На фото: Калина Григорьевич с внуком.
О любви 3
У отца и у меня не только потемнело в глазах, но стало страшно и тошно. Дело дошло до полной истерики, а проще выразить, до сумашествия. Отец, не теряя времени, начал объяснять мне, как дальше быть, что делать.
Он предложил мне: «Немедленно поговори с братом Семёном и без промедления берите часть хозяйства на двоих и сразу отделяйтесь, пока ещё хозяйство в колхоз не описано.
А с матерью бороться я дальше не в силах, не позволяет моё здоровье. Он привел старую поговорку: «Старого, горбатого да ещё и безграмотного может исправить только могила».
«Я, - заявил отец, - категорически отказываюсь от руководства всем хозяйством». Дальше с сожалением отец продолжал: «Мне только до боли жалко двоих малышей Санечку и Манечку.
Что-то, чувствует моё сердце, как бы не было беды» и горько заплакал.Не прошло и 2–3 дней, об этом обо всём узнала мать от брата Семёна.Не медля, она решительно запрягла лошадей и они с Семёном уехали в село Чурюмсай.
Облюбовали место для постройки и тут же мать приказала переезжать, чтобы успеть построиться за лето и накосить сена для скота. Но когда мы переехали, перегнали скот, начали строиться из пластовЯ
Я тоже выбрал себе усадьбу рядом с родителями и начал предлагать брату Семёну: «Давай буде строиться отдельно: днём будем строить родителям, а ночью будем строить для себя. Ночи месячные, вполне можно работать».
Но брат Семён почему-то всё оттягивал, стой да погоди, да что людям, то и нам будет. В одно прекрасное воскресенье, когда матери не было дома, я начал предлагать категорически: ДА или НЕТ. Отец тоже начал убеждать: «Не теряйте времени.
Грозит опасность нашему хозяйству, его надо немедленно раздробить и вступить в колхоз». Брат опять сопротивляется, повторяя одно и то же: «Что людям, то и нам», после чего я обозвал его дураком.
Вот тут он вспыхнул и наотрез отказался отделяться лишь потому, что он был под влиянием матери. Ему шёл тогда семнадцатый год. Тогда отец меня предупредил и прямо сказал: «Дорогой сынок Калина, помни все мои слова и спасайся как только ты сможешь сам».
Я так и сделал. Мне приходилось работать на два фронта: день строим родителям, а ночью строим для себя. И только мы с женой Пелагеей Васильевной успели сделать себе землянку, покрыли, помазали и перешли, и вдруг я, девятнадцатилетний, заболел корью.
И так заболел, что не находил себе места ни днём, ни ночью. Температура поднялась до 40 и выше. Благодаря моей жене Пелагее Васильевне, которая пошла к моим родителям и со слезами, с большим трудом выпросила лошадь с ходком, чтобы отвезти меня в больницу в село Ишимское прямо к врачу на дом.
Врач тов. Грудницкий спас мою жизнь, сказав, что жить мне оставалось считаные часы.
После болезни я выздоровел, окреп и приступил к заготовке сена для скота. Мать мне выделила одну лошадь, две пары быков, две коровы, сенокосилку и старую бричонку. Для этого скота мне нужно было заготовить пятнадцать бричек сена.
Мне пришлось наниматься возить сено за одну треть: две брички людям, а одну себе. Хорошо, что сено было недалеко, километрах в 5–6 от посёлка, и ровно за 15 дней я сумел заготовить для себя 15 бричек сена, после чего нужно было загородить какой-то затишек для скота и вырыть колодец во дворе.
За одно лето это всё было сделано, благо, вода была очень близко– всего в пяти метрах глубины вместе с водой.
В конце 1929 года началась сплошная коллективизация.Я первым вступил в колхоз имени Будённого в селе Чурюмсай Есильского района Акмолинской области.
Продолжение следует