Мне повезло, что я встретил тебя накануне конца
света. Мы сможем полюбоваться им из окна.
Фредерик Бегбедер
Я лишился сознания в тамбуре, выходя из подъезда, прямо на глазах у изумленной консьержки. Еще бы ей не удивляться, спортивного вида мужик лет сорока, сотрудник силовых органов, жизнь которого в сумасшедшем темпе она иной раз наблюдала через окошко своей дежурной комнатки. Утром, вечером, в ночь-полночь, не важно, телефонный звонок: «Товарищ полковник, происшествие, сбор в течение часа в конторе». Через пятнадцать минут после таких вызовов я уже выбегаю на улицу, спешу, но на выходе обязательная улыбка консьержке. Бабуля, могла бы дома спать, ан нет, на посту, бдит мир и покой своих сограждан, пусть и в отдельно взятом доме. Коллега ведь, по большому счету. Надо ли говорить, что я ей тоже симпатичен. И на тебе! Вот этот подтянутый и крепкий полковник упал в обморок, беда-то какая, сердце, видать, прихватило, эх молодежь, не бережет себя совсем.
***
А образ жизни у меня, правда, сумасшедший, и не только из-за своего ритма. Наш генерал говорил: «Есть служба, а есть служение. Каждому свое, однако, если выбрал второе, это испытание не только для тебя, но и для твоих близких, поскольку не каждый из них смирится со вторыми ролями, не у каждого хватит терпения и понимания. Тому, кто успел еще лейтенантом жениться, повезло, так как со временем женщин, готовых принести себя в жертву, чтобы ее мужчина мог исполнить свой долг, будет все меньше и меньше». Я не успел. А генерал оказался во всем прав. Нет, женат я был, и не раз. Вот только жен хватало максимум года на три. Начиналось все стандартно, узнав, что я и как, восклицали: «Вот это настоящий мужчина», потом клялись в вечной преданности и высказывали намерение едва ли не в срочном порядке родить мне двух мальчиков и девочку, последнее было в разных вариациях. Заканчивались наши отношения тоже банально - нытьем, причитаниями и слезами с их стороны и молчаливым расставанием с моей. Сказать честно, и не любил я их. Не было ни искры в сердце, ни нежности в душе. Единственное, что напрягало, из-за такого отношения к жизни я мог остаться без сына, а о внуке уже и говорить не было смысла. Кого же я тогда в Суворовское военное училище отдам? Не смешно. Совсем не смешно. И когда такие мысли стали посещать меня с небывалой ранее периодичностью, я встретил Вику. Случилось это два дня назад. Вернувшись из очередной командировки, уже традиционно заехал на Андреевский мост, который с Фрунзенской набережной перекинут в Нескучный сад. Нравится мне там. Особенно поздней ночью. Уютно. Редкий шорох шин с улицы. Величественный Храм Христа Спасителя. Подсветка Кремля и огни центра Москвы. А рядом тишина парка и катящиеся темные волны реки. В этот раз на мосту я оказался не один. На другой его стороне девушка лет 25 складывала вырванные из тетради листки в самолетики и запускала их над рекой. Что-то было во всей этой картине сюрреалистическое. Ночь, мост, река, девушка, самолеты… Я подошел к ней и попросил листок, чтобы присоединиться к ее увлекательному времяпрепровождению. «Но это несколько личное», - смутилась девушка, - «Хотя кто знает, может так проявляет себя судьба». Оказалось, что она недавно рассталась со своим парнем, но, как это обычно бывает, забыть все, что было между ними, не получалось. Тогда она, решив, что с прошлым надо расставаться легко, взяла свой личный дневник, который вела последние годы, и пришла на мост, чтобы все ее чувства, переживания, эмоции разлетелись по ветру и не мешали ей жить дальше. Остатки дневника мы отправили в полет уже вместе, устроив состязание на дальность и изящество воздухоплавания наших птиц. Так я познакомился с Викой. Мы гуляли с ней всю оставшуюся ночь и следующей день и к его вечеру со всей очевидностью понимали, что друг без друга уже не можем. Когда мы проходили мимо бывшего Дворца пионеров, что на Воробьевых горах, я вспомнил, как, возвращаясь уже в темное время домой с занятий из Клуба юных космонавтов, начитавшись советской научно-популярной фантастики, представлял высотное здание МГУ, искрящееся огнями, космическим кораблем, который ждет меня, чтобы стартовать к звездам. Вика ответила неожиданно серьезным тоном: «Так и будет, только полетим уже не мы, а наши дети. Или внуки». Договорившись о встрече на следующий день, я проводил ее домой, и мы расстались.
***
Вот на следующий день я и свалился в обморок. Эх, если бы в обморок, то не беда, все оказалось гораздо серьезнее. И фантастичнее. Из лифта я вышел, рассовывая по карманам куртки наличные деньги, чтобы купить цветы, и ключи от машины. Когда уже сбегал с последней ступеньки перед дверью подъезда, неожиданно мир свернулся. Нет, не свет, не сознание, а именно мир, взял и сколлапсировал в одну точку, перестав существовать. Во всяком случае, для меня. А дальше серия ярких вспышек, и пространство вернулось. Совсем как в фильме «Свой среди чужих. Чужой среди своих», когда Шилов пытается вспомнить все. Вот только увидел я, конечно, не Ванюкина. В большой, очень яркой, я бы даже сказал засвеченной, комнате вместе со мной находился моложавый мужчина, кого-то внешне очень напоминающий, но нет, вспомнить так сразу при таких обстоятельствах, кого именно, было невозможно. Не давая мне опомниться, он заговорил. Сразу сложилось впечатление, что это не прямое общение, словно трехмерную запись мне прокручивают. Впрочем, так и оказалось. Письмо. Видеопривет из будущего. Мой внук все же улетел к звездам. Но они оказались слишком жестоки к нам…
***
«Здравствуй, дед! Обойдусь без лишних фраз типа «ты не поверишь» или «такого не может быть, но случилось», лучше перейду сразу к делу, доклад четко и по существу, как ты учил меня когда-то. Хотя «когда-то» – это для меня, для тебя все еще в будущем, возможном будущем, и надеюсь, будущем, которого не случится. Сейчас мне 34 года, я пилот Центра космических исследований. Вернее, был пилотом… Меня украли! Как же банально и смешно звучат эти слова… Похитили, даже не подберу определения, кто именно. Инопланетянами их можно назвать с большой натяжкой. Они - Иные, недоступные нашему разуму. Если пытаться найти какой-то аналог у фантастов, наиболее приближенное понятие – полевая форма жизни, но это слишком упрощенно. Обмен информацией у них происходит при кратковременном сопряжении силовых полей, а пространство, время, материя не имеют никакого значения, они существуют вне человеческих измерений и понятий. Меня изъяли из жизни, чтобы предотвратить развитие череды событий, которые приведут к апокалипсису на Земле. Не понял, каким образом, но он повлияет и на их существование. Меня материально стерли из бытия, оставив сознание, которое поместили в некое подобие матрицы силового поля, пронизывающего все пространство и время. С их точки зрения это отнюдь не тюрьма. Иные дали мне возможность существования по своему образу и подобию, но беда в том, что сознание осталось человеческим, которое не может принять самого факта, что оно везде и всегда. Я создал для себя в матрице подобие иллюзии, в которой ты сейчас находишься, и боюсь выглянуть из нее. Мне страшно, дед! Это как… как ад, надежды нет, понимаешь. И спасения нет, во всяком случае сейчас, когда мое существование уже предопределено. И предопределено тобой. Отец, как ни цинично и алогично это звучит, всего лишь механическое звено в цепи уже зародившихся событий и причинно-следственной связи нарушить не может. Дед, можешь ты! Это просто. Не встречайся сегодня с Викой, откажись от нее, этого будет достаточно, чтобы стереть меня из жизни, спасти от Вечности. Ты, конечно, уже сам догадался почему. Прости, общаться с тобой напрямую не способен, надо выйти из иллюзии, а для моего «Я» это невозможно. Пришлось послать слепок с нее в твое сознание. Вот, собственно, и все. Поверь, другого выхода нет. Хотя… Иные теоретически знают о существовании полей более тонких материй, связанных с нашим миром, но недоступных им, которые также пронизывают пространство и время и обладают огромными энергиями. Генераторами для них служат человеческие чувства и эмоции. Но что делать с этим знанием?... Поэтому, прошу, выполни мою просьбу. А ты еще будешь счастлив, дед, уверен в этом! Прощай».
***
Осознание себя вернулось раньше, чем способность двигаться. Надо мной склонилась консьержка, охающая и причитающая. Согнувшись в три погибели, она добрыми мягкими руками удерживала мою голову над выложенным плиткой полом, игнорируя свой радикулит и иные старческие недуги. Мне бы в благодарность посидеть с ней за чашкой чая, выслушать ее нехитрые новости, посочувствовать переживаниям по поводу непутевых внуков, попросту не отказать во внимании. Только не в этот раз. Я поднялся и, неблагодарно промолчав, поплелся к своему «Ленд Роверу».
***
Машину я вел по проспекту, не представляя конечной цели и задействовав лишь подсознание, которое оценивало дорожную обстановку, реагировало на сигналы светофоров, руководило моими действиями, когда необходимо было увеличить скорость либо напротив, сбросив ее, затормозить, а все мысли были о другом… Объяснить практически невозможно, но я поверил всему и сразу. Вероятно, это связано с тем, что ментальный слепок, помещенный в сознание, был, в сущности, наполнен моими же воспоминаниями, только воспоминаниями из будущего. Они не отторгались разумом, поскольку были его порождением, его опытом, открытыми ему несколько ранее, вопреки обычному течению времени. Но знаем ли мы, что представляют из себя Время, Пространство, Человек… Что представляет из себя всего лишь наш маленький человеческий мир? И каким он станет без любви… Не такой ли матрицей, но уже для всего человечества? Надо было принимать решение. Спасти внука, но пожертвовать человеком, которого искал всю жизнь, отказавшись от него. А может быть мир и вправду спасет любовь? И мир, и моего внука. Резко перестроившись через все полосы движения, отчего водители попутно следовавших машин непременно осыпали меня проклятиями, я остановился у цветочной палатки. Меня ждала Вика.
***
Весь вечер она была крайне напряжена и рассеяна. Честно говоря, если бы не произошедшие со мной события, я бы закомплексовал, однако они отвлекали меня от самокопания. Но время шло, и все было так замечательно мило и в этом смысле даже буднично, что постепенно я стал приходить в себя. А, в самом деле, откуда мне знать, на что способен человеческий мозг. Иной раз такой сон приснится, не отличишь от реальности. А если галлюцинации либо видения связаны с его перенапряжением на той же работе? Грустно, конечно, придется потерять время на медицинское обследование, но ведь это не смертельно. Когда сгустились сумерки, оттаяла и Вика. Ужин мы заканчивали, уютно расположившись на диване, втиснутом в не такое уж маленькое пространство застекленной лоджии ее квартиры, с бокалами, в которых плескалось белое сухое вино. Поведя рукой, Вика запустила волну в своем бокале, а когда буря стихла, посмотрела мне в глаза и неуверенно начала: «Знаешь, у нас будет красивый внук. Вернее, мне приснилось, что он будет красивым. Не хотела тебе говорить, потому что сон был не очень…», и осеклась, увидев мой взгляд. Какое-то время мы смотрели друг другу в глаза, в которых отражалась Вечность, а потом одновременно встали с дивана и подошли к окну. Взявшись за руки, потому что ничто во всей Вселенной не могло уже разлучить нас, мы смотрели в Мир накануне конца света. Но была еще надежда. Надежда на те тонкие материи, порожденные нашими чувствами и эмоциями, нашей любовью друг к другу и к внуку, которые перевернут Пространство и Время и спасут такой хрупкий и уютный Мир, где даже всесильные Иные бывают беспомощны. Надежда есть всегда.