Нельзя сказать, что жить в Германии очень уж опасно. Все-таки не какая-нибудь Руанда или там Афганистан. Зато регулярно случаются всякие неожиданности того же сорта, что игрушки-сюрпризы, радость шутников-переростков. Закуришь сигаретку – а она вдруг взорвется, напугав до полусмерти. Или сядешь на стул, и неожиданно неприличный звук раздастся, и тебе становится неудобно до слез. А то из вполне приличной на вид подарочной коробочки что-нибудь такое страшное выскочит, вроде вполне натурального на вид мохнатого паука размером с ладонь.
Так что пора бы и разучиться удивляться, и все равно то и дело жизнь преподносит сюрпризы…
******
В тот день меня разбудил наглый длинный звонок в дверь. Не глядя напялив халат и сунув ноги в тапки, я пошлепала в коридор, гадая - кто бы это мог быть такую рань? Продавцы пылесосов, свидетели Иеговы или очередные попрошайки на благое дело, но в конечном итоге в свой карман?
-«Москва Инкассо» Вас беспокоит, фрау Майер, - послышался через дверь мужской голос. - Тут у нас заказное письмо для Вашей соседки Раисы Козлик, но ее нет дома. Вы не примете?
Почему бы и нет, мало ли что очень важное, подумала я, и, даже не взглянув в глазок, распахнула дверь. То, что нарисовалось в следующий момент, очень смахивало на тот самый сюрприз из коробочки. Но еще больше это было похоже на один к одному перенесенный в жизнь кадр из плохого детектива о русской мафии.
Всю лестничную площадку загромождали три парня в габаритах пресловутого славянского шкафа. Обтянутые черной кожей плечи того, кто был ближе всех, показались мне куда шире дверного проема. Чем-то он смахивал на Чингиз Хана - не то смоляной косой почти до пояса, не то и бесстрастной косоглазой рожей, щедро побитой синеватыми рубцами от угрей.
Второй, абсолютно лысый, что-то непрерывно жевал челюстями, которым позавидовал бы самый кусливый Щелкунчик. Во рту у него поблескивал золотой зуб, а в глазах стояла наглая и презрительная насмешка не то над моим оторопелым видом, не то над тем, что я в спешке, не заметив, одела халат наизнанку.
Третий и вовсе выглядел как типичный киношный мафиози: черные очки и зачесанные назад светлые волосы, открывавших большой шрам на лбу прямо над переносицей. И еще у него, кажется, были усы.
Когда я жила в России, то мне казалось, что Германия – довольно безопасная страна. Чистенькие домики, гигиенические сортиры, разговоры о философии и прочие внешние признаки цивилизации. Но при ближайшем рассмотрении обнаружилось, что это вовсе не так. Средства массовой информации постоянно сообщают то о каннибале-любителе, что съел своего приятеля, то о сексуальном маньяке, который после успешного курса психотерапии, убил еще несколько детей, то о муже, что в порыве недовольства жизнью перестрелял всю семью.
После этого становится ясно, что вокруг кишмя кишат грабители и насильники, разбойники и брачные аферисты, воры и садисты, словом, злыдни и изверги всех сортов. А все эти красивые занавесочки, аккуратные палисаднички и культурные разговоры – просто декорации, что установили преступники для приманки наивных жертв.
Конечно, не стоит принимать все эти страсти всерьез, тем более, что нынче для журналистов нет ничего милее самых жутких новостей. Любой осторожный человек старается соблюдать основные правила личной безопасности и знает, что не стоит нарываться на неприятности, толкаясь в злачных кабаках, темных углах и подозрительных переулках. Я тоже всегда сторонюсь таких мест нашего большого, но безнадежно провинциального города в Восточной Германии. Но что толку? Типы, что мать родную прирежут и не задумаются, сейчас явились прямо ко мне домой!
Тут кого хочешь затрясет, а уж тем более такую трусиху, как я. В голове вдруг возникла убого-киношная мысль – жаль, что моя жизнь кончится так бесславно! Ведь взять в моей квартире, собственно, нечего, поэтому они должны, по логике вещей, прирезать меня от злости. А может, они похитят меня, чтобы засунуть в какой-нибудь подпольный бордель, как об этом показывают все по тому же телевизору?
Но, вопреки моим ожиданиям, «Чингиз-Хан» обратился ко мне вполне вежливо и даже по-немецки, хотя с изрядным русским акцентом:
-Благодарю. Мы к фрау Козлик. Вы не в курсе, она никуда не уехала?
-Нет, насколько мне известно, - пролепетала я дрожащими губами, дивясь как такой обходительности, так и тому, что он говорит по-немецки.
-Мы будем очень признательны, если Вы передадите ей, - произнес он, протягивая мне официального вида конверт. - Это требование возвратить взятые в долг деньги. Распишитесь, пожалуйста!
Я уже рассмотрела, что азиатско-угрожающий вид ему придают не столько глаза, сколько широкие скулы и расплющенный нос боксера, а также эта самая коса и очень темный загар.
В следующий момент послышался скрип и дверь в квартире напротив открылась ровно в ширину цепочки. Ага, это соседка на площадке, немка с вполне славянской фамилией Богач, уже заступила на боевой пост. Я дала ей кличку «Команда СС», причем буквы «СС» при вполне выразительном первом слове означали не то, что вы бы подумали, а «склочница и сплетница».
После того, как я расписалась на вполне официального вида бланке, «Чингиз –Хан» сказал вежливо, но категорично:
-Кредиторы ожидают выплаты долга в самое скорое время. Иначе они будут вынуждены действовать другими способами!
По ухмылкам на рожах тех, кто стоял за его спиной, было ясно, что в числе этих способов может быть приложенный к разным частям тела раскаленный утюг. Я так испугалась, что даже не сообразила спросить, кому же Раиса должна. Да и какая разница? Главное – у нее требуют долг обратно через эту бандитскую фирму и грозят самыми страшными последствиями, если она не отдаст.
Захлопнув за страшными посетителями дверь, я дала себе слово никому и никогда больше не открывать, не посмотрев в «глазок». Кстати, все двери у нас картонные, пни ногой – и пробьешь сквозную дыру. Но наш дом - отнюдь не лакомая приманка для домушников. Это обычный панельный блок еще из времен социализма, населенный людьми с более чем ограниченными средствами, и на особые двери у большинства попросту нет денег.
А если эти типы и в самом деле преступники? Ведь на нашей площадке живут три одинокие женщины, к тому же две из них – иностранки. То есть для среднего немца, глубоко уверенного в превосходстве арийской нации, существа третьего сорта, отданная на отстрел вольному охотнику дичь. И та же Команда СС не подумает за нас вступиться, зато потом даст исчерпывающие свидетельские показания в полиции.
Только после знакомства с ней мне стало понятно, откуда в немецкой мифологии возник тип воинственной девы-валькирии. Команда СС была готова воевать с каждым не за пресловутое золото Рейна или собственную честь, а даже за то, что он не помыл пол в подъезде. Собственно, этот несчастный пол и был той самой почвой, на которой она посеяла и вырастила свою вражду ко мне.
Сразу после того, как я въехала в дом, она, даже не подумав объяснить мне по-человечески порядок мытья лестницы, с ходу нажаловалась на русскую неряху хозяевам дома – мол, она вовремя не моет. И те, не утруждая себя разбирательствами, тут же вывесили на доске объявлений строгое предупреждение в мой адрес в самом унизительном для меня тоне. После этого я в очередной раз поняла - в Германии таким, как я, не спустят ничего. В России мы были немцы, тут стали русскими. И целые рати таких, как Команда СС готовы охранять свою страну от паршивых иностранцев.
Самое смешное, что по паспортам мы с Раисой были вполне немки, как и наша сверхбдительная соседка по площадке. Только мы родились и выросли в России, а она всю жизнь провела в той части Германии, что сорок лет называлась Германской Демократической республикой. Современная Германия, как ни странно, не знает понятия «национальность», в паспортах ее граждан стоит только государственная принадлежность – «deutsch». А кем на самом деле является обладатель этого самого паспорта, совершенно все равно, хоть марсианином. Главное – Германия признала за ним право проживать на своей земле.
Таким образом немцами являются и дети турков, что тут родились и получили немецкое гражданство, и беженцы из Боснии, и негры откуда-нибудь из Сомали. Я тоже, потому что мои предки были немцы. И совершенно русская женщина Раиса, которая давным-давно вышла замуж за русского немца.
В следующий момент Команда СС, узрев освободившееся поле боя, вынесла на площадку свои метр восемьдесят пять роста и пятьдесят шестой размер всего остального. Полосы на ее растянутых «адидасовских» штанах при такой осанке смотрелись как генеральские лампасы, а на плечах явно не хватало погон, хотя эти плечи были обтянуты изрядно несвежей пестрой кофтой. Окинув поле сражения орлиным взором полководца, Команда СС произнесла, даже не взглянув в мою сторону:
- Какого черта эти русские сюда приехали? От них вечно одни неприятности!
Тон был, как всегда, угрожающий, манера говорить – начальственная с назидательным оттенком, а взгляд – презрительно-уверенный.
В другой раз я бы огрызнулась, но сегодня не хотелось вступать в дискуссии с этой защитницей национальных интересов а масштабах отдельно взятого подъезда. Меня куда больше занимал вопрос, что там такое произошло у Раисы и почему у нее образовался довольно солидный по моим понятиям, долг. Все, что я знала о ней, не давало основания предполагать ничего криминального.
Раиса вот уже три года как овдовела. Ее покойный муж Рудольф Петрович Козлик, или, как тут пишут, Косслик, был из тех самых поволжских немцев, чьи предки когда-то переселились в Россию в поисках лучшей жизни. Раиса въехала в наш дом уже после его кончины, так что я его не знала. Но зато много слышала - и о том, что он был за чудный человек, непритязательный, скромный, заботливый, и о том, как от тяжелой работы на химическом заводе в Казани у него начался рак почек. Так как та Родина, которой он отдал все свое здоровье, не хотела его лечить, он решил вернуться туда, откуда приехали его предки. Раньше иметь две Родины было опасно для здоровья, а вот после перестройки это оказалось даже удобно.
Когда-то еще при кайзере был принят закон, по которому Германия принимала назад всех немцев, где бы они не родились. Начиная с семидесятых годов сюда хлынули толпой русские люди немецкой национальности. Особенно много их стало после перестройки. Не от притеснений по национальному признаку уезжали, заметьте, а от нищеты, беспорядка, преступности и плохого здоровья. А также потому, что в то время никто, даже сами русские, не верили в будущее России.
Пока у Раисиного супруга тянулось дело с оформлением документов, болезнь брала свое. К моменту возвращения на родину предков он уже был совсем плох. Несмотря на все достижения немецкой медицины по части лечения рака и Раисин самоотверженный уход, он вскорости умер.
Уж не для лечения ли супруга она занимала деньги в свое время, пришло мне вдруг голову. Нет, вряд ли, Германия – социальное государство и оплачивает все возможные способы лечения не только больным, но и совершенно здоровым. Например, переделку пола тем, кто страдает от того, что родился не в той ипостаси, о которой он мечтает. Об этом регулярно пишут в газетах, хваля как таланты врачей, так и решимость пациентов.
Так для чего же ей нужны были деньги? Может, тут виной знойные страсти на старости лет? Какой-нибудь закруживший комплиментами ее бедную совковую голову брачный аферист? Эта отдающая нафталином мыслишка вызвала у меня даже усмешку. С подобными вещами Раиса имела примерно столько же общего, сколько крокодил с космической ракетой.
Таково уж большинство русских женщин ее поколения. Они выросли на русской классике и «Моральном кодексе строителя коммунизма»,во времена, когда феминизма в и в заводе не было. Зато имелось простое женское равноправие. Потому Раисе и в голову не могли прийти мысли о войне полов, и что все мужики - козлы подлые и вонючие. Мужчин Раиса очень уважала и рассматривала не как объект знойной страсти или головокружительной эротики, а как вверенное ее заботам дорогое существо. Само собой, только в окольцованном виде, сожительства без официальной печати в паспорте, или «дикого» брака, как именуют такой союз немцы, она не признавала. Но уж если мужчина дал себя окольцевать, то все для него, причем с самой полной отдачей. В первую очередь, конечно, чистая рубашка, вкусные щи и мягкая постель. А секс и эротика, на которой столько внимания сосредоточили нынче средства массовой информации, скорее по старинке. Как-нибудь образуется, притрется, стерпится-слюбится, и вообще, не стоит повторять ошибок Фрейда и преувеличивать значение секса в жизни нормальных людей. К тому же Раиса была на добрых двадцать лет старше меня.
Про страсть к игре уж и вовсе говорить не приходится. Где и с кем было ей играть? И во что? Кажется, она и играть-то умела только в шашки, даже карт я у нее дома что-то не припомню. Про такие глупости, как наркотики, неудержимая страсть к покупкам или алкоголю, даже и упоминать не стоит. Это было и вовсе не про нее. Она годами носила одни и те же вещи, и, насколько я знаю, у нее в буфете все еще стояла пара бутылок водки, с которыми не справились гости на мужниных похоронах. Ни покойный Рудольф Петрович, ни она не пили ни вина, ни даже пива, а кофе считали вредным для здоровья. Словом, не было у Раисы склонности к буржуазным порокам.
Скорее всего, случилась обычная ошибка. Хоть Германия вроде как и вполне организованная страна, но тоже порой такое происходит, что ни в сказке сказать, ни пером описать. Однажды, например, какому-то старичку, что держал свои скромные сбережения в сберкассе, нечаянно забыли перенести в сберкнижке старую сумму на новую строку, а приписали к ней новый вклад, и тем самым превратили его одним росчерком пера в миллиардера. Он обнаружил это только тогда, когда налоговое ведомство явилось требовать с него пятьдесят миллионов недоплаченных налогов. Причем фискальным властям и в голову не пришло проверить, откуда у пенсионера, что всю жизнь имел самые скромные доходы, взялись такие деньги. В результате у бедного старичка арестовали счет в банке, и даже пригрозили ему тюрьмой. Конечно, потом дело прояснилось, но нервов пожилому человеку потрепали много. Может быть, эти фискальные верхогляды даже жизнь ему на несколько лет сократили, кто знает?
*****
Едва захлопнулась внизу дверь за нежданными гостями, как послышались тяжелые шаги на лестнице. Это была Раиса. Конечно, по части веса до Команды СС ей было еще далеко, но при ее хорошем аппетите и спокойном образе жизни наберет шестидесятый размер в какие-нибудь три-четыре года.
А вот лицо у Раисы было очень приятное. Тех, у кого такие лица, пропускают в аэропортах без всякой проверки, а попутчики в поезде так и норовят поделиться с ними своими неприятностями. Мягкое, доброе, чисто русское лицо в ямочках и ореоле вконец изведенных химической завивкой волос химического рыжего цвета.
Едва поздоровавшись, она сказала с возмущением:
-Ты не поверишь, Любочка, но я тут таких типов видела – просто кошмар! Так на меня посмотрели, что у меня сразу озноб начался! Совсем как те самые бандиты, что меня в девяносто четвертом чуть не убили…
Эту историю я слышала от нее примерно столько же раз, сколько описание болезни покойного Рудольфа Петровича. В тяжкие перестроечно-перестрелочные времена им жилось неважно. Раиса, чтобы немного подзаработать к своему крохотному окладу в инвентаризационном бюро, стала торговать на улице в ларьке. Обычный набор товаров, что не портятся годами – спиртное, сигареты, шоколад, кофе, жвачка. В один прекрасный вечер, когда она кончила работать и уже запирала свой ларек, к ней подошли два страшного вида мужика и потребовали отдать выручку. Она, разумеется, отказалась и закричала, не очень, впрочем, надеясь на помощь. Тогда один из них стукнул ее как следует чем-то тяжелым по голове. Пока она валялась без сознания, грабители обслужили себя по всем правилам рыночной экономики и испарились. А хозяин ларька, вместо того, чтобы посочувствовать, потребовал заплатить за украденное и пригрозил расправой. К счастью, этого типа вскоре убили конкуренты. Раиса отделалась испугом, долгими головными болями и полным отвращением ко всему, что связано со свободным предпринимательством.
Само собой, следующей ее фразой было:
-Интересно, к кому они приходили?
-К тебе. Вот, просили передать!
-Не может быть, - искренне удивилась Раиса, беря конверт. Тут она усмотрела явно расширяющуюся щель в двери Команды СС и втянула меня за руку к себе в квартиру со словами:
-Ишь, уже на боевом посту, овчарка немецкая! Как будто от двери никогда не отходит!
Уже в коридоре, разорвав конверт, она попросила, протягивая мне полученное письмо:
-Не прочитаешь, что тут пишут, а? Ты же знаешь, что я этого их бюрократического языка не разбираю…
Чего уж там, Раиса и в простом немецком была не слишком сильна. И не слишком утруждала себя совершенствованием своих скромных знаний. В разговорах на эту тему она высказывалась примерно в таком духе:
-В моем возрасте учиться еще бесполезнее, чем худеть. Вреда для нервной системы куда больше, чем пользы от выученного. Только расстраиваешься из-за плохой памяти. Помнится, я только одно паршивое слово «гестерн»* три дня учила! А потом, ты вот, Любочка, и язык знаешь, и все остальное. И родители даже немцы, и ты уже двенадцать лет тут. А все равно они тебя за свою не считают. Так что незачем и трудиться!
Тут она была совершенно права. Наверное, именно поэтому Раиса жила хоть и в этой стране, но совершенно в другом мире. Том самом, что остался по ту сторону границы, и что каждый день показывало ей русское телевидение, которое принимала выставленная на ее балконе специальная антенна. Происходящее в Германии вызывало у нее не больше вопросов, чем, к примеру, проблемы жизни на Марсе. Ее интересовали разве цены на местные товары и состояние медицинского обслуживания. Знакомые и друзья у нее тоже были только русские.
Я взяла у нее из рук письмо. Там черным по белому было написано то же самое, что мне сказали эти мерзкие типы, и стояла сумма – десять тысяч. Услышав это, Раиса посмотрела, как будто ей прислали приглашение на тот свет. Видно, ее отравленная телеиндустрией по производству страха фантазия уже рисовала ей самые мрачные картины. Потом она едва слышно прошептала:
-Боже мой! Десять тысяч! Я ничего ни у кого не брала! Зачем? Мне вполне хватает того, что я получаю!
Да, я была права, это ошибка, сказала я себе. Ведь по принятой тут системе твои кредиторы сначала посылают вежливые требования, затем идут строгие предупреждения, и только потом берутся за должников всерьез.
И поэтому спросила:
-А раньше тебе никаких требований не присылали?
Она только беспомощно мотнула головой.
-Может, это какие-то жулики, выдумавшие новый трюк, - предположила я, рассматривая бумагу.
Все оформлено чин по чину, как оформляют официальные документы. Наверху помещался солидный гриф заведения, под ним – телефон, факс и адрес. Но это еще не доказательство, нынче можно любой адрес поставить и любую бумажку подделать так, что ни один эксперт не отличит не от настоящей, начиная с американских долларов и кончая профессорским дипломом. В Германии хватает ловкачей, что специализируются по части выуживания денег у глупых и трусливых. Присылают тебе, к примеру, платежное поручение, уже целиком заполненное, выглядит вполне солидно, как будто из твоего банка. От тебя требуется всего-навсего поставить подпись и номер своего счета. Некоторые по недосмотру и ставят. И денежки поминай как звали, но если ты пойдешь в полицию, там скажут: сам виноват, почему не досмотрел?
Но жулики такого сорта предпочитают действовать анонимно, по почте или интернету, а тут эти мордовороты явились лично. Что-то тут не так!
И я предложила Раисе:
-Почему бы тебе для начала не выяснить – а существует ли такая контора вообще? Если нет – то лучше в полицию позвонить. Если же они и в самом деле имеются, то надо выяснять, в чем дело. Может, они перепутали тебя с кем, такое порой случается.
-Позвони, пожалуйста, ты! – жалобно взмолилась Раиса, и на ее глазах показались слезы. – Я в таком состоянии ничего путного сказать не смогу!
Пришлось взяться за телефонную книгу. Телефона этой «Инкассо» там не было, зато имелся номер торгово-промышленной палаты, и я обратилась туда. И узнала, что «Инкассо» существует, но сравнительно недавно, и даже получила нужный телефон. Тот же самый, что стоял в полученной Раисой бумаге.
В «Инкассо» мне ответил женский голос с таким сильным русским акцентом, что я без сомнений перешла на родной язык. Выслушав мои претензии, голос сказал с интонацией, хорошо знакомой мне по времени застойного расцвета социализма:
-Справок не даем!
-Но она даже не знает, за что и кому она должна! – принялась уговаривать я надменный голос. – Это же полная чепуха получается – отдавать долг, которого не брал!
-Никакой ошибки. Мы не финансовое ведомство, у нас все точно. Пусть лучше она отдаст долг, пока мы не приняли соответствующих мер!
На слове «соответствующие» было сделано особое ударение.
-Неужели Вы не можете уточнить? – продолжала я униженно просить, хотя мне больше всего хотелось бросить трубку. В свое время я наслушалась столько хамства в учреждениях, а теперь вот отвыкла. Тут принято говорить вежливо, хотя иногда в этой вежливости столько издевки…
-Ну ладно, так и быть, - наконец смилостивился голос и после довольно длинной паузы сообщил:
-Тут идет вопрос о поручительстве. Та, с которой требуют долг, сама не брала ничего, но поручилась за должника. Поскольку он не в состоянии заплатить, все претензии к тому, кто поручился.
-Не может быть!
-Вы сколько лет живете здесь? И все еще не знаете, что в Германии такие законы? – в голосе было насмешливое презрение.
-А кому должен тот, за кого она поручилась?
-Мы не сообщаем имен своих клиентов посторонним. Соблюдение тайны – главное условие нашей работы! Профессиональная этика! Слыхали про такое?
Ничего себе этика, подумала я, вспоминая тех, кто принес письмо.
-А за кого хоть она поручилась?
-Вот Вы у нее и спросите, - услышала я хамский ответ, и на том конце провода раздались гудки.
Ничего не оставалось, как спросить Раису, за кого это она имела глупость поручиться.
Она смотрела на меня в еще большем оцепенении, чем я утром на этих страшных типов. Наконец до нее дошло и она прошептала:
-Откуда я знала, что все так будет? И он уверял меня – эта подпись ничего не стоит! Я была уверена, что ничего не случится! И вот тебе на!
-Кто такой он? Кого ты имеешь в виду?
-Данилушка! Если бы я знала, что все так обернется… – Она не закончила, подавившись рыданиями.
Ах вот оно что, подумала я, протягивая ей пачку бумажных носовых платков...
*Gestern - вчера