Маяковский в вино-водочном
Часть D
* * *
Кусок спины,
Остатки мыши
В узле струны
Летает Миша.
Компьютер сдох,
Его хоронят.
А Миша – мох,
Но кто – уронит?
Душа поет
В аду тернистом.
А здесь – азот
И яд лучистый.
Так хорошо
Не быть и сдохнуть
И в порошок
Грибнистый ссохнуть.
* * *
Выше солнца
На мертвой пленке эфира
Мозг в тисках
Хватает черную лиру.
Слог кирпичный,
Жажда злата
Но в итоге – ствол циничный,
Друг горбатый.
* * *
Она
Уж хороша лишь потому, что может лечь
А больше – ****ь – ни чем
И - в печь.
Царица переда расплылася фонемой,
Она поет, она сосёт.
Но это – прежняя система,
И прежних дум полет.
Когда засохли молодость и счастье
Остались лишь часы
Она кладет их в лоно, чтоб ненастье
Сбежало капелькой росы.
Она….
Кричат оркестры, раздражая нервы
И после сна – топор
И смерть – как рванье плевры.
* * *
Александор, Александор
Прыг да скок
В голове – скафандр,
А на жопе – бог.
А
Миллионы клеток
Желтый перегной
Засасывает деток
Адский зной.
День и ночь, день и ночь
Эскалатор
От желаний прочь,
После – только даты.
Варится биомасса,
День и ночь, день и ночь,
Вчера была раса,
Сегодня – минералов дочь.
Коксуются угли,
Нефти наливаются.
А пока – гугли
В головах планктона маются.
Бытие – случайность,
Точно в доме – мышь.
Местами – гениальность,
Но потом – пшшшш.
* * *
Ночь раскинули кожу,
Синий дисторшн.
Отходняк в стихах
CD-расставанье
Урони на пол кости
Обрезание
Мозговой трости
Ча
Ча
На небе ни грача
Ча
Ча
На небе ни грача
Ночь – смерть
Headphones
Мысленная седь,
Пропита совесть.
Не живи
Мир не мучай
Муравьи
Будь ими на случай.
Ча
Ча
На небе ни грача
Ча
Ча
На небе ни грача
* * *
Гудят, трубят поезда
Друзья зеленые, седые.
А ты поэтесса, ты – ****а,
Не любишь истины простые.
* * *
Снаряды
Наташа, Наташа
Т-34
Т-35
Идет, бросаясь муравьями
Муравьи лезут из ушей
Лезут из ноздрей
Лезут из ****ы
Зовет Север
Север синий, злой
Зовет принять его
Взять его черным стволом.
Т-36
Т-37
Т-38
Т-39
И вот – Северы.
Тюмень, Тюмень,
Два ствола Тюмени
Три ствола Тюмени
Наташа лежит на снегах
И муравьи бегут, захватывая окресность.
Муравьи побеждают.
Муравьи сильны.
Дизель злобно кричит в мозгах.
Блестит снаряд – готов к запуску.
Север познал течение страсти,
Север поет, Тюмень возродилась.
Т-40.
Т-41.
Т-42.
Т-43.
Т-44.
Т-45.
Т-46.
Т-47.
Наташша
Трудно получить, трудно лечить.
Трудно получать, трудно Наташшей стать.
Летят самолеты – кричат.
Летят вертолеты – молчат.
Жар поэтический.
Пара рифм ежовых
****а – дело циклическое,
Новое.
Каждый псевдочеловек,
Каждая блудница вавилонская
Знает – короток век,
Об этом знал и Яблонскис.
Низким – низкое.
Недопоэтов – тьма.
Идет наташшесклизская
Слов тюрьма.
Пишем, пишем и подтекаем.
И – дань паукам.
Ибо – в человеке всегда летает
Несколько оконных рам.
Трудно получить, трудно лечить.
Трудно получать, трудно Наташшей стать.
Летят самолеты – кричат.
Летят вертолеты – молчат.
8
Пустота
8
Дырку от бублика
В гости просим
9
Голос безголоса.
Чешуя души отпадает.
Ты сбрила волосы.
Тебя мотает.
Одеваешь кеды.
Включаешь раздатку.
Кому – мопеды,
А кому – журнальная матка.
10
Пришло письмо
Пишет Андрэй.
А стаканное тесьмо
Бери – без облома – кричи: эй, налей!
Кусты под окном.
Кусты, кусты.
Кусты под окном.
Кусты, кусты.
Новый человек стал дрочить интернетом.
Это плохо.
Плохо и то, что лето,
И то – что нету бога.
В принципе, его никогда и не было.
Его придумали богатые, чтобы ****ь мозг.
* * *
Заканчиваются собаки.
Я поймал в небе орла.
Держу его в клетке.
Я чисто радуюсь, что могу кого-нибудь задрочить.
А он молчит.
Орлуша.
Хотя сам Орлуша – очень плохой поэт.
Или вообще – не поэт, но речь не о нём.
Речь о том, что есть Сява Волк.
Он есть, он существует.
Он живет в каждом из нас,
Сява Волк, Сява Волк.
* * *
это эмо-высер эмо-человека. это эмо-вампиризм. он поел, ему хорошо. тебя поели - тебе плохо
Вызов из Москвы, вызов из москвы, вызов из москвы
Но есть волки, чтобы есть
А есть и комары, чтобы сосать, хохотать, разбегаясь на лыжах собственного эгоизма
* * *
Мы знаем, мы знаем, мы знаем.
Что черное дерево Гуя есть смысл.
* * *
Проколотый глупостью мир.
Старуха, зашившая пленку.
Хочет играть
В 20-летнюю японку.
Если купишь – значит, примешь глистов,
Радуясь зареву.
В Интернете много постов,
Много всякого парева.
Маяковский в вино-водочном. Part H.
Глаз объектива. TMP. Лес.
Восставшее облако космоса.
Псевдочеловек, в кожухе мира.
Псевдочеловек, в кожухе мира.
Голос за кадром: идет Валя Карпова,
Ее симптоматичность, всплески зевоты,
Обмотки 0.5, якорь, промежность….
-Играть, - прокричит гомеостазис.
-Я активирую новую плоть,-
Говорит система, говорят синие блики,-
Целостность важнее гигантов,
Целостность важнее личности.
Отслеживая клетки,
Отслеживая опасность,
Гомеостазис растит поколенья,
И в каждом сегменте – спецчеловек.
Чаще всего он – дежурный,
И у него нет задачи.
TMP. Много мусора и говна,
Много движений по смытию кала.
Валя Карпова также дежурит.
Но сигнал не пришел. Может – и не придет.
Потому – активаций не ждите,
И вот – стихи из дежурства,
И – проза дежурства,
Гегель дежурства,
Кант дежурства, и Ленин дежурства,
Возможно – и пару томов дежурства.
….И потянутся пути….
Окольные и бесконечные….
Но это – нюансы,
И вот – Валя Карпова приходит к Вечеровскому.
-Здравствуй, - говорит она, - здравствуй, Вечеровский,
Ты есть пыль, пыль!
Кто ты по сравнению с моими симптоматическими стихами,
Откажись, Вечеровский!
В промежности Вали кричит генератор,
Нет равных страсти ее на земле,
Нет равных по силе желаний, по жару матки,
По сигналам, по мегагерцам, отданным вне.
-Я везде, - говорит она Вечеровскому,-
Не важно, чем занят ты, Вечеровский,-
Я – Валя, я – гомеостазис,
Я – навсегда, ты – никогда.
Вечеровский берет пистолет,
Он уходит в синюю, вечную, полночь.
И - тотчас – отдача сигнала,
И выключен спецчеловек.
Валя не помнит, что был Вечеровский,
И, возвращаясь к своим тараканам,
Все также ждет нового чуда,
Нового входа в горящее лоно.
Песня под новый год.
Под новый год мечтают люди о душе,
А лес стоит, он черный, в ниглеже,
А на окошке кактусы бухают,
Они в прогрессы гаджетов втыкают.
А полосатый и ебливый кот,
Он как всегда, лишен забот,
Он томно яйцами играет,
Он снег лизаньем нагнетает.
По телевизору – пурга,
Словес тупейших кочерга,
Но вот – Медведев, друг людей,
****ит о многом, чародей.
Он говорит, что будет классно,
Что мы рецессию взъебем,
И год девятый не напрасно
Трудом и бдением зальем.
А у кого не будет денег,
Кто будет видеть лишь отсос,
Тот пусть представит, что он – гений,
А может – вовсе он Христос.
Пускай он выйдет на мороз,
Пускай подрочит на мента,
И крикнет: ****ный же стос,
Я получил опять болта!
Но мы опустим это дело,
Ведь все в душе мы – господа,
Нальем мы водкой свое тело,
Олимпиаде скажем: да,
Салат из крабовых поленцев,
И дочь достатка – колбаса,
На оптимизм настроят сердце,
А также – прочие сердца.
Возвращение.
Интуитивный звездный свет грибов.
Зеленый плеер, амстердамский свет.
Баллада спорыньи на утреннем собраньи,
Веселый гон бобров, играющих в очко.
Меня уж нет, давно уж нет.
Эритроциты севера продажны.
Слова во тьме кричат: не будет олигархов,
И прочей ***tы, завернутой в рулон.
Дешевый способ заторчать
Давно заставил жизнь кричать,
Играя думами минутных истязаний,
О том, как весело в седых полях.
Винтаж.
Человека умножить на ноль,
Полуруки отставить на завтра,
В кармане останется соль
Недокуренного марта.
Закричать – есть ли в облаке разум,
Когда слышится грохот мозгов?
Это череп разбился вазой
Разлетелся в теснины углов.
Тихо Карлос в лампочке стонет,
Замечаемый только собой,
Он внутри, и никто не уронит
Его на пол осенней порой.
Я курю одинокие зори,
И табак – это северный стиль,
Когда воздух зимою напоен,
Ты себя за спасибо прости.
Пусть навеки уйдут обезьяны,
Может – в клетки, а может – в туман,
Где сиренево-синим изъяном
В Маяковского влит океан.
Улицы Изогнуты.
Улицы изогнуты.
Мыло вставлено в паз.
Земля Иваном содрогнута,
Но и Америке не до нас.
Она ж прошлифована
Членораздельем, бортами,
И тело ее согнуто,
И сзади воткнуто знамя.
Таблетки.
Змея. Одиночество. Шорох таблеток –
Словно скрип траходромной софы.
Человек появляется в сетке из клеток,
И мысли его – шурфы.
Смерть.
Смерть хороша, будто влагалище юной зимы,
Когда солнечный рот затаскался, умчавшись, зашкалив.
И молод лишь тот, кто может запарить.
Кто может поэтить перпендикулярно сумы.
Иваны.
Иваны запаяны в банки, пробирки.
Иваны друг друга едят,
А тот из Иванов, что правит бутыркой,
Знает, как сделать салат из ребят.
Поездка в Красный Конь.
Высоты стиля.
Стиль постиран.
И дырка в пачке – это крылья,
И брак – отрыжка из складов.
Продай, подай стограммы снов.
Когда менты меня заметят,
Я накладную заприветю.
За просто так – не человек,
За бабки – дрянь, за веком – век,
За годом – банки от варенья
И мощь от силы тяготенья,
И в институте – мина вновь,
И та, одна, что влита в кровь.
Один идет, другой – постиран,
Один – сосед, а третий – Ирод,
А все другое – маета,
Средь жарких августов среда.
Парклайф.
В субботнюю ночь
Западло усилило ГОЧС.
Я шел переулками, в сумке - парклайф,
И ты своим ртом намечтала мне кайф.
Можно жить, а можно – вязать,
Можно кошек в угол зажать,
По ходу дела, и то - поясняя,
Что жизнь – это жисть, как ручка от рая.
Звезды – намордник.
Сергей опечален.
На лоне у родины.
Север отчаян.
Брежнев навеки в раю отдыхает,
Брежнев мечты в томных девах сверяет.
На встрече у водки наш коллектив,
И месяц сияет, сомнения слив.
А там, в черной сумке, играет парклайф,
И рот твой готов наиграть новый кайф.
О дураках.
Прекрасно говорить себе, взрастив в себе себя,
Не думая о прочих, игнорируя иванов.
Прекрасно мыслить, вдыхая чистый горизонт,
Как каплю – чистую в космичности своей.
Не видеть дураков. Быть механизмом в схеме мирозданья,
На том участке, где лишь блажь и свет,
И вырвать провода, разбить все мониторы,
И слышать голос утра в синей глубине.
Но утро настает, и полон голосами мир,
И непричесанных умов приходит строй кричать, бороться,
Торчать от собственной ***ни, завязанной в слова,
Завязанной в романы по мотивам фильмов о ванн дамме.
* * *
В ванной, в синей бутылке,
Завелся гомункулус.
Коричневое
Коричневый адтейт. Тузики.
Мусора, мусора – это не игра,
Истину детям знать пора:
Просто так не бывает музыки.
Здравствуйте, кузнечики,
Здравствуйте, муравьи,
Зачем рифмуете слово беспечное
Что ищете, бежав из норы?
Домохозяйки – мыть!
Стирать!
Жарить пирожки!
Прекратите стишата писать,
Прекратите маткой кричать!
Сожгите свои стишки.
До начала рунета,
До синеватых кодов
Все было одето
В одежду нужных цветов.
Рабочий – работал,
Вор – воровал,
Царь – правил,
Слесарь станками играл.
Пирожочница из пирожочной
Пирожочила.
Пенсионерка
Жизни убор итожила.
Раковыми рядами ****и стояли,
Они не пели и не писали,
Им говорили: упасть, сосать!
И все было мирно: ни дать, ни взять.
И вот – гиперразметка,
Лебедевы и Мошковы,
И так в писатели
Пошли Пирожковы…..
Скорей!
Скорей бы смерть, скорей, скорей!
И голова, сосуд идей,
Погаснет, яды выделяя.
И будет радостный покой.
И разразится черный зной.
И черви дружною толпой,
Придут, смеяся и играя.
Деньги
Счастье близко, счастье далеко,
Крабом быть прекрасно, крабом быть легко.
Крабом быть светло!
Крабом быть ****ато!
Вот берешь – гребешь веслом,
И гребешь лопатой.
Клешнями играя,
Щелкаешь, поешь,
И не надо рая,
И не страшна ложь.
Деньги – это братья,
Ближе, чем отцы,
Это – по понятьям-
Счастья огурцы.
Ложь
Хотите жить весело, с карамелькой за щекой -
Карамелькам знайте цену,
В карамельках – зной.
Ложь есть не попытка обмануть,
Это просто – страсть – желанье жить
И онана седого ртуть.
Ложь уж в том, что мы живем,
И как будто будем жить forevo
В промежутках меж адов и дьявола посевов.
Путешественники даты
Путешественники даты-
Они кое в чем сильны,
Их одежды – это латы
Жесть из кожи Сатаны.
Он мозги переливает
Как парное молоко
И великий синий свет
Языком его играет.
Путешественники чешут
На одной и трех ногах,
И податливые чешки
Им приносят кавардак.
Начинаются ученья,
Индикаторы орут,
А туманных сексов пенья -
Это третий атрибут.
Путешественники смело
Начинают страсть лизать,
И рассвете бледно-белом
Надрывается кровать.
* * *
Заканчиваются солнечные дни,
Заканчивается солнечное ****ство,
В глазах у зайцев – синие огни,
Они летят домой. Им некуда деваться.
Навеки зайцы любят небеса,
Они – как корабли с иными парусами,
Но также могут дерево тесать
Своими страстными и сильными зубами.
Они включают двигатель, и вот
Темнящий опиум по капсулам плывет,
Пилоты закрепляют такелажы,
И начинается игра душевной стражи.
Уходят зайцы за покров небес,
В листы торжественных галактик,
Где правит балом жидкий красный бес,
Любитель секса и тревожных практик.
Кровь
Женщины помидорья громко мычат,
Но доят не их. Они сами доить хотят.
Хочется крови, но реальность – не мент,
И в рот похотливый течет экскремент.
На башне б высокой сказали часы.
На башни нету – только весы,
Попытка картошку и лук позабросить
И с жопой метр на метр – в королевские гроздья.
Египет и Турция, и песня про нежность,
И все королевны играют в промежность.
* * *
Утреннее зло
Выколет глаз солнечный газ
Съешь офисы,
Слижи жесткий диск.
Тебе 40 лет,
А умом – школьница.
Я думал – пора,
Я снял свой ремень,
Я хотел подарить свой ум,
Но – силой удара, не разумом.
Может, так и должно быть,
Что правят бал насекомые?
Мы немного отвыкли
От массовых жертв.
Чай
Он пришел – он не русский,
И я не спрашивал, и не говорил – наливай
Было и так видно – он – мордоузкий
Черный чай.
Мысли полет,
На клавиатуре – кошачья харя.
»Это я сбил самолет,
Это я стрельнул, паря».
Водку не пью,
Я с ней поругался.
”Они все в раю,
А может – в аду, может статься”.
Мы вышли под черный зонт,
Небо звездело.
Может это – понт,
Слова липкого тело.
Может это – другое,
Человеко-зубы
Это раньше были герои,
А теперь – свободные трупы.
Ночь
Сладкое
Арбузы
Слоники сосущие
Я – художник проплыва медузы.
Два зла,
Как real2real
Как две сестры,
Как два гвоздя– два брата.
Грустящие эмо,
Пидоровопль.
В замкнутой системе,
Жизнь – топливо.
Кажется, что Оно жрет не быстро,
Что впереди еще много дней,
И горизонт чистый,
И вина мне налей.
Налей мне налей,
Налей мне налей.
День – ротозей,
И ночь – ротозей.
И так все впереди,
Что можно бегать и срать,
На голову другим,
Отрицая смерти кровать.
И самый многосрущий,
То же ведь думает – благо.
Может – рука дающего,
А может – без ложной отваги -
Рот берущего.
Так много идей,
И много страстей,
А день все темней,
И ночь веселей.
Бог
Бог сходил в магазин
И несет в авоське
Шар земной и детей,
Дети сидят с ножиками,
Двигают руками,
Пытаясь друг друга почикать.
Комус
Я шел мимо Комуса, и мне сказали:
Посмотри, Вань, это - Комус, это ****ец.
Много синих ручек, много карандашей,
Это вообще – королевство карандашей.
Хоть – чеши карандашом у себя в ухе,
Хошь – ковыряйся в волосах у любимой,
Хочешь – засунь в жопу пробегающей собаке,
Пусть она покричит.
Еще можно драться на карандашах.
Еще можно мериться карандашами -
Точно Хачик и Оник – ***ми,
Еще…
Еще….
Еще можно съесть карандаш.
А еще говорят – если съесть карандаш-
Поднимется высокая температура,
И так можно закосить от работы,
Закосить – и все тут.
Еще, говорят, в Комусе много девочек-операторов,
И все они сидят и ждут любви, а любовь к ним нейдет,
Потому что сейчас кризис, и все фирмы сократили расходы на карандаши,
И нет бабла, и нет любви.
А потому – пойдем мимо,
Потому что в бабках нет ни любви, ни счастья,
В них – только зеленое зло,
Липкое, глистообразующее.
Они
Будет ночь,
Будет на свет колпак,
Им не сможет никто помочь,
Мозг высосет отец собак.
Выпрыгнет шар,
Шар золотой,
Но это – пожар
С черной водой.
Будет бороться
С лучом атмосфера
А в черных колодцах
Голод – без меры.
В даль – сигарета,
Подпаленный рог,
И вместо ответа -
Глина дорог.
Смерть
Хочу. Теплый, небритый перед.
Провалиться и забыться.
Валяться черным забулдыгой,
Блевать, крича от надрыва.
Но оставаться.
Не вылазить
Может быть – Майкол?
Нет, это случайность.
А где-то там – грешный рот,
Желающий быть порванным,
Но – не порват, это московная грусть.
Это московная невозможность.
Это Марет сказала о Майколе.
Но зачем же? Сосать!
Вернуться!
Руки убрать!
Я люблю эту слизь.
Когда все позади, и можно сношаться без перерыва.
И я - абсолют, и ты – абсолют,
И нет никого, и нет ничего.
Недочеловек
Справа полоска,
Дым на мозгах.
Чвакают оси,
Чвак, чвак.
Хочешь быть пидором – будь!
Не молчи!
Не бросайся камнями!
Будь пидором, будь!
Странные крупы
Толчея сосудов,
Статья и бумажка,
И мыслекакашка…..
Хочешь быть пидором – будь им!
Зачем же скрывать, зачем взвешивать яйца?
Зачем утомляться в сто тысяч стихов,
Зачем – полный зоб?
Голос витрин,
Буковок шанс,
И вазелин,
Чвакошанс.
Если птица – будь птица,
Если глиста – будь глистой!
Если птица – будь птица,
Если глиста – будь глистой!
Уменье лицо открывать перед миром,
Умение честно вонять – это редкость, не данная многим…..
Если птица – будь птица,
Если глиста – будь глистой!
Если птица – будь птица,
Если глиста – будь глистой!
Собака
Собака свята.
Ее лай – струны Хендрикса.
Сообщества
Муравьи
Руки
Черный Раковый Жук Бзду
Люди несут свою мзду
Нюрра
Я вам кричал, кричал: ****ец!
Нельзя на свете жить, нельзя!
Но свет стоит, как хер, и это все,
И продолжают насекомые плодиться!
Я вам кричал с другого корабля,
Но там и не заметили, что мимо шел корабль.
Там жарили сапог, кипел седой бульон
И пахло утомительной резиной.
Теперь: умри! Не стоит кровь плодить
Зелено-синюю, как сливу.
Пусть чище воздух будет на земле,
Пусть будет меньше плесени, грибов….
Пора закончить этот путь!
Пора уйти на дно ручьев гремучих,
И салом желтым изойти, растеньям помогая
Рождать весну….
Ч.
Горизонт.
Секунды псевдобытия.
И сигарета – жизни суть.
Нет ничего
Зов минут, роды ножа.
Снова нечем дышать.
Жить – зачем?
Надо – жать.
Мимо Жаксон летит.
И пока
Навсегда.
Никогда.
Есть бензин,
Ухо порвано сутью системы.
Слышишь, Зин,
Кроме поз нету темы.
Кроме поз – воровство,
Пустоложство.
И грибов торжество:
Одноножство.
Раздевайся до мяса,
Все равно день придет – до костей.
Ночи темная ряса
Будет мамой твоей.
Остаток сигареты
Остаток сигареты, словно кость
От мамонта, ушедшего в промежность,
Где дьявол хохотал, и обитала злость,
И Фрадкин не родил свою «Про нежность».
Ушли лучи, чернильница стоит,
И звезды плавают, играя потрохами.
И голос глупости сиянье веселит,
Что брызжет между желтыми мозгами.
Ч2.
Ч-2.
Ось
Музыкальных гангрен,
Кухаркина злость-
Стихи про член.
Синий бэкграунд,
Нах-1, нах-2.
Но и кухонный андеграунд
Задрачивает города.
* * *
Не загрузись, торчи, играй жирами,
Лижи себя, не думая о том
Что где-то в космосе играет бога знамя.