Служил я в одном хорошем месте, где было очень мало асфальта, но зато много грязи. Причём невероятно клейкой, налипавшей на обувь пудами. Жаль только, что не целебная. Моего тогдашнего начальника в звании капитана 2 ранга звали Юрий Павлович. Надоело ему соскребать грязь с ботинок, и он, в нарушение устава, стал носить галоши. Где Юрий Павлович их добыл, не знаю, но, в общем, обзавёлся он этим раритетом и был очень им горд и доволен.
Однажды иду я с одной привлекательной дамой из первого отдела, помогаю ей нести тяжёлый чемодан с документацией и одновременно охраняю. По форме – документацию, а по существу – даму: поддерживаю её под локоток, когда она оступается. Идём не торопясь, беседуем.
И вдруг навстречу появляется Юрий Павлович. А надо сказать, что к даме сей, он неровно дышал, хотя его супруга очень даже это не одобряла.
Сначала Юрий Павлович остановился. Стал ей улыбаться. Потом увидел меня, улыбка исчезла, поскольку именно в этот момент я поддерживал её за пухлый локоток. Вот останавливаться ему как раз-то и не следовало.
Наша грязь была близкой родственницей глубоких трясин и зыбучих песков - мгновенно засасывала. Юрий Павлович потянул ногу, да не тут-то было! Он напрягся, и выдернул её, но без галоши. Юрий Павлович нагнулся, стал вырывать рукой галошу из грязи, та упорно галошу не отпускала. Наконец, он вырвал галошу, дёрнулся, и с него свалилась в грязь фуражка, причём каким-то образом откатилась вперёд. Он потянулся за фуражкой, потерял равновесие, опёрся руками, и таким образом оказался на четырёх конечностях.
В это время подъехала машина, из неё вышел зам. главного конструктора и ласково спросил: «Издалека идёшь, Юрий Павлович?».
Мы стали хохотать, как сумасшедшие, и в этот момент зам главного, который стряхивал слёзы с глаз, поскользнулся и плашмя рухнул спиной в грязь. Юрий Павлович, минуту назад готовый нас всех убить, расхохотался.
Мы помогли подняться конструктору, Юрий Павлович забрался к нему в машину, и начальство поехало домой приводить себя в порядок.
Когда шеф появился на работе, он первым делом спросил меня: «Ты кому-нибудь рассказывал?». «Да Вы, что, Юрий Павлович!», - возмутился я. «А Марина?», - всё ещё сомневался он. «Будет молчать», - заверил я его.
Я и молчал. До сегодняшнего дня.