Адские яблочки

Госпожа Говори 2
Опубликовано: Сборник рассказов "Запредельный градус", 2011 г.



Ника проснулась, как всегда, в шесть утра. Мобильный телефон запиликал, потревожив мужа, который, вздохнув во сне, повернулся на другой бок. Она  нащупала телефон, отключила звук.
Потянулась, села, щуря в темноте глаза, смакуя остатки сладкого утреннего сна, чувствуя, как они ускользают в темноту за окнами. Ей приснилась незнакомая местность, похожая на осеннюю рощу. Правда, во сне Нике казалось, что она когда-то уже здесь побывала.
Она помотала головой и окончательно прогнала сон. Неясная тоска    рассеялась, как и нечёткие визуальные образы. Новорожденный день нетерпеливо шёл по городу, отгоняя со своего пути замешкавшихся призраков.
О том, чтобы поваляться ещё минут десять, не было и речи. Чтобы  унести ноги из спального района и не сгинуть в пробках по дороге на службу, ей нужно было выехать без четверти семь.
Ника быстро собралась, приготовила завтрак семье и  выскользнула из квартиры.   
На улице её ожидал сюрприз. Никина машина оказалась заблокирована в сквозном проезде между гаражами, где обычно парковались четыре машины. Как её машина умудрилась оказаться пятой, стиснутой со всех сторон, Ника не смогла бы вразумительно объяснить. Первой реакцией было удивление – как будто кто-то сказал ей в самое ухо: «Опа!» Дальнейшие  эмоции сменялись быстро: удивление, растерянность, злость. Перспектива опоздать на утреннее совещание и выгрести по полной программе от начальницы замаячила перед Никой.
Ника щёлкнула брелоком, отключая блокировку, погрузила в салон свои  вещи, зажгла фары и, решительно подойдя к соседской машине, припаркованной впритык к её переднему бамперу, хлопнула ладонью по капоту.
Чужая машина отреагировала на шлепок, как чужой ребёнок: она завыла. Подождав, пока сигнализация утихнет, Ника снова хлопнула по капоту,  на этот раз сильнее, с отчаянием чувствуя, как уходят драгоценные утренние минуты.
В окнах стали появляться разбуженные люди, но никто не выбежал, бормоча извинения и сжимая в руке ключи зажигания. Наконец, когда ей казалось, что уже всё потеряно, из подъезда вышел хмурый мужчина, подошёл к машине и отключил сигнализацию.
– Это – ваша машина? – поинтересовалась Ника.
– Моя, – хмуро отозвался сосед.
– Я вас ненавижу, – выпалила Ника. –  Я из-за вас на два часа опоздаю!
Тут сосед счёл нужным обидеться.
– Мадам, – завопил он, – что за наезды? Я ведь могу и уйти!
Ника почувствовала, как на глазах закипают злые слёзы. 
– Пожалуйста, идите, дрыхните, если у вас совести нет, – запальчиво проговорила она. – А я пойду и повешусь.
– Вы что, истеричка? – насмешливо поинтересовался сосед.
– Если я – истеричка, то вы – хам, – парировала Ника. –  Как можно было заблокировать чужую машину, вам что, места во дворе мало?
– Из этого угла никто раньше десяти не выезжает, – произнёс сосед, красноречиво обводя рукой пенал. И добавил оскорблённо:
– Сами вы… хамка!
– Простите, тут не было таблички: «парковки для безработных», – саркастически проговорила Ника. – И не оправдывайтесь. Я, в отличие от вас, за всю жизнь не заперла ни одной чужой машины…
– Всю жизнь! Я знаю, сколько вы за рулём, – сосед пренебрежительно расхохотался.
У Ники застучало в висках, но она тут же взяла себя в руки. Теперь её ярость была холодной и трезвой.
 Она прищурила глаза и проговорила:
– Правда? А что ещё вы обо мне знаете? Например, сколько я зарабатываю, что ем на завтрак, какого цвета у меня трусы?
Продолжая говорить, Ника постепенно, шаг за шагом, надвигалась на соседа, низкорослого и щуплого, пока он испуганно не попятился.
– Мне всегда было интересно, откуда берутся люди, которые всё про всех знают, – она уничтожающе рассмеялась, – поскольку я до этой минуты даже не догадывалась, что вы существуете в природе.
Сосед замер с открытым ртом, моргая глазами.
Ника приостановила тираду, чтобы сделать вдох, и вдохновенно закончила:
– …и вообще, главным признаком мужской полноценности является снисходительность к женщине, со всеми её тараканами.
Сосед закрыл рот, как футляр для очков, и выпучил глаза.
– Ладно, – произнесла Нина, уже на полтона ниже. – Хватит болтать, отгоните, ПОЖАЛУЙСТА, машину. Всех благ.
И Ника уселась в салон, хлопнув дверью.
Сосед постоял ещё пару секунд, потирая вспотевшую лысину. Потом тихо произнёс:
– Вот ведьма-то, ёж её медь…
Сел в машину и резко сдал назад, освобождая дорогу.
У Ники вдруг возникло искушение помигать ему на прощание. Даже рука потянулась к кнопке, и девушка еле удержалась от сомнительной вежливости, смахивающей на шалость.
– Перебьётся, – сердито сказала она вслух.

Спальный район, где жила Никина семья, имел четыре выезда в центр города, и на всех выездах дороги, по причине раздолбайства их строителей,  сужались, образуя подобие бутылочного горлышка. Машины сбивались, как бараны в кучу, и жалобно дудели, стоя по сорок, пятьдесят  минут.
Можно было, конечно, воспользоваться кольцевой автодорогой. Но чтобы туда попасть, тоже нужно продираться через бутылочное горло, а она упустила нужный момент…
Ника сидела в бесконечной пробке, про себя тоскливо ругая соседа.   
И тут, как будто в ответ на её мысли, ведущий радиоканала, вещавший  о пробках в городе, возбуждённо заговорил:
– Только что произошла страшная авария на кольцевой автодороге! Не доезжая до съезда в  город, в районе проспекта Обуховской Обороны «Мерседес», нёсшийся на скорости 180 километров в час, врезался в грузовую фуру. От удара «Мерседес» раскроило на части, а фуру развернуло поперёк движения. Останки «Мерседеса» разлетелись по автодороге, ударяясь о проезжавший транспорт. Уклоняясь от них, водители пытались маневрировать и врезались в фуру. В итоге пострадало двадцать машин. Погибли восемь человек, ещё двенадцать везут в больницы…
 «Хорошо, что я по КАД не поехала», – подумала Ника и поёжилась.
А ведь были, были  у неё мысли сегодня ехать по КАД! И если бы не непростительная тупость соседа, заблокировавшего её «Subaru», не исключено, что она бы сейчас находилась именно в районе съезда на проспект Обуховской Обороны. Значит, соседу нужно спасибо сказать, так, что ли?
Начальница Александра Святославовна в таких случаях говорит: «Все неприятности, которые с нами происходят, не случайны, и, безусловно, к лучшему».

Ника добралась до работы к десяти часам, когда совещание уже закончилось.  Александра Святославовна, выслушав её сбивчивые объяснения, только покачала головой, сведя красивые брови. Бури не последовало. Ника облегчённо вздохнула, и, приветливо покивав коллегам, пробралась на своё рабочее место.
В обеденный перерыв, перекусив йогуртами и фруктами, они пили  чай, обсуждая текущие вопросы. К миниатюрной блондинке Марине зашёл муж Артём, которого они с девочками называли за глаза «Сумасшедший Профессор». В действительности, Сумасшедший Профессор был ещё довольно молод, подтянут и обходителен. В прошлом физик, он в один прекрасный день вдруг защитил докторскую диссертацию по психологии. Хотя его постоянно заносило в дебри парапсихологии.
Вот и сейчас, одним ухом рассеянно слушая рассуждения Сумасшедшего Профессора  – он излагал свою оригинальную, хоть и  малопонятную теорию параллельных миров, которые он называл «параллельными потоками» – Ника включила телевизор.
В новостях передавали  репортаж об аварии на кольцевой дороге. Ника увидела на переднем плане дымящийся фрагмент красной, по-видимому, дорогой машины. В перспективе просматривались: покорёженный остов грузовика с прицепом, разбросанные по дороге металлические тушки,  длинный ряд машин «Скорой помощи» и тела, накрытые простынями. Ей стало жутко, и табун липких, холодных мурашек пробежал вниз по спине.
– Господи, какой ужас, – отреагировала Александра Святославовна. – Кто им позволил снимать так подробно, зачем такой натурализм? Ника, переключи, будь добра.
Ника кивнула и выключила телевизор.   
– Всё, что происходит в параллельных потоках, не всегда синхронно с историей, разворачивающейся в нашем потоке, – говорил тем временем Сумасшедший Профессор, – хотя общее направление единое. Мы даже можем, не замечая этого, перемещаться из одного потока в другой. А в критические моменты такое случается сплошь и рядом. И человек, обладающий сильной энергетикой, к примеру, погибнув, может быть выброшен в другой поток, и остаётся там, живой и невредимый, получая тревожные сигналы из своего потока. Так, ему может присниться кошмарный сон, в котором он погибает, но это будет… не совсем сон. Или он может проехать мимо места ДТП и увидеть себя среди жертв… не опознав, разумеется, поскольку у человеческой психики есть мощные защитные механизмы, разрушающие и блокирующие такие сигналы…
Ника поймала себя на том, что слушает, открыв рот.
Когда Сумасшедший Профессор попил чаю и ушёл, Александра Святославовна сказала:
– Марина, как ты с ним ещё не свихнулась?
И все засмеялись.
Вопреки обычному авральному режиму работы, всю вторую половину рабочего дня оказалось нечем заполнить. Лера и Дина трепались по мобильникам,  Марина сидела в контакте, Ника раскладывала пасьянс «паук».
Через час после обеденного перерыва на пороге их кабинета появилась  Александра Святославовна.
– Девушки, – сказала она, – шефа нет, и сегодня он уже не появится. Давайте съездим ко мне на дачу и соберём яблоки, пока они не сгнили.
Девушек не пришлось уговаривать. Им было скучно, да и на субботник по уборке яблок они уже давно собирались. 
Дача начальницы находилась в районе Петергофа, двадцать минут езды – если без пробок. Они ехали на машине Марины, и почти всю дорогу обсуждали дорожно-транспортные происшествия, увиденные за последнее время  воочию или в новостях.
– То, что по телевизору показывали сегодня, это жуткий ужас, – произнесла брюнетка Дина, укоризненно покачивая головой. – Как только этим придуркам права выдают?
– Они их покупают, – сказала рыженькая Лера.
– Ты кого имеешь виду, водителя «Мерседеса» или грузовика? – поинтересовалась Александра Святославовна.
– Обоих. Хотя грузовик неповоротливее, и его водитель вообще был в невыигрышном положении.
– А у меня вчера вечером были шансы пополнить рубрику «самая нелепая смерть», – проговорила Дина. – В меня чуть не врезался бензовоз, летящий на скорости не меньше ста километров. Я в последнюю секунду выскочила на соседнюю полосу, и там тоже едва не произошло столкновение.
– Ни фига себе! Где это произошло? – посыпались вопросы.
– На набережной реки Пряжки.
– Я знаю, – перебила Лера, – это какой-то псих сбежал из сумасшедшего дома на Пряжке и угнал бензовоз. И чёрт его знает, где он теперь катается. Жертвой может стать каждый из нас!
Все засмеялись, а Марина попросила:
– Пожалуйста, смените пластинку.
И никто не стал спорить с водителем.
Сад Александры Святославовны оказался большим и запущенным.  Яблоневые деревья переплелись ветками настолько тесно и низко, что ходить по саду можно было, только пригнувшись, и к тому же прикрыв руками голову, потому что сверху постоянно падали и падали яблоки, глухо ударяясь о землю.
Сотни яблок, влажных от недавнего дождя, краснобоких и глянцевых, жёлтых и рыхлых, коричневых и гнилых, валялись на земле, хрустели под ногами. Девушки ходили, согнувшись, по саду, и собирали яблоки.  Спелые они складывали в один мешок,  гнилые – в другой.
С того самого момента, когда перед ними отворилась низкая покосившаяся калитка, Нику не покидало ощущение, что она была здесь прежде, хотя она знала точно, что никогда этот сад в глаза не видела. Ощущение было немного тревожным и сладковато-болезненным, и ей всё никак не удавалось от него избавиться.
А потом, словно во сне, Ника вошла в дом  Александры Святославовны, и оказалось, что маленький, заброшенный дачный домик, как амбар, наполнен яблоками. Они лежали на террасе и в комнате, в больших деревянных коробках, на деревянных лавках вдоль стен, на кроватях и прямо на полу.  Многие из них уже покрылись плесенью,  размякли и разложились, или мумифицировались и окаменели. Но были здесь и хорошие, сочные яблоки.
За два часа субботника девушки собрали по мешку яблок, и ещё несколько  мешков гнили и мусора. 
Они вернулись в офис.

– Что мы будем делать с яблоками? – спросил муж.
Дети засыпали, вздрагивая во сне. Сорванцу-сыну снился дворовый обидчик, которому он отвешивал крепких тумаков. Дочка видела во сне свою первую любовь, очкарика-соседа по лестничной площадке, вместе с которым она неслась по бульвару на роликах, заливаясь звонким смехом. Муж валялся на диване перед телевизором. Только что закончилась трансляция футбольного матча на первенство Европы.
– Яблоки дети съедят, – сказала Ника.
– У нас на балконе уже валяется один такой мешок, – напомнил муж. – Скоро плесенью покроется.
Ника с хрустом откусила от яблока. Большое блюдо с фруктами из заброшенного сада стояло на журнальном столике.
– Я, наверное,  сварю компот, – решила она.
– Его никто не выпьет. Им бы только кока-колой травиться, – сказал муж, подразумевая детей. – Но, впрочем, делай что хочешь.
Ника ушла на кухню варить компот. Она поставила на плиту большую кастрюлю, налила воды, вымыла и порезала яблоки, добавила изюм, достала сахар. Её руки работали автоматически, а перед глазами раскинулся осенний заброшенный сад.
И вдруг она поняла, почему сад Александры Святославовны показался ей знакомым. Ведь это он снился ей сегодня ночью.

Она прилегла ненадолго, и внезапно провалилась в сон, под тягучую музыку из какого-то триллера, который смотрел муж. Точнее, нет, это сон навалился на неё. Ника вернулась в детство, в посёлок городского типа, где когда-то на оборонном заводе работали её командированные родители. Ей снова было двенадцать, и она спускалась босиком к реке по деревянным мосткам, а рядом с ней, доверчиво держа её за руку, семенила девятилетняя Лилька.
– А может, всё-таки искупнёмся, Ник? – спрашивала Лилька, дёргая её за кисть.
– Поздно, Лиля, солнце спряталось. Давай завтра лучше, – разумно, как взрослая, отвечала Ника.
– Так вода ведь тёплая.
– Вода-то тёплая, да комары заедят.
Они шли мимо рыболовов в резиновых сапогах, угрюмо сидевших с удочками, и Нике было странно, что тут делают рыболовы, когда основной клёв, как известно, на заре. Один рыболов повернул голову и посмотрел на неё в упор.  Ника узнала соседа по двору, с которым пикировалась утром на парковке. Была здесь и его машина – грязная, со спущенным колесом и выбитым передним боковым стеклом. Видно, сосед насолил ещё какому-то автолюбителю, заперев его на парковке, и тот покалечил его машину. Взгляд соседа, устремлённый на неё,  был таким недобрым, что Нике стало не по себе. Впрочем, стоило двум маленьким подружкам пройти дальше, как она  забыла про соседа.
– Ну, давай искупаемся, а? – просила Лилька, остерегавшаяся лезть в воду без разрешения старшей подруги. – Мне бы охладиться, а то в доме так жарко, душно, что не продохнуть.
И Ника во сне почувствовала липкий ужас, потому что вспомнила вдруг, что ей, Нике, на самом деле уже тринадцать, и живёт она в Ленинграде, а Лильки год как нет в живых, поскольку она угорела вместе с семьёй в собственном доме…
Но если  это – правда, то кто тогда идёт рядом с ней по мосткам, и чью прохладную ручку она ощущает в своей руке?
– Давай, Лиля, – с трудом выдавила из себя она, чувствуя тоску и сострадание, от которого разрывалось сердце. – Давай искупаемся.
И испугалась, что вот сейчас повернёт голову и увидит Лилькино мертвенно-бледное, неживое личико, а то и совсем что-то страшное, вместо подруги-призрака…

…После того, как она, Ника, уехала навсегда вместе со своими родителями в Ленинград, ей написала школьная подруга и рассказала жуткую историю о том, как Лилькина мать топила на ночь печку, а в дымоход упал голубь. И все, кто был в доме – Лилька, её мать с отцом, старшая сестра с мужем и грудным ребёнком, бабка – погибли, задохнулись во сне. Только дед, вернувшийся ночью из совхозной конюшни, выжил. Он сам вынес на руках из дома семь тел.
История была такой жуткой, что Ника поначалу в неё не поверила, хоть и было ей не по себе, и с той подругой она общаться перестала. Время шло, связи с прошлым размыло дождём отчуждения. И только спустя годы, когда её одноклассники приехали в Ленинград и разыскали Нику, она узнала подробности той истории. Как хоронили Лилькину семью, несли по посёлку  шесть гробов и один совсем маленький гробик, с младенцем. И как единственный из семьи выживший дед сошёл с ума, и до самой смерти бродил по пепелищу сгоревшего дома, пьяный, бормочущий невнятицу, с трясущейся головой…
 И тогда она вдруг осознала, что её лучшая подружка детства умерла давным-давно, а она, Ника, забыла о ней, и даже не оплакала её. И она, неожиданно для самой себя, зарыдала, а оторопевшие одноклассники топтались вокруг со своими недопитыми стопками в руках, и не находили слов утешения для подруги детства…

…Нике показалось вдруг, что она задыхается. Она во сне широко открыла глаза и поморгала ими изо всей силы – это был детский способ проснуться. Как ни странно, он подействовал, и Ника, действительно, проснулась.
Она сразу же поняла, что чувство удушья ей тоже приснилось, что оно было связано с Лилькой. На часах был пятый час – вставать ещё рано, хотя сон уже убежал.  Недавнее свидание с умершей подругой детства уже не казалась пугающим, зловещим. И вообще, всё было, как обычно, если бы не…
Если бы не необычный сладковатый запах.
Ника бросилась на кухню.
Так и есть – она заснула, вырубился муж, а сын, сидевший на кухне и смотрящий ночной боевик, перед отходом ко сну даже не поинтересовался, что там кипит на плите.
Газ горел, по счастью, вода выкипела и не залила его. Кастрюля снаружи даже не закоптилась. Только внутри, на дне её, пузырилась густая  резиновая масса. Это было всё, что осталось от яблок.
«Спасибо, Лилька», – мысленно произнесла Ника, отскребая массу от обугленного дна и выбрасывая в унитаз.

На этот раз никто не запер на парковке её машину. Ника выехала вовремя, поэтому на железнодорожном переезде оказалась в самом начале пробки. Впереди монотонно мигал красный сигнал, потом, грохоча, промчался поезд, и тут же медленно пополз вверх шлагбаум, из-за которого вылетели две пожарные машины, а следом – три или четыре машины «Скорой помощи», и, завывая, пронеслись мимо.
Ника поёжилась: как тут забудешь о ночном происшествии, если всё, что видишь вокруг, напоминает о твоей халатности? Она оглянулась, но пожарные и «Скорая» уже скрылись из вида, и позади не было ничего примечательного, кроме мигающей «очереди» машин, выстроившихся у переезда.
Рабочее утро выдалось суетное. Они отвечали на звонки, принимали заказы, и только в одиннадцатом часу позволили себе пятнадцатиминутный перерыв на утренний кофе.
Девушки, оживлённые и весёлые, обсуждали планы на выходные, делились новостями. Ника не принимала участия в общем разговоре, молча отхлёбывала свой кофе. Её угрюмая сосредоточенность не осталась незамеченной сотрудниками, и ей пришлось признаться, что ночью она чуть не спалила дом.
– Не знаю, как такое могло случиться. Заснула, как убитая, – оправдывалась Ника. – Словно вырубили…
– Мы большую часть своей жизни проводим во сне, – прокомментировала Александра Святославовна. – Видимо, ты спала уже в тот момент, когда поставила на плиту кастрюлю. Хорошо, что всё обошлось.
Несмотря на позднюю осень и первые заморозки, в окна светило солнце. Расцветал чудесный день, дразнящий яркими красками клёнов и рябины, и Ника почти забыла обо всём, что её тревожило и раздражало в последние сутки. Жаль, что своим ходом не приехала, подумала она, можно было бы прогуляться по парку после работы…
Зазвонил городской телефон, и она ответила на вызов. Какие-то шумы, потом звуки, похожие на всхлипы.
– Доченька, – долетел до неё искажённый помехами мамин голос, – я с ума схожу! Почему ты не зво…
– Мама, мама, что случилось? У нас всё нормально. Почему ты плачешь?
Но связь оборвалась.
Ника схватила мобильник и начала набирать мамин номер.
– Ника, – произнесла Александра Святославовна, появляясь на пороге, – срочно найди копию вчерашнего договора.
Началась обычная рабочая суета. Получасом позже Ника опять попробовала позвонить маме, потом набрала телефон мужа, но он был вне зоны доступа.
Ника не помнила, кто и в какой момент включил телевизор, но посмотрела на экран именно тогда, когда Дина уже переключила канал.
– Подожди-ка, – Ника выхватила у неё пульт, – верни назад. Какой канал только что работал?
– НТВ. Что с тобой? – удивилась Дина.
– Нет… ничего.
Да, конечно, померещилось. Но она ведь чётко видела… нет, этого не могло быть, это полный бред!
Ника выпила чашку кофе и почти успокоилась. Ей просто пора в отпуск, только и всего.
На обеденный перерыв пришлось отбывать в гордом одиночестве. Дина уехала по делам, Лера взяла больничный, Марину увёз обедать муж.  Александра Святославовна осталась в офисе и попросила купить ей салат.
Ника вышла из здания и села за руль.
Когда она повернула ключ зажигания, у неё внезапно закружилась голова. Полуобморочное состояние, то ли от голода, то ли от стресса. Ника посидела пару минут, приходя в себя.
–  Правда, пора в отпуск, – произнесла она вслух.
…Какой-то шум, крики, грохот, всё в дыму и… жуткий запах, заполняющий все поры, парализующий… убивающий. Хочется крикнуть, но изо рта вырывается только свистящий хрип… Что это, ещё один сон, увиденный, забытый и всплывший сейчас из подсознания?
Нику охватил ужас. Она выскочила из машины и почти бегом влетела в здание. Она не понимала сейчас, куда и зачем бежит – только знала, что ей нужно схватить телефонную трубку и набрать свой домашний номер.
На пятом этаже, где её фирма арендовала офис, ей попадались навстречу  испуганные лица. Она влетела в кабинет, и у входа налетела на выходящую Александру Святославовну, которая от неожиданности вскрикнула и обессилено опустилась, почти упала, на стул…

Резкий запах нашатыря вернул Нику в реальность. Она открыла глаза, потёрла виски. Голова раскалывалась от боли, а пульс был таким частым, как будто сердце сейчас выскочит из грудной клетки.
– Выпей, – услышала она знакомый голос, – это вода с валерьянкой.
Над ней с участливым видом склонилась начальница.
Ника послушно глотнула из кружки.
– Сейчас тебе лучше?
– Александра Святославовна, что случилось? Я видела, как вы упали в обморок…
– Это ТЫ упала в обморок. Я еле успела тебя подхватить, – Александра Святославовна приложила тыльную сторону ладони к её лбу. – А лоб  горячий. Тебе нельзя садиться за руль.
Александра Святославовна ещё говорила что-то, но Ника слышала только шум в ушах. Она хорошо помнила, как пыталась помочь своей начальнице  прийти в чувства…
Вернулись Дина и Марина, заняли свои места за компьютерами и приступили к работе, периодически бросая друг другу весёлые реплики. Ника к ним не прислушивалась.
«Что происходит со мной?» – думала она, нервно грызя авторучку. – «Что же это, чёрт возьми,  такое, а?»
Мобильный телефон ожил и прервал её мысли. «Мама вызывает» – засветилось на маленьком мониторе.
– Да, мамочка? – закричала Ника, хватая трубку.
– Доченька, почему ты не звонишь? – спросила мама, как ни в чём не бывало. – Я ведь за вас переживаю. Объявили эпидемию гриппа…
– Мама, – выдавила из себя Ника, – у тебя всё в порядке?
– Да, вчера выписали, сегодня вышла на работу.
Ника почувствовала укол вины: она даже не знала, что мать болеет.
– Ты ведь мне сегодня уже звонила? – спросила она на всякий случай.
Заранее зная, каким будет ответ.
– Нет, доченька. А почему у тебя такой расстроенный голос?
«Расстроенный» – это не то слово, подумала Ника, особенно если вспомнить, что мать ей звонила и плакала в трубку, а потом она видела её по телевизору, в белом больничном коридоре, заламывающей руки – и тоже получается, что ничего этого не было…
У неё снова закружилась голова.
– Мамочка, давай созвонимся вечером, – проговорила она. – У меня сейчас много работы.
– Хорошо, доченька, я перезвоню после девяти.
Отбой.
– Знаешь что, поезжай-ка домой, – сказала, войдя в кабинет, начальница. – Ты мне сегодня совсем не нравишься.  Такси вызвать?
– Нет, Александра Святославовна, я сама доберусь. Да, если это возможно, я поеду домой, мне надо отлежаться.
– Конечно, поезжай.

Она вела машину по среднему ряду на скорости 50 км в час. Ползла, как инвалидка, не обращая внимания на сигналы проносящихся мимо бодрых автомобилистов. В голове у Ники не было ни одной чёткой мысли, только какая-то каша из обрывков фраз:
 «Мы можем перемещаться из одного параллельного потока – в другой.  Если нам снятся тревожные сны, то это не совсем сны, это – сигналы, которые блокируются и разрушаются нашими защитными механизмами».
«Доченька, что с тобой??? Я так беспокоюсь за вас!»
«Очередная трагедия в Приморском районе: бытовая утечка газа. Четыре человека задохнулись во сне».
Свет фар, разбросанных по встречной полосе, слился в сплошную массу, принял очертания тошноты, и Ника, отъехав к обочине, открыла дверь и высунулась наружу. Слава богу, на тротуаре не было ни души, а машины проносились мимо.
«Я просто заболела, вот и всё. Завтра возьму больничный лист. Нет, лучше послезавтра... завтра у меня  важный отчёт…»
Почему-то ей казалось, что выйти на работу завтра – это очень, очень важно…

Поздним вечером, когда муж и дети заснули, Ника отыскала на полке книжицу в тонкой обложке. Это была монография Сумасшедшего Профессора о параллельных потоках.
Она легла, включила бра с приглушённым светом, начала читать, и читала, пока не слиплись глаза. Сон  подплыл к ней, как резиновая лодка, и, укачивая, унёс за собой. 
Это был довольно необычный сон. Словно всё, что она видела во сне, проходило сквозь неё, а Ника смотрела фильм широко открытыми глазами, обращёнными внутрь своего бытия. 
Рассвет. Сосед во дворе возится со своей машиной. Он грузит в багажник удочки и ведро, поворачивает голову, усмехается Нике. У соседа нет лица, одна темнеющая яма вместо рта и шматки обугленной кожи на черепе. Ника пытается крикнуть, но лишь беззвучно разевает рот.   
Утро. Яблоневый сад, деревья с низко нависающими ветвями, кое-где оплетёнными серебристой паутиной. Яблок на ветках нет. Только под ногами, в траве, полураздавленная гниющая масса.
День. Суета во дворе, вокруг дома. Это её дом. В проезде скопилось несколько машин «Скорой помощи»… из подъезда выносят на носилках тела, закрытые простынями. И мама здесь. Нет, не смотреть на маму… Но, может, хоть кто-то из её семьи остался в живых? Ника смотрит во двор откуда-то сверху, но боится вглядываться в эту страшную суету.
Сумерки. Маленькая Лилька теребит её за руку: «Ника, проснись! Тебе снится кошмарный сон, проснись, иначе будет поздно!».  А она понимает, что уже поздно, поздно, и беззвучно плачет, прижимая к себе Лильку. «Поняла ли ты, Лилька, что с тобой случилось, когда тебя выбросило в параллельный поток? Где ты, Лилька? Может, в этой реальности, куда сейчас занесло меня, ты жива, родила детишек и варишь им компот из яблок?». Тишина. Она одна, сама с собой разговаривает в сумерках.
Ночь. Она читает, сидя, на кухне, и слова расплываются перед глазами, и дыхание обрывается, потому что всё вдруг становится логичным, будто это не бредни Сумасшедшего Профессора, а вполне научный труд, и мир устроен именно так, как в нём излагается.
 Нет. Нееееет!
Она проснулась, села, уставившись в пустоту. Кто потушил бра? Ей стало страшно: а вдруг она  проснулась на этот раз в таком потоке, где она никогда не была женой своего мужа, где не рождались её дочь и сын… но зато и не было этих чёртовых яблок.
Нет, всё было таким же, как всегда, и даже муж храпел в своей обычной  тональности, ни полутоном выше, ни полутоном ниже. Она откинулась на подушку, натянула на голову одеяло, как в детстве.
Я не хочу ни в какое другое место, Господи.
Верни меня в отправную точку. В тот сад, где яблоки.
Почему-то ей хотелось винить во всём яблоки, а не себя, и уж никак не Александру Святославовну, которая пригласила её в свой сад.

Утром Ника проснулась, по обыкновению, раньше всех, наскоро собралась и вышла из дома. Все мысли крутились только вокруг сегодняшнего отчёта, а образы  сна, как и вычитанное из книжки Сумасшедшего Профессора, были словно вымыты из её сознания. Ника села за руль и выехала со двора.
По дороге, ведущей к железнодорожному переезду,  ей проехать не удалось: поперёк проспекта застрял трамвай, отключили ток.  Перекрёсток был забит машинами. Ника с большим трудом повернула налево, а этот путь естественным образом вёл к кольцевой автодороге.
Она добралась до КАД через двадцать минут. Напряжённый участок пути остался позади. Самое позднее, через час она будет в офисе, даже учитывая возможные пробки на КАД,  там, где ремонтируют полосы, устраняя колейность.
В районе Охты в её ряду появилось «новое действующее лицо» – бетономешалка. Это сооружение влетело на КАД на большой скорости, и сразу начало перестраиваться в средний ряд, чуть не задев при этом Никину «Subaru». Ника еле-еле успела притормозить, и даже посигналила, выразив своё возмущение.
Она вспомнила вдруг историю Дины, которая едва уклонилась от столкновения с бензовозом на набережной реки Пряжки. «А может, тот псих, с Пряжки, уже успел угнать и бетономешалку?» – подумала Ника, однако  не улыбнулась собственной шутке. Тем более что бетономешалка, мчавшаяся перед ней, крутила свой «барабан», разбрызгивая противную коричневую массу, и Никино лобовое стекло в мгновение ока оказалось грязным.
Она пустила струйку «омывателя» и включила «дворники». Нужно  пойти на обгон бетономешалки, любой ценой избавиться от зрелища  чудовища, которое мчалось перед ней, окутанное чёрными клубами дыма.
Ника включила поворотник, перестраиваясь в левый ряд, и прибавила скорость.
И тут её подрезали справа. Это был ярко-красный «Мерседес».
Ника узнала его и почувствовала парализующий ужас.
Она вспомнила новости, в которых показывали… да, последствия этого столкновения. И, может быть, она даже видела там себя, но не придала этому значения, потому что...
«…у человеческой психики есть защитные механизмы, блокирующие подобные сигналы…»
«В ЭТОМ потоке ты примешь смерть свою не от яблок».
Кажется, она сама сказала это вслух.   Потому что рядом не было никого, кто мог говорить ей в ухо.
«Я вернусь в отправную точку, если уцелею, чёрт побери!!!»
Если верить теории Сумасшедшего Профессора о параллельных потоках.
«Мерседес» пошёл на обгон слева. Ника рывком выскочила в правый ряд, успев услышать предупреждающий сигнал за своей спиной, проскочила ещё через ряд, и, не справившись с управлением, врезалась в ограждение КАД, но уже притормаживая, поэтому у машины, по инерции пролетевшей метров пять вперёд, был разбит только передний бампер.
Как во сне, уже издалека, она наблюдала развязку трагедии.
Ночные заморозки в этом году застали автомобилистов врасплох. Дорога была скользкая, однако не все успели поменять резину на шипованную. «Мерседес» не справился с управлением и на полном ходу врезался в бетономешалку, которая от неожиданности перестала вращать свой «вечный двигатель» – сосуд с бетоном. Бетономешалку развернуло, то ли от удара, то ли бестолковый водитель пытался маневрировать. Через несколько секунд ещё несколько машин, одна за другой, врезались в замершее чудовище, разбиваясь на части, образуя страшную мясорубку.
Ника открыла дверь и вышла на негнущихся ногах. Её тошнило. Она наклонилась, и…
Всё исчезло в единую долю секунды: дорога, разбросанные металлические конструкции, крики пострадавших.
Ника сидела на кровати в своей комнате, а по квартире распространялся  удушливый запах газа.
Она закричала, разбудив мужа. Потом бросилась к окну, открыла его настежь, понеслась в детскую, растормошила детей, побежала на кухню, выключила газ и тоже открыла окно, выскочила на лестницу, разбудила соседей, металась в ночной рубашке, как подстреленная белая птица, испугав сына и дочку, впервые увидавших маму в таком состоянии.
На плите с погасшей конфоркой стояла кастрюля с пузырящейся резиновой массой. Всё, что осталось от злополучных яблок.

Ника увидела своего соседа примерно через неделю, на въезде в город.
Сосед сидел на обочине и пытался прикурить сигарету, но пальцы не слушались. Его куртка была забрызгана кровью, машина валялась в кювете, а неподалёку лежала на боку другая машина, вокруг которой, охая, возился мужик.
Ни инспекторов ГАИ, ни Скорой поблизости не было.
– Подожди-ка меня пару минут, – сказала Ника мужу.
Муж послушно подъехал к обочине – за рулём был он, –  и Ника вылезла из машины.
Сосед поднял на неё глаза, когда она подошла, и Ника, поймав взгляд,  догадалась: это НЕ ТОТ сосед, с которым они скандалили во дворе на днях. Этот сосед, неотличимый от двойника, никогда не запирал её машину на парковке. И вообще, он не в своём потоке, и очень неуютно себя в нём чувствует.
– Я могу вам чем-нибудь помочь? – мягко спросила Ника.
– Если вам не трудно, дайте мне мобильный телефон, – после короткой паузы с усилием выговорил сосед. – Жене позвонить. Мой разбит…
– Да, звоните, конечно, – проговорила Ника, протягивая ему телефон.
Тебе ещё повезло, подумала она, но промолчала. Поежившись от холодного ветра, спрятала руки в рукава, тряхнула головой, отбрасывая со щеки прядь волос.
Закатное солнце, в виде большого красного яблока, медленно скользило за верхушки деревьев.