Тот, кто ей ответил, напрочь не понимал, что от него хотят. Вернее, не понимал Раисиного немецкого. Пришлось мне самой взять трубку. Мужской голос с сильным саксонским акцентом сообщил, что Данила тут вот уже два месяца как не живет, хотя письма на его адрес продолжают приходить. Куда он переехал, они не знают. Он их не поставил в известность. Тон был презрительно-снисходительный.
-Как не живет? - простонала Раиса, когда я передала ей содержание разговора. – Он мне ничего такого не говорил…
-А где же он тогда живет? – спросила я ее.
-Не знаю… - и она вздохнула, как будто у нее в груди развернулся баян. – Я ему по этому телефону не звонила, только по мобильному. Ах, у меня голова кругом от всего этого идет! Только ты не уходи, пожалуйста!
Раиса судорожно стала набирать какой-то номер. Но уже через пару попыток она с обреченным видом произнесла:
-Не отвечает его мобильный. Только предлагает новости для него оставить. Уж не случилось ли с ним чего-нибудь? Что же мне делать? Как его найти? Не в полицию же заявлять?
Она смотрела на меня вопросительно, требуя ответа. Тут мне пришло в голову - а что, если ее дорогой племянник – совсем не такой уж бескорыстный и святой человек, каким его считает тетка? Люди быстро меняются, особенно в таком окружении, в какое попал Данила. Может быть, он уже понял все неудобства бескорыстия и осознал все прелести богатства? И решил эту проблему самым простым способом. А теперь спокойно сидит с занятыми деньгами дома, в Москве. Или в куда более приятном и удобном для жизни месте – на Канарских островах, Мальте, Мальорке и так далее. Там в последнее время много русских появилось. Из тех, что наворовали, награбили и натаскали – нефть, золото, все, что плохо лежало во времена, когда народ был оглушен всякими заграничными сиренами, что обещали счастье в кущах потребительского капиталистического рая.
Ах, какие дивные возможности случились для котов Базилио и лис Алис в этой стране дураков, когда ее старое название уже забыли, а нового так и не придумали! Каких только обещаний не раздавали они миллионам глупеньких Буратин, то бишь бывшим советским гражданами! Кока-колы – хоть залейся, Мак-Дональдсов – ешь, пока тошнить не начнет, Мальборо – хоть до рака легких, порнухи – до полной импотенции. Все будет, только делайте, как мы скажем! Пока эти дураки-Буратины расслабились в мечтах о светлом капиталистическом рае, эти Базилио и Алисы таскали чужое добро за границу. А потом и сами удрали. Знали – придет время - к ответу призовут.
Но я не стала ей говорить обо всем этом, а ограничилась словами:
-Может, позвонить в Москву, его матери?
-Да ты что? Она с ума сойдет!
-Не надо заявлять сразу, что он пропал и все такое. Надо начать с того, что просто решила позвонить от скуки, поболтать. И если скажут, что Данила дома – тогда все в порядке. Исключая разве, что за него нужно уплатить долг.
Но в Москве Данилы не было. Его мать, немного удивившись звонку, принялась расспрашивать, как Раиса заботится о мальчике и так далее. Слушать разговор было смешно, если бы все это не было так грустно.
Положив трубку, она сказала:
-Ну все, теперь я и вовсе не знаю, что делать…
Раиса явно ждала от меня помощи. Но я могла сказать только одно: даже обращаться в полицию еще рано. Если мы сейчас туда позвоним, то нам ответят – подождите, розыск взрослых начинают только на четвертые сутки. В Германии каждый день пропадают сотни людей. Скрываются рассерженные друг на друга супруги и проворовавшиеся менеджеры, убегают дети от родителей и преступники – из тюрем, исчезают в неизвестном направлении несостоятельные должники и брачные аферисты. Правда, вскорости многие находятся, хотя иные и в виде трупов...
Так что я могла посоветовать только одно – ждать.
На следующее утро я отреагировала на звонок в дверь куда более бдительно. Но это были не вчерашние злодеи, а все та же Раиса.
-Я все телефоны оборвала и всю ночь не спала, - выдохнула она, когда я открыла. - Данила не появился. В квартире его нет, они со мной и говорить не хотят. И его мобильный не отвечает. Что же мне делать?
Она смотрела так жалобно, что я сказала:
-Где он живет? Сходи на квартиру, где он жил, может, они знают, куда он ушел или уехал. Это по телефону они хамят, а в личном контакте постесняются. Я не верю, что он пропал! Скорее прячется от долгов.
-Я не знаю, как я одна… Тем более что эти мерзавцы из квартиры делают вид, что меня не понимают. Может быть, ты со мной съездишь? Тут недалеко!
Вначале я категорически отказывалась. Но она в две секунды расползлась в кучку несчастья, из которой текли слезы и сопли, и я отчего-то почувствовала себя виноватой. Может быть, не нужно было отказываться выйти замуж за Данилу, в самом деле? И в любом случае, в таком состоянии не стоит отпускать ее одну черт знает куда. Мало ли что может случится!
Пришлось одеться и пойти с ней. Это и в самом деле оказалось недалеко. Раиса остановилась перед внушительным четырехэтажным доходным домом. Наверное, его построил какой-нибудь тайный советник лет этак сто пятьдесят назад, разбогатев на государственной службе. Но даже после постройки дом вряд ли выглядел вполовину так хорошо, как сейчас, после реставрации.
-Кажется, здесь, - неуверенно промолвила она, тыча пальцем в номер на массивной резной двери.
-Ты что, ни разу у него не была? – удивилась я.
-Нет… Он собирался меня пригласить, но все занят был. Он сам ко мне приходил. Да и понятно - эти его соквартирнички! То не трогай, это не бери! Он и прикоснуться ни к чему не смел, а свои кастрюли и прочее не хотел заводить.
Поднимаясь по сверкающей лаком лестнице из светлого дерева, я думала, что жильцам, пожалуй, стоит выдавать крылья, чтобы не портить эти роскошные ступеньки. Также не стоит трогать руками узорные перила и ни в коем случае нельзя прикасаться к стенкам из светлого мрамора. Дверь, в которую мы позвонили, тоже впечатляла. Через стеклянный узор в стиле «модерн» на паркет площадки падали цветные полосы. Дверная ручка наверняка вызвала бы у коллекционеров искусства той эпохи приступ острого вожделения.
Нам долго не открывали. Интересно, сколько может стоить квартира в таком доме, даже если поделить на четверых? В любом случае, дороже, чем общежитие. Это наводило на определенные размышления о доходах Данилы.
Наконец на звонок вышел тощенький малорослый парнишка с наголо обритой головой и босиком. Все, что не прикрывал белый, подпоясанный веревкой балахон, было одного цвета с паркетом в прихожей. Желтовато-коричневый парнишка смотрел как будто сквозь нас, как если бы мы были тенями.
Я настоятельно потребовала позвать Данилу. Тут по глазам парнишки стало видно, как пришли в движение мозговые извилины в его бритой голове. Почему-то многие немцы, особенно не сильно образованные, напрочь не понимают немецкий с русским акцентом. Мы вот отчего-то русский в любом исполнении понимали – грузинском и эстонском, чукотском и кабардино-балкарском!
-Данила? – переспросил он, наконец уяснив, в чем дело, и на его лице появилось явное презрение. – Я же сказал по телефону, что его нет!
Но он и не подумал утруждать себя указаниями, где же конкретно искать Данилину комнату, а повернулся и пошел прочь. Хлопнула дверь, и опять стало пусто.
Нам ничего не оставалось, как войти и двинуться по длинному и стерильно чистому коридору с белыми солидными дверями. Казалось, за ними такие же стерильно чистые люди заняты особо важными делами. Они не хотят иметь с такими инородными и несвежими существами, как мы, ничего общего. Было удивительно тихо, только где-то журчала вода. Я внезапно почувствовала себя примерно так же, как если бы заблудилась в пещере ужасов – вроде бы никто не угрожает, но все равно ничего хорошего тебя впереди не ждет. Разве очередной лабиринт.
-Где нам найти Данилу? – громко воззвала я в эту зловещую пустоту.
Но вокруг было пусто. Единственным условно живым существом в коридоре была большая черно-рыжая свинья, что смотрела на нас маленькими хитрыми глазками с большого фото в рамке на стене. Под фото шел текст, сообщавший, что это Розалинда, которую некто Гизи Хюттер спас от ножа мясника, став ее крестным отцом и отчисляя на ее содержание некоторую сумму. И теперь Розалинда может спокойно дожить до своей смерти на особой ферме, где содержатся такие вот спасенные милостью добрых людей животные. Бросалось в глаза, что ферма находится за сотни километров от нашего города.
Когда я перевела Раисе текст, она только пожала плечами:
- У этих немцев уже окончательно крыша поехала! Дети от голода мрут, а они свиней спасают!
Надо полагать, эта свинья наверняка прекрасно кормит того ловкача, кто додумался с ее помощью извлекать деньги из сентиментальных дураков. Кстати, свиньи, как и фермы, может и не быть вообще, это плод чистой фантазии. Или она есть, но в единственном числе, чтобы показать крестницу тому, кто пожелает на нее взглянуть. А ее фото с самыми разными именами и призывами спасти ее от смерти распространяется в самых разных частях страны. И если хотя бы десяток дураков согласятся раз в месяц платить десяток монет на благо скотины, то в год их набежит 1200. Это куда выгоднее, чем откармливать свинью на убой!
Розалинда смотрела на нас ехидно – мол, ну и дураки же вы все! Отвернувшись от нее, я куда громче выразила наше желание видеть Данилу. Только после многократного повторения из двери в самом конце коридора вывалился хлипкого вида парень.
Его расхристанный вид и шаркающая походка приятно разнообразили скучную стерильность квартиры. За версту можно было узнать приверженца экологического движения – мятая бесформенная рубаха и «Иисусовы шлепанцы» на босу ногу. Волосы были собраны сзади в неопрятный хвост. Парень смотрел на нас вопросительно, но ничего не говорил, потому, что с хрустом жевал что-то, по твердости явно напоминавшее дерево. Острые скулы и кадык ходили туда-сюда с регулярностью мотопилы, козлиная сероватая бородка шевелилась в такт челюстям, а в бесцветных маленьких глазках стояло возмущение – мол, что это мне обедать мешают?
-Почему тот, кто открыл, ничего нам не ответил? – спросила я.
-Вы ему медитировать помешали, – услышала я черед некоторое время, что понадобилось парню для того, чтобы прожевать и проглотить. – А во время медитации нельзя разговаривать. Его гуру ему каждый день медитацию предписал. Он мир таким образом улучшает. Чтобы скорее в нирвану.
-А как насчет того, чтобы помочь тем, кому далеко до нирваны? – не без ехидства поинтересовалась я.
-Он говорит, что все, что вокруг него - это все майя, все нереальное. Продукт воображения, и не имеет значения. Для него, по крайней мере, - и парень снова нацелился зубами на кусок своей деревянной кормежки.
-Зато для нас имеет! Так где Данила, не знаете?
-Да исчез он! - сообщил парень недовольно. – Он и вообще вечно пропадал целыми днями невесть где. Может, уехал!
-Куда?
-Откуда мне знать? Он не сказал. Может, домой в Москву, все равно ему тут делать было абсолютно нечего!
-Как нечего? Он же тут учился! – удивилась я.
-Ну, если Вы это так называете…
Я сказала обо всем Раисе, и она тут же громко зарыдала. Парень посмотрел на нее, как на идиотку, потом снова откусил с хрустом от своей деревяшки, и уже с набитым ртом заявил:
-Ох уж эти русские! Вы просто какие-то неандертальцы, в плане того, что касается охраны природы! Говорите, Вам в России потепление климата только на пользу, в Сибири будет все хорошо расти! О других бы подумали, эгоисты! Я не так давно с одним знающим человеком говорил…
Чувствовалось, что состояние природы в России его очень задевает, а вот наши проблемы ему совершенно побоку. Мы стояли перед ним, как две первоклассницы, а он перед нами с видом сурового, но справедливого учителя отчитывал нас за все сразу, начиная от озоновой дыры и кончая кризисом мировой экономики, и при этом еще умудрялся чавкать. Раиса, понимающая из всего этого только одно – Данилы в квартире нет, художественно зарыдала. Парень видно, счел эти слезы за признание своей вины и стал напирать на нас еще активнее.
От всего этого театра хотелось бежать, куда глаза глядят, и я решительно сказала Раисе:
-Ну их всех, пошли отсюда!
На что она, тут же прекратив плач, деловито возразила:
-Подожди! Спроси, он, случайно, не Гизи? Данила про него много раз рассказывал, как он открыл ему глаза на природу и прочее.
Ага, она предлагает умилостивить этого крестного отца свиньи лестью! Хотя мне хотелось высказать этому типу все, что я думаю о таких, как он, ради Раисы пришлось состроить подобострастную мину. Правда, на успех я особо не надеялась. Но я оказалась не права. Не то поддавшись лести, не то не вынеся, что из Раисиной груди опять раздались органные вздохи, а по лицу полились слезы, парень самодовольно подтвердил:
-Да, я для него много сделал!
Потом, почесав в голове, сообщил, как нечто сокровенное:
-Вообще-то он может к Лале съехал…
-Кто это такая? Как ее найти?
-Разве по телефону. Подождите!
И он, шаркая ногами, удалился. Мы остались стоять посреди коридора.
-Да уж, квартирка, - сказала я Раисе. – Даже сесть не предложил! Просто какие-то стерильные людоеды, и ничего больше!
-Я поэтому и не хотела одна идти, - призналась она между двумя всхлипами. – Раскукарекались тоже, ироды! Видишь ли, русские животных не любят! Да я с такой вот любительницей животных несколько лет в одной коммунальной квартире промучилась!
Пока мы стояли в коридоре, ожидая Гизи, она все с такими же всхлипами рассказала мне свою историю.
На заре их совместной жизни с покойным Рудольфом Петровичем они получили комнату в коммуналке, где жили еще три семьи. Поначалу им показалось, что самыми неприятными будут деклассированные супруги Тимофеевы, что обитали в соседней комнате и беспокоили всех постоянными пьянками и ночными скандалами.
Но самой невыносимой жительницей квартиры на поверку оказалась интеллигентная и милая старушка Алиса Густавовна, бывшая преподавательница техникума. Она донимала всех не какими-нибудь пьяными дебошами по ночам или мелочными склоками на кухне, а своей любовью к кошкам. Этих кошек у нее было добрых два десятка и держала она их всех в своей комнате, не выпуская в общий коридор. Ее любовь зашла так далеко, что она кормила их из сервизных тарелок.
Но вот мыть посуду и вообще прибирать эта любительница природы не любила. Тем более что ее вторым, после кошек, хобби было чтение. И поэтому на столе в ее комнате неделями высились горы грязной посуды, кое-как прикрытые газетками, а в углах - кучки кое-чего, куда более пахучего, дожидаясь, когда старуха отложит книжку, с которой она обычно лежала на диване в окружении кошек, и соберется навести порядок. Вонь в комнате стояла такая, что непривычный человек вряд мог долго вынести без противогаза. Покойный Рудольф Петрович, бедняга, был иногда насильственно вынужден окунаться в эту атмосферу любви к животным, когда Алиса Густавовна звала его вкрутить лампочку в люстре взамен перегоревшей. Наверное, даже мухи не выносили этого воздуха, потому что то и дело норовили вырваться из старухиной комнаты, чтобы глотнуть свежего воздуха в коридоре.
Поэтому к старухе никто и никогда не ходил - ни родственники, ни знакомые. Соседи и вообще ненавидели ее, как чуму. И, если для усмирения супругов-алкоголиков можно было вызвать милицию, то с этой любительницей животных никакая милиция ничего поделать не могла. Так что и в России встречается неуемная любовь к природе и безмерная терпимость к иным моральным уродам, закончила Раиса.
Наконец опять появился Гизи. Судя по тому, сколько времени он искал этот клочок бумаги с номером телефона, в комнате у него был такой же порядок, как и в голове.
-Да, и еще одна просьба, – молвил он. - Тут я Лале книжку должен отдать, она мне уже сто раз звонила. Так что передайте ей, раз уж все равно к ней собираетесь!
И он подал нам какой-то пакет, заставляя меня заподозрить, что телефона Лалы мы бы никогда не получили, не случись у этого завзятого альтруиста потребности отдать занятую книгу.
-Он Вам ничего не должен? – осторожно спросила я, поддаваясь толканию в бок со стороны Раисы.
-Должен! Кучу сил и времени, что я на него истратил! – ответил он возмущенно. – Их ни за какие деньги не купишь!
И закончил, указывая нам на дверь:
-Если он уехал домой, то правильно сделал! Я с самого начала говорил ему – лучше езжай домой, там демократию и экологическое движение поддерживай! С этим пока в России плохо!
-В России не только с этим плохо, - сказала я уже, выходя.
Когда мы вышли на улицу, Раиса беспомощно посмотрела на бумажку с телефоном, а потом на меня и зарыдала, как на похоронах, с подвываниями и органными вздохами. Не женщина, а просто моральный инвалид какой-то, подумала я. А может быть, она понимает, что пять минут прикинешься дурачком – сэкономишь себе день работы?
Впрочем, звонить пришлось все равно, только с ее домашнего телефона. Мне ответила какая-то девушка:
- Кто Вы такие и зачем она Вам? – услышала я вместо ответа на свой вопрос.
Пришлось объяснить, кто дал нам номер и сказать про книжку, которую нас просили вернуть.
-Это не Лалина, а моя книга! Просто мы живем вместе! Опять этот Гизи все путает!
Я подумала, что он не настолько путает, насколько хорошо понимает, как из такой путаницы извлечь для себя выгоду, но не стала возражать. Потом я спросила – не знакома ли она с Данилой, и, если знакома, то не знает ли, где он сейчас.
-Вот принесете книгу, все и узнаете, - услышала я в ответ. – Запишите адрес! Мне удобно только с утра, вечером я занята!
Деловые люди, сказала я про себя, кладя трубку. А потом сказала Раисе, не обращая внимание на опять включившиеся слезы:
-Придется тебе сходить без меня по этому адресу! Мне завтра на работу. Как-нибудь объяснишься!
Я не очень была уверена в успехе ее миссии. Но того, что с ней случилось назавтра, я представить себе не могла.