-демоны тут же состряпали своих – черных подлых обезьян-недочеловеков, чтобы постоянно портить прекрасную белую расу. Первой из благородных блондинов, кого созданиям демонов удалось охмурить, была Ева. А потом пошло-поехало, расы стали мешаться и в результате появились «чандалы», мерзкие отродья низшей расы. Эти «чандалы» постепенно оттеснили достойных обитателей земли, ариев, черт знает куда. Разумеется, к чандалам относятся все неполноценные народы, начиная от славян и кончая евреями.
Его фантазии можно только завидовать. Йорг Ланц сочиняет большой труд под названием «Теозоология», в котором доказывает, что основной задачей Ордена Темплиеров, что был основан для борьбы с неверными во времена крестовых походов, была вовсе не борьба с сарацинами, а выведение чистых в расовом отношении людей, в корне отличающихся от обезьян, что, по недосмотру Бога к тому времени заполонили почти всю землю. Всякие там евреи, сарацины и прочие неверные. Доказательство - этот самый камень, что он обнаружил в монастыре. На нем изображен рыцарь ордена темплиеров, который попирает такую вот обезьяну-недочеловека.
Затем Ланц объявляет себя наследником темплиеров и единственным выразителем истинных интересов арийской расы. Эти высшие расы имеют право на многоженство, а низшие надлежит изводить всеми способами. Идея, по тем временам не менее оригинальная и многообещающая, чем изведение под корень всех эксплуататоров трудящегося народа, только куда более подлая.
Впрочем, на рубеже девятнадцатого и двадцатого века чего только не было на рынке идей, начиная психотерапией Зигмунда Фрейда и кончая научным коммунизмом. Товар на все вкусы, просто глаза разбегаются. Ланц усердно проповедует свое учение. Так, в 1904 году посылал свою «Теозоологию» некоторым русским – барону Фредериксу, князю Урусову, и другим, чтобы обратить их внимание на ужасную опасность смешения с низшими расами. Но он наткнулся на полное непонимание. Более того, его «Теозоологию» в царской России даже запретили, а автора в его отсутствие приговорили к тюремному заключению.
Единственные, кто поняли и приняли Йорга Ланца, по его же собственному признанию, были английский лорд Китченер, герой англо-бурской войны, и русский революционер Ульянов. Первый понял к пользе англичан, другой – к пользе своего учения. Ланц писал в своих воспоминаниях: «Я познакомился с Лениным, и разговаривал с ним примерно час, и к моему величайшему удивлению установил, что он основательно изучил мою «Теозоологию». На прощание он сказал: «Ваши идеи совершенно верны». Далее Ланц признается, что именно Ленин, через свои речи и писания навел его на мысли, к которым он никогда иначе бы не пришел.
Меж тем у него и без Ленина уже достаточно сторонников, и Ланц быстренько кует железо, пока горячо. Сначала объявляет себя святым, избранным чтобы выполнить его главную миссию по части борьбы за торжество арийской расы. Разумеется, такому важному посту приличествует и более достойное имя и происхождение, иначе зачем это ему вздумалось подделывать дату, и место рождения и присваивать дворянский титул? Заодно он и имя сменил на Георга, как бы ставя себя в один ряд с тем самым мифическим героем, что пронзает дракона на всех иконах. Тем более, что эту идею борьбы с «чандалами» ему как бы навеял, по его признанию, «Святой дух». Впрочем, он с официальной церковью был не в очень хороших отношениях, говорил, что она «объевреилась». Оно и понятно – церковь была конкурентом, ведь Ланц создал собственный Орден Новых темплиеров!
В первую очередь он привлекал в свой Орден богатых. Поэтому у него довольно быстро появилось все, что полагается порядочному главе ордена, начиная от толпы восторженных поклонниц и кончая орденским замком на Дунае. Писучий до ужаса, как и все порядочные идеологи, Ланц фон Либенфельс собственноручно настряпал программу, сборник молитв, и прочую литературу для своих сторонников. Кроме теории, он занимался и практикой - боролся за выведение чисто арийской расы путем подбора безупречных в расовом отношении партнеров. Интересно, что он проводили среди своих членов соревнования в чистоте расы и выдавал даже свидетельства об этом. Разумеется, основываясь на тех стандартах, что разработал самолично Ланц, теперь уже гордо щеголявший титулом «фон Либенфельс». Ни много ни мало, он предлагал не только основать музей расовой чистоты, но и создать специальные колонии, в которых специально отобранные чистопородные матери будут рожать одного за другим детей от таких же чистопородных отцов. Разумеется, фон Либенфельс мечтал, как глава ордена, стать главным диктатором расово чистого мира.
Ну, а в самом Ордене жизнь шла своим чередом. Каждый день полагалось три раз молиться. Сохранились свидетельства о том, как они развлекались - в основном, вначале были хождения под белыми флагами и пения молитв, речи, а потом пиво за столами и разговоры о чистоте расы по знаменем со свастикой. Кстати, это знамя впервые появилось у Ордена в 1907 г. Свастику они рассматривали как символ чистоты арийцев, восстановления их расы. Ланц именовал себя фра Йорг, остальные его «отцом». Братья Ордена носили белый балахон со свастикой на груди. Но, несмотря на такое количество символов в Ордене, его действительные члены предпочитали не столько размножаться, сколько развлекаться. Никаких сведений о демографическом взрыве в то время в тех местах не имеется.
Сам Ланц фон Либенфельс так и остался бездетным. Надо думать, ему не хватало не столько арийской крови, сколько времени на такое незначительное дело, как потомство. Зато для проведения в жизнь своих идей он времени не жалел. В журнале «Остара», что он издавал, постоянно появлялись объявления типа: «Вы мужчина? Блондин с голубыми глазами? Читайте «Остару»!» Далее обещалось подобрать для такого мужчины красотку соответствующих параметров и с полным желанием рожать без конца детей. Это был не столько идейный орган, сколько сводническая контора.
Ланц фон Либенфельс заразил этими вздорными идеями кучу мужчин, включая Адольфа Гитлера. Нет, лично они знакомы не были, но Гитлер в свое время почитывал «Остару» и «Теозоологию». И они произвели на него такое впечатление, что он буквально позаимствовал оттуда все свои идеи по части арийской крови и борьбы с «низшими расами». Авторы, что сравнивали труды фон Либенфельса с «Майн кампф», в один голос говорят об этом. Кроме этого, Гитлер украл у Либенфельса и идею установления диктатуры, а также мысль о строительство дорог и каналов для борьбы с тогдашней безработицей.
Анализ показывает полное сходство глубокой психологии Гитлера и Ланца. Та же ненависть к отцу, желание спрятаться в подоле у матери и проблемы с женщинами и потенцией. Ланц называл всех женщин изменницами и приписывал им самые нехорошие качества, признавая за ними только одно право – рожать ариев. Но Гитлер был из Иванов, не помнящих родства, и, как только пришел к власти, запретил Ланцу публиковаться. Умер Ланц всеми забытым, уже после войны.»
Затем шли разрозненные заметки вроде: «Именно сейчас нужно сказать людям правду!»
Непонятно было, почему он не мог сделать это вчера или завтра, удивилась Вера.
Или вот такой перл:
«Пришло время назвать друг друга братьями, хотя когда-то коммунисты и фашисты воевали друг против друга. Конечно же, Ленин был одним из предтеч фашизма. Первая программа фашизма ничем не отличается от коммунистической – земля крестьянам, участие рабочих в руководстве предприятиями, экспроприация земли и заводов, право участия в выборах для женщин, национализация оборонной промышленности, налог на право наследования.»
Имелись и цитаты классиков вроде:
«Джеймс Оруэлл писал, что фашизм есть зловещее извращение социализма. Главу итальянских фашистов Муссолини в свое время европейские марксисты считали за своего. Его даже называли не Муссолини, а «Муссоленин». Он несколько раз встречался с Лениным в Швейцарии.»
«С народа надо сбить спесь, ежедневно указывая ему на его непроходимую глупость и беспомощность. Гитлер писал – «Массы народа есть только часть природы». Народ наш еле понимает, что он русская нация».
«Русским надо провести свой Нюрнбергский трибунал и осудить не Гитлера, а именно Сталина. Русские должны покаяться перед всем миром».
И так далее.
Вера только покачала головой. Да уж, сенсация, примерно того же сорта, как, к примеру, если бы Гитлер во времена своего восхождения к власти году этак в двадцатом, писал письма какому-нибудь выдающемуся вождю коммунистического движения. Да тому же Троцкому, который тогда был в фаворитах юной русской революции. Мол, дорогой многоуважаемый Лев Давидович, прекрасные идеи у Вас! Восхищаюсь я Вашей перманентной революцией! Правда, пока рановато их у нас в Германии применять, но потом я уж непременно их использую. Как только сяду покрепче, так сразу частную собственность ликвидирую, промышленность в руки народа передам, буржуев порасстреляю, а там и коммунизм на уровне всего мира не за горами...
Ей стало ясно, почему этот самый Лимонов так хотел заполучить эти письма. Ведь исторические документы – как мрамор, талантливый скульптор, то есть комментатор, может сделать из них все, что угодно! Из одного и того же материала выходят и благородные статуи, и плевательницы. Сейчас как на Западе, так и в самой России охотно пересматривают историю. Бывших героев превращают в мерзавцев, мерзавцев делают героями... Нет, история все-таки не наука, а искусство. Так что шансы на успех у книги Туркина в свете нынешней конъюнктуры неплохие. Можно позволить себе и дворянский титул и тому подобное, о чем мечтала Наина Романовна. Только как после всей этой клеветы он мог продолжать считать себя русским человеком, непонятно. Впрочем, такие, как Туркин, о таких вещах никогда не задумываются. Для них главное – сколько за это все заплатят.
Но, как это известно из сказки о той же золотой рыбке, старухе всегда бывает недостаточно полученного. И «милостивая сударыня», видно, тоже быстро сообразила, что дворянский титул всухую – штука малоинтересная. Этот вывод Вера сделала из отрывка случайно услышанного разговора:
-Раз ты в Москву не хочешь, почему я тут не могу жить по-человечески? – говорила «милостивая сударыня». - Ты посмотри, это же совсем дешево!
-Но я пока просто не могу... - слабо возражал Туркин.
-Это ужасно выгодно! Ты обязательно должен с ним еще раз встретиться!
Уж не собралась ли «милостивая сударыня» застраховать своего супруга и потом, в лучшей голливудской манере, отправить его на тот свет? Или у нее какие-то другие желания?
Но какие именно, Вере было суждено узнать при самых странных обстоятельствах.