Сахарова Г.Е.
(г. Екатеринбург)
ВНЕШНИЙ И ВНУТРЕННИЙ ЭЛИПСИС ОДНОЙ ДРЕВНЕРУССКОЙ РИТОРИЧЕ-СКОЙ ФИГУРЫ (из «Слова о полку Игореве»)
Изучая древнерусскую литературу, в частности, язык, жанры, пути развития, твор-че¬ские приёмы и т.д., мы невольно прикладываем к этой литературе свои современ¬ные представления о литературном процессе. Даже при интуитивном понимании значи¬мости и глубины древнерусской литературы, мы, отчасти, теряем это понимание при пе¬реходе к терминологическому описанию всего массива литературы. Можно сказать так: современ-ные литературоведческие термины «не заполняют своего содержания» древне¬русской ли-тературой. Такое несоответствие вполне понятно т.к. в основе древнерусского и совре-менного литературного творчества лежат разные мировоззренческие принципы, не тождественные творческие приёмы. Осложняет процесс познания древнерусской литера-туры и неуловимость пропорционального соотношения традиционных языческо-славян-ских и новых христианских элементов, что затрудняет решение вопроса об их противо-борстве, слиянии и значимости в развитии литературной культуры.
Тем интереснее обнаружить в древнерусской литературе определённые вехи, кото-рые на протяжении нескольких столетий отмечают развитие какой-либо составляющей литературного процесса. Наблюдая внешние и внутренние изменения исследуемого тек-ста, мы можем определить мировоззренческие предпочтения древнерусских книжников, соотношение традиционного и новаторского, переход из одной традиции в другую. Та-кими вехами оказался отмечен в древнерусской литературе процесс развития и преобразо-вания одной риторической фигуры, вероятно, впервые письменно зафиксированной в «Слове о полку Игореве». Интересно, что, привлекая другие древнерусские тексты, кроме «Слова о полку Игореве», можно проследить процесс развития и преобразования этой риторической фи¬гуры, созданной на языческих архетипах и ставшей основой христианизированной рито¬рической фигуры.
«Слово о полку Игореве», как памятник литературы, обращённый непосредственно к людям Русской земли, содержит различные риторические фигуры, характерные для ора¬торско-повествовательных произведений того времени. Рассмотрим одну их таких рито¬рических фигур, разбив её на три строки:
«Ни хытру, ни горазду,
ни птицю горазду,
суда бижия не минути» ( ).
Эта риторическая фигура интересна тем, что, вероятно, известен её автор – «вещий Боян». К образованию начальной риторической фигуры (Бояновой), возможно,
Имеет отношение также поэтическое трёх-строчие автора «Слова о полку Игореве»:
«… растекашется мыслию по древу,
серым волком по земли,
шизым орлом подо облакы». ( ), как общий мифопоэтический символ. – образы: «пти-ца», «дерево» и «зверь», как образы-символы верхнего, среднего и нижнего миров, широ-ко распростра¬нённые в индо-европейской языческой культуре, а в «Слове о полку Игоре-ве» через поня¬тие «мысль», воплощают представление о всём мировом знании.
Эти же символы можно представить «свёрнутыми» в риторической фигуре. Пред-положим, что Боян, оттолкнувшись от образа всеохватного знания, перевёл символиче-ские образы в нейтрально-абстрактный уровень и, добавив итоговое высказывание, со-здал, в виде поговорки, риторическую фигуру, характеризующую пределы человеческих знаний.
По внешней структурно-ритмической форме риторическая фигура (Боянова) осталась трёхстрочной , но внутренняя компоновка смысловых значение сдвинута. Первые две строки символических образов – «… мыслию по древу, … волком по земли», свёрнуты в одной строке в парную абстрактную фигуру – «ни хитру, ни горазду». «Хитрост» (рас-суждения) - теоретические знания (равно – мыслию по древу), «гораздость» (умение при-менять рассуждения) - практические знания ( равно – волком по земли). Вторая строка ри-торической фигуры (Бояна) – «ни птицю горазду» (сверх-знание, трансцендентное) - оза-рение, данное высшей силой (равно – орлом под облакы). Как птица орёл высоко летает под облаками, выше которых только сам Бог, так и мысль летает быстро и высоко, стре-мясь к высотам божественной мудрости. Примерно так можно представить путь преобра-зования (Бояном) образно-символической формулы познания в абстрактно-понятийную риторическую фигуру. Попутно заметим, что ритмика сиволически-поэтического трёх-строчия автора «Слова о полку Игореве» опирается на звук «о» и акцентуацию в конце строк предлога и сочетания «по», а ритмика риторической фигуры (Бояновой) опирается на звук «у» и вынос его в конец каждой строки.
Собственно создаёт риторическую фигуру её третья строка: - «суда божия не ми-нути», которая в эсхатологическом плане подчёркивает несоизмеримость сущности зна-ний человека и бога. Знания мира, доступного человеческим чувствам, не включают всех знаний вообще и не являются вечными, за их гранью остаётся непознаваемый бог и только его изначальные и вечные знания служат итоговым мерилом жизни и знаний человека. На такое осмысление языческой картины познания славянина могли навести размышления о новом для него и принципиально не познаваемом христианском боге. Вероятное начало этих размышлений зафиксировано в «Слове о полку Игореве».
Древнерусские книжники, как мы увидим далее, понимали смысловую тожде-ственность двух, приведённых выше, трёх-строчий и систему их преобразований и, при дальнейшем использовании языческо-риторической фигуры, её приспособили к новому антично-христианскому содержанию. При дальнейшем развитии риторической фигуры, в ней в разных вариантах соединялись традиционная индоевропейская, античная (эллин-ская) и христианская образность и понятийность определения знания, иногда учитывалось стихотворно-ритмическое оформление. Такое преобразование может служить примером фиксации в литературном процессе некоторых моментов развития духовной культуры Древней Руси, где «… как и на Западе «серединный» код культуры формируется путём метафоризации мифопоэтических символов, их семиотизации, отрыва от языческого происхождения и выхода из эпической нерасчленённости». ( ).
Но, до примерного завершения христианизации риторической фигуры, путь в не-сколько столетий, в течение которых шла кристаллизация представлений древнерусских книжников о сущностном знании, о положительном и отрицательном знании (как внут-реннем и внешнем), о соотношении знания с Богом и бытием. Фиксация этого процесса началась с «уничижительных» вступлений древнерусских книжников к своим письмен-ным произведениям. Долгое время высказывания об эллинских науках и других знаниях в основном были нейтральны, так как это знания только осваивались, время их переоценки ещё не пришло; оценивал сам себя книжник, пишущий на основе этих знаний. Он этикетно подчёркивал возвышенность знания словесным принижением себя, как интерпретатора и просил прощения не за объективно-отстранённое качество знаний, а за то, как он их передаёт другим в своём произведении. ( ).
Были и нейтральные высказывания книжников о себе. Так, в конце ХП или начале ХШ века, Даниил Заточник пишет: «…ни за море ходилъ, ни от философъ учихся, но бык аки пчела, падая по розным цветом, совокупляя медвеныисотъ» ( ), а так же: «Бых мыс-лию паря, акы орёл по воздуху» ( ). Здесь также просматривается индоевропейское представление о дуальности знания – от земли и от неба полученных. Весь текс «Слова Даниила Заточника» показывает гармоничное соединение традиционно-славянской и ан-тично-христианской учёности.
Первый программно-отрицательный отзыв об античной системе знаний отмечен Б.А. Успенским в послании Филофея первой трети ХУ1 века, где противопоставлена «внешняя мудрость» античных учений «внутренней мудрости» христианских учений: «… яз селской человекъ, учился буквам, а еллинских борзостей не текох, а риторских астро-ном не читах, ни с мудрами философы в беседе не бывал, учился книгам благодатного закона…» ( ) Полемика по вопросу ценности античных и, наследующих им, христианских знаний, длилась весь ХУП век. Во второй половине ХУП века духовный отец знаменитого Аввакума, старец Епифаний, писал: «… не позазрите скудоумию моему, и простоте моей, понеже грамотики, и философий не учился, и не желаю сего, и не ищу, но сего ищу, како бы ми Христа милостива сотворите себе и людем, и Богородицу, и святых его», ( ).
Все рассуждения об «эллинской борзости», «мудрых философах», «парении мыс-лию» - это почва для наполнения и преобразования только содержания, развивающейся риторической фигуры, но не её внешней формы. От времени «Слова о полку Игореве» и до начала ХУП века, встречаются только прозаические по форме высказывания ( по ис-следованным текстам).
Затем возрождается стишная форма риторических высказываний, как, например, в Азбучной прописи 1620 г. попа Тихона: «Аще, человече, небеса и облацы превзыдеши, // аще всю философию изучиши, // и еленские борзости претечеши, // и вся ветия перепре-ши, // и вся земли преидеши концы, - // смертнаго жае и часа никако не избежиши». (// - СГЕ). ( ). В данное высказывание включены как древнейшие индоевропейские образ-ные описания знаний ( «Аще, человече, небеса…» и «,, вся земли преидеши…», что соот-ветствует: орлом под облаками и волком по земле), так и новые рассуждения и заверша-ется выводом как у Бояна – ( смертный час равен часу божьего суда). Всё высказывание попа Тихона ритмизовано грамматическими окончаниями глаголов на «иши» - «еши».
Венцом развития исследуемой риторической фигуры, вероятно, можно считать стишной текст из Ефросиновского сборника (назовём автора Аноним), озаглавленный «Иногово»:
«Аще небеса, человече, и облакы достижеши,
аще и еленьскыя борзости протечеши,
а смертнаго часа никакоже избежиши,
что всуе мятемся о мимотекущихъ?»
При сравнении двух последних текстов (Тихона и Анонима), хорошо видна инди-видуальная работа авторов над вариантами внутренней содержательной основы и внеш-ней формы риторической фигуры. Если Тихон сделал упор на расширении круга знаний, то Аноним – на итоговое мировоззренческо-нравственное размышление. Аноним добавил к итогу смертного часа, т.е. к строке, завершающей риторическую фигуру, ещё одну строку, которая побуждает читающего к вопросам: могу ли я, человек, «мимотекущий» в этой жизни, о чём либо судить, суетны ли наши метания, а, может, - это не суетность, а путь к расширению, совершенствованию знаний человека и, следовательно, путь к богу, как воплощённому знанию. По внешней конструкции, первый текст содержит 6 ритмизованных строк, второй – 4 ритмизованные строки, в обоих текстах в основном ритмические окончания «иши», «еши».
Однако, если в тексте Тихона однозначно содержится утверждение, что судит только бог и на его решение ничего не влияет, то Аноним последней строкой за пределами риторической фигуры намекает на то, что суд можно склонить к благоприятному для человека решению, стараясь жить, даже в этой краткой жизни, не суетно. Суд всё равно свершится, но его результаты могут стать более благоприятными для человека. Таким образом, четырёх-строчье Анонима оказывается не таким однозначным, как первоначальные риторические фигуры Бояна и Тихона. Также следует отметить, что текст Анонима как бы включает в себя переработанные тексты Бояна и Тихона. Аноним взял у Бояна краткость, а у Тихона ритмическую форму и почти тождественные строки и подчинил весь материал выражению стремления человека к размышлению не только о суде божьем, но и к возможности большей самостоятельности в определении итогов своей жизни.
Глядя с точки зрения современности на вышеприведённые тексты, следует отме-тить меньшее разнообразие вариантов со стороны синхронии, где главная разница в нрав-ственной оценке одних и тех же архетипов. А в диахронии изменения гораздо глубже и обширнее: они касаются мировоззренческих взглядов авторских вариантов, структуры высказывания, насыщенности понятийного содержания архетипов. В конечном итоге преобразованный исследуемый текст в своих глубинных пластах содержания имеет в основе общий с начальной риторической фигурой индо-европейский образ мирового знания, охватывающего верхний, средний и нижний миры. Однако, структура, внутренний смысл и мировоззренческая концепция конечного текста претерпели значительные изменения, отражая тенденцию не возвращения к истокам по кругу, а, при одновременном «как бы возврате», движение по времени от прошлого к будущему и графически такое рассуждение может быть обозначено элипсом
+
традиция А Б В Г новаторство
ГРАФИКА ГЛЮЧИТ
--
Посмотрим содержательную разницу между кругом и элипсом в графическом изображении.
Верхнюю точку соприкосновения круга и элипса, по традиции европейской культуры, обозначим как положительную, нижнюю – как отрицательную. Вертикальная черта в кру-ге и элипсе – синхронические связи, а горизонтальная – диахроническое движение. По привычному направлению движения – слева направо, начнём горизонталь с традиции завершим - новаторством. Следовательно, в левой точке А поместим начальный символические образы знания в индо-европейской культуре и две строки Бояна, которых мы предположили «свёрнутость» этих символов. Точка Б особая, в ней расположим тре-тью строку риторической фигуры Бояна, как находящуюся на грани язычества и христианства, а также фразу Тихона, где языческие понятия переосмыслены христианством. Далее по временной оси в точке В расположим три строки итоговой риторической фигуры Анонима, в которых индо-европейские символы наполнены христианским содержанием. Точка Г тоже особая – в ней помести только четвёртую строку итоговой риторической фигуры, выводящую размышления за пределы воли христианского бога.
Таким образом, пространство, ограниченное центральным кругом с точками Б и В, заключает в себе смешение язычества и христианства из разобранных текстов. Часть элипла между точками А и Б относится к постепенному отходу от языческого восприятия мира и знания о нём, а часть элипса между точками В и Г относится к области постепен-ного выхода из чисто христианского восприятия мира и знаний о нём. Точки А и Г как бы «тянут» абстрактно представленную область культуры в противоположных направлениях, что графически наглядно изображается элипсом.
Таким образом, путь развития «Бояновой риторической фигуры» в «риторическую фигуру Анонима» в графическом виде можно представить как элипс, а теоретически как элипсовидное преобразование и далее определим какие ещё преобразования можно про-следить с помощью элипса. В левую сторону элипса, как начальную, поместим поэтиче-скую и риторическую фигуры из «Слова о полку Игорве», а справа, как конечную – стих Анонима из Ефросиновского сборника. В верхней части элипса расположим уничижи-тельные цитаты первых русских книжников и стих попа Тихона, как нейтральные (не критикующие знания) по смыслу; в нижней части элипса расположим цитаты авторов, ведущих полемику против эллинских наук. Заметим, что нейтральные цитаты уделяют внимание не только содержания, но и форме – они ритмизованы. Полемические цитаты прозаические и концентрируют внимание на содержании высказываний.
Нейтральные высказывания + стих Тихона
Поэтическая фигура
автора «Слова»
и риторическая фигуру
Бояна Стих Анонима
Цитаты противников эллинских наук
От левой точки элипса по нижней дуге идёт трансформация текста от поэтического образа к к возможному включению его в христианизованые размышления о знании и размышления об античных (уже как языческих) и христианских знаниях с противопоставлением их соответственно как отрицательных и положительных. Но так как сама Библия пришла из Византии как наследницы античного язычества и отцы церкви в своих рассуждениях частично опирались на выводы античных философов, то открывалась возможность для объединения всех знаний – языческих и христианских, как общемировых, что постепенно и происходит на правом конце нижней дуги, где мы подходим к стиху Анонима.
Светская трансформация славянского языческо-символических образов и Бояновой риторической фигуры представлена в виде движения слева на право по верхней дуге эллипса. Менее акцентируя оценку истоков знания и больше задумываясь об его доходчивости, книжники светского направления уделяли внимание объединению в ритмизованной форме символических образов, риторической фигуры и мировоззренческого размышления, стремясь выразить общую идею в форме удобной для запоминания. Объединяя славянские языческие и античные знания, осмысливая из в духе господствующей христианской доктрины, эти книжники сохраняли связь с корнями отечественной культуры и расширяли её сферу до включения общемировых знаний. Причём, ритмизованная форма привлекала внимание; строка о божьем суде или смертном часе заставляла задуматься о предопределении и свободе искания; мировоззренческое завершение требовало не догматического усвоения знаний, но работы мысли. Отметим также теологический упор на внутренней сути высказывания и светский поиск внешней формы адекватной этой сути.
Тех авторов, которые признавали одинаковую ценность всех известных им видов знаний, назовём авторами светского направления, а тех, кто делал упор на исключитель-ной ценности только библейского знания – авторами теологического направления, хотя такое деление в рамках христианской культуры достаточно условно. Можно сказать, что по нижней дуге элипса прошла трансформация образа знания в теологической сфере культуры.
Как в начальном, так и в конечном виде, рассмотренная риторическая фигура ак-центирует внимание на размышлениях об истоках, содержании, целях человеческих зна-ний, об их всеобщей ценности и относительности. К начальной точке рассуждений мы возвращаемся и по форме риторической фигуры Анонима, которая, как и Боянова, содер-жит в первой строке парную архетипическую формулу, во второй строке одну архетипи-ческую формулу и в третьей строке – итоговое высказывание. Но, якобы подводя итог, на самом деле риторическая фигура Анонима «продолжает текст мысленного вида». Тут мы возвращаемся к начальному символическому образу «мысленного древа», образу «растущих и разветвляющихся» размышлений, стимулируемых четвёртой строкой вне риторической фигуры , за пределы письменного текста. Так от языческих образов и языческой риторической фигуры, двигаясь к христианизированной риторической фигуре, содержащей затекстовый образ «мысленного древа», мы, рассмотрев путь развития данной риторической фигуры, возвращаемся в начальную точку элипса к истокам обрахов и понятий индоевропейской и славянской культуры.
Фактически данная риторическая фигура не столько маркирует текст, указывая на итоги человеческих знаний, а через них на деяний всей жизни человека, сколько сама яв-ляется мини-текстом, где к риторической фигуре присоединена «развёртывающая» строка. Таким образом, она может быть, представляет особый класс в древнерусской литературе и духовной культуре, в котором основой риторических фигур являются не только архетипы-понятия типа «борзой комонь», «слава» и т.п., как наиболее простые. Возможен более высокий уровень соединения, состоящий из архетипов, которые можно определить как архетипы-константы, включающие набор более простых понятий, таков архетип «эллинская борзость».
Полагаем, что архетип-константа заключает в себе спрессованный объём архети-пических суждений, например: «эллинская борзость» - это знание философии, поэзии, грамматики и т.п., их происхождения и путей развития. В архетипах-константах «свёрну-ты» наиболее значимые для определённой культуры суждения, а соединение этих кон-стант даёт «свёрнутый текст», который воспринимающий субъект способен понят сразу без толкования и при желании или необходимости верно «развернуть» его. Появившись в дописьменной культуре – этот очень удобный способ хранения и передачи информации. и сегодня применяется в различных модификациях (от загадок до архивированных файлов и математических формул).
Выделение из массива древнерусской литературы понятийных и константных ри-торических фигур, а так же существующих на их основе «свёрнутых» текстов, возможно в дальнейшем при обширном целенаправленном исследовании. При этом важно синхронно-диахронное сравнение в разнотипных литературных текстах.
В преобразовании рассмотренной риторической фигуры – Бояновой, отразился путь движения духовной культуры Древней Руси от традиции к новаторству: сначала от символических индо-европейских образов к абстрактной риторической фигуре, возник-шей на грани языческой и христианской культуры, а, затем, к мини-тексту, содержащему мировоззренческие рассуждения, выводящие за грань христианских догматов. Если в традиционной культур человек не противостоит коллективу, а подобен каждому его чле-ну, то и бог судит всех одинаково, что и отражает первоначальная риторическая фигура. Но по мере приближения к новому времени европейской культуры, человек всё более со-знательно отделяет себя от сообщества и подсознательно – от Бога. Это подсознательное отделение от Бога намёком-печалью о «мимотекущей жизни» проявляется в последней строке мини-текста Анонима. В этом тексте сознание древнерусского человека выходит за грань мифической определённости, где знания коллектива направлены на поддержание вечного порядка. В мини-тексте автор размышляет о том, что могут ли его знания изме-нить вечный порядок.
Поиск в литературе подобных мини-текстов поможет понять некоторых направле-ния развития древнерусского теоретического мышления, мировоззренческих ценностей и значимых этапов духовной культуры общества Древней Руси.
Будет дорабатываться.
---------------------------------------------------------
1. Слово о полку Игореве М-Л. с. 9.
2. Там же. С 26.
3. Пистрый И.В. Собуцкий М.А. «Слово о полку Игореве» и повествоватеьные жанры западноевропейского Средневековья (социум и личность в структуре эпоса и структуре романа)./ «Слово о полку Игореве» и мировоззрение его эпохи. Киев. 1990. С. 176.
4. Послание Климента Смолятича. ПЛДР ХПв. М. 1980. С. 283-289.
5. Слово Даниила Заточника. . 1952. С. 33.
6. Там же. С. 22.
7. Цит. по Успенский Б.А. Отношение к грамматике и риторике в Древней Руси (ХУ1 – ХУП в.в.).// Литература и искусство в системе культуры. М. 1988. С. 208.
8. Там же. С. 312.
9. Там же. С. 209.
10. Цит. по Прохоров Г.М. Поэтическое приложение к духовной грамоте митрополита Киприана и другие ритмизованные тексты.// Армянская и русская средневековые литературы. Ереван. 1986. С. 190.