Личность

Лада Негруль
1.


Не доверяй своих дорог
Толпе ласкателей несметной:
Они сломают твой чертог,
Погасят жертвенник заветный
Все, духом сильные, – одни
Толпы нестройной убегают,
Одни на холмах жгут огни,
Завесы мрака разрывают.

                А.Блок



Кто первый рядом с миром естественным начал создавать механический и лживый – мир искусственных отношений, чувств, понятий, идей? Никто этого не помнит... Но, появившись однажды, фальшивый мир надолго заместил собой подлинный...


*      *      *

Какой-то я весь неуверенный в себе... Именно поэтому все время бегаю. Вот и сейчас, смотрю вниз: ноги там сами семенят, мелькают. А ведь я им этого не позволял. Но что я могу? Как меня можно слушаться, если я так в себе неуверен, напуган. Чем? А разве не страшно? Вон, посмотрите, что это там несется? Прямо на меня летит. Содержимое непонятно кем нафантазированного мира. Дрянь всевозможная: дома, постройки, заболоченные рвы, каменные завалы, мусор неизвестного происхождения. Все это механизировано и все, что должно быть природным – заводное. Мир не пахнущих цветов, безмолвных птиц и роботоподобных животных. А под ногами у меня – это же просто безобразие – эскалатор какой-то, который движется в обратную сторону. Я и бегу для того, чтоб назад не утащило.

А, самое страшное во все этом то, что никакого своего мнения по поводу происходящего у меня нет, и не было никогда. Сколько себя помню, всегда так бегал. Кто, спросят, этот мир запустил, заставил вращаться? Да не знаю! Только никогда ничего другого кроме этой беготни и не было.

Все несутся, и я. Я вообще все стараюсь делать, как остальные. Например, скорости прибавляю, потому что сзади беговая дорожка, шипя, сгорает. Перескочишь на какой-нибудь бугорок, захочешь оглянуться, рассмотреть, а его уже и нет, бугорка. Ни его, ни дороги “пройденной” – если это можно так назвать. И не верится даже, что была.

И впереди – не лучше. Стараешься, стираешь пятки, из себя выходишь. А дорога возьмет, да и оборвется вдруг. Обязательно так и будет. Достигнешь места, откуда она побежала, и конец. Только разбежишься, полоса кончится, а ты – вдребезги. Налетишь на неподвижную землю, продолжая по инерции нелепо загребать в воздухе ногами. Скольких своих соседей по беговым дорожкам я уже не досчитался, а все не верится, что и меня такое ждет.

А мои соседи, кто они?.. Понятия не имею: ни откуда взялись, ни куда деваются. Но во всем пытаюсь походить на них, сразу на всех.

На самом деле не я бегаю, а предметы вокруг. Так вот эти летящие предметы такие огромные! Чуть-чуть бы весу мне. Пару бы лишних десятков сантиметров, чтоб травы не превращались в железный частокол, а паутина в километры колючей проволоки. Ростом я не вышел.

Вот этот, что пролетает сейчас рядом со свистом, мелькая малюсенькими локоточками, мой сосед, которому еще больше не повезло. Так вот, именно ему и пришла идея, спасительная для всего бегающего человечества: затормозить по последнему. Гениально, правда?! Где еще взять такому как я тяжести, как не сложив ее из множества чужих килограммов?

А потом он придумал собраться всем вместе на одной дорожке, чтоб по одиночке не разметало. Одна голова хорошо, две лучше, а десять – просто великолепно, даже если они все величиной со спичечную головку. Идею мы воплотили и спрессовались.

Ни в коем случае не спрашивайте меня, что я думаю по этому поводу. Я занят копанием траншеи. Какой? Мы роем канал.

Ведь если поглубже прорыть траншею в дороге, можно будет бежать по дну беспрепятственно, ничего не задевая. А? Каково? Как задумано! Десяток цепких пальцев работает успешней миллиона кротов. Вот уже нас и не видно снаружи. Пыльные, грязные, закопавшиеся, зато неуязвимые. Что нам теперь летящие стены, мы сами – стена. Передвигаясь шеренгой – каждый к каждому, мы  непробиваемы.

Опять хотите что-то спросить?.. Нравится ли мне это, хорошо ли?.. Что за глупости. Конечно, я счастлив оттого, что бегу вместе со всеми. Да, тесно, душно, в легких полно железной пыли, тело в синяках, локти утомились отталкиваться. Хочется дышать, в одиночестве побыть нельзя ни секунды – слева и справа целенаправленно и сурово трусят глухие шеренги.

Хочется рвануть в вышину, вырваться из земляного колодца. Но я не уверен... Я не знаю... Положено ли это? Как-то нехорошо одному рваться вверх, когда все хотят дышать, а я других не лучше...

Ужасно, явное отличие от остальных, кажется, что я задыхаюсь больше всех. Мучительно вырываться из размера собственных костей, но что делать, приходиться прибегать к самовытягиванию, пытаясь выжать из собственных мышц лишние десятки сантиметров.

Вот уже я высовываю из траншеи голову, вижу многообразие крутящегося простора с заводными страшилками. Сейчас вздохну, и...

Удар по хребту. Железный возглас:

– Назад!

Заметили. Не надо было высовываться. Что мне не бегалось. Подышать ему, видите ли, захотелось!

Что теперь?.. Вытянувшиеся руки обратно в плечи не впихнешь, растянутые ноги не спрячешь. Голова не втискивается в шею – шея уже не та. Только голос остался маленький, писклявый, как у комара:

– Почему нельзя?

– Не разговаривать! Встать в строй! Прекратить вырастать!

Зачем они копошатся вокруг моих ступней? Щекотно. Обломки для рытья траншеи пошли вход. Колют, щиплют, надрезают кожу, приводят меня в должный вид.   

Чтоб не было заметно, медленней надо было вырастать. Как я не сообразил. Теперь расту потихоньку.      А следом:

– Куда? Самомнение обуяло! Над собратьями превозносишься. Ага! Вот мы тебя...

Может, я действительно поверил в свою уникальность?

– А ну, назад, шагом марш!..

Раскомандовались. Малюсенькие как букашки, пищат, ручками машут, ладонями к туловищу воздух пригребают, зовут.

Попробую взять их на жалость, сделаю голос поплаксивей.

– Что я вам сделал?

– Как что? Кто людей калечит?

– А вы разрешите еще подрасти, ноги станут длинными, я буду через вас переступать, и все останутся целы. 

– Нельзя, ты растопчешь механизмы.

– Так препятствий же будет меньше. Вдруг под панцирем живая земля? Мы же с рождения ее не видали. А я посмотрю.

– Не  можем  позволить. Мы к  налетающим непонятностям привыкли. Не надо неожиданностей. Конь хорошо идет только в шорах.

Не думаю, и не буду ничего думать по этому поводу, и никому не скажу своего мнения, а просто вытянусь еще.

…Я ведь никогда не видел цветения. Сколько себя помню, всегда были только эти железные бутоны, что раскрываются бесстрастно пульсирующими рывками, не с рассветом, в такт солнцу, а по какому-то своему бессмысленно-точному расписанию. Откуда я знаю про цвет, про рассветы, если “родился слепым”? Откуда мне известно про запахи, про шум листвы, если я не ощущал, не вдыхал, не видел? Генетическая память?..

Ведь у нас всегда было так – земля двигалась, а небо было застывшим... Вот дорасту до неба и схвачусь за него. Оно относительно здешнего круговращения находится в покое, будет служить точкой опоры. Оттолкнусь от облаков и раскручу дорогу в обратную сторону, чтоб помогала идти. Это уже не те маленькие коленки, которые кочки подбрасывали словно у тряпичной куклы.    С этими, увесистыми, так не поиграешь. 

И вдруг из осиного жужжания многих голосов  один крик стал различимым отчетливо: “Посторонись. Бога загораживаешь!”

– Кого-кого? Разве Он такой маленький, что его можно загородить?!

– Ты отойди, не рассуждай.

– Я, я...

Ага, нет слов для оправдания? Разные аргументы хочется привести: “сами виноваты, глазки слишком маленькие”. Но аргументы претендуют на “своем мнение”, спор тем более. А я человек без мнения, голос дрожит, коленки тоже. Сам я не очень-то этого Бога различаю.  А этих букашек такое множество, они уверены, что затмеваю...

Неужели так высоко забрался? А казалось – совсем чуть-чуть превысил уровень ямы.

Это потому что на облака глядел. А внизу... Ого!

Не надо было смотреть. Закачалось все. Говорят, я самого Бога ослушался! А Он, уверяют – там, у них, внизу. Скорее тогда вниз, бегом, складываясь, падая, вбирая сантиметры обратно в себя. Пополам, еще пополам, вчетверо...

Фу... родное гнездо, своя колея, дом, можно сказать. И можно опять жить спокойненько (то есть не жить, бежать, конечно). Смотрю вверх, и не верится, что в такую вышину когда-то забирался.

Вот это да. Слон на четвереньках. Какой смешной... Так это ж я. В отполированной ногами железной дороге видно как “слон” пытается семенить огромными ножищами, из всей телесной мощи применяя в рытье колодца один ноготок. Не двигается, чтобы никого не раздавить. А по всему телу складки, непропорциональные утолщения, жировые навесы – остатки былой длины. 

Однако, позвольте, где же Бог, к которому я спускался, поспешая? Магической таинственности много; дисциплины хватает; ординарности – даже чересчур; многоступенчатости в отношениях, всяческой субординации – навалом. Но Бога... Глазами, которые никак не хотят уменьшаться, приходится наблюдать: Бога внизу нет, а вера в Него есть, но только бегущие используют ее для таких ничтожно-мелких целей, что никому другому те не видны.

Второй раз из такого постыдного состояния не взлетишь птичкой, напрасно даже тужиться. Да и за кем рвануть в поднебесье? Если б кто-нибудь первым рискнул. Все существо мое разъедают сомнения, неуверенность в себе, презрение к своей многослойности так и разбирают.

Не посмотри я тогда вниз – не показался бы сам себе глыбой. Разве что семечком, которому расти и расти до Того, Кого они за моей “широкой” спиной не разглядели.

Но что теперь сокрушаться. Раньше надо было винить себя за ссутуленные плечи и прищурено лебезящий взгляд. Хотя такие плечи здесь у всех...

Дверь в бегущей стене канавы. Сразу всем заявляю, что я ничего не думаю по этому поводу... Я думаю что и все, а что именно думают все, никто не знает. Да и все равно мне теперь что они думают, и все равно куда попасть, лишь бы не вертеться больше.



2.


Да не прервутся нити прях,
Сидящих в пурпурных лоскутьях
На всех победных перепутьях,
На всех погибельных путях.

                М.Волошин


Куда теперь?.. Направо, налево? Вперед? В следующую дверь или в ближнюю? Помогите! Человек без мнения не умеет выбирать. Вы что,  не понимаете?! А дверей понатыкали по обе стороны огромной дворцовой залы... дальней стены не видно. Объясните мне, кто-нибудь, куда я попал!

В лабиринт? Да что вы! Значит, за каждой дверью еще сотня, потом сложное сочетание закоулков, коридоров, тоннелей, тупиков. За каждой новой дверью новый выбор! Вот беда.

А кто мне подсказал, что это лабиринт? Ура, я не один. Есть стражники у дверей. Это они суфлируют, что можно выйти либо к сокровищу (это заманчиво), либо к голодному животному (это хуже), которое к тому же не сидит на месте, а прогуливается по всему переплетенью комнат. Так, значит, в любую минуту могут запросто войти и съесть? То есть не очень-то следует рассиживаться?..

Сидеть, впрочем, здесь и не на чем. Потому как стою, так и прилип к полу от всех этих сообщений. Вмерз в паркетные полосы и цепенею от неминуемости и тяжкой ответственности выбора…

Попробую решиться на что-нибудь одно, хотя это никогда у меня не получалось... Значит... если пойдешь и если не пойдешь... так и так съедают. И оставаться нельзя и идти бесполезно... Цирк!

Но удача моя в том, что стражники неправильные. Они не охраняют своих дверей, а всеми силами пытаются в них зазвать. На стражников и свалю всю ответственность.

По обе стороны от меня – ровные шеренги этих псевдоохранников. С одной стороны лица улыбающиеся. Безжизненно растянутые губы этих миролюбцев больше всего напоминают улыбку дракона, отобедавшего свежей человечиной. Но каждый из них обещает благополучно довести до порога драгоценной двери, минуя, разумеется, дверь печальную. Попробуй, поверь. Какие-то миражи, полурастворившиеся в душном воздухе залы. За ними блистают, видимые прямо через них, покрытые россыпью драгоценных камней, резные ворота. Сами они уверяют, что призрачность есть лучшее качество стражника, которая дает возможность заблудившемуся разглядеть спасительную дверь. Поверить? Ну, подскажите, я же не знаю сам.

Нет, не надо спешить с подсказками. Здесь есть еще и другие, свирепые, копья которых украшены золотом и драгоценными камнями; их двери чугунные и литые. Они уверяют, что с ними идти надежнее. Но что как под острие чрезмерной решительности угодит их собственный провожатый?

Я все осмотрел. Теперь можно подсказывать. Ну что же вы?! Выбираю... Зачем их так много, не могу я  один войти ко всем сразу!

Раз, два, три... десять... Все, переступаю ближайший порог… А вдруг удача – за другим?

Лицемерная доброта, откровенная ли злоба – типовые, это сбивает. Вращающие глазами одинаково нервно теребят пики, одинаково громко пугают, хвастают, даже дерутся одинаково, ставя под глазами однотипные и одноцветные синяки. Сам я уверен, что надо всегда быть как все. Но хоть проводники у двух стен и указывают на противоположные направления, кто знает, не сходятся ли их пути в одной точке, в пасти у чудища?

Сяду вот сейчас посередине в знак протеста! И пусть входит эта зверюга. Какая разница, когда погибнуть – сейчас, через день? Пусть уж едят поскорее!

...Вся жизнь проходит перед глазами... А в ней – сумбур. Дороги, никуда не ведущие. Аккорды, не имеющие разрешения, звучащие в ушах заунывно и нескончаемо. Вопросы, не имеющие ответов; ответы, вероятность правильности которых слишком мала. Судьбы,  ответвления от судеб... Бесполезные скрещивания путей. Неисполненные желания. Неоконченные сюжеты. Тупиковые повороты; мысли, не приносящие удовлетворения... Несущиеся беговые дорожки. И все это переплетено в такой тугой клубок, из которого мне не выпутаться, поскольку я – его сердцевина. Всегда жил запутанно, что ж удивляться, что добегался до такого кошмара...

Надо примириться, тихо исчезнув в зубастой пасти, растворившись в доисторическом желудке одного из зверей, которыми начинены все лабиринты на свете. Вот тебе и выбор. Исчезну, и сокровища мне тогда искать не понадобится... 
Нет, не надо! Я передумал. Как можно ждать процесса переваривания тебя со всем твоим строем возвышенных мыслей и запоздалым желанием жить?! У ребуса должна быть разгадка, устройство лабиринта должно быть подчинено какому-то принципу, ведь вышли отсюда те, кто все это понастроили. На ближайшей стене стрелок нет. Противоположная стена тоже не щедра на тайные знаки. Я добежал до конца залы, она развернулась ко мне другим концом, но не изменилась.

И вдруг в почти гладкой поверхности я различил еще дверь... Деревянная поверхность ее показалась  невзрачной после золота, чугунной черноты и разноцветных блесток. Пройти в нее смог бы только один человек, дверь вырезана в стене по форме человеческого тела, и потому почти слита со стеной. Я заметил сначала только ее стражника,  о н  помог заметить. Значит, получается, что  о н  и есть “тайный знак”.

Надо войти?.. Сомневаюсь. Уж очень стражник у деревянный двери нестандартный. Вот, и большинство, которое теперь меня окружает, того же мнения. “Не ходи, видишь, как  о н  выпячивает себя. Весь проход загородил”. И улыбаться при этих словах не забывают, формалисты.

Хоть и очень страшно идти против коллективного мнения, но я, скорее всего, не согласен! Думаю, что дверь, вырезанную в стене по форме человеческого тела, броский человек загородить не может, напротив, она только благодаря  е м у  и заметна. Будь стражник прозрачным, я бы ушел от гладкого ничто, попавшись на уловку лабиринта.

Итак, зала осмотрена, двери, большие и маленькие, открыты, варианты кончились.   

Да ведь не пролезу я в это узкое отверстие вместе с шумной компанией друзей по несчастью. Знаете что я вам скажу?.. Я ни на что не могу решиться. Но лабиринт – не место для размышлений. Поэтому я уже вошел. Куда? В деревянную дверь.

...За порогом оказалась узкая лента коридора, уходящая в бесконечность. И повсюду, сколько видно глазу, висят часы самых разнообразных размеров. Квадратные, круглые, треугольные и гибриды всех трех форм.

Первым двинулся мой провожатый. Я тоже пошел, и часы точно обезумели. Подумать только, один маленький шаг мог произвести такой эффект. Стрелки истерически завертелись, открутив сразу некоторое количество полных оборотов вперед – несколько суток, не меньше.

И остановились, как вкопанные вместе с опусканием  моей ноги, уставившись на нее и как бы спрашивая: “куда теперь”? Ждут, что ты сделаешь, чтобы разом забить, затрезвонить, разорвав мгновенно напрягшуюся тишину.

Они тоже не уверены в себе, часы. Значит не я один... Это хорошо. Надо же было так долго думать о своей неуверенности! Потерял проводника! И побежал. Сколько они провернули следом за мной кругов, тысячу, две? Разделить на двадцать четыре... Сколько времени отсчитали часы за несколько мгновений, сколько месяцев и лет?!

...Разве мне надо что-нибудь сказать по поводу того, что я так нелепо заблудился во времени?.. Не надо? Ну и хорошо. Действительно, что тут скажешь. Что не надо было отставать от проводника? Но так себе вести, знаете ли!  Ходить сквозь стены!..  Это как-то уж  слишком      смело. Даже вызывающе. Да и нет привычки у меня... Через забор еще лазить... могу. А вот так, насквозь... Чей-то голодный вой... Ой, подождите, не ешьте...

Может, я выбрал не тот коридор? Вернусь на несколько месяцев назад. Но обратно стрелки не хотят. За моей спиной грохнула, опускаясь, решетка. Здесь следовало ожидать всяких неожиданностей. Чепуха. “Неожиданность” нельзя “ожидать”. Мысленная неразбериха – начало паники. Итак, назад хода нет. Есть только одно направление. Опускаются одна за другой решетки. Надо спешить, надо постараться не застрять между. 

Что-то все время приходится отбрасывать то локтем, то ногой. Думал, это конкуренты, которых надо опередить. И вдруг вижу, что бегу наперегонки со скелетами. Смотреть на них не надо... Как же он их поглодал! Раздробленные челюсти... Наверное, у него метод такой: съест одного–двух и отправляется переваривать.

Один ходячий скелет стал лепетать что-то про      исполненный долг и потомков. Но что мне эти мифические “будущие поколения” и все люди, сложенные в миллионы, если сам я никогда не выберусь из этой коридорной кишки?! Да и кто они, эти “будущие”? Разве что звучит величественно. А ведь тоже останутся по одному в бесконечном тоннеле и будут разгрызены между двумя решетками. Поколения!.. Вот они – братская могила в коридоре. Здесь для всех один принцип. Но я не хочу как все. “Как все” – это для скелета!..

Что это я так расхрабрился? Надо спешить, думать некогда. Тем более, что мысли начали претендовать на оригинальные, на “собственные”. А это нехорошо...

Наконец-то мой проводник показался в просвете коридора. Значит, я просто отстал. И вовремя заметил след в стене. Когда меня нагнал дикий рев, успела испугаться только спина, сам я уже прошел в дверное отверстие. 

За новой стеной открылся параллельный ход. То ли подземный, то ли запасной. И тут висели часы, и тут бегали стрелки, но эти двигались произвольно. Бежишь назад – они за тобой. Вперед – спешат занять прежнее место. Здесь можно было ходить в стороны, тогда часы стояли.
 
Похоже, время оказалось в нашей власти. Человек идущий впереди, моя “нить Ариадны”, двигаясь то вперед, то назад, то в стороны, становился то старше, то моложе. Пока за стеной передавали друг другу вековую эстафету людские вереницы,  о н  обогнал их всех за каких-нибудь два шага.

Провожатый быстро свернул в ответвление коридора, так что я едва успел заметить  е г о   спину, скрывавшуюся в очередной стене. Спасибо  е м у, конечно, за то, что  о н  вывел меня из ловушки времени... Но все же я по-прежнему сомневаюсь, что можно идти вот так, напролом. Не уверен я, что можно...

Вот уж это могу сказать наверняка – что не уверен...

В следующем отсеке лабиринта, мои глаза, так долго привыкавшие к узкому пространству, открыли для себя сверкающие просторы. Помещение показалось мне лишенным стен, а я себе в нем – песчинкой. Лишь     ненамного поднимался я над полом, раскрашенным наподобие шахматной доски. Каждая клетка двуцветного пола казалась комнатой.

Я сделал шаг – мимо промелькнули сразу несколько десятков шашечек. В следующий раз все четыре стены залы-стадиона пролетели еще быстрее. Но при такой огромности пространства я почему-то все время оказывался привязанным к одному месту.

Внезапно в одной из стен открылись створки ворот, и прямо на меня потек бурлящий людской поток. Кто это, чужие провожатые или такие же, как я, потерявшиеся, зачем они толкаются? Потолок пошел вниз, стены хлопнули по бокам. 

– Да не суетитесь вы. Сейчас войдет зубастый урод и пообедает всеми сразу. Это для нас выхода нет, а он всюду проберется.

Они мне не ответили. И, так же внезапно как появились, исчезли. Стены унеслись вместе с толкающейся испуганной толпой. И как будто и не было никого. Снова до горизонта – каменные плиты. 

Я испугался потерять спасительную нить и поспешил туда, где его спина была видна точно маяк, но даже великанские шаги не сокращали распоясавшиеся расстояния.

Теперь передо мной мелькали группы моих друзей по несчастью, которые, сочиняя различные инженерные приспособления, старались всеми силами увеличить скорость своего продвижения. Они обгоняли меня на сотнях самодвижущихся машинок – на двух, трех, даже десяти колесах. И все же, несмотря на все эти ухищрения, конца зале все не было.

Мой “гид” из маяка превратился в маленькую точку вдали. Нас безжалостно разбросало расстояние, значит, придется мне строить машину, или сразу ракету?  И только для того, чтобы побыстрей прибыть к следующей стене, ведущей на новый стадион. Нет! Я хочу выйти из лабиринта, а не из коридоров, бесконечно ведущих друг в друга!

Правда, я не уверен наверняка, что это возможно... Идущий впереди помахал мне, подавая знак, и я понял жест: сокровища нужно искать не здесь. Я ни в чем не уверен, но следую за ним.

Почему  о н  так решительно идет сквозь стены? Так же нельзя. Что нельзя? “Решительно” или “сквозь стены”?.. Не знаю, может ничего и нельзя!

Я заплутал в пространстве. Я чувствую себя одиноким в этой запертости и ограниченности; я томлюсь     от тоски в тесноте толп и ледяных объятиях далей. Почему-то мне одиноко, хотя я сам не знаю точно, что   чувствую...

Зверь ревет, это единственное, в чем я сейчас уверен наверняка. Значит, вперед.

На этот раз в глыбе мрамора, сквозь который мы прошли, были окна. И все, что неслось в соседнем коридоре, отсюда оказалось стоящим на месте. Через окна стало видно, что самодвижущиеся механизмы зависли над землей, а люди вместе с машинами точно приклеились к полу. Пешие показались мне нелепыми солдатиками, лихо задирающими колени и марширующими на месте.

Наш запасной коридор внезапно пошел перпендикулярно общей зале. И не замеченные то ли летящей, то ли застывшей, толпой, мы проследовали мимо нее, оставляя ловушку пространства позади…

Лабиринт  перестал  шутить  расстояниями.  Но  теперь нам преподнесли третий подарок неведомого архитектора – большой помост, разграниченный ширмами.

Меня схватили какие-то люди в масках, стоящие по кругу, в белых перчатках и черных трико. Первая “маска” улыбнулась мне, взяла под руку и приветливо ее пожала. Вторая погладила по голове, передала третьей. Следующая обняла. Еще одна дала подзатыльник. Напоследок лапа страшного животного вынырнула из-за ширмы и оцарапала меня. Опять схватила за шкирку первая маска...

Они не хотели меня отпускать, повторяя снова и снова свой бессмысленный ритуал, с дотошностью и монотонной заученностью производя эти дурацкие действия: бессмысленная улыбка, объятья, шлепок, удар...

Другие, угодившие в лабиринт, одурманенные и закруженные как я, пытались найти, с кем бы поменяться участью. С этими другими маски производили совершенно иные действия, но лица у всех заблудившихся после нескольких кругов стали одинаковыми: замучено землистыми, завидовать было некому. Ни один из кругов-ловушек, если предназначен он для тебя, не покажется тебе лучше.

Я даже и не пытался вырваться, в отличие от других выскочек. Я сразу сказал себе: “Это – моя судьба”.  С этой мыслью легче переносить невзгоды.

А мой проводник после первого же круга завязал с черными людьми разговор, и они сняли маски, чтоб говорить с  н и м. Для  н е г о  снова открылась таинственная дверь в стене. Я хотел рвануть за  н и м... Но не тут-то было, меня держали.

Только через десять кругов я смог найти с масками общий язык. И понял, зачем они проделывали со мной  эти загадочные действия. Но то, что я понял – только мое, личное...

Вышел я из кругов изрядно потрепанный и перед тем как уйти, оглянулся: фигуры одной группы на возвышении указывали на “волшебную” стену, недоумевая, куда девался тот, кто с ними только что был. Это были “маски”, окружавшие моего проводника, глядя  е м у  вслед, они переговаривались восхищенным шепотом: “Это тот, кто сумел выйти из ловушки Событий, самой опасной части лабиринта...”

“Почему они его хвалят, если  о н  на них не похож?.. И зачем я пошел за человеком, имеющим свое мнение? Куда меня завели?” – думал я, проходя в следующую стену, как иголка в тесто, когда вдруг из-за поворота очередного коридора пробился свет. Я застыл от изумления – свет был не электрический, но особенный, природный, какой могут испускать только драгоценные камни.

О скольком я успеваю помечтать, представляя себе свое несметное богатство! Еще шаг и... мне приходится закрыть глаза, настолько свет внезапен и ярок.

Но передо мной не сундук, не жемчуг, не бриллианты... всего лишь Человек! Это Он светится. Я наблюдаю как, проходя в стену, Он прожигает в ней дверь. Вот Кто оставлял для нас следы, выходы из ловушек...

А как же драгоценности?! “Я хочу золота, алмазов!”, – кричу я, бросаясь на стену, и обнаруживаю, что не могу пройти в последнее отверстие.

А это ведь – последняя дверь! За ней выход из всего лабиринта, я уже чувствую запах листвы... Кто-то трогает меня сзади. Какое неприятное прикосновение.

Форма в стене, точно моя, я должен пройти, ведь я человек. Да, да! Удивительно. Я даже могу сказать, что я думаю по этому поводу!

Поместившись в последнее отверстие, я с удовольствием почувствовал землю под ногами. Какая страшная морда торчит сзади... Ха, чудище-то застряло! Слишком маленькое отверстие. Вот что я тебе скажу: “Пока! Я ухожу. А ты, глупое животное, запомни и имей в виду: форма зверя здесь не годится. И вообще никакая другая, кроме формы человека, имеющего свое мнение, в данном случае, моей формы. То, что я тебе сейчас говорю, и есть оно, мое мнение – собственное, никем не подсказанное, которого я больше не боюсь!”


(Часть 3. Глава 4. Из книги о протоиерее Александре Мене "И вот, Я с вами...",
иллюстрация Натальи Салтановой)