Глава 7. Старики, вы мои старики...

Людмила Москвич
               
     Я с ними познакомилась, когда деду Терентию было девяносто лет, бабушке Марии за восемьдесят. Это были родители моей свекрови Варвары Терентьевны. Благообразные старики, милые, добрые. Они мне очень понравились. Мы с мужем находились на производственной практике в г.Азове, где жила мать моего мужа и ее отец с мачехой. Старики жили  в своем небольшом домике, беленьком и аккуратном. Во дворе возвышалась старая шелковица ( по местному - тютина), под ней пристроились столик со скамейкой. У деда были совершенно белые волосы и борода, как у деда Мороза. Бабушка худенькая, в аккуратном белом платочке и очках, подвижная, разговорчивая, гостеприимная. Мы с Иваном только что расписались, и меня, как новую невестку, привели знакомиться с дедушкой и бабушкой. Бабушка тут же засуетилась накрывать на стол, дед стал расспрашивать Ваню об учебе. У деда временами пропадала память, и он становился, как ребенок, все забывал, не узнавал даже близких людей. Но в этот раз он был «в памяти», как говорила бабушка, и вел разумную беседу со своим старшим внуком. Его интересовало, кем будет Иван, когда закончит учиться, кем буду я. Очень удивился, что я тоже буду инженером-строителем. Подозвал меня к себе и стал расспрашивать, кто мои родители, где живут. Когда узнал, что мой отец офицер в отставке, благосклонно покивал головой и сказал Ване, – Молодец, из хорошей семьи взял дивчину, офицерская дочка – из благородных.- Мы с ним чуть не рассмеялись. Но надо было хранить серьезный вид, Дед все чаще возвращался в старые времена, иногда это было смешно, иногда печально.

     Однажды ночью бабушка проснулась от стука топора во дворе. Она поднялась с постели, глянула на кровать деда, она была пуста. Подошла к окну. Двор был освещен полной луной. Под огромным деревом шелковицы, как призрак, мелькал одетый во все белое, человек с топором в руках. Бабушка перекрестилась, – Господи, сохрани и помилуй! - Присмотрелась получше, перекрестилась еще раз и поспешила во двор. Дед в белых подштанниках и белой рубахе, с развевающейся белоснежной бородой, всклоченными волосами – ну, чистое приведение, пытался срубить полувековое дерево Топор отскакивал от ствола, руки деда дрожали и опадали после каждого удара. Но он упорно пытался расправиться с упрямым деревом.

Бабушка бросилась с криком к деду,–  Ты, что творишь, старый! Совсем с ума сошел, чего тебе не спится? Чего удумал, тютина ему помешала! То ложку удержать в руках не может, а то топором махает, как парубок,– Дед серьезно посмотрел на бабушку и объяснил, как малому ребенку, –  Совсем ты, старая, ума лишилась. Не видишь разве, что эта чертова тютина овсы от солнышка закрывает. Какие овсы в тени будут, какой урожай соберем, чем коней кормить зимой будем? - Бабушка зашлась смехом, –  Какие овсы, какие кони?  Ты  где живешь, Терентий? Мы уже тридцать лет живем в городе, и окромя кошки и собаки никакой живности на дворе нет! А ты коней вспомнил! Очнись, старый! - Дед ошалело оглядел двор, потряс головой, поднес топор к глазам, – Тьфу, видно сатана попутал. Примстилось черти что. Прости, старая. Пошли в хату, а то, неровен  час, соседи услышат – вот смеху будет!

     Другой раз дед, тоже лунной ночью, открыл настежь ворота на улицу и двери сарая, где когда-то стояла корова, а теперь жили куры и гуси, да хранились дрова и уголь. Он решил выгнать стадо овец на пастбище. В результате куры и гуси, ошалело, носились по ночному двору, собаки отчаянно лаяли у всех соседей, а по двору шкандыбал дед, и криком и кнутом понуждал, несуществующих уже три десятка лет овец, идти на выпас. Безобразие прервала бабушка Мария, успокоила соседей, загнала птицу в сарай, увела деда в хату. Дома напоила деда чаем с мятой, уложила в постель, поцеловала в макушку. Дед пришел в себя, ему было стыдно. Опять бес попутал, помстилось черти что!

     В последние годы стал дед уходить со двора. Чуть бабушка из дома, и он следом. А куда идет и сам не знает. Деда все соседи на их улице и окрестных улицах и переулках знали, заводили к себе домой, посылали ребятишек за родней дедовой. Чаще всего прибегала Варвара Терентьевна. Дед ее не узнавал,–  Ты, чья будешь, милая?– спрашивал –  Да я же Ваша дочка Варя, папаша.– Отвечала плача моя свекровь. Уводила отца домой, а там уже бегала в поисках деда матушка Мария. Уводила измученного старика в хату, укладывала в постель, поила травяным отваром.  Жалела.

     Тяжело было последние годы матушке Марии, дед все больше и больше лишался ума и памяти. А когда было ей легко? Она пришла, в эту осиротевшую семью, еще совсем молодой женщиной, вдовой, потерявшей мужа на  войне. Пятеро малых детей, оставшихся без матери, большее хозяйство. Как было тяжело ей, городской женщине, освоится в селе, научиться сельской работе, полюбить детей, как своих. Но рядом был Терентий, надежный муж, хозяин, заботливый, но строгий отец. Вот уже и внуки стали взрослыми, самый старший Ванечка женился, оба с женой в институте учатся. Дай, Бог им счастья. И она тоже счастлива. С Терентием столько лет прожито в любви и согласии. Дай ему, Боже, здоровья!  И она опускалась на колени перед образами. 

     Дед умер в девяносто три года, бабушка пережила его не на много. Похоронили их рядом. Рядом же с ними похоронили  в  1988г. мою свекровь Варвару Терентьевну, их дочь Вареньку. Я прилетела из Молдавии на похороны, С Дальнего Востока прилетел мой сын Станислав. А сын ее Иван, мой муж умер в 1980г., мама его пережила на  восемь лет.

     Уходит из жизни одно поколение за другим, остается только память  Пока мы их помним – они с нами.


   *** Фотография из интернета.