Гл. 5 Гнуснее шантажа

Ольга Аллеман
А именно в тот самый день, когда Раиса зашла ко мне и спросила:

-Не заглянешь ко мне? Сегодня три года, как Рудольф Петрович умер, хочу вот его помянуть. Я холодец сделала, пирожки опять же с капустой...

Поскольку у меня в холодильнике было довольно скучно, то я не отказалась составить ей компанию, хотя прекрасно отдавала себе отчет, что меня в очередной раз будут бодать до полусмерти воспоминаниями о дорогом покойнике. Но хороший обед тоже чего-то стоит. И наверняка она меня больше не станет донимать своим Данилой. Мне казалась, эпопея с его женитьбой как будто кончилась. Но скоро выяснилось, что я жестоко ошибалась.

Еда была как всегда, вкусная. А вот Раисины воспоминания о дорогом покойнике оказались на удивление краткими. В двух-трех словах вспомнив, как она была с ним счастлива, Раиса перешла к теме одиночества как такового, общей для нас. Она художественно описала, как себя чувствуешь, когда ты дома, но тебе никто не звонит по телефону, а в почтовом ящике каждый день только реклама и счета. И если звонят в дверь, то это либо какие-нибудь сектанты явились навязать тебе свой дорогостоящий рай, либо представители Охраны животных пришли клянчить на очередной приют для брошенных собак. А то и вовсе воры, что присматриваются к квартире одинокой беспомощной женщины.

Я не возражала. Что там спорить, одиночество – дело примерно такое же приятное, как герпес. Жизни не угрожает, но существенно ухудшает ее качество. Человек – стадное животное и для одиночества не создан. Не удивительно, что в древности восхищались библейскими и буддистскими отшельниками, что по доброй воле отправлялись искать в отдаленных от цивилизации местах бога и истину.

Потом Раиса неожиданно призналась, что уже много раз подумывала о самоубийстве. Одиночество, кажется, доведет скоро ее до сумасшествия. Она и вообще постоянно в подавленном состоянии - депрессия, внезапные приступы паники, непонятные страхи и так далее. Просто хоть к психиатру иди!

Мне было ее жалко. В отличие от нее, я никогда замужем и не была, так что не столь остро страдала от этого самого одиночества. Тем более что оно теперь стало естественным состоянием большей половины населения Германии. Но я ей не возражала, а удобно пристроившись в кресле, даже начала придремывать, делая вид, что слушаю.

Из приятной полудремы меня вырвали Раисины слова:

-Ты ведь никого тоже себе пока не нашла? Тут кого толкового разыскать – целое дело!

Она смотрела на меня точно таким же сострадательным взглядом, как моя покойная бабушка. Мол тебя, Любочка, красотой бог немного обделил, так что прямая твоя участь – о родителях заботится. Так всегда было: красивым – замуж, некрасивым – нести свой крест. И вообще, не всем же счастье в жизни вроде мужа и деток! Бабушка не стеснялась говорить прямо, что думает, как и все простые люди. Не для того, чтобы обидеть меня, а чтобы у меня никаких сомнений и иллюзий не возникало. У меня и не возникало. Правда, представления о красоте были у моей бабули своеобразные. Красавица должна иметь косу с руку толщиной, щеки помидорами, и телеса как у купчих на картинах Кустодиева.

Видя, что я не совсем соображаю, о чем речь, Раиса уточнила:

-Я мужчин в виду имела! Русских днем с огнем не сыскать, а немцы жениться не хотят!

Мне стало смешно. Не от ее незатейливости, а оттого, что два единственных серьезных соискателя моей руки были именно немцы…

Первым был некто Ади, мой коллега по курсам в арбайтсамте, на которых нас ничему полезному не учили. Разве как в условиях жестокой безработицы найти работу, которой нет. В том числе и по моей специальности учителя русского языка и литературы. Этот Ади сразу обратил на себя внимание публики не столько внешностью – красавец он был еще тот, среднего роста и изрядно лысый, а тем, что на третий же день рассказал всем о своем замечательном прошлом. Во времена ГДР он пытался бежать от проклятого коммунистического режима и прочих товарных дефицитов на Запад. За что был арестован и даже четыре года сидел в знаменитой тюрьме в Бауцене, где держали политзаключенных. Но когда случилось объединение и уже никуда не надо было бежать, потому что теперь бананы и капитализм были везде, он вдруг обнаружил, что долгожданные демократия и рынок принесли лично ему только одно, а именно - потерю рабочего места и видов на будущее. И он приземлился там же, где и мы – в арбайтсамте.

Не могу сказать, чтобы он был мне слишком симпатичен, но разговоры с ним помогали улучшать мой немецкий и получше узнать местные нравы. Социальные контакты с личным оттенком на безрыбье, так сказать. Тем более что в целом немцы не слишком-то проявляют к тебе внимание, разве им что-то от тебя нужно. А этот Ади как будто совершенно бескорыстно несколько раз приглашал меня в кафе, в кино и просто погулять. Он произвел на меня впечатление вполне интеллигентного человека. К тому же не проявлял слишком назойливого интереса к моему нижнему белью, а все больше вел разговоры о демократии, перестройке, своей симпатии к России, и так далее.

 Уже почти в конце курсов он пригласил меня в кафе и с самым торжественным видом завел разговор о том, что собирается начать собственное дело. Блестящие перспективы, он уже советовался с одним консультантом, но без моего содействия никак ему не справиться. Он уже хорошо познакомился со мной и я вполне достойна того, чтобы предложить мне рабочее место в своей будущей фирме.

Тут в моей голове не столько заиграли радостные марши, сколько зажегся красный свет и загудела сирена. Потому что на тех же курсах нас только что предупреждали: если тебе настоятельно предлагают работу, и особенно очень милые люди, обещая златые горы и реки, полные вина, то непременно жди подвоха. При нынешней безработице работу не подносят на пресловутом блюдечке с голубой каемочкой. За ней гоняются долго и упорно, с высунутым языком и готовностью пойти на любые уступки работодателю. Претворяя в жизнь эти уроки, я осторожно осведомилась: а что за гешефт он затеял?

Оказалось, что он собирается при моем сотрудничестве открыть посредническую агентуру. В Восточной Европе много молодых людей, как женщин, так и мужчин, что ищут работу. Крах коммунизма – ужасное дело, сломанные судьбы, безработица, и так далее. Людям нужно помочь. Он, как диссидент всегда был, есть и будет думать о гуманитарном аспекте своих действий. Это были такие красивые фразы, что мне захотелось их записать, чтобы выучить наизусть. Тогда я еще, как гоголевский Петрушка, читала по-немецки все подряд и старалась выучить как можно больше интересных фраз. 

Далее Ади сообщил, что я могу быть ему очень полезна со своим русским языком и знанием местной действительности. Естественно, что я поинтересовалась, в какой отрасли он собирается работать. И услышала в ответ:

-Я все искал интересную бизнес-идею, а тут на днях в магазине мне попалась под руку одна совершенно дивная программа. Она и подсказала мне, чем заняться.

 С этими словами он подал мне пакет с компьютерной программой, разработанной специалистами. «Секс-услуги – это одна из самых важных отраслей сферы обслуживания в наше время! - стояло на яркой обложке. –Успех в экономике может быть только у того, кто грамотно берется за дело! Мы поможем Вам организовать и грамотно вести бордель!».

Вот такая интимно-услужливая экономика… И я должна была помогать ему снабжать эти заведения свежей рабочей силой. А мне он показался интеллигентным человеком! Очень вежливо, но решительно я постаралась охладить его амбиции. Мол, я не рождена для коммерции, да мы к тому же так мало знакомы и все такое. Видя мое нежелание сотрудничать, он пошел дальше и сообщил, что он сделал это предложение не первой попавшейся русской, а именно мне, потому что я ему чрезвычайно симпатична во всех отношениях. Настолько, что он даже готов жениться. Он уже был когда-то женат, но это все в далеком прошлом, несущественный для настоящего отрезок жизни.

Они тут так и живут – отрезками. Год с одной, два с другой, потом с третьей, пятой, десятой. С каждой ничего такого серьезного, не дай бог, чтобы не закабалить себя на всю жизнь, никаких детей или взаимных обязанностей! Каждый мужчина должен иметь простор для самовыражения и роста личности, хотя бы и за счет тех женщин, что он привык всю жизнь эксплуатировать. Самое смешное, что Ади так и понял, отчего это я ему отказала, и счел меня за непроходимую дуру, что не понимает своего счастья.

Второе предложение было еще забавнее. Его сделал старичок в той самой благотворительной миссии «Народной солидарности», где я встретила «Голубую Мамашу», «Собачьих Теток», «Антиквара» и прочих люмпен-пролетариев. Самое смешное, что я до сих пор не знаю его настоящего имени. Все называли его «Бессмертный дед». Крохотный и тощий до невозможности, на тонких трясущихся ножках, он передвигался как лист, что несло ветром. Смотреть на него было больно. На серовато-желтоватом лице тряслись синенькие от сердечной недостаточности губки, а в красненьких воспаленных глазках стояло беспросветно-несчастное выражение. Он приходил в миссию каждый день, не столько за едой, сколько для того, чтобы пообщаться. Чтобы там не писали, две самые распространенные болезни в Германии - старость и одиночество, а вовсе не ожирение или диабет.

Началось наше знакомство с того, что я спросила его – почему это он за накрытым столом не прикасается ни к пирогам, ни к кофе? Может быть, ему принести молока? Бульона? А в ответ услышала, что он и вообще ест крайне редко. Еда – просто дурная привычка. Тем более что наше питание никуда не годится, от него инсульты, инфаркты, диабет, ожирение  и прочие болезни. Не говоря уже о том, что сам процесс еды – это сплошной расход энергии. Тело может получить все, что ему нужно, из воды и воздуха. Он, кстати, почти не спит. Поэтому он будет жить двести лет или вообще вечно.

В ответ на мой недоуменный взгляд он поведал, что умирает только тот, кто верит в смерть. А он в нее не верит, потому что точно знает - человек на самом деле бессмертен. Вера в то, что ты умрешь – это психическая болезнь вроде шизофрении. Так считают приверженцы одного совершенно нового учения, что возникло в Америке. Если ты вылечишься от веры в смерть, то твое тело будет производить новые клетки и обновлять себя. Тот, кто умирает, виноват в этом сам.

А как же куры, кролики, слоны, тигры и прочие как дикие, так и домашние животные, хотелось мне спросить старичка. Или они тоже жертвы веры в смерть? Но я не стала спорить с ним. Во-первых, было его жалко, а потом, хотя у него явно были не все дома, в целом дед был милый. Всегда рвался помочь уносить грязную посуду, и ко всем обращался на «Вы», даже самым молодым, а меня ласково называл «деточка».

 Однажды он подошел и пролепетал, застенчиво подняв на меня свои мутные глазки без ресниц:

-Деточка, Вы мне так симпатичны! Я хочу Вам сделать одно предложение: не согласитесь ли Вы выйти за меня замуж?

Наверное, по моему лицу он понял, что я думаю о состоянии его психики. Поэтому поторопился сказать, что очень хочет помочь мне. Полагая, что я тут на птичьих правах, как и все эти несчастные беженцы, он решил сделать для меня доброе дело. Брак с ним даст мне право тут остаться навсегда. А для начала он готов финансировать мне путешествие в Америку. У него отложены для этой цели деньги.

-А почему именно в Америку? – спросила я, удивившись не столько предложению руки и сердца, сколько намерению отправиться за океан.

-Разве я не говорил? Там находится центр движения бессмертных, - ответил он и стал рассказывать о том, как мечтает отправиться к своим единомышленникам, потому что тут чувствует себя одиноко. Немцы – ужасные скептики и отчего-то не верят в бессмертие. Но он боится лететь один, ему нужно сопровождение. Тут я все поняла, но не стала прямо отказывать, а сказала, что подумаю. Вид у деда был очень уж жалостный.

 А потом он исчез. Оказалось, что так и не доехал до своих единомышленников и умер. Наверное, недостаточно верил в бессмертие, прокомментировали наши завсегдатаи эту весть.

Но это были истории, которые при случае еще можно рассказать в компании. А вот об одном уроженце арабской Африки по имени Ахмед, и паре его друзей, что время от времени удостаивали нас своим присутствием, рассказывать в компании я бы не стала. Этот Ахмед был довольно пожилой, но полный достоинства тип, на вид почти библейский патриарх. Он с аппетитом пил дармовой кофе и жаловался на недостаточное внимание властей к проблемам мусульманской религии в целом и беженцев из стран арабского Востока в частности.

 Я ему очень сочувствовала, пока он не сделал мне прямым текстом вполне однозначное предложение, совсем не приличествующее его почтенному виду. Никаких авансов по поводу руки и сердца, а с ходу в койку, так сказать. И какими глазами он при этом смотрел! Если бы нам строго-настрого не было велено со всеми, кто приходит, обходиться дружелюбно, я бы выдала ему по физиономии.

Помнится, в ответ на мое возмущение одна из сотрудниц сказала:

-А они всех, кто без платков ходит, проститутками считают. Но я уже ничему не удивляюсь! Напустили полную страну паразитов, мало своих! И теперь эти дармоеды жалуются - им тут плохо, их немцы не любят! А за что их любить, скажите? Им на самом деле только одно и нужно – чтобы наркотиками дали свободно торговать и в придачу социальную помощь платили! А сами всех, кто не родился в исламе, и людьми не считают и работать не хотят! Считают это ниже своего достоинства. Зато весь подпольный бизнес в их руках, а политики на это и внимания не обращают. Так Германия быстро в Африку превратится!

Выслушав про Ади и бессмертного старичка, Раиса сказала с осуждением:

-Да уж, эти немцы, только и норовят, что тобой попользоваться! Я поэтому с ними ничего общего и не хочу иметь. И для Данилы не желаю какой-нибудь немецкой лахудры! Но с тех пор ты никого не нашла?

-Да я и не искала, честно сказать…

К чему объяснять ей, что человеку, которому приходится зарабатывать себе на жизнь, нынче просто необходимо быть одиноким? Он должен быть в любой момент готовым к смене места работы, жилья, друзей и знакомых, не говоря уже о таких мелочах, как мировоззрение или манера одеваться. Дети и супруг только страдают от переездов или мешают карьере. Зарабатывающая на себя женщина отнюдь не нуждается в ленивом и неряшливом существе под боком, и в свете нынешнего состояния общественной нравственности и прогресса медицины ей вполне доступен секс без неприятно-судьбоносных последствий в виде детей или СПИДа. Кстати, большинству женщин и то, и другое, не так уж и позарез нужно, вопреки распространенным легендам. Эти легенды придумали мужчины, чтобы легче получать от женщин требуемое. Просто многим женщинам приходилось платить своим телом за чуточку внимания и возможность на время избавиться от одиночества, но эти времена скоро пройдут.

Им на смену придет новый матриархат, причем мужчины сами приблизили его наступление, придумав противозачаточные пилюли. С помощью химии они не только освободили себя от ответственности за будущего ребенка и сделали женщину доступной в любое время, но и вырыли яму самим себе как сильному полу. Теперь в  окружающей среде, и особенно в воде, стало столько гормона эстрогена, главной составляющей этих пилюль, что мужчины постепенно делаются бесполыми. Их не только все меньше интересуют женщины, но и как производителей потомства их скоро можно будет списать со счетов...

Я молчала, а Раиса продолжила:

-Любочка, на тебя моя последняя надежда! Я все думала, думала, и поняла – только ты можешь помочь! Тем более что ты на это даже намекнула!

-Как намекнула? На что?

-В прошлый раз, помнишь? Ты же сама про то, чтобы поискать среди знакомых, сказала! Почему бы тебе не выйти замуж за Данилу?

Раиса с смотрела на меня со слезами на глазах. В первый момент я опешила, а потом мне стало смешно. Интересно, знает ли Данила об этой затее тетки, или она все это дело за его спиной устраивает? Что же, она собирается поставить его в известность только накануне заключения брака, как в старые времена? Мне казалось, что я присутствую при исполнении известной гоголевской пьесы, поставленной современным автором. Я размышляла, как бы повежливее послать ее подальше, а Раиса, приняв мое молчание за согласие, полностью вошла в роль свахи. Она все говорила и говорила: о том, что постоянно видит во сне покойного брата, и он просит не оставить Данилу. О том, что наш долг, как русских, помочь соотечественникам в трудную минуту. Ну, и о том, что эта помощь мне ничего не будет стоить.

На этом месте пришлось ее остановить:

-Фиктивный брак, между прочим, наказуемое законом дело!

-Кто узнает, если ты никому не скажешь? – перебила она.

-Ну, такие вещи не скроешь, по крайней мере, от родных! Как они на меня после этого посмотрят? Да я и не знаю его совсем, всего пару раз и видела!

-Я же о нем тебе столько рассказывала! – возмутилась Раиса. – Он не хулиган какой, а порядочный человек! И образованный!

-Чтобы получить право на постоянное жительство, нужно прожить минимум пять лет в браке. Для получения немецкого гражданства же нужно не меньше восьми лет, и то еще вопрос – получишь или нет!

-Ах, время летит быстро, просто не успеешь оглянуться!

Надеясь привести ее в чувство, я привела самый главный аргумент:

-А на какие деньги он будет тут жить, позволь спросить, раз уже ты меня ему в жены наметила?

-Это не должно тебя волновать! И вообще, он тебя не объест!

Это «не объест» меня и доконало. При чем тут «объест» или «не объест»! Разве об этом речь? Пришлось прибегнуть к недозволенным методам:

-Ты не подумала о том, что развестись в Германии – целое дело, и стоит изрядных денег, даже если нет детей?

-Мы все заплатим! – заявила Раиса, ее пухлая физиономия покраснела, и из глаз потекли слезы.

Она зарыдала, да так, как должно быть, не рыдала на похоронах супруга.

Именно в тот момент мне стало четко понятно, что означает выражение «гримасы истории». Это когда человеку предлагают по дружбе сделать то, что наказуемо законом и противоречит его совести. А его отказ сочтут оскорблением и полным нежеланием войти в положение. Точно также, как в девяносто первом в разваленном Союзе поняла, что такое «кризис материальной культуры», о котором пишут в учебниках. Это когда в магазинах только прилавок и продавец, а товары отсутствуют. Поэтому, наверное, я не возражала против того, что мои родители решили переехать. Мне тогда было двадцать три и я как раз закончила институт…

Помню мое первое впечатление от Германии – совсем другой свет и цвет. Как будто из темной комнаты с грязными окнами вышла на улицу. После ноябрьской слякоти, темноты и тоски – светлое голубое небо, почти мартовское солнце и хорошее настроение. Как красивая картинка за чистейшим стеклом, что радует глаз и утешает душу. Правда, потом оказалось, что стекло хоть и прозрачное, но абсолютно непроницаемое для тебя – ты живешь, как в аквариуме, они там говорят что-то, а ты не понимаешь. Выбраться из аквариума я смогла только когда чужой язык стал мне более или менее понятен.

То же самое и с улыбками. Вначале было очень приятно, когда люди на улице или в магазине тебе улыбаются. А потом я поняла – за этим ничего нет, кроме привычки. Часто за улыбкой стоит обычное стремление попользоваться за твой счет. Зевать в таких условиях нельзя, съедят! Впрочем, похоже не только немцы умели пользоваться слабостями других, Раиса это тоже неплохо усвоила, хотя прочие достижения немецкой культуры пока для нее тайна за семью печатями.

Когда стало понятно, что ее ничем не разубедишь, пришлось прибегнуть к самому последнему и убойному аргументу:

-Чтобы ты знала, оставшийся без средств разведенный супруг по немецким законам имеет право на содержание.

-Как? – удивилась Раиса.

В порядке ликвидации ее правовой безграмотности пришлось объяснять, что после развода тот из супругов, кто имеет доходы, обязан содержать того, кто их не имеет. И дающей стороной в этом случае не всегда оказывается мужчина.

Раиса очень удивилась, а я, пока она не успела опомниться, поспешила встать от стола и скрыться в своей квартире. Хотелось надеяться, что она больше не станет поднимать эту тему. Но через несколько дней она опять предприняла попытку, которую я отразила уже более жестко. Больше всего меня раздражало, что ее дорогой Данила сам даже и не утруждал себя, а все делал через тетку. И если бы он и в самом деле хотел тут остаться, то мог бы прийти и лично поговорить со мной. В конце концов Раиса поняла, что лучше не настаивать.

Я было решила, что Данилин «дранг нах вестен» закончился примерно также, как в свое время «дранг нах остен». Но скоро поняла, что ошибалась.