(Заметки военного корреспондента программы «Время», часть II, продолжение "Два дня за линией фронта")
18.05.1995 г. Сюжет первый. Один в поле воин.
Теплая встреча.
Настроение было ни к черту. 9-го мая вел в прямом эфире из студии в Останкине парад Победы на Поклонной горе и в дополнительном тексте, не согласованном с начальством, упомянул заслуги мэра Москвы Ю.Лужкова в строительстве этого самого мемориала. Оказывается, было нельзя. Разгорелся скандал. Велели писать объяснительную записку, но я отказался. А на утро статья в «Московском комсомольце»- комментатора программы «Время» преследуют за политические убеждения и пытаются уволить. Вызвал Главный редактор О.Точилин. «Ты слил информацию?» «Мне-то зачем? И так проблем хватает» «А кто?» «Вам виднее». Осведомителя «МК» так и не нашли, но от меня отстали.
А тут этот пьяный подполковник из пресс-службы - предъяви ему московскую аккредитацию внутренних войск и все. Я просто не успел ее оформить.
Утром вызвал замглавного редактора Игорь Минаев.
- Понимаешь,- шеф задумчиво потер подбородок,- звонил Береза. Нужны репортажи из Чечни о мирном урегулировании конфликта. Там какие-то переговоры что ли идут. Может, съездишь?
Никто и никогда на программе «Время» не отправлял корреспондентов на войну в приказном порядке. Шли только «добровольцы». В тот день я дежурил от отдела и как раз писал комментарий о ситуации в республике. Находился, что называется, в теме.
-Желание Бориса Абрамовича, конечно, закон, но сегодня закончился срок перемирия. Федералы начали наступление на Бамут и Сержень-Юрт, чтобы выйти в горные районы. Какое урегулирование?
-Я видел твой материал в девятичасовых Новостях,- кивнул Минаев,- но это же ты «лепил» по агентствам, а что там на самом деле происходит, неизвестно.
- В Грозном Саша Коровкин сидит, позвони ему,- неуверенно попытался убедить я начальника. Лишний раз соваться «на фронт» не хотелось, за меня сильно переживали родители.
-Коровкин три дня назад улетел под Ведено и от него ни слуху, ни духу.
С Игорем у меня сложились полуприятельские отношения. И все же шефу «в просьбе» не откажешь.
- Ладно,- согласился я вздохнув.- Когда нужно ехать?
-Вчера.
Обзвонил всех федералов - десантников, морпехов, летунов, но никто в тот день в Чечню не летел. Только в пресс-службе внутренних войск Василий Панченко с радостью мне сообщил, что их борт уходит на Моздок из Чкаловского через два с половиной часа.
-Возьмете?
-Нет проблем.
- Теперь от вашей пресс-службы вроде бы официальная аккредитация нужна.
-Не успею нарисовать,- прохрипел в трубку Вася,- начальника нет. Позвоню в Ханкалу. Мой зам тебе бумагу на месте выпишет.
Заместитель Васи вертел под карманным фонариком мое служебное удостоверение (на Ханкалу давно уже навалилась ночь) и пьяно улыбаясь, повторял одно и то же:
- Давай аккредитацию. Нет аккредитации, будешь безвылазно сидеть со своей группой на базе.
Я прекрасно знал этого подполковника, так же как и он меня. Однако у Валеры К. (не буду называть его фамилию), видимо, в голове что-то переклинило.
- Панченко по поводу меня звонил?
-Телефонировал. Ну и что? Я здесь хозяин, так и передай потом Васе.
-Зачем потом?- рассердился я.- Могу прямо сейчас рассказать ему по спутниковому телефону, что его подчиненные, вместо того чтобы выполнять указания, пьют горькую, как собаки.
-А-а, собаки,- махнул куда-то рукой Валера.- Без аккредитации имею право тебя в яму посадить. В зиндан хочешь? Могу.
Подполковник ужасно надоел, но приходилось выслушивать ахинею. Оператор Володя Кипин велел своему ассистенту развернуть спутниковую связь. Почти в полной темноте я видел на его лице неподдельный испуг.
- У вас нет разрешения на использование спутникового телефона в зоне боевых действий!- на всю военную базу закричал Валера.
Это была последняя капля. Я перешел на грубо-экспрессивную лексику. Из ближайшей палатки вынырнул человек в белой майке, камуфляжных штанах. Спокойно сказал подполковнику:
- Хватит комедию ломать, иди спать.
Валера, как ни странно, послушался. Сунул мне в руку мое удостоверение, покорно поплелся к брезентовому шатру.
-Майор ФСК Замятин,- представился человек закуривая.- Не обращайте внимания. От постоянного нервного напряжения некоторые даже от пятидесяти граммов в осадок выпадают. Ложитесь спать. В палатке для вас три койки приготовлены. Завтра с бумагами разберетесь.
Внутри шатра потрескивала круглая буржуйка, над ней, на перекрученном шнуре болталась слепая лампочка. Моя железная кровать оказалась напротив Валериной. Бдительный подполковник храпел на ней прямо в форме, уткнувшись лицом в подушку.
В левом дальнем углу кто-то разговаривал во сне непонятными, рублеными фразами. Умиротворяюще гудела высокая печная труба, а снаружи изредка шелестели, словно кто-то рвал пергаментную бумагу, пролетающие в сторону гор реактивные снаряды.
Одиночные «Ураганы» хлопали где-то очень далеко и их едва различимые разрывы по звуку напоминали зарницу. Регулярно в окошки шатра вливался молочно-синий свет. Медленно опускавшиеся на парашютах осветительные ракеты создавали в помещении атмосферу мертвецкой.
Закрыл глаза, и тут же раздались выстрелы. Пара одиночных хлопков, затем длинная очередь. Стреляли не из нашего оружия. За время военных командировок я научился узнавать голос Калаша.
Били, скорее всего, из М-16, редко, хлестко. В палатке никто не пошевелился. Но вот в дело вступил тяжелый пулемет и Валера, кряхтя, слез с койки.
Передернул затвор большого пистолета, пришлепал ко мне. Из-под моей кровати достал заряженный гранатомет, вышел наружу.
Майор Замятин вздохнул, повернулся на бок, глубоко вздохнул:
-Маниакальная депрессия.
Валера вернулся довольно быстро. Врезался головой в металлическую опору шатра и повалился вместе с гранатометом на кровать.
19.05.95. С добрым утром!
Снилось черт знает что - Валера с маузером и облезлым котом подмышкой. Осветительные ракеты, превращающиеся в пятитонные бомбы, термоядерные взрывы и пленные чеченские боевики, идущие колоннами по Тверской улице.
Открыл глаза. Валера держал меня за плечо аккуратно, даже нежно.
- С добрым утром, пора вставать,- сказал подполковник, словно заботливая мама.
Он был чисто выбрит, причесан, пах дорогим парфюмом. В его зрачках не было ничего сумасшедшего.
-Что, в зиндан пора?- на всякий случай поинтересовался я.
-Какой зиндан?- искренне удивился Валера.- Командующий готов принять вас в одиннадцать.
- У моей группы нет аккредитации,- все еще не верил я поразительной перемене.
-Документ уже готов,- офицер протянул мне аккуратный, отдающий принтерной краской лист бумаги.- Работайте на здоровье.
Ну и ну! Меня так и подмывало напомнить Валере о вчерашнем его поведении, но делать этого не стал. В конце концов, все мы пьяные мужики непредсказуемы, а тем более на войне. Хотя, именно здесь нужно всегда держать себя в рамках. Ладно, забыли.
-Давайте, ребятки, собирайтесь на завтрак,- приветливо кивнул Валера моим коллегам. Володя Кипин и Мишка Сотников сидели на кроватях в позах лотоса и изумленно терли кулаками глаза.
Когда подполковник вышел, оператор выдохнул:
- Вельзевул, оборотень,- после чего громко, облегченно рассмеялся.
Заглянул под кровать. Под моим главным центром тяжести стоял открытый зеленый ящик с гранатами. Причем бомбы в нем находились не в ячейках, а были насыпаны горкой. Некоторые уже оснащенные взрывателями. Рядом «Муха». Взял одну РГД, положил на кровать между ног.
Мои коллеги тут же нырнули под свои койки.
-Три выстрела от гранатомета,- констатировал Сотников.
-Банка с патронами и автомат с кривым стволом,- всплеснул руками эмоциональный Кипин.
Общественный туалет был занят. Длинное деревянное сооружение охранял боец с автоматом.
-Специальный пропуск нужен?- прищурился Мишка.
-Погуляйте пока,- загадочно улыбнулся военный.
Кипин предположил, что сортир изволил посетить генерал. А Мишка выдал версию, что, скорее всего, ночью в «богоугодное заведение» угодил снаряд, но не разорвался, и теперь ожидают прибытия саперов.
Коллеги не угадали. Через пару минут из дверей туалета выпорхнули две молодые барышни в ситцевых платьях и желтых одинаковых сандалиях.
Дамы неспешно скрылись за рядами палаток, а боец многозначительно помотал головой и гордо, словно девицы были старыми приятельницами, сказал:
-Корреспондентки.
-Из какой газеты?- деловито поинтересовался Володя.
- Из центральной.
-Понятно.
Зачем нам Антонов?
В столовой давали рисовую кашу с куриной тушенкой. Возле повара в накрахмаленном халате стоял тазик с водой, в котором плавали желтые кружочки масла. Здесь же лоток с щедрыми кусками белого хлеба.
Как только вошли, в дальнем углу заметил генерала Романова в окружении офицеров. Он выделялся не только погонами, но и особой задумчивостью и интеллигентностью.
Генерал неторопливо поглаживал пышные рыжие усы, что-то говорил сидящему напротив полковнику. Тот кивал головой и одновременно отправлял в рот полные ложки рисовой каши. За другими столами сидели солдаты, и, казалось, не обращали никакого внимания на командиров.
Мы пристроились возле выхода. Кипин мне шепнул:
-Раньше командующий усов не носил. Надо же, вместе с простыми солдатами пищу принимает, молодец.
Группа офицеров поднялась как по команде, двинулась к выходу. Проходя мимо
Анатолий Александрович слегка нам кивнул.
Каша была вкусной, и когда Мишка Сотников уже приканчивал вторую порцию, в столовую влетел подполковник Валера. Его взгляд был нервным, но осмысленным, не как накануне.
-График меняется. Генерал готов принять вас прямо сейчас. Его ждут старейшины в Агиштах. Съемочную технику не берите. Антонов сказал, что хочет сначала просто поговорить.
-Антонов?- удивился я, оторвавшись от горячей кружки с вполне приличным какао. Ты же сказал, что мы встретимся с Романовым. Кто такой Антонов?
Рядом с тарелкой Кипина села жирная муха. Валера прицелился, метко прихлопнул ее кулаком. Изуродованное насекомое упало в Володькину кашу.
-Извиняюсь. Пойдете к Антонову,- загадочным полушепотом повторил подполковник.
-Ты хоть скажи, кто он такой этот Антонов, заместитель что ли?
-Узнаете.
К начальству, для беседы с глазу на глаз, технарей, как правило, не брали. На встречу шел только корреспондент. Но в тот раз Валера повел к штабной палатке всю группу. «Антонов распорядился. Раз работают вместе, какие могут быть у них друг от друга секреты?».
Пройдя по палаточному лабиринту, вышли на небольшой дворик. На г-образной скамейке сидел и стряхивал в урну пепел с сигареты генерал Романов. Увидев нас, сразу же встал, поздоровался, представился:
-Командующий внутренними войсками Антонов.
Я выпучил глаза. То ли у меня после полубессонной ночи электропроводимость в голове нарушилась, то ли...Вопросительно повернулся к Валере. Подполковник кивнул. И тут до меня дошло. Конспирация! Кто, интересно, навязал Анатолию Александровичу псевдоним? Не сам же додумался. Каждый боевик, да каждая ворона в Чечне знает в лицо генерал-лейтенанта Романова. И даже усы никого не собьют с толку.
Беседа «по душам».
Командующий пригласил сесть. Вновь закурил. Низко свесив голову, глядел себе под туго зашнурованные ботинки. Пауза затянулась. Наконец, я, откашлявшись, спросил:
(диктофонная запись)
- Какие задачи для вас, как командующего группировкой внутренних войск, сейчас являются первостепенными?
Романов тяжело вздохнул и на его загорелом лице я заметил некоторое напряжение.
-Дудаев объявил газават. Нужно, как можно скорее собрать духовенство Чечни, чтобы оно признало этот газават незаконным.
-Думаете, чеченское духовенство пойдет против влиятельных тейпов, которые поддерживают войну против Москвы?
- Война уже всем надоела. Большинство чеченского народа хочет мира. Я почти каждый день один, без охраны езжу по различным селам, встречаюсь со старейшинами, простыми людьми и все они говорят, что пора заканчивать кровопролитие.
-Простым людям, может, и надоела война, а полевым командирам, командующим фронтами? Они ведь борются за власть.
- Я не раз встречался с Асланом Масхадовым. Он меня заверил, что если, так называемая, священная война будет отменена, он готов сложить оружие.
Благородный генерал Романов тогда не знал, что подобные свойства характера и верность офицерскому слову не свойственны Масхадову.
По приказу Джохара Дудаева, Масхадов давно готовил диверсии против командующего объединенной группировкой Анатолия Куликова и его бывшего заместителя генерала Романова. А при встречах клятвенно заверял федералов в своем миролюбии. Доверчивость Анатолия Александровича сыграла роковую роль. Утром 6-го октября диверсанты Масхадова заложили под мостом на площади Минутка пять взрывных устройств. Когда колонна внутренних войск проезжала по туннелю, два из них сработали. Примечательно, что в этот момент вблизи районного центра Урус-Мартан проходила встреча специальной наблюдательной комиссии федеральных сил с 30 полевыми командирами. Обсуждали условия сдачи оружия, отвод российских войск от населенных пунктов. Боевики, а среди них находился, конечно же, и Масхадов, все как один заявили о согласии выполнить условия федералов «ради достижения мира». Наши наблюдатели приехали без оружия, зато «чехи» с ног до головы были увешаны пулеметами, автоматами и гранатометами. Кто-то из офицеров тогда ухмыльнулся: «И вы верите, что эти детишки бросят стволы и пойдут играть в песочницу?»
«Детишки» прекрасно знали, что с минуты на минуту в Грозном должно произойти то, чего они так долго ждали. И, к сожалению, их ожидания оправдались. Взрыв прогремел в 13.10. А уже в половине второго чеченские переговорщики «оседлали» своих железных коней и умчались в горы.
Накануне теракта у генерала Романова брал интервью мой коллега Григорий Брынза. На архивной записи видно, что Анатолий Александрович мрачен, как никогда. После записи, «без микрофона», он признался Грише, что по данным разведки ситуация в ближайшее время может сильно осложниться. Боевики готовят ряд диверсий против высших офицеров федеральных сил. Наши разведчики выведали расплывчатую информацию. А вот чеченские, вполне конкретную. Кто мог знать, что Романов проедет через Минутку около 13-ти часов дня? Только свои. Кстати, военные не раз рассказывали мне о предателях. Однажды на связь с одной из артиллерийских батарей вышел некто, представившийся полковником Ивановым. Он назвал точные позывные и передал координаты, по которым попросил огневую поддержку. Два часа федералы били по своим. Другой «товарищ», продавал секретные штабные документы. Причем, за бесценок. Конечно, это единичные случаи. Но жизнь и состоит из мелочей, которые, складываясь в единое целое, порой приводят к непоправимым последствиям.
Анатолий Александрович остался жив. Вот уже много лет он лежит в военном госпитале им. Бурденко. Когда Масхадов узнал, что Романов находится в «растительном» состоянии, возликовал : «…его душа повисла между небом и землей. Для нее это самое страшное наказание». Наказание за что? За доверчивость, искренность и благородство. Когда еще горел изуродованный взрывом генеральский автомобиль, на мосту плясала от радости толпа чеченцев. На одном из пролетов было написано: « Аллах над нами. Россия под нами. Победа за нами».
Когда я брал интервью у Романова, до трагедии оставалось четыре с половиной месяца.
(диктофонная запись)
-Мне не совсем понятно, Анатолий Александрович, вы ведете переговоры со старейшинами, боевиками, а вчера, по сообщению информагентств федеральные войска начали массированное наступление в горных районах, в частности возле Дуба-Юрта. Не кажется ли вам, что в данной ситуации ваше миротворчество бессмысленно?
Романов задумчиво стряхнул пепел с усов. Видно было, что к ним он не привык, и растительность его обременяет.
- По достигнутым договоренностям, боевиков уже не пускают во многие села. В тот же Дуба - Юрт. Они соорудили укрепления рядом с селом. Эти укрепления и штурмуют наши войска. Если нам удается решать вопросы мирным путем, для Дудаева это страшнее выстрела.
На следующий день я понял, что переговоры переговорами, а война войной. Чеченцы использовали временные моратории для перевооружения, передислокации и пополнения продовольствия. Генерал же Романов - очередная жертва кремлевских политиканов. Его бросили безоружным на амбразуру, когда до победы оставался всего один шаг. Судя по всему, это понимал и сам Анатолий Александрович. Потому и грустил. Впрочем, может, я ошибаюсь.
Тихий городок.
Романов посмотрел на часы, интеллигентно давая понять, что беседа закончилась.
-В половине второго я вылетаю в Агишты. Буду говорить с людьми. Хотите со мной?
-Конечно.
Вместе с генералом исчез и подполковник Валера. От нечего делать стали бродить по базе. Узнали, где штаб Куликова, сняли проезд колонны бронетехники, пару вертушек зависших над аэродромом. И снова в голове жгучая и не дающая покоя мысль - из чего делать вечерний материал. Ну, поговорил с Романовым, хорошо, снять-то беседу не дали. Генерал обещал взять в Агишты? Сколько раз договаривался с военными об эксклюзивных съемках, а потом встречался с ними только в Москве.
Возле контрольно-пропускного пункта заметили съемочную группу НТВ. Елена Масюк настороженно бродила с внешней стороны колючей проволоки. Ее оператор с рук «гасил» натужно ворочавшийся в глубокой ямине танк. Т-72, увешанный мешками с песком и какими-то железяками, похожими на части двигателя, крутился во все стороны, выбрасывая из-под гусениц здоровенные куски глины. Володя Кипин тоже не мог пропустить эту «картинку» и велел Сотникову ставить штатив. Как только он приладил Бетакам на треногу, в объектив попал кусок грязи. Кипин по-женски всплеснул руками, принялся придирчиво ощупывать «инструмент», словно доктор захворавшего ребенка. Конкуренты не злобно заржали. Вероятно, на базу Масюк не пускали за продудаевскую позицию их канала. А, может, и сама не хотела «светиться» в Ханкале. С камерой, слава Богу, ничего не случилось. Хорошо, что Володька не успел снять крышку с объектива.
Танк выполз на дорогу, затих, из башни высунулась голова. Чумазый, с русыми нечесаными волосами боец, бросил окурок в кусты, прищурился:
-Эй, корреспонденты, деньги есть?
Командировочные средства Володя Кипин всегда хранил в нагрудном кармане. Обычно финансовыми вопросами занимались ассистенты, но Володя не доверял бухгалтерию никому. По природе он несколько прижимист, но чрезвычайно добр.
-А что?- заволновался оператор.- Покушать хочешь купить?- он порылся в брючных карманах.- Могу из своих одолжить.
Володька обернулся на меня.
-Сам служил, знаю, казенной пищи не хватает.
Но по сытой физиономии паренька нельзя было сказать, что он голоден.
- Говори яснее,- подошел я к танку.
-Мы в город двигаем,- размазал грязь по щеке танкист.- Можем прихватить. Две стекляшки туда, две обратно.
-Какие стекляшки?- не понял Кипин.
-Ну, люди! Прокатим с ветерком, если на четыре пузыря дадите.
Оператор раскрыл, было, рот, но я его остановил. Ситуация понятна. В запасе еще три часа, до города на этой карете минут двадцать. Если судить по карте. Не плохая возможность подснять Грозный уже сегодня.
-Заводи!- вспомнив январские гонки, махнул я рукой.
И снова на танке. Сердобольный младший сержант Паша выдал нам широкую поролоновую подстилку, которая несколько смягчила нашу поездку.
Сразу за военной базой тянулись безжизненные дома, с дырами в стенах и крышах. Я еще подумал - прекрасные позиции для снайперов. Так оно и оказалось. Позже военные мне рассказали, что из этого местечка, каждую ночь бьют по военной базе. Случается и по вертолетам из ПЗРК.
По городу ехали спокойно, не то, что в январе. Повсюду, словно общипанные великаном, деревья. Почти ни одного целого. Знакомая картина, но даже и на этих измочаленных снарядами деревцах, начинала пробиваться зелень. Символично, подумал я, и война, вроде бы, заканчивается и природа возрождается. Кто бы мог тогда предположить, что огню на этой земле еще гореть и гореть.
Свернули на одну улицу, потом на другую, остановились возле торговой палатки, которая была закрыта.
Паша вылез из люка и громко позвал:
-Шамиль! Шамиль!
-К Басаеву, что ли привез?- сглотнул Володька.
Вообще он любит задавать нелепые вопросы с таким видом, будто сам верит в их серьезность.
-Точно!- обрадовался служивый.- По ночам своими боевиками командует, а днем водкой приторговывает. Шамиль, мать твою!
Внутри палатки, за стеклом которой были аккуратно разложены пряники, жвачка, конфеты и другая мелочь, шевеления не замечалось.
-Ладно,- сплюнул Паша.
Танк вздрогнул, выпустил клубы желто-черного дыма, и его башня стала поворачиваться стволом в сторону ларька. Когда стальная труба коснулась края палатки, ее хрупкая конструкция даже не затрещала, а запищала, словно была живой. Из бендешки сразу же выскочил Шамиль.
-Зачем делаешь, а?!
Танкисты выключили двигатель.
-Чего сидишь, как сыч в норе? Ты мне четыре пузыря задолжал.
-А-а, пузыри, пузыри!
Чеченец скрылся в палатке и через пару секунд уже протягивал младшему сержанту четыре бутылки «Столичной».
-Не паленая?
Чеченец прижал руки к сердцу.
-Ну, слезайте,- сказал нам на следующем повороте Паша,- приехали. Железки нужно кое-куда забросить,- он кивнул на привязанные части агрегата. Через час сюда же подгребайте.
-Почему чеченцу деньги не отдал?- хмуро спросил я.
-Потом отдам,- улыбнулся танкист.- За ним должок.
Что это был за долг, мы так никогда и не узнали.
Проводив взглядом танк, побрели в сторону центра города. Нам повезло, почти сразу попали на блокпост федералов. Представившись, попросили интервью.
-Да нет проблем,- обрадовались военные, а то все генералов показываете.
Вообще-то это была неправда, но я спорить не стал. Но как только дошло до дела - говорить «на камеру», все, потупив глаза, начали разбредаться в разные стороны. Я велел Кипину включить камеру и буквально зажал майора Синицына возле блокгауза.
(диктофонная запись)
- Какова обстановка в городе?
- Обстановка в центре Грозного на сегодняшний день нормальная. Бывают обстрелы в ночное время, но очень редко.
-Ваши взаимоотношения с местным населением?
- С местными взаимоотношения самые хорошие. Совместно с нашим свердловским ОМОН-ом, службу несет местный ОМОН. Поддерживаем дружеские отношения. Все ребята, больше ничего не могу сказать.
Я отдал микрофон Мишке Сотникову и огляделся по сторонам, в надежде увидеть хотя бы одного чеченского омоновца. Но все лица были, как назло, исключительно славянского типа. Ладно, решили снять блокпост с фасада, так чтобы в кадр попал российский флаг. Возле дырявых мешков с песком на корточках сидел худенький боец без бронежилета и по-детски тер кулаками глаза.
-Что случилось?- участливо наклонился к нему Кипин.
- Гошу убили,- зарыдал солдатик.
-Друга?
-Ага.
Чуть в стороне я заметил тело белой окровавленной собаки. Головы у нее почти не было, только развороченная нижняя челюсть. Кровь еще не успела запечься. Я люблю собак, и их смерть воспринимаю очень болезненно.
-Кто ее?
-Снайпер вон из тех домов,- майор Синицын указал рукой на противоположную сторону площади.- Гошку еще в феврале подобрали. Ласковый был, добрый, но чужих не подпускал. Знал службу. Днем «чехи» по нам не стреляют, боятся, что облаву устроим, только ночью. Но на гадость всегда способны.
От «правильного» мойра Синицына, что давал интервью, не осталось и следа.
- Добрые же у вас отношения с населением,- горько вздохнул Володька.
-Тьфу! - сплюнул майор.- Сколько волков не корми. Это не для телевизора.
-Не горячись, Егорыч,- вступил в разговор капитан, удивительно похожий голосом на актера Хмельницкого. Да и во внешности его было что-то стенькоразинское.- Это Снегурочка работала. Глядите, мол, я ничего не боюсь и вы всегда у меня на мушке.
Среди чеченских снайперов, пояснил капитан, полно девиц из Прибалтики и Украины, бывших чемпионок по стрельбе. Полностью «отмороженные» дамы, потому и прозвали их «Снегурочками». Но не только иностранки отстреливают наших ребят.
-Взяли одну такую, - продолжал он,- красивая бестия, белокурая, глаз нельзя оторвать.
А на прикладе девятнадцать зарубок. Оказалась москвичкой.
-И что вы с ней сделали?- осторожно поинтересовался Кипин.
-Да что? За волосы и об стенку.
Через час, как и договаривались с танкистами, стояли на перекрестке. Время шло, а знакомого Т-72 видно не было.
-Срочные дела, наверное,- оправдывал военных Володька.
Пришлось ловить частника. Муслим, как представился, водитель, категорично заявил, что до КПП Ханкалы не поедет, выбросит нас за полкилометра. Согласились. Чеченец оказался на редкость разговорчивым. Сначала расспросил, откуда мы, а потом подробно поведал о себе и своих родственниках вплоть до седьмого колена.
- Я в Норвегию попрошусь,- сказал он, резко сменив тему.- А что здесь? Думаете, это когда- нибудь кончится? Наши ваших убивают, ваши наших. Ненависть в крови. Двадцать поколений пройдет, пока кровь остынет.
-А как же мирные переговоры?
-Ха!- рассмеялся Муслим.- Кто кому верит? Вот генерал недавно приезжал в Веденский район. Уговаривал мирно жить. Все хорошо, руку, жал, обнимался. Уехал, а через пятнадцать минут все село катюшами разбомбили.
Володька Кипин поцокал языком и предположил:
-Может, случайно?
-На войне все случайно,- философски заметил шофер.- Сейчас еду мимо школы. Солдаты с танка какой-то мотор снимают. Не удержали. Одного придавило.
Володька обхватил щеки руками.
-Сержанта?
-Не разглядел.
-Светленький такой, с родинкой на подбородке.
- Вроде, рыжий. Я к чему. Выживет, слава Аллаху. Нет, получат родственники телеграмму-погиб в Чечне. И его друзья приедут сюда мстить. Никогда война не кончится.
По дороге, заросшей фруктовыми деревьями, бежали сломя голову. Опоздаем, больше Романов нас с собой никуда не возьмет. Кипин, конечно же, навернулся. Но и на этот раз пронесло, камера не пострадала.
Возле палатки серым волком нарезал круги подполковник Валера.
-Где вас черти носят? Через десять минут вылет.
Мирные переговоры.
Романов появился на аэродроме минута в минуту. За весь полет он не проронил ни слова. Задумчиво глядел в иллюминатор. Только когда «вертушка» зависла над каким-то населенным пунктом, большим пальцем указал вниз, мол, прибыли.
Приземлились в чистом поле, возле проселочной дороги, ведущей в Агишты. На грунтовке, в клубах пыли, поднимаемых вертолетными лопастями, уже ждала группа чеченцев. Человек десять-пятнадцать. Почти все были «при параде»- в пиджаках и шляпах. Свита Романова состояла лишь из двух офицеров без оружия. На поясном ремне Анатолия Александровича я тоже не заметил кобуры.
С каждым из старейшин, которые оказались вовсе не старыми, генерал поздоровался за руку. Лица встречающих были приветливыми и несколько настороженными. Романов держался уверенно, но не надменно. Кавказцам ни в коем случае нельзя показывать слабину, равно как и демонстрировать превосходство.
О чем говорили вначале, я не слышал, слова заглушал шум двигателя. Когда, наконец, «восьмерка» затихла, я смог разобрать диалог.
(диктофонная запись)
-В прошлый раз мы с вами договаривались, что ни один наш солдат не войдет в село.
Мы свое обещание выполнили.
-Да, да,- закивали головами чеченские представители.
-Но и вы должны сдержать слово - не пускать к себе боевиков.
-Не пускаем, нет, не пускаем.
-Хорошо.
Один из романовских офицеров стоял рядом со мной и то ли мне, то ли самому себе прошептал: «Как же, не пускают. В каждом доме по «чеху» с пулеметом».
Офицер наклонился ко мне:
- Вон у того, что в красном галстуке, ствол под пиджаком. А у его соседа ладонь обожжена. Видимо, с рук длинными очередями «гасил», сволочь.
Действительно, у высокого, седовласого миролюбивого на вид чеченца, под полой полосатого пиджака выделялся какой-то предмет. У стоявшего за его спиной товарища, была забинтована левая рука.
А Романов продолжал беседу.
-Гуманитарная помощь вовремя доставляется?
-Вовремя, да, вовремя. Спасибо.
Мой собеседник хмыкнул:
-Они ее сами не жрут, на рынки свозят.
-Нужно заканчивать войну,- говорил командующий.- Многие полевые командиры, с которыми я разговаривал, готовы сложить оружие. Но и от вас, мирных граждан, многое зависит.
-Да, да, зависит,- вторили эхом чеченцы.
Вообще, диалог проходил довольно странно. Генерал убеждал селян в необходимости перехода к мирной жизни, а те отделывались односложными фразами. Может быть, камеры стесняются? Не успел я об этом подумать, Анатолий Александрович подал знак прекратить съемку и отошел с несколькими чеченцами в сторону. Володя Кипин вскинул на плечо Бетакам и посеменил по полю на пригорок, чтобы снять панораму Агишты.
-Куда?!- закричал один из офицеров.
Оператор перепугался, вспорхнул, будто поднятая охотником тетерка,
примчался обратно.
-В чем дело?
-Мины кругом.
-Наши?- наивно поинтересовался Володька.
-И наши тоже.
Генерал вернулся минут через сорок.
-Договорились о создании сил самообороны,- вытер он пот со лба.
-От кого обороняться?- прищурился Мишка Сотников.
Я ткнул его локтем в бок - не лезь, когда не спрашивают. «Технарей» всегда нужно держать на коротком поводке.
На этот раз генерал от интервью «на камеру» не отказался. Я не стал задавать Романову заковыристых вопросов. В общем и целом ситуация с переговорами для меня прояснилась. И Анатолий Александрович, и старейшины выполняют задания своего начальства. Ни та, ни другая сторона в мирный исход событий, по большому счету, не верит.
(диктофонная запись)
- Мы должны предпринять все для того, чтобы в этом селе не прозвучал выстрел в адрес нашего солдата, не погиб солдат и не погибли мирные граждане, которые не причастны к этой войне. Штыками и бомбами на этой земле мира не добьешься.
Не успели выключить камеру, как сзади на дорогу из зарослей выползла колона танков с красными советскими флагами на башнях. Машины проскрежетали мимо задумчивых старейшин и потянулись в сторону села.
Я не был доволен собранным материалом, но чтобы удовлетворить любопытство Бориса Абрамовича, касаемо мирных инициатив в республике, его вполне хватало.
Пристроился возле вертолета, стал писать текст. В голову ничего толкового не лезло. Долго мучился, прежде чем выплеснуть в потертую записную книжку первую фразу:
« Под жарким чеченским солнцем идут переговоры, под жарким чеченским солнцем продолжается война…» Конечно, получилось вычурное начало, но я не погрешил против истины - жара действительно стояла для меня невыносимая, а, какие-никакие переговоры протекали своим чередом. Как воды Аргуна, прибивающие к берегам изуродованные трупы. Да, именно так. На следующий день я узнал, чего на самом деле стоили федералам всевозможные мирные договоренности и моратории, приведшие, в конечном итоге, к позорному для России Хасавюртовскому соглашению.
И в том нет вины Анатолия Романова. Березовский запутал не только военных, но и всю страну.
19.05.95. Сюжет второй. Бой под Сержень-Юртом.
Была, не была!
Накануне вечером, за «рюмкой чая», контрразведчики из нашей палатки пообещали взять нас с собой на важное задание. Что оно собой представляет, не уточнили. Подполковник Валера пил только кофе и без конца делал мне комплименты по поводу сюжета в программе «Время». Материал прошел на 21.00. Его видел Анатолий Романов и остался доволен. Поэтому радовался и Валера. Ведь за «неправильные» репортажи пишущей и снимающей братии генералы снимали стружку с сотрудников своей пресслужбы. С нас-то, журналюг, какой спрос? Ну, откажут в очередном интервью, а от грязи в глазах общественности долго не отмоешься. В те годы наш народ, в большинстве своем, еще мыслил советскими категориями - раз показывают по телевизору, или печатают в газете, значит правда.
Я тоже смотрел свой репортаж на релейке, откуда и перегоняли материал в Москву. От главной нити сюжета, что генерал Романов - и один в поле воин, разумеется, ничего не осталось. Но то, что командующий всеми силами пытается наладить мирный процесс и тем самым сохраняет русские и чеченские жизни, в репортаже прозвучало. Монтаж «картинки», правда, был как всегда, мягко говоря, неважный. На тексте о Грозном, планы Ханкалы, рассказываю об аэродроме, «клеят» танки. В группе оперативной информации редакции работало много женщин, которым до чеченской войны было как аравийскому верблюду до Северного полюса. Хорошо, хоть, верные субтитры на командующего дали. Причем, редактору Кате я долго втолковывал, что « синхрон этого офицера нужно подписать: « Командующий группировкой внутренних войск в Чечне Анатолий Антонов». Грамотная Катя никак не хотела уразуметь: « Какой же это Антонов, Вовочка? Ха-ха». Вмешался Кипин: «Это, конечно, Романов, но нужно написать - Антонов».
-Ты зачем секретную информацию по открытой связи выдаешь?- нарочито грозно взглянул я на оператора.
Володька стушевался, но до Кати, наконец, дошло.
Итак, материалом вэвэшники остались довольны, можно было продолжать творческое сотрудничество. Однако, когда я проснулся ранним утром, след контрразведчиков уже простыл.
Растолкал своих товарищей, и мы поспешили к штабу Романова. Возле входа стоял часовой и на вопрос, где командующий, так грозно взглянул на нас, что стало грустно. Было ясно, генерал куда-то улетел, а от бойца ничего конкретного не добьешься.
Слоняясь по военной базе, натолкнулись на палатку «Вестей». У «россиян» имелся свой просторный шатер, где корреспонденты чувствовали себя вполне удобно и независимо. За подобную «квартиру» Российское телевидение платило министерству обороны небольшую сумму, и все были довольны. Наша же редакция не проявляла тогда никакого интереса к бытовым условиям командированных на войну сотрудников. Замглавного редактора по производственной части Георгий Акопян - умный, хитрый и по - кротиному расчетливый человек, всегда расставался с редакционными деньгами, как со своими собственными. Позже все наладилось, но тогда мы могли лишь позавидовать «вестюкам».
Внутри палатки, упершись руками в колени, почти как Леонов в «Джентльменах удачи», сидел Сашка Сладков. Ему прислуживала вся съемочная группа. Один размешивал сахарок в чае, другой нарезал белый хлебушек. Вот воспитание, подумал я, а мои орлы даже водки командиру первому не нальют! Но это я ворчал так, « по- стариковски». Я всегда старался выстроить с бригадой равные отношения, тем более на войне. Сладков же из бывших военных, субординацию блюдет четко. У него не забалуешь.
Разговорились. Выяснилось, что ежедневно из штаба Куликова часов в двенадцать дня «появляется какой-нибудь «Гаврила» и выносит оперативную сводку по всей Чечне.
-Толку от нее мало,- откусил большой кусок от горбушки Саня,- нужно самому суетиться. Я уже сегодня командующего объединенной группировкой записал.
-Когда же успел?
-Спать меньше нужно.
Потом я узнал, что Сладков ежедневно, с утра пораньше, засылал к штабу одного из своих хлопцев. Когда тот «отлавливал» какого-нибудь ответственного военного, приводил Саню.
Ну вот, у «Вестей» уже синхрон Куликова имеется, а у меня кукиш с маслом. Чтобы не расстраиваться еще больше, мы покинули сладковский вигвам и направились к штабу. Стрелки на часах показывали только десять. Перспектива бессмысленно топтаться целых два часа, не радовала. Даже если и вынесут заветную «оперативку», чего с ней делать? Ее в Москве и по информационным агентствам редакторы прочтут. А Минаев вчера просил продолжить миротворческую тему. Была, не была!
-За мной!- скомандовал я бригаде.
На мое счастье, въезд на взлетное поле никто не охранял. На краю бетонки разгружалась «восьмерка». Из чрева вертолета хмуро выпрыгивали бойцы в чистой форме, с вещмешками и касками за плечами. Пополнение. Вчерашние школьники, приземлившись на чеченскую землю, нервно рылись в карманах и засовывали во рты сигареты.
-Не курить возле машины!- кричал на них пилот. - Совсем что ли осатанели?!
Я вздохнул. Пока еще не осатанели, но осатанеют непременно и очень скоро. Может и прав генерал Романов, войну нужно прекращать как можно скорее и всеми возможными и невозможными способами.
Сглотнув, подошел к вертушке.
-Куда-нибудь сейчас пойдете?
-Чего надо?- грубо отрезал пилот.
-Нам на юг нужно, желательно под Сержень-Юрт.
-А, может, вашу милость сразу на Гавайи доставить? Там тепло.
-Здесь тоже не холодно.
-Ну и двигайте отсюда. Эй, Степаныч, слышишь,- крикнул он не видимому мне с земли человеку,- тут телевизионщики нашу яхту зафрахтовать хотят.
В проеме железной стрекозы показался майор в шлемофоне. Кажется, я где-то его видел.
-А, программа «Время», кивнул приветливо майор.
Признаться, я очень удивился. Фамилия то моя, конечно, на слуху - почти каждый день в эфире. Но лицо? Корреспонденты редко появляются в кадре, поэтому нас редко узнают.
-Я тебя в Моздоке видел. На совещании. Вы после этого в своей передаче Юшенкова гаденышем обозвали.
-Не мы, Грачев.
-Какая разница. Без вас бы его страна не услышала. Лихо. Лучше, Коляныч, с телевизионщиками не шутить, еще объявят, что мы чеченские шпионы.
-Объявят! Я им объявлю,- уже не зло возмутился Коляныч.
-Куда на этот раз собрались?- поинтересовался у меня майор.
Я честно признался, что точно не знаю. Вроде бы под Сержень-Юртом идут бои.
Летчик махнул рукой и сказал, что они везде идут и никогда не прекращались. Везение, как известно, случается редко, но на войне гораздо чаще. Несказанно повезло и на этот раз. Майор тщательно проверил нашу аккредитацию, удостоверения и коротко бросил:
-Залезайте. Мы как раз под Сержень-Юрт двигаем. За «трехсотыми».
Иди и смотри.
Все полчаса полета вертолет трясло так, что казалось, он сейчас развалится. Машина явно была старой, с небрежно подкрашенными топливными баками и фюзеляжными рейками. Летели низко, но не как в январе по-пластунски, более уверенно, что ли, не крадучись.
Приземлились резко, без всяких заходов, разворотов. Коляныч рванул люк, и мы тут же выбрались наружу. Кругом простирались зеленые холмы, на которые словно выплеснули алую краску. Маки. Такого количества красных маков я еще ни разу в жизни не видел. Казалось, прилетели на курорт. Легкий ветерок, птички поют, хорошо! И никакой стрельбы.
К летчикам подошел невысокий старлей в домашних тапочках на босу ногу.
- Что это?- недовольно кивнул он в нашу сторону, будто спрашивал не о живых людях, а о ящиках с ржавыми гвоздями.
-Корреспонденты.
-Зачем?
-Сами разбирайтесь.
На Кипина напала жажда работы. Он не замечал недружелюбия старшего лейтенанта.
-Откуда лучше местность осмотреть?- засуетился Володька.- Виды прекрасные.
Наивный Володька явно не понимал куда попал.
-А-а,- лукаво протянул старлей.- Виды. Иди и смотри. Туда.- Он указал за кусты акаций.
Кипин по-деловому вскинул камеру, велел Мишке взять штатив и поспешил в указанном направлении.
Я протягивал офицеру документы, когда из-за кустов раздался утробный Володькин кашель, затем сдавленный стон.
-Что там?- забеспокоился я.
-Ничего особенного,- побагровел вдруг старлей.- Два члена отрезанных и их хозяева в полиэтиленовых мешках. А что вы здесь хотели найти? На прогулку приехали! - перешел он на крик.- Вам здесь не Ялта! Не парад Победы на Красной площади.
Каждый выполняет в этом мире свою работу, но почему-то многие считают, что их труд самый тяжелый. Остальные дурака валяют. Старлей меня просто взбесил. Глядя ему прямо в глаза, пронзительно и глубоко, как гадюка перед выпадом, я прошептал:
-От-ста-вить.
-Что?- наклонил голову старший лейтенант.
-Отставить!- заорал я на всю округу командным голосом. Все же недаром в армии я был сержантом, а на военной кафедре журфака старостой курса. - Мы тоже здесь по государевым делам!
Офицер в тапочках как-то сразу сник, погас.
-Ну, пошли.
Опять испортилось настроение. Не из-за крика. Парад Победы. Кто же это вставил шпильку гендиректору ОРТ Евстафьеву публикацией в «МК»?
Илья Пророк.
Под камуфляжной сеткой сидел подполковник и игрался штык-ножом.
-У вас есть разрешение на пребывание в районе боевых действий?- спросил он, не отрываясь от своего занятия.
Я сунул ему под нос аккредитацию.
Подполковник искоса взглянул на бумажку и ухмыльнулся.
-Внутренние войска для нас не указ.
Во время полета Коляныч сказал нам, что мы двигаемся в расположение 506-го мотострелкового полка из Тоцкого. Этим я и решил воспользоваться.
-Две недели назад мы были в командировке в вашем Тоцке,- не моргнув глазом, соврал я, хотя даже не представлял, где он находится.- Комитет солдатских матерей просил передать бойцам привет.
Подполковник недоверчиво на меня взглянул, отодвинул в сторону нож и прищурился.
-Лучше бы они Ельцину привет передали. Сидим тут в окопах как вши амбарные.
Я молил Бога, чтобы командир не спросил меня о достопримечательностях его родного города. Не спросил. Разговорился.
-Три недели перед ущельем топчемся. Его Сержень-Юрт закрывает. Но в село заходить не смей. А «черти» нарыли траншей с лазами возле Стержня и шмаляют почем зря. В село за продуктами бегают, за патронами, отсыпаются там и снова в окопы. То одно перемирие, то другое. Замучили миротворцы. А наши ребята гибнут. Пятнадцать «двухсотых» за это время отправили. Сегодня утром двух разведчиков потеряли.
-Разве нельзя их артиллерией накрыть?- осторожно поинтересовался Мишка Сотников.
-Они там аки вши амбарные засели,- повторил, видимо, свое любимое выражение подполковник и, наконец, представился:
-Илья Комаров. Что еще мамаши, акромя привета просили передать?
Я изворачивался, как мог, и был сам себе противен. Но профессия спасла.
Комаров неожиданно потребовал все наши документы и отдал их лейтенанту.
-Свяжись по рации с Ханкалой, пусть проверят.
Пока ждали ответа, Мишка нашел в кустах кривой зазубренный тесак.
-Вот такими ятаганами они нас и режут,- кивнул подполковник.- Я удивляюсь, почему до сих пор не уничтожили Дудаева. Он же болтает по спутниковому телефону, сколько раз засекали его переговоры. Есть же ракеты, которые наводятся на телефонные сигналы. Или нет?
Даже и представить себе не мог Илья Комаров, что через год этот вопрос будет мучить очень многих, в том числе и меня.
Джохара Дудаева уничтожили поздно вечером 21-го апреля 96-го года, рядом с селом Гехи-Чу Урус-Мартановского района в тот момент, когда он разговаривал по спутниковому телефону с Константином Боровым. Некоторые информационные агентства сразу сделали предположение, что его убили с помощью самонаводящейся на сигнал телефона ракетой. Версия представлялось логичной, но несколько для меня сомнительной. Для порядка я обзвонил пресслужбы всех силовых ведомств, заранее зная, что ничего конкретного мне не скажут. «Информация уточняется». Тогда я начал набирать номера телефонов руководителей оборонных предприятий, на которых производятся авиаракеты. С кем удалось связаться, в один голос утверждали, что таких ракет они не делают. Странно.
А «ракетные» версии в СМИ росли словно грибы. Якобы 21-го апреля, около 20.00 в небе над Чечней работал самолет-разведчик А-50 ДРЛО. С высоты двадцати двух километров он засек сигнал дудаевского телефона. В воздух поднялась пара СУ-25 и сбросила на цель две управляемые бомбы. По другой версии по главарю бандформирований «стреляли» Су-24 самонаводящимися ракетами Х-25МП или Х29П. Но, во-первых, у самолета дальней разведки А-50 потолок всего двенадцать километров, а во-вторых, чего бы ему было носиться в тот вечер по темному чеченскому небу, словно падшему ангелу. Российский «авакс» не штурмовик, за пару минут в воздух не поднимется. Значит, должна была иметься предварительная информация, о желании Дудаева поговорить с Костей. К тому же ракеты типа Х-25МП предназначены для уничтожения радиолокационных станций.
Через три дня командующий объединенной группировкой Вячеслав Тихомиров, сказал в интервью корреспонденту ИТАР-ТАСС, что федеральные войска никакого отношения к гибели Дудаева не имеют. «Это дело внутри этих бандформирований»,- заявил генерал.
Позже, вдова первого президента Ичкерии Алла Дудаева в своей книге «Миллион первый» высказала предположение, что в ликвидации ее мужа принимал участие лично Билл Клинтон, который был заинтересован в продолжении чеченской войны. Якобы телефон, по которому Джохар Дудаев разговаривал с Боровым, собирали в Турции и установили датчик, фиксирующий местоположение владельца.
И только в середине мая один из сотрудников спецслужб шепнул мне на ухо: « В ближайшем дудаевском окружении окопался «засланный казачок». Его личный шофер. Он и подложил бомбу под днище автомобиля. Когда бомба сработает, «казачок» не знал. Потому и отправился к праотцам вместе с хозяином. Какие, к дьяволу ракеты? ». Но без официального подтверждения эта информация тоже являлась лишь версией. Я ее высказал в одном из репортажей, однако до сих пор считается, что Джохара Дудаева ликвидировали ракетой. Может, так и было на самом деле.
Не знаю, с кем связывался в Ханкале радист, но вернулся он с широкой улыбкой.
-Все в порядке. Полное добро.
-Полное, так полное,- вонзил нож в стол подполковник Комаров. С его лица исчезла отстраненность и появилась даже некоторая услужливость.- Что будем снимать?
-Все!- ковыряясь в камере, высказал пожелание Володька. Мне показалось, что под его глазами добавилось морщин.
-Поехали на передовую,- уточнил я.
Илья пожал плечами.
-Там сейчас ничего не происходит. Тихо. Вертушки начнут работать только вечером.
-И все же.
- Как прикажете.
Тихо в лесу…
«Оседлали» БТР, двинулись по маковым холмам. У природного источника сделали остановку. Вода была ледяной и чуть солоноватой. Красная маковая ковровая дорожка тянулась в сторону Веденского ущелья, над которым висел клокастый туман.
-Здесь бы отелей понастроить,- попивая водичку, мечтательно сказал оператор. - И туристов сюда со всего света возить. Цветов-то, цветов! Будто капли.
-Крови,- добавил Илья.
Чуть позже я понял его аналогию.
-Вон хуторок, видите?- указал рукой подполковник,- левее Стержня.
В стороне, от распластавшегося перед ущельем, безмятежного на вид Сержень-Юрта действительно стояли несколько беленьких домиков.
- Мы там пять русских рабов нашли. Грязные, нечесаные, на цепях.
-Пленные?
-Нет. По десять-пятнадцать лет у «чехов» парились.
-Как же это, при советской власти? - изумился Кипин.
-А у них здесь всегда своя власть была. Что хотели, то и творили. Теперь еще больше власти «чертям» подавай. Вот, предположим, миротворцы договорятся. И что дальше? Здесь было пять рабов, станет двадцать. Прежде чечены в Ингушетии коров воровали, хотя своих девать некуда, начнут людей красть. И помяните мое слово, Ичкерия сделается им тесной, на соседние республики с оружием пойдут. На Дагестан.
Я часто потом вспоминал подполковника Комарова. Недаром Илья. Пророк, так пророк. Впрочем, многим здравомыслящим людям было уже тогда понятно, к чему приведут компромиссы с бандитами. Но чтобы в самую десятку!
Вскоре добрались до расположения мотострелкового полка. Нам предложили отведать «что Бог послал». Не отказались.
Войну заказывали?
Пока, сидя на БТРе, жевали кашу с сильно переваренными куриными костями, пытались наметить объекты съемок. Панорама на ущелье, Сержень-Юрт, замершие боевые машины пехоты, пара танков. И все. Это передавая?
-А где чеченцы-то окопались?- глотая рис, спросил я у Ильи.
-Там, за полем, в овражке. И дальше в лесочке. Отсюда не видно, покушаете, на командный пункт пойдем. Оттуда как на ладони.
Мы сразу же отложили алюминиевые тарелки.
Командным пунктом оказалась глубокая воронка, то ли природная, то ли от бомбы, не поймешь, под старым ветвистым деревом. К стволу, сидя на корточках, прижались несколько офицеров и глядели в сторону леса в бинокли. Один в наушниках и с микрофоном. Рядом стояла рация.
Не успели мы спрыгнуть в яму, как над полем затарахтело. Поднял голову. Прямо над нами в воздухе, отстреливая тепловые ловушки, кружили пять или шесть «крокодилов» - ударных Ми-24. Вертушки шли друг за другом, совершая в небе боевой ритуальный танец. В стороне неприятельских укреплений заклубились легкие дымки, раздалась редкая трескотня.
Облетев по кругу поле, один из «ударников» завис почти над КП. Под его брюхом заблестели бледно-желтые огненные язычки. Тррр-тррр-тррр. Из крутящейся, скорострельной пушки горохом посыпались гильзы. У леса поднялись фонтанчики разрывов.
-Вы же говорили вертушки вечером придут?- старался я перекричать грохот вертолетной стрельбы.
Подполковник пожал плечами.
-Ну, раньше прилетели.
Подошла следующая «двадцатьчетверка». Снова тррр-тррр, отработала и в сторону. Кипин глядел на завораживающее зрелище во все «невооруженные» глаза.
-Чего рот-то раззявил!- нетактично закричал я на него.- Снимай!
Володька попытался приладить на дне ямы штатив.
-Да ты что?! С рук давай.
Третья вертушка выпустила по боевикам целую «вязанку» неуправляемых ракет.
-Залпом бьют,- прижавшись глазом к видоискателю, комментировал оператор.
Мишка воткнул в камеру выносной микрофон и поднял его как можно выше. Звук, конечно, запишется и на Бетакамную «пушку», но так он будет отчетливее. К тому же предусмотрительный видеоинженер решил, что, может быть, я захочу записать синхрон с офицерами прямо во время боя.
А вертолеты все нарезали и нарезали круги.
Когда, наконец, они скрылись за горизонтом, в сторону чеченцев клином поползли бронетранспортеры и боевые машины пехоты, на ходу стреляя из всех стволов. На броне сидели бойцы. «Коробочки» остановились метрах двухстах от чеченских окопов, солдаты попрыгали на землю, залегли позади машин. Боевики отчаянно огрызались.
-Ложись!- завопил кто-то над ухом.
Все офицеры кубарем скатились с насыпи, попадали на дно воронки. Слева от командного пункта, не далее чем метрах в тридцати, раскрывались белые бутончики. Знаем, проходили. Хлопки еле слышны, дымки ровные, на вид безобидные. Гранатомет «Пламя». Нет, в жизни война не такая эффектная, как в кино.
Кипин, не подозревая ничего дурного, продолжал «давить на клавишу». Я ухватил его за воротник куртки, и мы вместе покатились вниз. Громыхнуло уже рядом. «Ну, военные,- пронеслось в голове,- сначала бы корреспондентов предупредили, а потом сами прыгали».
Мишка же Сотников так и оставался наверху. Спокойно снимал поле боя на свой личный фотоаппарат. Когда все вновь приблизились к дереву, он по-наполеоновски указал вдаль и спокойно сказал:
-Кажется, по правому бэтэру пристрелялись.
В самом деле, рядом с крайним правым БТРом наблюдалось все больше и больше разрывов. По нему били и из пулеметов. Трассирующие пули, рикошетя от башни, огненными стрелами разлетались в разные стороны. Остальным машинам тоже доставалось, но меньше. Господи, подумал я, как же там бойцы-то? Прям амфитеатр римский. Сидим тут, наблюдаем, а они гибнут на наших глазах.
-Ну что, наснимались?- повернулся ко мне офицер в наушниках.- Пора отводить роту.
-Подождите немного,- взмолился наивный Володька,- мне бы еще пару «крупнячков» сделать.
-Да ты что, мать твою!- второй раз заорал я на «опера». Наверное, меня слышали даже боевики в окопах.- Совсем озверел?! Отводите войска!
Никогда бы не подумал, что придется командовать армией.
- Перепелки, слышите меня, перепелки?- включил рацию военный.- Все, назад.
Боевые машины медленно, словно нехотя, стали пятиться. Не двигался только крайний правый.
-Что там с десятым? Десятый, что случилось?
Действительно, что могло случиться под таким ураганным огнем? И где, черт возьми, артиллерия, пушек, что ли у российской армии нет?
Но «десятый» несколько раз дернулся и пополз назад. Пехота на броню больше не полезла. Солдаты отходили, укрываясь за машинами.
Боевики перестали палить только когда «перепелки» задвинулись за холмы. Стало тихо. Непривычно тихо.
-Извини, командир,- жалобно взглянул на меня Володька Кипин.- Я и в самом деле озверел, первый раз на фронте.
-Забудь.
Взрослые дети.
Я попросил у офицеров разрешения снять ребят, которые только что участвовали в бое. Военные охотно согласились. Однако меня не покидало подозрение, что эта «Куликовская битва» была устроена специально для нашей съемочной группы. Не дай Бог кто-нибудь еще погиб из-за нас. Я откровенно спросил об этом у подполковника Комарова.
-Ну, как вам сказать,- замялся Илья.- Вообще все проходило по плану. Только вертушки, вот, нагрянули, как гром среди ясного неба.
-Значит, не прилети «двадцатьчетверки», бэтэры все равно бы пошли на штурм?
-Нет, конечно.
Последняя фраза меня несколько успокоила.
-Убитые есть?
-Даже легко раненных нет.
Бойцы курили возле машин. Я без труда отыскал глазами «десятку». Вся измятая, исцарапанная, с порванными в клочья защитными мешками и ящиками. Поставили камеру напротив нее, собрали в полукруг чумазых, усталых, но улыбающихся пацанов.
Мой язык прилип к небу. Чего спрашивать-то? Как там было? Я и сам все видел. Решил сначала заговорить с одним из солдат, а там видно будет. Но бойцы меня опередили, зашумели почти хором:
-Можно родным привет передать?
-Разумеется.
Каждый желающий высказался вволю. Конечно, в эфире прозвучит «синхрон» одного, максимум двух бойцов, но остальных хотя бы близкие увидят. Поэтому я велел Кипину долго не держать «крупную картинку», работать на «общаке».
-Экипаж «десятки» есть?
Несколько бойцов подняли руки.
-Что там произошло?
- Из гранатомета «по лбу» саданули, бесы. Рикошетом! Заглохли, потом завелись. Наша техника самая лучшая!
-Точно!- поддержали, смеясь, остальные.
-Раненые есть?
-Не-е-е-а.
Ребята спросили, когда их «покажут по ящику», а затем задали самый нежелательный для меня вопрос. «Вы недавно были в Тоцком, вроде бы чего-то привезли от комитета солдатских матерей». Да, врать не хорошо, даже для блага дела. Я в очередной раз «передал» от «мамочек» сердечный привет, наилучшие пожелания и скорейшего возвращения домой.
-Лучше бы они пожрать прислали,- разочаровались бойцы.- Или носков теплых.
-А когда война закончится, не знаете?- полюбопытствовал у меня веснушчатый паренек, смахивающий на Антошку из мультфильма.
Я не знал, что ответить. Подумав, начал рассказывать о мирных переговорах, о встречах Романова со старейшинами сел.
-Романов хороший мужик,- загудели мотострелки.- Он пару недель назад трех наших пацанов у «чехов» выменял.
-Выменял?
-Да. То ли на их мертвяков, то ли на два мешка сахара.
Об этой стороне деятельности Анатолия Александровича мне ничего не было известно.
-А, вообще, с «чехами» незачем манную кашу по тарелке размазывать, - продолжали бойцы,- давить их надо. Сегодня не получилось, но если «гвоздодеры» помогут, мы их за раз в землю укатаем.
«Гвоздодерами», как выяснилось, назывались самоходные гаубичные установки.
На прощание ребята пожали нам руки.
-Вы уж там нас хорошо покажите.
Эх, самому бы смонтировать сюжет! Добро, если «на перегоне» дежурит Серега Кувшинников, он тщательно подходит к делу. А то попадется какая-нибудь Света Метелкина, в глаза людям не взглянешь.
Ждали подполковника возле БТРа уже час. Как сквозь землю провалился. Нужно было как можно скорее в Ханкалу, на «перегон». Чтобы не терять время, прямо на «броне» начал писать текст. Мишка Сотников швырял в дерево найденный чеченский «членорез», а Володька Кипин беспрестанно цокал у меня над ухом языком:
-Прямо дети, ц-ц-ц-ц, прямо дети. Разве можно таких детишек на войну посылать?
- Уйдите, Кипин, не мешайте,- отмахивался я от Володьки. При общении с друзьями и близкими я часто, даже не знаю почему, перехожу на «вы». Все к этому привыкли, даже жена.
Кипин отходил в сторону, но вскоре возвращался и снова цокал и цокал. Первый день на реальной войне до глубины души потряс его. С Мишки же, как с гуся вода.
Ко мне подошел конопатый Антошка, протянул пару конвертов.
- Будете на Большой земле, бросьте, пожалуйста, в почтовый ящик.
Господи, милый ты мой, на « земле»! А здесь то что? Ад, точно ад. Сколько тоски в его словах. Как ему сейчас хочется оказаться на моем месте - уехать, куда глаза глядят, а, главное, перестать ощущать близкое дыхание смерти.
-Только не забудьте. Это моей Надьке. Я сразу по два письма ей пишу. В этот раз даже стихи сочинил. Ну, так,- застеснялся Антошка.- Хотите, прочту.- И не дожидаясь согласия, продекламировал: « Красные маки во рву, утром безветренным рву. Синяя дымка в горах, алая кровь на руках…»
Я был поражен. Мне самому и в голову не пришло сравнить красные маковые бутоны с каплями крови. Вот о какой аналогии говорил мне Илья Комаров. Здесь многие отождествляют с кровью эти чеченские цветы.
-Обожди, диктофон включу.
- Не нужно, остальное личное.
- Мишка,- позвал я Сотникова, не расстававшегося с кривым тесаком,- тащи камеру.
Ассистент выдрал их дерева глубоко засевший в стволе нож.
-Все, кина не будет, кассеты кончились.
-Что же ты, собака, мало взял?
-Три получасовки. Я же не знал, что господин Кипин будет, не переставая, «давить на клавишу».
-Моя вина, моя,- сокрушенно покачал головой Володька.
-Дайте аппарат, гляну, что можно стереть.
Но тут прибежал Илья и сказал, что за холмом ждет Ми-24, который добросит нас до Ханкалы.
-Как же мы в него влезем?
-Ничего, поместитесь.
Илья заторопился в штаб, а нам махнул рукой, мол, туда идите.
За полу жилетки меня ухватил поэт Антошка и сунул что-то в руку. Оборонительная граната РГД-5.
-На память,- смущенно опустил он глаза.
Я хотел сказать, что под моей кроватью такого добра хоть завались, но передумал. Обидится парень, он ведь от всей души. А что еще ему мне подарить, часы золотые?
-Спасибо. Вернешься из армии, обязательно поступай на журфак.
Уже возле вертолета я вспомнил, что даже не узнал, как конопатого солдатика зовут. Взглянул на конверты. Обратный адрес - полевая почта такая то, С.Степанов. Удачи тебе, солдат С.Степанов.
С этой гранатой приключилась забавная (если смотреть на вещи проще) история.
Я обнаружил ее в сумке только на аэродроме в Моздоке. Как мне не хотелось сохранить эту «игрушку» на память о бое под Сержень-Юртом и юном поэте, я решил от нее избавиться. Вывинтил взрыватель и забросил в густые кусты. Следовало зашвырнуть туда же и «рубашку», да черт меня попутал, придумал утопить ее, от греха, в туалете. Сортир на аэродроме - обычный, деревянный, донельзя переполненный. И застряла «беззубая» бомба кверху задом, сами понимаете, в чем. Ладно, махнул рукой, сойдет. Не рванет ведь.
Пошел на взлетное поле, а через минуту из туалета крик. Выскакивает из него офицер, чуть ли не без штанов и вопит благим матом: «Саперов зовите, саперов!». Пока ждали нашу Тушку, я краем глаза поглядывал, как с отвращением возятся в отхожем месте саперы. Мне было стыдно.
На перегон успели во время и, на мое счастье, материал принимал Серега Кувшинников.
-Ого!- обрадовался Кувшин.- Хорошая картинка. Можно капиталистам продавать.
-Я тебе продам. Ты, главное, бойцов «приклей». Сделаешь как надо, получишь бутылку ракии.
-Ты же знаешь, Володь, за ракию я готов на все.
-Знаю.
Вечером, для ночных Новостей записали военного комиссара Чечни Сулейменова.
Из его слов выходило, что разрядить обстановку в республике поможет призыв чеченской молодежи на службу в российскую армию. В некоторых городах и селах уже начали работать военно-учетные столы. Мне трудно было представить, как дети боевиков станут стрелять в своих родственников. Чеченцы почти все родственники, только из разных тейпов.
Идея с военно-учетными столами заглохла после захвата Басаевым больницы в Буденновске. Из-за трусости и нерешительности российского правительства, вообще все заглохло. Как следствие - Первомайское, потом лето 96-го. Предлагал же Пуликовский за три дня освободить Грозный. Нет, подписали Хасавюртовское соглашение. А там и выборы. Кандидаты подобрались «достойные»- Зелимхан Яндарбиев, вице-премьер Мовлади Удугов, командующий Северо-западным направлением Ваха Арсанов и командующий Центральным фронтом Шамиль Басаев. Позже, в своем очередном комментарии я задался вопросом: «…Кстати, если победит на выборах этот мучитель беременных женщин, то трудно предположить, как с ним будут здороваться за руку нынешние обитатели Кремля, парламента и Дома правительства». В свое время, при встрече в кремлевском кабинете Борис Ельцин не подал руки Аслану Масхадову, давая понять, что он в «доме хозяин». Но тогда хозяином в Кремле, к сожалению, был не Борис Николаевич, а Борис Абрамович.
На Большой земле.
За неделю мы побывали на многих фронтах южного направления. И везде снимали бои. Но тот, под Сержень-Юртом запомнился мне особенно.
Маки, повсюду маки, словно капли крови на зеленой траве. Пропади она пропадом эта война, за правое или неправое дело. Поэта-Антошку убили, узнал я во время следующей чеченской командировки.
Через семь дней Кипин окончательно загрустил. Почти ни с кем не разговаривал, но работал также прилежно и добросовестно. Командировка у нас была выписана на две недели. Но в одно прекрасное утро (раньше намеченного срока) я умылся и тихо сказал вышедшему из палатки Володьке:
-Хватит, пора домой. Собирайтесь.
Два раза приказ повторять не пришлось. Уже через пятнадцать минут аппаратура была собрана и, не сказав ничего военным (подполковнику Валере я оставил записку), двинули на аэродром. Просто опять повезло. Нашлась вертушка, шедшая на Моздок.
Не побывав на войне, никогда не оценишь всю прелесть провинциальной мирной жизни. Корреспонденты селились, как правило, в одной из гостиниц Моздока, где хозяйничала пожилая кабардинка. Все звали ее просто «мама». Сняли четырехместный номер. «Мама» накрыла нам шикарный стол, принесла водки.
Мало употребляющий Кипин, опрокинул сразу два стакана, закусил бараниной.
-В первый день я недоумевал, почему они здесь все пьют? Спасибо тебе, командир, спасибо,- обнял меня Володька за плечи.
-За что?
-За все. Хорошо- то как!
После очередной «дозы» Кипин уснул и проспал почти сутки. Мы с Мишкой его не будили. Шатались по городским кафе, ненавязчиво, ненагло приставали к местным девчонкам.
Когда Володька проснулся, угрюмо произнес:
-И за что воюют там наши дети?
-За Родину.
-Нет,- решительно сказал Кипин, будто отрезал,- там не Россия. Я всем сердцем это прочувствовал. Дать им полную свободу, пусть живут.
-И шустер ты, боярин, государевыми землями разбрасываться,- воткнул в пол нож Мишка Сотников.
Глубоко вошедший в дерево чеченский тесак долго дрожал и издавал звук, от которого по всему телу бежали колючие мурашки.
Продолжение "Натюрморт с мочеными яблоками"