Я мысленно вхожу в Ваш кабинет...

Виктор Слободчиков
Года два, как не встречаю наших школьных учителей. Сейчас им, почти всем, за семьдесят.
Вот и старый еврей Аркадий Павлович куда-то делся. Он жил рядом, в кирпичной хрущёвке.
Аркадий Павлович, или «Палыч», как мы называли его, обладал одухотворённой внешностью  человека, для которого тонкий мыслительный процесс  – привычное дело. Шевелюра седоватых волос, зачёсанная назад, тонкие черты лица, задумчивые тёмные глаза - в моём тогдашнем  представлении  так должен был выглядеть поэт серебряного века. И фамилия у него подходящая: что-то вроде «Мандельштам»… Только без «штам»… Скорее всего - «Мандель»...
Палыч умел красиво говорить, причём на любую тему. Приятный, всегда спокойный голос, интеллигентные манеры невольно приковывали к себе внимание. Разве такой человек способен говорить о пустяках?
Внешняя строгость и серьёзность не лишала его облик душевности: с ним всегда можно было договориться. Этот учитель стремился быть объективным со всеми. 

Аркадий Палыч слыл у нас «дежурным» школьным оратором, и его речи иногда веселили.
Однажды, на первомайском школьном собрании, он заговорил о солидарности трудящихся и «борьбе за мир во всём мире», не забыв при этом упомянуть о коротком слове, которое прогрессивные дети земли якобы пишут на всех заборах и стенах. Учитель пытался убедить нас, что это слово - «мир», но мы, зажимая от смеха рты, представляли себе «матерок» из трёх букв, написанный на всех заборах и стенах наших дворов. (Сейчас, кстати, это слово пытаются запретить...) 
Каким он был учителем литературы, узнать не удалось - в нашем классе он не преподавал.

Другой педагог - физик Юрий Иванович, учил нас с 6-го по 10-й класс. Время от времени вижу его у метро «Гагаринская».
Юрий Иванович ничуть не изменился. Худой, рыжий; из-за сутулости напоминает знак вопроса. Горе нерадивому ученику, занятому на уроке посторонними делами, над которым нависал этот «вопрос». Ярость учителя выражалась одной короткой фразой: «Иванов, оставь кабинет…»
Вплоть до 9 класса фраза «оставь кабинет…» звучала довольно часто.
Наш одноклассник Матвей даже придумал и спел куплет, переложив свои слова на мотив первой композиции Тухманова с культовой пластинки тех времён «По волне моей памяти…»
Там, где было: «Я мысленно вхожу в ваш кабинет, *
               Здесь те кто был, и те, кого уж нет…»,

он переделал в: «А ну оставь, оставь мой кабинет;
                Вот здесь ты был, и здесь тебя уж нет…»
Шутка понравилась всем.
Сам Юрий Иванович шутил редко. Довольный ответом слабого ученика он мог, например, сказать: «Садись, Цагаев. Оценка пять. Мог бы принести и шампанского».
Но и такие шуточки были редки. И всегда они были связаны с темой алкоголя. Можно было подумать, что Юрий Иванович  «выпить не дурак», однако никто и никогда не видел его нетрезвым. В отличие от того же Аркадия Павловича.
Физику Юрий Иванович преподавал замечательно. В старших классах его совершенно не устраивал наш учебник, он начитывал нам материал по-своему, требуя, чтобы мы конспектировали урок. Учиться по этим конспектам было легко.
Желая отблагодарить Юрия Ивановича в последний учебный год, наш класс решил сделать ему подарок. Было это перед новым годом; в складчину купили ему красиво оформленную бутылку советского шампанского; она лежала на лафете в виде старинной пушки.
Этот скромный презент чуть не до слёз растрогал его. Он не ждал от нас благодарности: гонял на уроках, как «Макар телят» и требовал, требовал, требовал… Он просто честно выполнял своё дело.
Прощаясь с классом после урока перед началом каникул, Юрий Иванович пожелал всем нам получить по такому же новогоднему подарку…

Каждый день я иду на работу мимо нашей ветшающей школы. Каждый день меня тянет зайти туда, подняться на 2-й этаж, найти кабинеты литературы, физики, химии и постоять у дверей; ещё лучше посидеть за партой, но так, чтобы никто не заметил моего присутствия; ещё раз окунуться в ту незабываемую атмосферу школьных дней.
Но сделать это я могу только мысленно.
«Я мысленно вхожу в Ваш кабинет…»

*стихи Максимилиана Волошина