Семейства псовых, подсемейства волчьих рыжая лиса,
Свои Тамбовские покинув или Брянские дремучие леса,
В вояж отправились. Уверена, что ждёт её столица,
Ведь не простая, а богатая, красивая она лисица.
Провинциальный лес. Олень муж от рогатых депутат,
Любовник заяц – бизнесмен, но мелковат и косоват,
Пеньки, грибки, зверьки и надоевшая до одури натура,
А здесь в столичных дебрях блеск шикарная культура.
Осточертел уж стиль «Ампир», и старая семейная дыра.
В гостинице ж отдельная и с мебелью «Модерн» уютная нора,
Отличный красный из стекла и пластика и пуха будуар.
И утром к кофе всех столичных театров подают репертуар.
В своём лесу из развлечений только-то охота, гон,
У белки по средАм фуршет и бобр открыл салон,
«Накрыть поляну», выпить есть охотников немало,
Но на спектакле наша лисонька ни разу не бывала.
Явилась! Словно ёлка новогодняя алмазами сверкает,
В лесу от зависти б все сдохли, здесь никто не замечает.
Вся извелась, стараясь, хвост по-модному завитый показать,
Вдруг свет погас, и где-то в яме стала музыка играть.
Затихли зрители! Однако лисоньке никак неймётся,
То левым боком хвост, задрав, то правым повернётся.
Не выдержал медведь, что в креслах позади, сидел,
Ей в ухо: «Увертюра!» - тихо очень громко прогудел.
Лиса вины своей, не чувствуя, нисколько не смутилась,
Лишь поведенью хама в очаге культуры возмутилась,
Подумала: Что ж я не понимаю? Что ж я форменная дура?
На весь зал крикнула: Я не такая! Сам ты увертюра!
Мораль? Мораль, как правда, вроде бы одна на всех и всё-таки у каждого своя...
А что там дальше было, можете спросить у певшего в тот вечер партию Отелло соловья.