Я чувствовал - эон Дольчины парит со мной рядом. Он входит в мой меч небесным огнем, он поднимается бурею и рассеивает тучи сарацинов на моем пути, он помогает мне воплощаться во львов, стаи птиц и полчища насекомых.
А с тех пор, как Спаситель послал мне часть креста, в котором жило одно из моих предыдущих воплощений, я –червь Иисуса, обрел способность к полету вместе с конем в полном вооружении – в доспехах, с мечом, щитом и при шлеме. Способность перемещаться по воздуху обрели мой оруженосец Лео Беспалый, лютнист-трувор Франсуа Висельник и рыцари ордена Жоффруа, Этьен, Оноре. Так мы одолели сарацинов под стенами Иерусалима и вошли в него. Лучше бы мы не завоевывали священных стен, не касались камней Гроба Господня, не целовали благоухающей плащаницы с ликом его! Ведь истинный Иерусалим есть град небесный!
Бродя по узким улочкам древнего города и уйдя далеко вперед от своего, заглядевшегося на обворожительную танцовщицу оруженосца Лео Беспалого, я нашел лавку, в которой торговали старинными книгами на арабском языке. Франсуа я оставил наигрывающим на лютне какой-то черноокой куртизанке. Жоффруа, Оноре, Этьен, разбрелись по городу в поисках женщин и ночлега. Я же, наткнувшись на эту книжную лавку, наконец-то мог увидеть подлинные фолианты и манускрипты на арамейском, арабском и других древних языках. Арабская вязь сменялась китайскими иероглифами и причудливым санскритским письмом. Один тяжелый фолиант в сафьяновом переплете и позеленевшими от времени медными застежками особенно заинтересовал меня. Благодаря тому, что Жак –Философ, то есть я - в своей прежней жизни хорошо знал арабский, мне не составило труда разобраться в таинственных письменах.
Я стал внимательно вчитываться в строки древних фолианта. Кожаные страницы скрипели при перевертывании, такие они были старые. На одной из страниц я увидел странное изображение – огненный меч, летящий с неба и начертанное под этим изображением имя Рыцаря Небесного Огня . Меч ударял в гору, в которой светился кристалл.
Я углубился в чтение. Причудливый сюжет излагался языком символов и полунамеков. Некоторые высказывания звучали как пророчества. На этих страницах я и прочел впервые историю своего эона. Перипетии блуждающего духа захватили меня: перед моим взором возникал то прожигающий скалу огненный луч - на месте его вжигания в каменную расщелину светился аметист ,- то мне грезился захваченный в плен во время битвы Александра Македонского с индийским войском греческий воин. Закованный в кандалы он ломал камень в сырой шахте, которую вдруг осветил блеск лучезарного камня. То я видел себя кипарисовым деревом, и ощутил болезненные удары по моей коре секиры дровосека. Удар за ударом, лезвие топора входило в мою плоть –и я падал, чтобы под пилой, рубанком и стамеской плотника стать тем самым крестом, чтобы ощутить, как в мою мякоть вонзается раскаленный кровью Спасителя металл гвоздей. На одной из страниц я увидел изображенным человека, пылающего на костре и узнал в нем себя. Последующие страницы удивили меня сильнее прежних, потому как на них описывались события, которым лишь предстояло наступить, были изображены люди в костюмах необыкновенных. Необычные, выглядящие воплощением демонов механизмы и аппараты, населяли иллюстрации. Головы, вначале отсекаемые топорами, далее валились в корзины при помощи специальной машины. Совершенствовалась виселица.
Если в наши времена палач, накинув петлю на шею жертвы взбирался с ней по лесенке, или использовал сук первого попавшего дерева, то в будущем придумывали перекидывать веревку через перекладину и выбивать из под ног жертвы помост. Самым странным было то, что люди падали замертво от огня вылетающего из приставленных к плечу палок. По необъятным полям ползли похожие на черепах или шлемы латников машины и изрыгали огонь из длинных трубок. Их покрывающая поля подвижная чешуя воскрешала память о драконе, с которым мне пришлось столкнуться еще тогда, когда я был в теле Жака Философа и, облачившись в латы, разил этих тварей в окрестностях Альби в Лангедоке.
На одной из страниц я увидел нарисованный круглый шар и летящую на него глыбу и прочел цифру, напомнившую мне число зверя наоборот 1999 год. Отшатнувшись, я схватился за меч, со скрежетом двери, отворяющейся в преисподню выхватил его из ножен и хотел рассечь книгу. И, вероятно, зря не сделал этого. В рукояти моего меча я уже вложил кусочек священной реликвии. И кто знает—если бы я рассёк книгу, мог бы изменить будущее.
Я уже занес меч над фолиантом. К моему удивлению буквы на развернутых страницах замерцали, налились красным и стали бешено менять очертания. То ли я был уже дряхл и слаб в этом своем воплощении. То ли меч был чересчур тяжел от напитавшей его крови. Но, даже неимоверно напрягаясь, я так и не смог совершить этого удара. Моя рука наткнулась на превосходящую меня силу. Оторвав взгляд от книги, я увидел стройного молодого араба в чалме с закрытым тканью лицом. В просвет между чалмой и тканью сверкнули черные, как полированный агат, глаза.
- Не спеши, рыцарь, - сказал он. – Ты узнал будущее, но сколь бы оно ни было печально—наберись мужества. Пойдем со мной, ты узнаешь ещё многое из того, чего не знает никто. Да и твое заветное желание должно наконец исполниться…
Новелла из романа "Дар Нострадамуса"