Некрасивых женщин не бывает,
А красивей всех всего одна…
Э. Вартанов.
“Не родись красивой…” – убеждают многие мужчины, при этом трепетной возвышенности женской души предпочитают тугое изобилие плоти.
Лика не была такой уж счастливой, чтобы считать себя некрасивой, но и красавицей не слыла.
Хрупкая, невысокая, неброская, она не могла конкурировать с яркими фигуристыми девицами в их конструкторском отделе, да и нужды в том не видела.
Ее стол неслучайно располагался в уголке комнаты у окна – не желала привлекать к себе излишнего внимания…
Придя в отдел, Олег также не сразу приметил ее и обратил внимание лишь, когда им довелось пересечься по работе. Их обоих вызвали к руководству, дали задание на совместную разработку.
Сотрудничество их оказалось успешным, что позволило ему легко вписаться в коллектив отдела. И в дальнейшем он частенько обращался к ней за помощью, что она охотно делала, не считаясь со временем.
Постепенно их общение вышло за рамки производственных отношений.
Ровный характер, тихий голос, спокойствие и уравновешенность, с ней было легко и комфортно.
В своей уравновешенности она была столь гармонична, что ему порой хотелось вывести ее из этого состояния, а однажды и удалось, впрочем, совершенно случайно.
В отделе разгорелся конфликт по поводу сотрудницы, увлекшейся женатым мужчиной из соседнего отдела. Отдел разбился на два лагеря: на тех, кто сочувствовал женщине (в основном молодые), и тех, кто осуждал.
Олег подсел к Лике, заговорил об этом. Она резко вскинулась! Впервые он увидел ее такой – сердитое лицо, широко распахнутые зеленоватые глаза:
– Я не хочу уподобляться ни тем, ни другим, и влезать в чужую жизнь!
Олег был поражен. Нет, не вспышкой гнева, а невероятными ее зелеными очами (иначе не скажешь)! Увы, они вновь спрятались за длинными ресницами.
Лика не приняла ничью сторону. К своему удивлению Олег сделал то же самое…
Шло время, сам того не замечая на работу он стал ходить с непонятной ему охотой. Когда же Лики не оказывалось на месте, у него портилось настроение, в чем не смел признаться даже себе.
Они часто и подолгу беседовали, и неизменно на все у нее имелось собственное суждение. Или совпадавшее с его мнением, или побуждавшее спорить, а порой и переубеждавшее.
В музыке она отдавала предпочтение Григу и Бетховену, в живописи же самым любимым у нее был призрачно зыбкий Ренуар, из пейзажистов – Левитан, притягивавший своими пронзительно-печальными осенними пейзажами, и Куинджи, увлекавший в сказочность лунных ночей.
В основном же подолгу говорили о литературе. Здесь у них было много общего – оба были книгочеями.
Как-то заговорили о теме любви в книгах. Он полагал, что она не станет распростроняься на эту тему, не вяжущуюся с неброским ее обликом – страсти, безумства, муки.
Она вспорхнула ресницами, обдала его зеленью очей:
– Вы читали Олдингтона “Все люди враги”?
Он отрицательно покачал головой.
– Я вам принесу.
На следующий день принесла обещанную книгу – не забыла, протянула со словами:
– Небыль, разумеется, так не бывает, но как красиво и как же хочется такой любви!
Прочитал за одну ночь, был потрясен, но более всего удивился ее проницательности, в том, с какой легкостью она разобралась в нем, в его предпочтениях.
– А еще что-нибудь в таком же духе?
Принесла роман Каверина “Перед зеркалом”.
Прочитал не так быстро, смакуя, наслаждаясь любовью в письмах. Отдал книгу, но ничего не сказал, не нашел слов. Они и не были ей нужны, все прочитала в его глазах, понимающе улыбнулась…
Они стремительно сближались, неосознанно тянулись друг к другу, но это не влекло за собой ничего, переходящего за рамки дружеских отношений, если, если бы она не пригласила его к себе на день рождения...
Приглашенных было немного: институтские подружки Лики, муж одной из них, а также сотрудница из их отдела (самая красивая), позванная, по всей видимости, специально для него. За столом его неслучайно посадили рядом с ней, сама же именинница оказалась напротив.
Олег поразился метаморфозе, произошедшей с Ликой. Она была удивительно хороша: прическа, специально сделанная ко дню рождения, румянец, так ей шедший, обозначенные тушью бирюзовые глаза – огромные, изумительные. Да и ладная фигурка в облегающем платье ласкала глаз.
Она стреляла в него взглядами-стрелами. В них были и грусть, и печаль, и зависть, но и ободрение, и поощрения ухаживаний за красивой соседкой.
Подняли бокалы за именинницу, стали расхваливать! Она неожиданно резко остановила хвалебные дифирамбы, попросила:
– Давайте без этого – это не для меня, просто выпьем за любовь, за удачу, за красоту отношений! – Как и всегда она не желала быть на виду…
Было легко, весело. Много танцевали.
Именинница пригласила его первая, подняла на него замечательные свои глаза. Он вел ее в танце, обнимая хрупкое ее тело, точно нес дорогую хрустальную вазу, опасаясь уронить. Молчали, но ему было удивительно комфортно в их молчании...
Олег был нарасхват. Муж подруги Лики топтался только со своей женой, не отпускал ее, и Олегу пришлось отдуваться за него и других не присутствующих на званом вечере мужчин.
Наконец, пригласил свою красивую соседку. Милостиво позволила, почувствовал неслучайное упругое касание груди. Руки сами по себе соскользнули к бедрам. Податливое тело прижалось к нему, поощряя большее...
Вдруг увидел глаза другой! Какая боль, какая мука стояла в ее глазах! И зависть?..
Первой заторопилась домой красивая соседка Олега, абсолютно уверенная, что тот проводит ее. Она была уверенна в своей неотразимости, знала, что желанна, ей хотелось продолжения, но в другом месте. Олег же почему-то не торопился – ему было хорошо и здесь, где был нарасхват...
Отправился на кухню покурить. Когда вернулся в комнату, именинница сообщила ему, что “та” ушла и добавила удрученно:
– Догоняй!
Быстро оделся, спустился вниз. Увидел ее на остановке маршрутки, она поджидала его. Хотел подойти, замешкался, раздумывая. А когда решился, остановка была уже пуста.
Досадливо махнул рукой и направился к метро, но ноги почему-то понесли его в другую сторону…
Именинница удивилась, увидев его, но не смогла скрыть своей радости – вся засветилась:
– А мы как раз собрались пить чай с тортом, присоединяйся…
После чая семейная пара ушла, остались две подружки Лики.
Девушки стали уговаривать ее:
– Спой, пожалуйста! Наше.
Она для приличия отнекивалась, но гитару взяла – ей и самой хотелось петь.
Зажгли свечи.
Ее несильный, но удивительно низкий голос завораживал, подружки подпевали, затем замолкли, заслушались.
Она вместе с Цветаевой убеждала слушателей, клялась:
“ Что в моей отчизне негде целовать”, что
“Нет у нас фонтанов и замерз колодец,
А у богородиц – строгие глаза.
И чтобы не слышать пустяков красоткам,
Есть у нас презвонкий колокольный звон”.
Ее голос слегка дрожал, и душа Олега резонировала вместе с ним. Слушал, затаив дыхание, замерев, погружаясь в странное, незнакомое ему прежде состояние эмпатии.
Она пела и в призрачном свете свечей лицо ее виделось ему вдохновенным и прекрасным. А глаза – огромные, потемневшие, казалось, смотрели только на него, погружая в себя, вопрошая:
“Когда бы звезда, что глядит без участья,
Сказала бы, сколько еще мне скитаться.
По белому свету за призрачным счастьем
И нужно ли счастью со мною встречаться?
Пришел в себя, тряхнул головой – они одни:
– А где остальные? – спросил.
– Ушли.
Забеспокоился, заторопился, чего-то опасаясь, стал одеваться. Лика проводила его к двери, стала в задумчивости, не поднимая глаз…
Наклонился к ней с прощальным поцелуем.
Подняла голову – распахнутые глаза. В них тревога, ожидание, мольба и еще много, много другого...
Прощальный поцелуй – мягкие, доверчивые губы...
Поцелуй затянулся.
Что с ним? Медово-полынный привкус на губах.
Нет! Он не должен, не смеет!..
Но уже не в силах был устоять! Ее глаза, наполненные слезами, огромные, невозможные, просили, умоляли.
Мучительный стон выдохнули девичьи уста, глаза затуманились – сомлела, обвисла на его руках, стекая…
Поднял на руки, что дальше?
Куда нести? Зачем?
К восторгам любви? К счастью? К мукам и страданиям?
Кто знает?..