Глава 4.
«Мужчины»
Мармидон встретил Лириса на окраине Урания Дель. Барону не хватило терпения дождаться возвращения управляющего, и он явился в деревню сам. Поздним утром, бросив поводья коня на ограду церкви, Лирис уверенно прошел по двору и вступил под высокий свод. Мягко мерцали свечи, создавая своеобразную атмосферу покоя, того неестественного, неземного покоя, что свойственен только церкви. Покой мертвых, которым незачем спешить, которые ничего не желают и ни о чем не жалеют, которые не помнят себя живыми. Попадая в этот покой, люди расслабляются, на какое-то время забывая о делах, и тогда с ними действительно можно говорить, если, конечно, причиной их прихода был не панический ужас и не желание защитить себя примитивной крестообразной деревяшкой.
Сейчас в церкви было пусто. Только где-то высоко, путаясь в цепях потушенной сейчас лампы, над головой Лириса тяжелым облаком висел человеческий страх.
Шаги молодого барона гулко разнеслись по залу – и затихли, когда Лирис остановился, заметив двоих занятых разговором. Они сидели на передней скамье: старенький священник в будничной черной рясе и молодая девушка, которую Лирис сразу узнал даже со спины, несмотря на наброшенный на голову платок. Рада!
Лирис подошел поближе, но разговор оборвался буквально на полуслове, едва только Рада почувствовала, КТО вошел в церковь.
-Благодарю тебя за беседу, отец Пар, - она поднялась.
-Да благословит тебя господь, дочь моя, - отец Пар перекрестил ее. – И все же подумай над тем, что я тебе сказал.
Рада неопределенно пожала плечами и направилась к выходу. Она прошла так близко от Лириса, что он ощутил ее дыхание, но даже не взглянула в его сторону. Барон проводил ее жадным взглядом, ухватившись за высокий поручень скамьи. Пусть она будет кем угодно – ведуньей, ведьмой, чертом, дьяволом, - но она будет принадлежать ему!..
В дверях девушка неожиданно обернулась, ее губы дрогнули в странной усмешке, горящие диким огнем глаза глянули Лирису прямо в душу! – и она вышла. Это длилось всего один ничтожный миг, но барон почувствовал себя так, словно ее взгляд вывернул его наизнанку, и был вынужден присесть на край скамьи: у него подкашивались ноги.
Когда он поднял голову, рядом стоял отец Пар.
-У тебя что-то случилось, сын мой? – невозмутимо спросил сон, словно не замечая, что перед ним барон. Лирис молча кивнул. У него вдруг закружилась голова, и ему стоило немалого труда взять себя в руки, однако вскоре от слабости не осталось и следа.
-Кто она, отец Пар? Кто эта девушка?
-Она сирота, сын мой. Деревня приютила ее…
-Не заговаривай мне зубы! – презрительно перебил Лирис, к которому начали возвращаться его обычные манеры. – Я прекрасно знаю, что она дочь Марэн; я знаю историю Марэн, знаю, что она была ведьмой и передала это дочери.
-О Марэн знают очень многие, - спокойно проговорил священник. – Зачем ты спрашиваешь то, о чем знаешь и без меня?
-Я просто проверял тебя, отец мой – зло усмехнулся барон. – Отец Лейк проверки не выдержал, ты тоже разочаровал меня. По священным канонам епископата, ложь в церкви является одним из самых тяжких грехов и предусматривает самые суровые наказания, вплоть до отлучения, не так ли?
Седые брови отца Пара чуть дрогнули.
-Угрозы в церкви относятся к той же категории, сын мой.
-Хорошо, оставим это, - неожиданно отступил Лирис. – Мне необходимо поговорить с отцом Лейком.
-Он…
-Мне необходимо поговорить с отцом Лейком! – с нажимом повторил барон, и отец Пар не рискнул снова возразить.
-Пройди на задний двор, господин. Ты найдешь его там.
Лирис торопливо махнул рукой – перекрестился – и почти выбежал из церкви, так что заколебалось пламя свечей перед иконами.
ХХХХХХХХХХХХХХХХХХХ
Отец Лейк стоял у задней, низкой церковной ограды, вцепившись в нее обеими руками, и смотрел в лес. Церковь была самым южным строением Урания Дель. Городища с этой стороны почти не было – несколько полусгнивших кольев на месте ограды в счет не шли – но селяне, не забывшие свои суеверия, от всей души верили, что церковь с успехом заменит его и отгонит как дикое зверье, так и злых духов. Отец Лейк не верил в это. Теперь он знал, что даже церковь не защищает от… от того, что запретно для него. Да, запретно. Запретно…
Почувствовав чей-то взгляд, упершийся ему в спину, он обернулся. Лирис – или, вернее, барон Лирис – стоял в двух шагал от него, скрестив на груди руки.
-Запретно? – с едва заметным двусмысленным оттенком в голосе произнес он. Надо было не знать барона, чтобы не понять намека, а отец Лейк знал Лириса слишком хорошо. Легкая тень смущения пробежала по строгому лицу молодого священника: он и не заметил, как произнес последние слова вслух!.. Впрочем, она тут же исчезла. Во всяком случае, Лирис этого не заметил.
-Запретно, отец Лейк?
-Тебе что-то нужно, сын мой?
Лирис сжал зубы от злости, и его лицо приобрело мертвенный серо-пепельный оттенок.
-Не забывайся, священник!
-Прошу прощения, господин, - смиренно отозвался отец Лейк. Его спокойствие подействовало на барона отрезвляюще, на его лицо постепенно возвращалась краска.
-А ты… довольно ловок, отец мой, - протянул он, оглядывая священника с ног до головы, как будто видел впервые.
-Не понимаю, господин, что вы имеете в виду.
-Уж будто бы?
Отец Лейк обезоруживающе улыбнулся ему.
-Что поделать! Я всего только смиренный служитель Господа нашего и тонкости мирских дел подчас темны для меня.
-Ты солгал мне, отец мой! – в глазах Лириса вспыхнул огонь. – Солгал в церкви! В святом месте!
-«Уж будто для тебя вообще существует что-то святое, Лирис! Не многовато ли игры? Чего же ты хочешь?..»
-Ты солгал мне! – повторил Лирис. – Ты знал о девчонке гораздо больше, чем сказал. А как же эдикт, запрещающий ложь в святом месте? Даже во имя спасения души?
-Я слишком хорошо знаю тебя, господин барон, – обычное хладнокровие едва не покинуло священника, но в последний момент он сдержался. – И потому принял на себя… этот грех. Но не тебе, сын мой, судить меня.
-Ты положил на нее глаз, отец мой? – ухмыльнулся Лирис, сгребая в кулак рясу на груди святого отца. – Или уже поступился обетом священника?
-Не забывайся, сын мой! – на полтона возвысил голос отец Лейк. Его тонкие холодные пальцы стиснули запястье Лириса и тот, охнув, выпустил рясу: хватка у отца Лейка оказалась поистине железная! На строгом красивом лице священника не дрогнул ни один мускул. Несколько секунд они в упор рассматривали друг друга: отец Лейк – пристально, чуть прищурясь, Лирис – с гримасой боли, поскольку святой отец все еще удерживал его запястье. Барон первым отвел взгляд и, судорожно рванувшись, прошипел:
-Пусти!
Отец Лейк разжал пальцы и Лирис отпрянул от него, потирая пострадавшую руку, на которой остался четкий отпечаток пальцев священника. Ужас и гнев в глазах барона сменились удивлением. Да, он был удивлен. Удивлен чуть ли не впервые в жизни, и не столько тем, что нашелся человек, способный поднять на него руку – на него, ГОСПОДИНА! – сколько необыкновенной силе этого человека.
-Ты в сговоре с дьяволом, отец Лейк? – прошептал он, медленно отступая назад. – Или ты сам - Сатана?
-Иди с миром, сын мой, - отец Лейк невозмутимо перекрестил его. – Иди с миром.
-Или ты такой же, как Рада… и Марэн, - совсем тихо пробормотал Лирис, отворачиваясь. Перед тем, как завернуть за угол церкви, он снова обернулся на священника - и…
У Лириса подкосились ноги как тогда, в церкви. Потому что широко распахнувшиеся «морские» глаза отца Лейка пронзили его мозг «насквозь», в одно мгновение добравшись до самых потаённых уголков сознания. Лирис со стоном отшатнулся, почти бегом пересек церковный двор, вскочил на коня и, хлестнув его плетью по крупу, отпустил поводья.
Горящие диким огнем глаза отца Лейка неотступно стояли перед ним. А за ними виднелись еще одни, огромные, карие, горящие таким же огнем…
ХХХХХХХХХХХХХХХХХХХ
Мармидон, полный самых мрачных предчувствий, ожидал барона на постоялом дворе на полпути от Урания Дель к Далиме, его предчувствия полностью оправдали себя, когда Лирис резко осадил взмыленного жеребца, с трудом удержавшись при этом в седле, хотел что-то сказать, но не смог и, пошатнувшись, рухнул на руки управляющего.
Когда барон Лирис отшатнулся от его взгляда, дрожа всем телом, отец Лейк торопливо прикрыл глаза ладонью. Поздно. Поздно! Он опять не справился… с ЭТИМ! ЭТО снова оказалось сильнее него, оно вырвалось наружу, оно… Он услышал ржание и бешеную дробь копыт жеребца, уносившего Лириса, и устало склонил голову, опершись руками об ограду. Но вскоре решительно выпрямился, с глухим стоном сорвал с себя цепь с распятием и через заднюю дверь вошел в церковь.
Вопреки ожиданию, отца Пара там не оказалось, а за резной подлокотник передней скамьи, отполированной бесконечными руками почти до зеркального блеска, зацепился длинный вьющийся волос. Вернее, даже не волос - тонюсенькая прядь. Концы застряли в трещине… Отец Лейк осторожно прикоснулся к ним, отдернул руку, слово обжегся, и так сжал в кулаке распятие, что побелели пальцы.
И отступил.
-Нет… нет.. Нет!
Он резко повернулся и быстрым шагом пошел прочь. Перед дверью в келью отца Пара молодой священник слега замешкался, собираясь с духом, и постучал.
-Входи, сын мой, - немедленно отозвался изнутри чуть надтреснутый старческий голос. Отец Пар будто бы ожидал прихода ученика, однако при его появлении даже не поднял головы, продолжая переписывать порядком истрепавшиеся листы рукописной книги, повествующей о похождениях и многочисленных подвигах во имя Господа членов бродячего монашеского Ордена Серебряной Руки. Переписать следовало очень аккуратно и тщательно, в точности повторяя все завитки и закорючки замысловатой вязи древнего языка, на котором теперь никто уже не говорил, но который до сих пор изучался в семинариях, монастырях и духовных школах именно по той причине, что на нем были написаны все церковные книги. А поскольку бумага, даже самая лучшая, недолговечна, книги приходилось постоянно переписывать. Тоже от руки.
Именно этим и занимался сейчас отец Пар, начинавший свой путь служения Господу каллиграфом при монастыре.
-Что тебе, сын мой? – спросил он, продолжая тщательно вырисовывать витиеватые закорючки-буковки. Отец Лейк прерывисто вздохнул – и бережно, стараясь не задеть свежие чернила, опустил распятие на стол. Рука отца Пара с пером замерла. Он медленно поднял голову.
-Это…
-Я не могу больше носить его, отец мой! – воскликнул молодой священник. – Я не могу, не могу!!
Отец Пар отложил перо, поднялся и взял в руки распятие.
-Итак, это снова произошло, - одними губами произнес он.
-Да, учитель, - отец Лейк без сил опустился на край койки. – Я не смог сдержаться.
-Ты… - отец Пар присел рядом с ним. – Что теперь? Что ты думаешь делать теперь, Мирослав?
Отец Лейк вздрогнул всем телом, услышав свое детское имя. Мирослав. Да, теперь – Мирослав. Не отец Лейк. И даже не Лейк, послушник монастыря Святого Воинства. Мирослав.
-Я возвращаюсь в монастырь, учитель. Я должен побыть в тишине и одиночестве и… и решить. Я не сдержался, не смог обуздать свой гнев и ОНО… вышло, оказавшись сильнее меня. Священник, поддавшийся эмоциям, не имеет права на сан. Он теряет его с той минуты, когда допускает саму мысль о… Господи, пощади! Учитель, я люблю ее!
Вздрогнув, отец Пар выронил распятие и с силой, которую трудно было ожидать от него, тряхнул ученика за плечи.
-Ты понимаешь, что ты сейчас сказал, Мирослав?! Ты же дал обет! Ты клялся священным дыханием Отца нашего что… Ты дал обет БЕЗБРАЧИЯ!
-Я понимаю, учитель, - мертвым голосом отозвался молодой… мужчина. Руки отца Пара бессильно упали.
-И ты надеешься, что Святое Воинство поможет тебе справиться с этим, Мирослав? – глухо спросил он.
-Не знаю, учитель, - Мирослав качнул темноволосой головой. – Я никогда не думал о… о таких вещах. Я…
-Как и все мальчики-послушники монастыря, ты в свое время стал мужчиной Мирослав, - отец Пар говорил негромко, но спокойно и как-то обреченно. - Наставники считали, что Святое Воинство – удел не мальчиков, но мужей, что знание запретного помогает укрепить дух и волю Воина. Только никому из вас никогда не говорили, что лишь очень немногие способны до конца отринуть любовь, когда… наступало их время. Это перепутье для многих оказалось непреодолимым. Ты понимаешь меня?
-Да… они…
-Все по-своему, Мирослав, все по-своему… А теперь и ты стоишь на этом перепутье. Я не могу тебе помочь. Хотел бы, да только… не в моих это силах. Ты на перепутье, но пока ты не сделал окончательного выбора, переоденься. В мирское.
Тот, кто был отцом Лейком, соскользнул с койки на пол, склонив голову.
-Благослови, учитель, - прошептал он. – Страшно…
*****
Об отъезде отца Лейка Рада узнала в тот же вечер. Отер Пар сам пришёл в её убогий домик, не обратив внимания на заворчавшего было Гаспи. Вошёл, тяжёлым взглядом посмотрел в лицо девушке.
-Уезжай, Рада, - в упор произнёс он. – Уезжай, чтобы здесь не повторилась Лигра. Или – пока не повторилась. У тебя есть цель – отправляйся к ней. Сегодня же. Сейчас. Потому что завтра будет уже поздно.
Рада немного помолчала, изучая непривычно суровое лицо священника.
-У меня есть цель, отец мой, - медленно, подбирая слова, ответила она. Священник был прав. Рада чувствовала стремительно закипавшую злобу где-то там, на другом конце Урания Дель. Да. Сейчас – или никогда.
-Ты уедешь?
-Да.
-Сейчас?
-Немедленно.
-И… никогда больше не возвращайся, Рада. Поверь, это для твоего же блага. Тебя просто убьют, и я не сумею помешать им.
-Да…
-И ещё, Рада. Не пытайся найти его, не смущай его душу! Он молод, он силён, у него крепкий ум и воля – он забудет. Не сбивай его с пути! Уезжай, уезжай на другой конец обитаемых земель или возвращайся туда, где твой дом, но не ищи его! Забудь. Я боялся его страсти с той минуты, когда там во дворе, впервые встретились ваши взгляды. Он - священник, и он вернётся на этот путь, если ты больше не встанешь у него на дороге, - и отец Пар вышел так быстро что удивленная Рада ничего не успела ответить.
Так вот оно что! Священникам запрещены любые эмоции, а отец Лейк… или как там его зовут… Рада чуть прищурилась. Нет, отец Пар. Всё будет по–моему. Возможно, ты и прав, он вернётся на путь служителя Господа, но пусть сам скажет это мне в лицо!
Хмыкнув, девушка подняла с лавки уже готовый мешок.
-Гаспи!
-"Ну, наконец-то", - проворчал полуволк. – "Как же не надоела эта стая!"
Когда Рада была уже на краю леса, ветер принёс сильный запах гари. Сторожка занялась от одного-единственного факела.
ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ