Кого же мне выбрать?

Адриэл Ханна 2
Я люблю тебя!!! Слышишь?!!
Ты так далеко… Только грусть мое сердце тревожит…
И невидимым гнетом мне давит плечо
И невидимо сердце мне гложет.
Пусть как вихри кружатся в моей голове
Те минуты, секунды, мгновенья.
Пусть как вихри кружатся, твердят о тебе.
Ни за что не предам их забвенью!

Меня зовут Виктор. Мне 32 года. Я – писатель. Один мой хороший знакомый попросил меня написать рассказ, основанный на реальных событиях. Ему это нужно для практики: он – психиатр. Я обещал ему помочь, но теперь даже не знаю, выйдет ли у меня. Каждый раз, когда я сажусь за стол и начинаю думать, я чувствую усталость. Думаю, что хочу спать, но, когда ложусь в постель, я долго не могу уснуть. Бывает даже так, что я просыпаюсь ночами, хотя раньше я спал, словно ребенок. Я сказал об этом своему другу, но он поддержал меня и даже сказал, что будет лучше, если я буду писать постепенно и при этом стану описывать свое состояние и отношение к этому рассказу. Ему это нужно для практики. Мы с ним уехали в Германию. Я давно хотел здесь побывать, и теперь он предложил мне поехать с ним. Только жить приходится у него на работе. У моего друга своя клиника. Она довольно хорошо обустроена и мне выделили палату «люкс». Даже у моей двери всегда сидит Гертруда и, если мне что-то понадобится, я могу ее попросить.
Вообще-то эта история произошла со мной и моими друзьями. И, поскольку это близко мне и я – писатель, Карл попросил меня об этом написать. Ему это нужно для практики.

Еще с детства я дружу с тремя людьми: Марией, Сергеем и Дашей. Мы учились в одной школе и наши родители тоже дружили. После школы мои друзья поступили в университет, а я – в училище культуры. Мы часто встречались и проводили вместе время. Маша очень любила театр и мы пересмотрели почти все постановки: от классики до модерна. Да, не скрою, мне тоже это было интересно, потому что я уже тогда писал стихи и мне нужно было вдохновение. После окончания университета мы все вместе решили остаться в родном городе. Сергей стал автомехаником, я – редактором газеты, Даша – юристом, а Маша вышла замуж, родила девочку и сидела дома. Она называла себя «лучшей домохозяйкой». Это правда. Она пекла такие пироги, что нам, как дегустаторам, завидовал весь город. Когда нам было по 25 лет, муж и дочурка Марии заболели гриппом и оба умерли. Это было большим потрясением. Думаю, тогда все и началось. Маша долгое время не работала, а потом устроилась преподавателем в наш университет. Она преподавала литературу. Мы стали замечать, что она, как бы, начала выходить из депрессивного состояния. Этому во многом помог Сережа. Он ходил с ней в театр на ее любимые постановки, ездил с ней в горы, и, так как он боялся ее суицидальных мыслей, то был почти всегда рядом. Вообще Карл говорит, что женщины легче выходят из депрессивного состояния. Люди считают, что рассказывать о своих проблемах – признак слабости. Я тоже так считаю, ведь я мужчина. А женщины, в большинстве своем, разговорчивы, как балалайки. Может в этом и причина того, что Маша вернулась к прежнему образу мыслей. Теперь преподавание ей нравилось. Хотя и тогда ее любимым писателем оставался Федор Михалыч Достоевский. «Идиота» она считала вершиной его творчества. У меня было подозрение, что Маша выбралась из депрессии благодаря тайной любви к Сереже. Знаете, бывает такая любовь, которая выплывает из привязанности. А чего же было ожидать? Они теперь были всегда вместе. Я знаю, что Сережа ничего не чувствовал к ней, но она рядом с ним была почти счастлива. Я злился на Сергея за то, что он не любил ее. Он просто был рядом, как друг. А я – любил. Я и сейчас ее люблю. Я пишу ей стихи.

Если бы моя любовь была жива, я был бы счастлив. Но – обо всем по порядку.
Однажды Даша призналась мне в том, что постоянно думает о Сергее. Она завидовала подруге, с которой Сергей проводил так много времени, но понимала, что у них ничего не выйдет, поэтому ему не говорила. Но – женщины. Им необходимо кому-нибудь высказаться. Теперь я понимаю, что виноват во всем я. Если бы мои глаза не были настолько разговорчивы, Маша ничего не узнала бы. Да, я уверен, что проговорились мои глаза. Маша пришла сказать мне о намерении признаться в любви Сереже, а мои глаза ей все сказали про любовь Дарьи. Как я мог?! Лучше было мне уснуть и не смотреть на нее. Но тогда она пришла бы в другой раз. Она ведь женщина. И единственным человеком, которому можно было поведать эту тайну, был я. Хорошо еще, что она не сказала об этом Даше. Да, у меня было потрясение – второе, после смерти Егора и маленькой Юленьки. Женщина, которую я любил, призналась мне в любви к другому. Она была так красива в минуты своего признания, что я на миг забыл о том, что это адресовано не мне. Я представил ее в своих объятиях и даже потом обнял ее – она не поняла, почему. А я так и не сказал ей. Когда мои глаза проговорились, Маша ушла – в ярости. Она не могла поверить, что ее лучшая подруга любит того же мужчину, что и она. Второго лишения она бы не пережила. Сначала потерять мужа, потом – Сергея, это было выше ее сил. Скорей всего она решила бороться. Как именно бороться, разбирались следователи. Я знаю только то, что она подсыпала в вино большую дозу метронидазола и предложила Даше отпраздновать завершение своей диссертации. Она писала, кстати, о любимом Достоевском. Думаю, она в своих размышлениях прошла весь путь Раскольникова: от осознания несправедливости жизни до самого покушения. Не просчитала только то, что подругу вырвет и она вызовет скорую. А дальше история развивалась очень стремительно. Потерпевшая лежала в больнице, ее, конечно, откачали, так как почти все, что она глотнула, вернулось обратно, но состояние было все еще тяжелое. В пищеводе и в крови обнаружили использованный яд, в комнате – стакан с отравленным вином, а на одежде Марии – остатки метронидазолового зеленоватого порошка. Наверное она просыпала его, нервничая. Конечно же Мария испугалась, в голове все перепуталось и она – сбежала, даже не уничтожив улики. А их было-то всего: бокал да одежда. Ее осудили за покушение, пытались доказать состояние аффекта, но, проведя судебно-психиатрическую диагностику, заключили – умышленно. Дали 8 лет строгого режима.

Серега был в трансе. Наверно, он был близок к депрессии. Но самое плохое то, что он теперь просиживал сутками у палаты больной. По первому зову он был готов прийти на помощь, а про Машку – как забыл. Она сидела в тюряге, а ему – хоть бы что! Я снова был зол на него. Она же его любила! Она ради его любви пошла на преступление. А он не понял. Он ее осудил, так же, как закон – на 8 лет. Только я приезжал навещать мою любимую Машу. Я обещал, что буду ждать ее, но ей было все равно. Она потеряла свою жизнь. Нет, она не виновата. Я и сейчас так думаю. Это обстоятельства превратили ее в душевнобольную. Она, между тем, помешалась на самом деле. Ее перевели в клинику и мой друг Карл пытался ее вылечить. Она стала раздражительной и перестала спать ночами – как я теперь. Она разлюбила Достоевского, хотя я приносил ей все его сочинения. Ей было безразлично. Она не видела меня, она смотрела мимо. Однажды, когда я пришел к ней в палату, ее бросило в дрожь, она попросилась лечь, потом стала жаловаться на боль в сердце. Я испугался и побежал за Карлом, но когда мы вошли в комнату, она лежала на полу мертвая. Карл говорит – суицид. Но я не верю. Хотя Карл умнее меня в этих вопросах. Он же психиатр. Наверное поэтому он не сказал мне, что именно она с собой сделала. Она просто сказал, что ее не убивали, она – сама.

Я никому не сказал о ее смерти. Я боялся, что это известие омрачит счастье Даши и Сергея. Они как раз уехали в Турцию, кажется, или в Египет. Точно не помню. Я сам организовал похороны, сам просил священника отпеть ее, а он – старой закалки – отказывался, мол грешница она, самоубийц не отпевают. Это раньше так было, а сейчас что? Глупый священник. Я дал ему денег и он согласился. На похоронах было несколько человек. Я даже не знаю, почему. Хотя я ведь никому не говорил. У Карла после этого были большие проблемы, но я взял вину на себя. Да, я считаю, что если бы сначала мои глаза не проговорились, а потом если бы я не оставил ее одну, она была бы жива. Я виноват. Поэтому я сейчас пишу для Карла.

Когда мои друзья вернулись, я понял, что они несчастны. Что произошло – не знаю. Ведь все складывалось хорошо. Даша любила Сергея, а он полюбил ее. Они странно вели себя оба. Я заметил, что Сергей очень похудел. Он стал бледным и вялым. Вообще на лице нарисовалось безразличие ко всему. Я предложил познакомить его с Карлом, но он отказался. Он сказал мне, что узнал такое, чего никогда не сможет ни забыть, ни принять. Я спросил у него, с чем это связано, а он разозлился и хотел даже меня ударить, но я увернулся. Мне было очень плохо, ведь мои лучшие друзья по одному терпели неудачи. Я чувствовал себя виноватым во всем с самого начала. И теперь мне очень хотелось сказать им про смерть Марии. Но я молчал. Карл говорит, что я должен был сказать, но я молчал.
Даша после возвращения тоже изменилась. Она проколола правую бровь, надела на большой палец колечко, сделала новую модную короткую стрижку… Наверное, она встретила кого-то во время отдыха, и именно это стало ударом для Сергея. Я забыл сказать – Сережа спрыгнул с моста. Я очень хочу верить, что он хотел искупаться. Но Карл сомневается. Это осталось загадкой. Он просто упал в воду плашмя, поэтому, скорей всего, разбился. Не знаю. Но священник на этот раз отпевать не отказывался. Даша на похоронах не плакала. Она просто была грустная. Ей было жалко друга. Она говорила, что Сережа не хотел умирать, он на самом деле был очень жизнерадостным. Но мне ее мнение не интересно. Я злой на нее, на ее любовь к Сергею, на то, что она заставила Марию пойти на преступление. Но все же чувствую свою вину. Если не мои глаза, может все обошлось бы.
 
А я так и не сказал ей, что Маша мертва. Она сама узнала. Вчера Дарья тоже приехала в Германию  к Карлу, но живет в другом крыле клиники. Я просился у Карла ее проведать, но он не пустил. Он сказал, что ей тяжело. Она узнала о смерти Марии и очень расстроилась. Мне не нравится, как об этом говорит Карл. Он мне чего-то не договаривает, я чувствую…


---------------------------------
Приходил Карл, спрашивал, как у меня дела. Я сказал ему, что это странно, но я ни разу не захотел спать во время того, как писал рассказ. Обычно я быстро устаю. Карл улыбнулся и сказал, чтобы я все равно отдохнул…


---------------------------------
Прошла неделя. Карл сегодня дал мне прочесть мой рассказ и сказал, если я захочу что-нибудь дописать, то могу это сделать прямо сейчас. Я прочитал и посмеялся над собой. Это похоже на изложение школьника, а не на произведение опытного писателя. Карл говорит, что если я это заметил – это очень хорошо, значит мы скоро поедем домой…