СКАЗКА
Про бабушку и внучку
\современная с детективным уклоном\
Обокрала внучка Нинка свою бабушку, родную и единственную. И не просто обокрала, а вовсе уж безбожно. Унесла все «гробовые» до копейки, без малого – четыре тыщи и ещё семьсот рублей. И отыскала ведь! В супнице. На самой нижней полке кухонного шкафа. Стащила, гадина, вместе с шёлковым платком, в котором деньги были свёрнуты. И составила ведь всю посуду обратно аккуратненько, как было. И невдомёк ведь было бабушке Кате, пока не сунулась вложить ещё триста рубликов с пенсии. И не раз ведь говорила ей соседка Настёна, зря ты, баб Кать, пускаешь Нинку к себе. Она же наркоманка, воровка конченая. Весь посёлок о том говорит, а ты её привечаешь.
Да и не привечала вовсе Екатерина Ивановна Нинку-то в последнее время. Но и выгнать не смела. Как-никак – внучка, как-никак – не чужая. Нянчила её с пелёнок. Это ж беда её, что жизнь не сложилась… То-то не появляется уже вторую неделю!
Делать нечего. Проплакавшись одна на кухне и никому о случившемся не поведов \стыдно ведь перед людьми-то\, направилась Екатерина Ивановна к участковому их поселковскому. Рассказала о своей беде, помощь попросила. Повздыхал участковый, посочувствовал. Тяжело, говорит, баб Кать, доказать будет. И следов-то нет, и времени много ушло. Да и кручёна больно внучка-то твоя. Не сознается ведь ни хрена. Она, говорит, мне самому на участке надоела. Многие жалуются. А посадить никак не могу. Уж шибко скользка Нинка-то твоя. Спасу нет. Давай, говорит, баб Кать, если хошь, чтоб подсобил я тебе в этом деле, соглашайся на одну комбинацию. И зависеть всё будет от воли твоей и способностей артистских. Но ты, я знаю, бабушка смышлённая, семилетку, слышал, закончила. Есть, говорит участковый, у меня хреновина одна умная. Химловушкой называется. В коробку обувную упакована. А коробка эта бечёвкой перевязана бантиком. Развяжет её Нинка, откроет крышку, а из коробки как пыхнет!И зальёт Нинку с головы до пят краской. Долго ей отмываться придётся. Тут я её и хапну с доказательством на физиономии.
А самое главное, говорит участковый, ты Нинке, как появится, скажешь, что, дескать, забыла совсем, куда деньги-то на смерть подевала. Спрятала куда-то, скажешь, и забыла совсем. А также скажешь, что пришлось последние две пенсии в другое место сложить, в коробку, и под шифоньер в передней комнате спрятать. И ещё, говорит участковый, скажешь это Нинке при ком-нибудь из соседей там, или знакомых каких. Свидетель, говорит, нужен обязательно. Уточнили ещё кой-какие детали предстоящей операции, и унесла Екатерина Ивановна коробку «хитрую» домой. Где и спрятала, как было велено, под шифоньер.
А через день-другой и Нинка заявилась. Как ни в чём не бывало, рожа бесстыжая. Как дела, говорит, бабуля, я тут в город ездила, чуть замуж не вышла...
Тяжело было Екатерине Ивановне, но она смогла. Виду не подала. Всё делала, как велел участковый. Позвала на чай ещё соседку Настёну, варенье выставила. Ну и во время чаепития рассказала им байку, как участковый научил. И так здорово у ней всё получилось, сама не ожидала. Посочувствовали ей собеседницы. Ничего, говорят, к Пасхе убираться будешь – всё равно найдёшь. Никуда, говорят, твои денежки не денутся. Только в записную книжку запиши, куда остальные деньги спрятала. Посмеялись.
Вдруг Нинка засобиралась уходить. Некогда мне, говорит, с вами лясы точить, картошка до сих пор не полота. Проводила Екатерина Ивановна внучку до калитки, и только успела курочкам зерна насыпать, как послышались из её избы шум и грохот. Дверь распахнулась и на крыльцо выскочила соседка Настёна. Матерь Божья! Всё лицо красным залито, глаз не видно. Кофта тоже вся раскрашена. Провизжала что-то Настёна, зажимая лицо руками, и умчалась прочь к дому своему.
Подивилась враз бабушка Катя. Но быстро опомнилась и за внучкой кинулась. За свидетельницей…