-Да-да, я тот самый Лимонов! – отвечал он. - Я знаю, меня многие терпеть не могут, про меня пишут, что я чудовище. Но эти легенды специально создают те, кто хотят меня морально и физически уничтожить! Посмотрите, разве я похож на монстра?
-Самые страшные преступники чаще всего имеют самый что ни на есть безобидный вид, - усмехнулась в ответ Вера. – А Вас я вижу в первый раз, да еще Вы ведете себя довольно подозрительно!
-Я не хотел Вас напугать, поверьте! Я работаю на большое дело, и Туркин оказался в него замешанным! Вы должны понять, Вы же культурная женщина!
-Извините, мне некогда с Вами разговаривать, да и желания особого нет, – отрезала она.
-Ну как же... Я же столько сил потратил... – и тут он мучительно сглотнул и остановился, как бы сдерживая рыдание.
Тут Вера всмотрелась в его лицо повнимательнее. Оно было довольно противное, даже скорее бабское. Белесая двухдневная щетина, отпущенная по моде, не придавала мужественности очертаниям пухловатых хомячьих щечек, свисавшим с обоих сторон подбородка. Если ему покрасить черным кончик носа, то он вполне мог бы играть без грима ежика в детском спектакле на новогодних утренниках. Однако в линяло-голубых глазках под белесыми ресницами у этого ежика уже накипали слезы.
И ей стало смешно: как ее угораздило принять этого тюфяка за преступника? Да он скорее смахивает на престарелого подростка, что всю жизнь ноет, канючит и жалуется!
-Ну ладно, раз уж Вам так невтерпеж поговорить со мной, так и быть. Только излагайте свое дело покороче. Кстати, я про писателя Лимонова ни разу ни слышала, уж не обессудьте, мы тут от последней моды порядком отстали. Извините, а Вы здесь, в Германии, живете?
-Нет, я тут временно. Хотя я много времени провел за границей, не скрою. В середине семидесятых я уехал в Америку, но эти америкосы меня до печенок своей демократией достали! Потом мне пришлось еще много где пожить, в той же Европе.
Интересно, как он попал в Америку в то время, когда из СССР просто так за границу даже муха пролететь не могла, мелькнуло у нее в голове.
-А потом после перестройки я решил вернуться в Москву, помогать моему несчастному народу! – сообщил далее Лимонов.
-Ну, и что нового обнаружилось на Родине?
-Ничего! Когда я приехал, то просто в ужасе был! Москва выглядит как карнавал сумасшедших всех времен и народов! Какие-то старухи-нищенки с палками, прямо из времен Ивана грозного, мрачные хиппи, панки, казаки как из «Тихого Дона», попы какие-то с бородами. Что сделали с народом? Страшно смотреть! Из санатория превратили в дурдом!
-Что за санаторий? – удивилась Вера. – О чем Вы?
-Бывшая СССР была просто санаторием, да и все развитые западные государства тоже, - сообщил незваный гость, и плаксивое выражение на его лице моментально сменилось самоуверенной миной. – Санаторий – это режим, в котором содержат своих граждан-больных эти государства. В Западных санаториях, конечно, условия получше, но и в СССР было вполне можно неплохо жить. Хоть и скучно, но сытно и безопасно. И там, и тут крайне несвободно, поскольку для мыслящего человека в санаториях везде тюрьма. Начиная с ненавистных семейных уз и кончая общественными – то нельзя, это не дозволено, и так далее.
Но большая часть обитателей санатория, заколотые транквилизаторами в виде изобилия товаров на все вкусы и спокойной жизни, ведут себя как полагается и вполне довольны своим положением. Разве иногда возбуждают его покой отдельные героические личности, что рождаются достаточно редко. Но у властей санаториев всегда есть способы мигом удалить такого больного. Никто не покидает санаторий добровольно, все только стремятся в него. Остальная часть планеты живет сама по себе и интересует правителей стран-санаториев разве как источник сырья.
Вере захотелось перебить его вопросом:
-Позвольте, а сами-то вы, кажется тоже, именно в западный уютный санаторий удрали?
Но низвергавшийся из него мощный словесный водопад насмерть исключал такую возможность. С апломбом истинного знатока незваный гость вещал, что санатории – это исторический тупик. Особенно теперь, потому что Западный санаторий вполне подчинил Восточный. И не только подчинил и обобрал материально, но и занимается его моральным уничтожением: пересматривает историю, доказывает, что все то, что делали в СССР – не то и не так. Сначала русских лишили их собственности, потом - национальной гордости, и в довершение всего – исторической памяти. Этот поганый Запад совсем задавил русских, и теперь, когда в России наступило смутное время, самое время помочь русскому народу. Свою пламенную тираду он закончил словами:
- Мы готовы изменить этот порядок, вернуть русскому народу то, что у него отняли Запад и местные ренегаты-демократы-дегенераты!
-Мы – это, простите, кто? – спросила Вера, несколько удивленная такой трактовкой истории. Жизнь в СССР он называл санаторием! Она никогда там не чувствовала себя, как в санатории. Таким, как она, всегда нужно было бороться за те скромные блага, что полагаются человеку в цивилизованном обществе: квартиру или пару приличных туфель, возможность попасть к хорошему врачу или дефицитное лекарство. Это уже не говоря о постоянной борьбе за собственное достоинство, что норовили втоптать в грязь все, кому не лень, начиная от продавщицы в магазине и кончая чинушами в государственных учреждениях. И она все время была в самом конце нескончаемой очереди, а товары кончались как раз перед ее носом.
-Мои сторонники! – сообщил Лимонов, которому, видно, в доперестроечной России жилось именно как в санатории. - Мы создали партию нового типа, партию для русских, в противовес всем эти предателям-ренегатам, что продались иностранцам! Все эти коммунисты, либералы, и националисты - предатели! Нам очень трудно, но правда на нашей стороне! Пока сторонников у нас мало, но их ряды растут! Мы будем лечить Россию и русских! Русских надо заставить жить по-новому! Энергично! Дисциплинированно! По-немецки, я бы сказал! За мной пойдут миллионы, и мы победим, несмотря на все потери!
Он выпрямился и устремил свой взгляд вдаль, не иначе как в то самое будущее, о котором он радел. Там развевались флаги, маршировали колонны и народные массы, все, как один, преданно вперили свои взгляды в вождя, горя желанием отдать за него жизнь.
Вере захотелось спросить его, какое она-то отношение ко всему этому имеет, но он не давал сбить себя:
-Вы не представляете, как нам вредят! Столько проблем, даже по пустякам! Снять, к примеру помещение в Москве – целое дело! Всякие банки себе дворцы строят, а нам только какой-то поганый подвал и удалось найти, да еще с тараканами-мутантами! И сами его ремонтировали! Мне, человеку идеи, приходится быть и завхозом, и кадровиком, и кассиром. даже строительным рабочим и грузчиком!
-Да, Вам трудно живется, - заметила она с усмешкой.
-А разве Вам тут хорошо? – ответил он, обводя взглядом комнату и явно давая понять – он считает ее убогой.
Конечно, ее квартира не бог весть что, это она и сама понимала. Три комнаты и кухня, типичная для блочных домов планировка, стандартная дешевая мебель. Неплохо бы сделать ремонт, да все как-то не собраться. Но ей с сыном более чем хватало, особенно если вспомнить, что там, откуда они приехали, у них было куда меньше жилплощади. Пока еще в Германии даже получатель социального пособия жил, если смотреть по российским меркам, вполне сносно. Пока.
Поставив ее этим взглядом на соответствующую ступень социальной лестницы, незваный гость с видимым сочувствием заявил:
-Беда с людьми не в том, что они плохи, лишь часть людей негативны от рождения, а в том, что они потрясающе слабы и предают от слабости! Вы тоже уехали и изменили Родине!
-Никому и ничему мы не изменяли, это нам изменили! – возмутилась она.
Это была уже вторая наглость с его стороны. Да, такие, как она уехали, но без всяких политических амбиций и претензий. Они ни с кем не сводили счеты и никому не мстили, хотя было кому и за что. Может быть, это было и малодушно и не очень красиво по отношению к тем, у кого, как у них, не случилась такая национальность.
Но когда корабль тонет, каждый спасается как может. А в тот момент надежды на то, что можно спастись, у основной массы жителей страны уже не оставалось. Они поступили так, как поступают все нормальные люди, когда в их дом приходит война, а защитить себя шансов нет – бежали. Кто эту войну вел, и зачем, задумываться было некогда, но военные невзгоды - нищета и страх были налицо. Послеперестроечная разруха отняла у них все, включая надежду на лучшее будущее.
Бесполезно рассказывать этому лопуху, что в простоте душевной считает себя революционной крапивой, как она себя чувствовала в те годы перед отъездом. Как описать тому, кто последние двадцать лет жил там, где от продуктов ломились магазины, фантомные запахи того, чего нет даже для детей – апельсинов, шоколада, ветчины? И как унизительно осознавать, что у тебя нет денег на детские ботиночки, а бывший секретарь горкома комсомола, став крутым бизнесменом, построил виллу за высоченным забором с охраной и телекамерами?
Меж тем Лимонов в своем революционном пылу расходился, как забытый на огне чайник:
-В России никогда не будет хорошо, если дело пойдет, как идет! Предатели уже съели половину Отечества! Нужна новая революция!
Она перебила:
-Я не собираюсь продолжать этот разговор. Вместо того, чтобы сказать, что Вы хотите, Вы меня оскорбляете!
-Ради Бога, простите, - заюлил Лимонов. - Я не хотел Вас обидеть! Просто накипело, знаете ли...
-Так что Вы от меня конкретно хотите, я никак не пойму?
-Туркин, у которого Вы работаете, сейчас пишет книгу о России, чтобы уж окончательно обгадить Родину! Эта книга нанесет столько вреда нашему делу, сколько ни один диверсант! – возмущенно воскликнул он.
-Мне кажется, он сейчас пишет книгу о Фуксмане, - возразила Вера. – Но, конечно, я точно не знаю, да меня это и не интересует. Я же просто кухарка и уборщица!
-Ленин сказал, что любая кухарка может управлять страной!
Они и доуправлялись, усмехнулась про себя Вера. Благородную по сути идею извратили так, что из страны побежали даже те, кто никогда не думал о сопротивлении.
-Это должно и Вас касаться! – возмутился Лимонов. - Этот ренегат и предатель выставит вождя, самое святое что у нас осталось, в самом поганом свете! Его не волнуют принципы, он пишет для того, кто больше заплатит!
Тут ей в голову пришла мысль – а вдруг этот Лимонов вовсе никакой не писатель, а представитель спецслужб, что заинтересовались Туркиным? Разведывательные органы всех стран во все времена вели досье не только на врагов, но и на подозрительных им друзей. На того же Бертольда Брехта собирали данные и ЦРУ, и КГБ, и немецкая разведка. Туркиным, между прочим, есть прямой смысл интересоваться, как и всяким, кто меняет свои убеждения в зависимости от того, сколько им платят. Да что там говорить, немцы проверяют всех, кто к ним приезжает. И ее на пятый день, как они прибыли в страну, тоже довольно долго расспрашивал какой-то господин в инвалидном кресле. Мол, как там у Вас в России, да что, много ли страданий и нищеты? А еще что-нибудь такое стратегически-интересное, Вы, часом, не знаете? Но что она могла знать? Разве число «мертвых душ» в библиотеках области, да про «Школы Ленина» могла рассказать...
И она ответила:
-Меня это не касается. Более того, я бы не хотела, чтобы в таком тоне велись разговоры о человеке, для которого я работаю!
-Но дело даже не в нем, а в письмах Ленина! Он использует как главную приманку неизвестные письма вождя! – напирал на нее незваный гость. - Где, кстати, он их хранит? В сейфе?
Она молчала, не понимая, к чему эти вопросы.
-Вы должны помочь нам их получить! Мы даже готовы на некоторое материальное вознаграждение, конечно, в рамках наших скромных средств. Я хочу попросить Вас от имени всех русских патриотов! От имени всех, кому дорога наша страна! Мы считаем, что эти письма нужно любым способом изъять у Туркина!
-Как это – изъять? - переспросила она веря своим ушам. Что он такое несет? Да в своем ли он уме?
-Так! Взять! Нам они нужны!
-Ну, это уж слишком! Если эти письма Вам так душно нужны, идите сами к Туркину и разговаривайте с ним. Купите их в конце концов!
-Я знаю, сколько он запросит за них, - помрачнел Лимонов. – Этот сквалыга от литературы! Этот продажный писака! Этот предатель!
-Я в таком тоне с Вами разговаривать дальше не собираюсь, - устало сказала она. – Мне кажется, Вам пора уходить!
-Вас купили на колбасу! – вскричал Лимонов. - Заманили бананами! Убаюкали полными магазинами! Вас не оторвешь от сытной кормушки! И Вы сами не понимаете, что Вами управляют, как куклой на веревочках! Ах, как трудно иметь дело с женщинами! Женщины не понимают высоких целей! Вот и моя последняя жена - она меня бросила, а я потратил на нее столько духовных сил! Я помогал ей во всем, подбрасывал ей идеи, без меня она – просто никто! Ни одна женщина не понимает меня! Они все меня бросали! И она тоже! Ушла от меня, будущего вождя, к этому ничтожеству, какому-то мягкотелому моллюску с мозгами осьминога! А я рассчитывал на то, что она станет соратницей в моей революционной борьбе за светлые идеалы фашизма!
-Простите, какие идеалы? - Вера было подумала – уж не ослышалась ли она.
-Фашизма! – торжественно провозгласил Лимонов, и в его глазках появился подозрительный блеск не то подвижника, не то безумца. - Я ведь – в сущности, фашист! Не надо только с ходу по-обывательски отвергать идею, фашизм в чистом виде – это прекрасно! Вы же не понимаете, что такое фашизм! Вам забили мозги всякой кашей! На самом деле это солнечная религия героев! России позарез необходим фашизм, русский фашизм, чтобы восстановить свою национальную самобытность и произвести революцию! Только он позволит поднять русскую молодежь на подвиг! Фашизм – религия трагических одиночек, это радикальное обращение личности к своему спиритуальному истоку. Это восстановленный идеал добровольного рыцарства! Я фашист и аристократ. Я воспеваю добродетели фашизма – агрессивность, правдивость, верность, вера, наконец, готовность жертвовать жизнью ради Формы, порядка, строя! Фашизм существовал задолго до того, как появилась фашистская партия. Самураи, Рыцари Храма, опричники времен Ивана Грозного – они все были фашисты!
Если его предыдущие излияния были выдержаны в стиле бессмертного Васисуалия Лоханкина, то в сочетании с политическими амбициями незваный гость скорее выглядел, как Смердяков, вздохнула Вера. А может быть, этот Лимонов просто ненормальный? Или он совсем ничего не знает о последней войне, что стала вечным позором Германии? Не видел тех бесчисленных могил и кладбищ как в России, так и здесь? Всех этих Памятников Неизвестному солдату, Матери-Родине, звезд на безымянных могилах? Не знает о Бухенвальде и Освенциме, Хатыни и Лидице, Орадуре и Гернике? Где он рос? Кто его воспитывал? Марсиане? Осьминоги? Или он просто ненормальный?
Но даже если он и ненормальный, слышать восхваления фашизму в Германии, да еще из уст русского было куда неприятнее, чем увидеть кучу дерьма на только что вымытом полу. И она решительно перебила его:
-Мне кажется, Вы не отдаете себе отчета в том, что говорите. И вообще, нам не о чем больше говорить. Прощайте!
Лимонов поднялся и принял почти ту же самую позу, что Ильич на многих памятниках – с вытянутой к массам в театральном жесте рукой. Ей стало смешно.
Заявление, что он сделал в следующую секунду, было не менее опереточного свойства:
-История Вас проклянет!
-А она и так нас прокляла, - усмехнулась она. - В России мы были немцы, тут стали русские. Куда ни кинь, везде клин. Так что плюс-минус одно проклятие для меня уже не страшно! Всего хорошего!
-Я всегда знал, что женщины – это низшие существа! – по-змеиному шипел Лимонов, добавляя далее нечто и вовсе нецензурное.
Это окончательно вывело ее из себя:
-Немедленно убирайтесь вон! Если я еще раз увижу Вас на расстоянии двадцати метров от себя, то обещаю вызвать полицию и сообщить им о Ваших благородных намерениях! Дима, проводи, пожалуйста, этого господина!
Он стал дожидаться, пока его выставят силой. Изобразив на своей бабской физиономии глубочайшее презрение, он встал и вышел, хлопнув дверью.
После того, как он ушел, Вера задумалась. Что же там такое страшное в этих письмах, что столько лет никому не нужными валялись невесть где? Почему этот тип был готов даже украсть их? Теперь она искренне жалела, что не посмотрела повнимательнее на письма в тот день, когда их принес Герман. Единственным ключом к разгадке были разговор Туркина с супругой.
В тот день «милостивая сударыня» выскочила из своей комнаты и прибежала на кухню, где Туркин задумчиво и величественно вкушал свой диетический куриный суп с лапшой. Тыча ему в лицо какой-то журнальчик, она раздраженно заявила:
- Ты тут гниешь, а они! Мы же с ней были когда-то чуть ли не подружки, вместе начинали, и вот я тут кисну, как последняя ..., а она по порядочным заграницам блистает! И даже на свадьбу не пригласила, стерва ...! Тут, в восточной Германии – какая заграница? Деревня ...! Там в Москве сейчас тоже жизнь наладилась, по крайней мере для тех, у кого есть деньги, ... ... ...! Танька, ... уже построила там себе особняк на Рублевском шоссе, у нее в гостях бывают все знаменитости, политики там, артисты. А кто у нас тут, ...? Никто, одни вшивые ... журналисты с «Немецкой волны», что даже по-русски толком не говорят и сплошь гомики ...! И ты тут никому не нужен! А я даже купить не могу, что мне хочется, ...!
Туркин оторвался от своего супа. Выражение лица у него было такое, что Вере живо вспомнилось название фильма про богатых, которые тоже плачут. Она и вообще в этот момент чувствовала себя как в осовременненной киноверсии «Блеска и нищеты куртизанок». Все, о чем писал бессмертный классик и что когда-то в России казалось далеким и непонятным, разворачивалось перед ней в лицах. Это было бы интересно, если бы не так противно было смотреть, а главное – слушать. Как это вдруг великий русский язык за какие-то десяток лет опустился до этого? Слова, что извергались из накрашенного ротика «милостивой сударыни», наверняка привели бы в дикую зависть самого отпетого завсегдатая российской тюрьмы или лингвиста, посвятившего свою научную карьеру изучению ненормативной русской лексики. Впрочем, сейчас в России так стали выражаться почти все, а такие, как Туркин, своими писаниями бойко содействовали этому.
Может быть, усиленное внедрение мата - это продуманная идеологическая диверсия, предпринятая, чтобы окончательно превратить русских в глазах остального мира в свиней, думала Вера иногда. А со свиньями, что оскверняют окружающую среду такими словами, что стали в России обычными в кино, на сцене и в литературе, уже не грех и разделаться. Очередной привет от покойного Геббельса!
Когда-то, еще подростком, она, наслушавшись того, что говорили на улице, дома употребила пару матерных слов. Услышав их, отец сказал:
-Так говорят только те, кто уже махнул на себя рукой. Например, продажные женщины и уголовники. Так что если ты хочешь, чтобы к тебе относились, как к порядочному человеку, ты эти слова употреблять не будешь.
Сам отец не матерился никогда, ни по-русски, ни по-немецки, хотя прошел лагерь и ссылку. С годами Вера поняла, что отец насчет мата был прав. Равно как правы были русские цари, в свое время наказывавшие ругателей розгами. Даже триста лет назад в России умные люди понимали, что благородные слова рождают благородные мысли. А какие мысли рождает мат?
Туркин, тоже не зная, что бы такое сказать, бегло посмотрел журнальчик и молвил:
-Ах, это... Послушай, у меня тут задумка одна есть, сенсация! И очень кстати те самые письма, что мне принесли! Помнишь, я тебе говорил?
-А, вся эта твоя история – ... копание ... жучков в ... навозе, - презрительно отвечала «милостивая сударыня». - Этим теперь ни одна .... свинья не интересуется! И тем более этим твоим ... ... Лениным! Кто он такой, ... ... ...? ... памятник у ... магазина, и никто больше! ... труп в их ... Мавзолее! Раз тебе эти ... письма даром какие-то ... идиоты отдали, значит, такая им и цена!
-Не скажи! Они просто не понимают, в чем дело. Как раз на Ленине сейчас можно отлично зарабатывать деньги! Я тут уже с одним издательством договорился, да и Фуксмана, думаю, можно уговорить для начала проспонсировать. В любом случае, обо мне снова заговорят! Это будет настоящая сенсация!
-Тоска зеленая это будет, а не твоя ... сенсация! – презрительно отозвалась та. Времена, когда ей приходилось льстить Туркину, кончились в тот момент, когда она поставила свою подпись под свидетельством о браке. - Кто такое ... читать станет? Лучше бы что-нибудь детективное написал, что ли, или из жизни. Или опять же порно неплохо идет..
-Голубушка, ты не понимаешь, что говоришь, - мягко перебил ее супруг. – Я - и порно! Это немыслимо! Народу нужны идеи!
-А мне нужно в Москву! – фыркнула она и удалилась. По ее походке чувствовалось, что она осознает свое превосходство над супругом. Как по части возраста, так и по части знания житейских реалий. Она точно знала – в рыночной экономике всегда побеждает самый наглый и подлый.
Уже потом, когда хозяева ушли, Вера подобрала с пола журнал, решив, что именно из-за него и случился весь сыр бор. Журнальчик из тех, что знакомят с жизнью тех, на кого стоит равняться - богатых и красивых, был открыт на статье с яркими фотографиями. В ней со вкусом описывалось, как некий тип, не то банкир, не то новый магнат из тех, что бойко схватили оставшиеся после перестройки без хозяина народные богатства, решил выполнить все мечты своего детства.
А именно – сначала нашел невесту соответствующих своему рангу достоинств. То есть удовлетворявшую всем требованиям к претенденткам на титул «Мисс Вселенная» - рост, объем груди, талии и бедер, волосы и глаза, зубы и нос от самых лучших врачей. Само собой, солома вместо мозгов и ледяшка вместо сердца как обязательное бесплатное приложение в таких случаях. Потом не поскупился на расходы, сняв виллу на Лазурном берегу, что принадлежала чуть ли не Ротшильду, и устроил на ней свадебный прием на пятьсот гостей. Кого там только не было – и министры, миллиардеры, и банкиры, даже якобы чуть ли не президент собственной персоной, что по всей форме благословил новобрачных. Разумеется, и без религиозного благословения не обошлось, как это теперь в чести у «новых русских». Молодых повенчал русский поп в маленькой церкви, которую по этому поводу специально купили и перевезли целиком из Подмосковья, так как она понравилась невесте. Говорить о таких мелочах, как самый дорогой в мире повар и самая-самая еда, уже и не стоит. Разве упомянуть, что за гигантские деньги приехали и спели пару песен самые модные американские певцы, для чего жених предоставил им в распоряжение личный самолет. Потом был ночной бал с маскарадом, и все остальное, как полагается, на зависть всему остальному миру и его окрестностям.
Дело действительно стоило того, чтобы скандалить. А бедным – так просто устроить без всяких размышлений новую революцию и вырезать к чертовой матери всех богатых. Зря эти новые русские журналы рассказывают, как тратят наворованные деньги новые богатеи. Такое способно не только мир в семье Туркиных нарушить, но и последствиями пострашнее грозит! Ведь народ в свое время скинул советскую власть не из-за афганской войны, не из-за нехваток в магазинах, не из-за отсутствия свобод, а только потому, что стали узнавать из всяких голосов и газеток про номенклатуру и ее привилегии. Но что такое жалкие квартиры, дачи и служебные машины доперестроечных секретарей обкомов и иже с ними по сравнению с выброшенными на такую свадьбу деньгами? Обычный народ в политике не разбирается, а вот такие вещи воспринимает чувствительно...
Из этого разговор Вера сделала вывод, что «милостивая государыня», как и многие ее товарки-«золотодобытчицы», страдает «синдромом принцессы Дианы». Так можно назвать широко распространенное нынче явление, наиболее ярко проявившееся в поведении одной уже покойной принцессы из королевского дома Виндзоров. Симптом заключается в следующем: когда человек очень хочет что-то получить – деньги, пост, титул, известность, то готов ради этого на все. Нырнуть на дно помойной ямы, продать честь, забыть не только возвышенные идеалы, но даже и собственную мать. А когда он получает желаемое, то начинает казаться, что дело не стоило того, и начинаются сожаления и поиски, кто заплатит больше. Иные «Дианы» снова пускаются во все тяжкие, некоторые и вовсе сходят с ума. Эта вот пока просто пилит супруга, добиваясь непонятно чего, но что будет дальше?
А может быть, к содержанию писем имел отношение другой разговор, что Вера случайно услышала, вернувшись в один прекрасный день из магазина?
Она было подошла к дверям кабинета Туркина, намереваясь спросить, что он хотел бы завтра на обед, как вдруг услышала разговор по-немецки. Голос посетителя показался ей как будто знакомым, но где она его слышала, было никак не вспомнить.
-Да-да, его пригласили на официальную встречу с полномочным представителем русского консульства в лучший отель города, - говорил посетитель. – Но не только его. Там были хозяева десяти самых крупных строительных фирм города. Надо Вам сказать, что немецкие бизнесмены любят вести дела с русскими, которые всегда щедро платят и не очень проверяют качество. Да к тому же положение дел в немецкой экономике не самое блестящее, заказов у строителей мало. Словом, у каждого, кто пришел в конференц-зал отеля, в душе теплилась надежда на выгодный заказ, хотя точно ничего известно не было. Там их встретили представитель русского правительства и его переводчик. Они сообщили собравшимся, что речь идет о крайне важном поручении Российского правительства строго конфиденциального свойства.
А именно - в России, да и во всем мире давно обсуждается вопрос о том, насколько уместно оставлять на Красной площади Мавзолей Ленина. Он только портит общий архитектурный ансамбль и напоминает о тяжелых днях русской истории. К тому же демонстрация мертвого тела противоречит христианским обычаям. Население давно высказывается за то, чтобы тело Ленина захоронить, а мавзолей убрать. Меж тем само здание Мавзолея представляет определенную историческую и материальную ценность. Поэтому в узких правительственных кругах было принято решение аккуратно разобрать его и продать на закрытом аукционе. Учитывая имеющийся на рынке интерес коллекционеров к такого рода вещам, можно представить себе, что это принесет изрядную сумму государству. Уже есть запросы заинтересованных лиц из Америки, Израиля и Саудовской Аравии.
Затем были продемонстрированы фото и технические характеристики Мавзолея, включая объем работ по его разборке. Закончилось все предложением представить в двухнедельный срок свои предложения правительству России по предполагаемым срокам выполнения работ и их стоимости. Самое выгодное будет выбрано на закрытом конкурсе. Разумеется, дело следует пока сохранять в тайне. В случае, если возникнут дополнительные вопросы, предлагалось позвонить по такому-то телефону. И за скромной закуской из шампанского и икры, которую им предложили после официальной части, каждый из приглашенных не столько слушал анекдоты о Ленине, что рассказывал через переводчика русский чиновник, сколько считал свои прибыли, если удастся отхватить этот перспективный заказ.
Моему знакомому было тем более не до анекдотов, потому что ему вскорости предстояло объявить о банкротстве своей фирмы. Повседневная трагедия делового мира - нет заказов, а за выполненную работу заказчики не хотят платить. Заказ на разборку Мавзолея мог бы его спасти, но как его получить? Он знал, что есть давно опробованный способ, но испытывал угрызения совести. Все-таки фирма старинная, еще дедушкина, и до этого они никогда до взяток не опускались. Но экономическая необходимость, как всегда, оказалась сильнее моральных соображений. В конце концов он позвонил русским по указанному телефону и попросил о деловой встрече.
К его удивлению, его пригласили не в какое-то официальное учреждение, а в апартаменты все того же отеля. Встретили его те двое чиновников, и опять на столе стояло все то же неизбежное шампанское и икра. Мой знакомый подбирался к теме очень осторожно. Так осторожно, что разговор сразу перекинулся на личные проблемы, чему очень содействовали внезапно появившаяся на столе бутылка водки и приватная атмосфера. Русские как бы между прочим стали жаловаться на то, как унизительно получать куда меньше, чем западные коллеги на таком же месте, в то время как все так дорого. Потом пошли анекдоты о русской жизни, рассказы о семьях, а после второй бутылки уже зазвучали русские песни. Особенно хорошо выходила у русских «Дубинушка». Мой знакомый тоже подтягивал в меру сил.
После «Дубинушки» он понял – самое время намекнуть, что если заказ на разборку Мавзолея отдадут именно его фирме, то он не останется неблагодарным. О какой сумме думают русские друзья? Русские друзья думали о совершеннейшем пустяке, особенно по сравнению с тем, сколько стоил заказ. Мой знакомый осчастливил их чеком на эту мелочь и ушел в полном восторге, что с русскими так просто вести дела. Оставалось только ждать официальное сообщение, что правительство России выбрало именно его фирму.
Но время шло, а никакого сообщения он так и не получил. Он заволновался и обратился непосредственно в русское консульство. Там не очень удивились и сказали, что к ним уже приходили с такими вопросами. Но, во-первых, таких сотрудников, как он описывает, в их штате нет, а во-вторых, ни о какой разборке Мавзолея речи не шло, не идет, и, надо надеяться, не пойдет. Это памятник истории, который навсегда останется на Красной площади, с Лениным или без. А строительные фирмы, что купились на такой детский трюк, виноваты сами. Впрочем, их можно понять: величина и значение объекта исключали всякие подозрения в обмане, да и продажность русских чиновников тоже была вне всякого сомнения. Так мой знакомый и его коллеги остались в дураках. Идти в полицию означало признаться не только в своей глупости, но еще и в том, что давал взятки.
-Да, занимательная история, - заметил Туркин на своем отвратительном немецком. – И это кто все это жульничество организовал, интересно? Их не нашли?
-Нет, конечно, – усмехнулся немец. – Я почему это рассказал - может быть, эта история пригодится Вам для новой книги?
-Трудно сказать, но все равно спасибо. А Мавзолей все стоит! Боже, как это противно христианскому сердцу! – с горечью воскликнул Туркин.
Что еще было противно его христианскому сердцу, Вере дослушать не удалось, потому что в коридоре появилась «милостивая сударыня» с вопросом – постираны ли ее вещи. Пришлось заниматься этим, потом под руку подвернулась другая работа, так что кто именно был у Туркина и когда ушел, она так и не увидела.
Имела ли эта история хоть какое-то отношение к письмам Ленина? И что же в них такого, что Туркин готовит сенсацию? Вера до этого никогда всерьез не интересовалась персоной вождя всех времен и народов, даже когда Герман принес эти самые письма, а теперь, естественно, ей захотелось узнать.
Эта возможность представилась ей вскорости. Туркин с супругой оправился на несколько дней в столицу. Он - встретиться по делам с Фуксманом, она - отдохнуть от провинции и приобщиться к той части мира богатых и красивых, куда ее пускали. А Вера должна была в это время сделать генеральную уборку. Наводя порядок в кабинете Туркина она довольно быстро нашла в верхнем ящике стола черную папку, на которой стояло: «Россия в пропасти». А ниже: «Заметки и материалы». На первой странице стоял эпиграф: «Большие удары судьбы – как правило, результат мелких глупостей и несущественных промашек».
Из этого было ясно – в своей будущей книге Туркин готовился пересчитывать, какие промашки сделала Россия, перед тем, как свалиться в пропасть. Тому, кто это дело готов оплачивать, нужно было, по всей видимости, как можно больше промашек. А потом шел текст, в котором было много поправок. Устраиваясь на месте Туркина, чтобы почитать, она с усмешкой сказала:
-Вот что бывает, когда держат прислугу, да еще слишком образованную. Издержки переходной эпохи. Следующее поколение прислуги, надо полагать, уже будет неграмотным.