– Солнце алое,
дитя малое
радуется солнцу
у мамкина оконца.
Ерошка был деревенским дурачком. И песенка его была дурацкая. Всегда одна и та же. Под стать белой пакле волос, торчащих во все стороны, и залатанной вылинявшей одежде. Ерошка все время улыбался, и улыбка его тоже была глупой. Его нельзя было любить, недочеловека Ерошку. Но жалеть – жалели многие.
– Это для Ерошки, – откладывался в сторону зачерствевший кусок хлеба на тот случай, когда глупая физиономия с радостным оскалом щербатого рта замаячит за окном в ожидании подачки.
– Пожалуй, отдадим Ерошке, – складывалась отдельно старая рубаха, и никто не возражал. Потому что это было даже почетно, когда вся деревня видела на дурачке рубаху, в которой еще недавно хаживал член уважаемого семейства.
Кто первый заметил новую Ерошкину песню, сейчас уж и не припомнить.
– Золотая лодочка
по речке плывет,
и цветочек аленький
в лодочке цветет.
– пел дурачок, и бессмысленная улыбка не сходила с его счастливой физиономии.
– Ишь, чего выдумал, – пожимала плечами вся деревня. – Где это видано, чтобы в лодке цветы росли?
Но однажды, помнится, Пашка-коневод прибежал с реки, весь всполошенный:
– Там... на реке!..
– Да что там-то?
– Там... лодка... плывет...
– Эка невидаль – лодка плывет!
– Лодка золотая! А в ей огонь горит. Да такой свет от лодки идет, что глазам больно!
– Врешь!
– Вот те крест! – торопливо крестился Пашка и, едва отдышавшись, бежал, чтобы дальше нести ошеломляющее известие по деревне.
Не враз выяснилось, что по речке Чернушке, и вправду, ранним утром лодка проплывает. Да не лодка, а ладья былинная, золотом червонным на солнце отсвечивающая. Кто ею правит, неизвестно. Потому как из-за сильного света, что над лодкой поднимается, не видать в ней ничего.
В Чернушке течение неспешное, медленно идет лодка вниз по реке и всякие мысли у деревенских пробуждает. Одни крестятся всякий раз, когда видят: мало ли, может это дьявольское наваждение. Иные думают, что Бог знак посылает. Находятся и не робкого десятка, которые лодку себе присвоить жаждут. Почему бы не подогнать оную к берегу да не распилить на отдельные части, разумеется, если из золота она? Вот богатство-то в руки поплывет!
Однако не дается лодка в руки. Только ее багром зацепят, тут же металл в пыль превращается, а дерево сгорает. А когда по злобе, что ускользает сокровище из рук, камнями забросать хотят, камни вспять начинают лететь, назад к нападающим. Один только Ерошка радуется лодке, когда та проплывает мимо деревни. Знай себе, бежит вдоль берега и рукою машет, как будто приветствует кого в лодке. Дурачок. Что с него возьмешь?
Перестали ходить к реке сельчане, потеряли интерес к диковинке. Ну плывет себе и пускай плывет, если ей так хочется. И никто уже ранним утром к Чернушке не ходит, разве что по надобности. А тут однажды видят: Пашка от реки бежит и кричит, что было мочи:
– Ерошку нашего лодка проглотила!
– Как? Когда?
– Он поплыл к ней, она и остановилась. А когда влез на борт, так сразу исчез в том огне бесовском. Вот!
___________________________
«И снова он едет один, без дороги, во тьму…
– Куда же ты едешь, ведь ночь подступила к глазам?
– Ты что потерял, моя радость? – кричу я ему.
А он отвечает: – Ах, если б я знал это сам…»
(Из песни)
Иона отложил книгу в сторону. Что же получается? Египет, Индия, Перу, Россия... – везде видели золотую ладью, поражающую воображение ослепительным сиянием, и всегда ее исчезновение связывали с пропажей в ее сияющих недрах человека, чаще всего такого, которого в народе называют «не от мира сего».
На столе в беспорядке лежали книги; грязная, давно не мытая чашка и фарфоровый чайник с остатками заварки обитали тут же. Обычно аккуратный, сейчас Иона не обращал внимание на беспорядок, слишком уж поразительной казалась ему новость, что где-то Кордильерах зафиксировали появление золотой ладьи. Современные сведения обнаружили одну малоприятную подробность, о которой старые легенды благоразумно умалчивали: многие, приблизившиеся к лодке, сгорали на месте – не спасали ни вода, ни защитные костюмы. И потому все побережье вдоль пути следования лодки было оцеплено войсками, дабы сдержать поток безрассудных, рвавшихся испытать удачу.
Раньше Ионе как этнографу порой удавалось выхлопотать командировку за границу, однако нынче, в эти смутные времена, выпросить денег даже на поездку в соседнюю область бывало непросто. И потому, собрав все наличные деньги и с некоторым сожалением расставшись с кое-каким раритетом, Иона налегке отправился в горы: если удастся пробиться к лодке, он сгорит или исчезнет вместе с ней, а если его остановят, то быстро вернут домой ни с чем.
Добравшись до места, Иона не стал «ломиться в закрытую дверь». Избегая встречи с военными, он пошел по горной тропе, далеко от обрыва, с которого открывался вид на шумную реку, прорезавшую горный массив с севера на юг. Подробная спутниковая карта местности, полученная из Интернета, вела его к истокам. Где-то там, со стороны водопада, территория наверняка не охранялась и, чем черт не шутит, оттуда можно было попытаться попасть в воды стремительной реки.
Иона никогда не был экстремалом и потому, когда на рассвете увидел стену воды, стремительно низвергающуюся вниз, содрогнулся от мысли погрузиться в этот ледяной, невероятно опасный поток. Пережить во второй раз короткий приступ страха ему довелось, когда позади раздался хриплый голос:
– Что, тоже хотите прыгнуть?
Оказалось, не один он такой умный, нашлись еще сорвиголовы, готовые сигануть в водопад, чтобы достичь заветной цели. Двое смельчаков, специализировавшихся на спуске по водопадам, шутя, предложили Ионе дебютировать, заверив его, что благодаря их инструкциям, ему практически ничего не грозит.
По всей видимости, инструкции были, и в самом деле, неплохими. Сначала Иона вполне благополучно выбрался из бурлящего основания падающей стеной воды, а после, при помощи приобретенного у местных сметливых дельцов портативного двигателя, сумел догнать лодку и ухватиться за борт. Что было дальше, он не помнил.
Очнулся Иона на острове – земном тропическом острове с дымящимся вулканом. Картинка показалась ему удивительно знакомой.
– Точь-в-точь как на компьютерных обоях, – вспомнил он. – И это все? Стоило рисковать жизнью, тратить последние деньги, чтобы банально очутиться на Гавайях, в окружении...
Впрочем, оглядевшись, Иона вскоре убедился в небанальности происходящего. То, что его окружало, скорее, напоминало театральные декорации в 3D. Птицы и мелкие твари никак не реагировали на его появление, а плоды хлебного дерева и бананы были одинаковыми на вкус, точнее, абсолютно безвкусными.
– Похоже на сон, – констатировал Иона и закрыл глаза. Сейчас его главным желанием было очутиться подальше отсюда.
Когда же он вновь открыл их, то с удивлением обнаружил, что находится в городской среде, в окружении старой европейской архитектуры. Но опять же Ионе здесь было не место. Прохожие не замечали его, и, как ни старался, попасть под автомобиль ему тоже не удалось. Экскурсия по Лондону – а это, как вскоре убедился Иона, и впрямь, была столица старой доброй Англии – желаемого удовлетворения ему не принесла. Никаких ощущений, кроме зрительных, призрак-Иона испытать не смог.
– Желаю проснуться, – бросил он клич в пространство, крепко закрывая глаза.
То, к чему устремилось в этот момент его подсознание, вряд ли поддавалось какой-то логической интерпретации. Да, Иона «проснулся». Только, пробудившись, он увидел себя лежащим на раскаленном песке, под безжалостным солнцем пустыни. Горячий ветер с завидным постоянством дул ему в лицо. Иона застонал и вновь зажмурил глаза: «Хочу домой. Домой! Только домой!»
– Ну вот и слава Богу! – с облегчением вздохнул он, обрадовавшись увиденному. – Похоже, я дома.
– Дом, милый дом, – напевал этнограф, вернувшись из удивительного путешествия и стараясь как можно скорее насытиться аурой стабильности и уюта.
Немного погодя, однако, Иона почуял все ту же холодность среды, которую воспринял поначалу как собственное жилище. Он даже схватился за дудук, однажды привезенный из одного похода, но инструмент в ответ на его потуги не издал ни звука.
– Выходит, я умер, – застонал Иона. – Я безнадежно мертв и больше непричастен к миру Земли. Неужели это конец?
Он не знал, как долго оплакивал свою долю. Из ступора его вывело вИдение некоего смутного светлого пятна в районе правого плеча. Оно обозначилось на периферии зрения и там и оставалось, как ни вертел Иона головой в попытке рассмотреть пришельца.
– Все ясно, я умер, – решил он наконец. А этот ангел пришел забрать меня с собой.
– Нет, я не ангел, – послышался высокий, похожий на женский, голос, – и не заберу тебя.
Иона молчал, ожидая приговора.
– Я – проводник.
– На тот свет? – сейчас Иона не выбирал выражения и не бодрился, чтобы скрыть душевную боль.
– Нет, – стал строже голос пришельца. – Ты попадешь назад, в свой мир.
– А сейчас?.. Где я по-твоему сейчас?!
– Сейчас ты в мире своего сознания. И не более того.
– Ага, – задумался Иона, – когда все закончится, пришелец наверняка исчезнет, ведь он только проводник... Значит, нужно его попытать...
– О чем ты хочешь спросить? – «услышал» его мысли невидимый собеседник.
Иона наскоро порылся в бардачке оперативной памяти и вытащил оттуда то, что казалось, само просилось на поверхность:
– Скажи, в чем тайна золотой лодки?
– Это визуализированный проход в иные миры.
– Тогда почему, если я остался жив, я не попал туда?
– Каждый попадает в тот мир, который осилит его воображение. Ты смог увидеть лишь то, что видел уже когда-либо прежде. Ты не готов был раскрыться новому. Твое сознание заняло оборонительную позицию и не впускает ничего из того, что кажется ему опасным.
Иону задело это обвинение в ограниченности и возможной косности. Он всегда считал себя довольно продвинутым индивидом.
– Если я такой безнадежный, почему лодка не сожгла меня, как других, которые дерзнули к ней приблизиться? – с некоторым вызовом спросил он.
– Ты – не безнадежен. Но это был твой последний шанс. Ты им не воспользовался.
Холодный ветерок самолюбия снова прошелся по сознанию Ионы, недобро шепча о его безнадежной нереализованности.
– И что теперь? – опустил он голову.
– Теперь я проведу тебя в тот из твоих миров, которые тебе доступны. Если хочешь, в прошлое, где ты снова будешь маленьким мальчиком с незамутненным сознанием и сможешь начать все сначала. Или в юность – ближе к черте, за которой для тебя исчезло понятие новизны. А если пожелаешь, то в твое настоящее...
Слова проводника заставили Иону задуматься: вместе с широкими возможностями познания в детстве и юности, возможно, снова придется отклониться от эффективного пути, и даже, если, в конечном итоге, удастся вырулить на верную дорогу, не факт, что на энном километре его сознание будет на порядок выше, чем то, которое состоялось на сегодняшний день.
– Верни меня в настоящее. По крайней мере, будет что вспомнить, – махнул рукой Иона.
– Уверен?
– Да, – выдохнул он, готовясь к прыжку в неизвестное.
Иона был немало подавлен, когда очнулся у себя в кабинете. Теперь это, и в самом деле, был ЕГО кабинет: стойкий запах пыли на книгах, радужная пленка на недопитом чае, сборник рассказов о золотой лодке... Услышав, как скрипят половицы под ногами соседа сверху, Иона приободрился: «Зато это реальность!» Но тут же на лбу у него резче обозначились вертикальные складки: «Но как же преодолеть старые стереотипы и где искать новое?»
Сколько в его жизни было экспедиций, встреч с людьми и море книжной и вербальной информации, но «перпетуум мобиле» восприятия новизны он так и не обнаружил. Начиная с какого-то момента его жизни, его вИдение стало вторичным, впечатления внешнего мира превращались в устоявшуюся трактовку его мозга, в мозаику виденного ранее.
– Нет, – тряхнул головой Иона. – Сейчас, прямо с этого момента, нужно начать пристально всматриваться в жизнь...
Телефонный звонок прервал его размышления. Звонила старая, еще со студенческих времен, знакомая и предлагала пойти на лекцию по трансцендентной психологии. Иона с ходу согласился сопровождать ее, однако, вообразив, какая это будет скука...
– Стоп, – остановил он себя. – Откуда же возьмется новое, если не через преодоление старого? Придется научиться наступать на горло собственной песне, – в горькой улыбке Ионы сквозила жалость к себе, он все еще не вышел из роли жертвы обстоятельств.
Вечером следующего дня, с неохотой сменив удобные джинсы на элегантный панцирь современного мужчины, Иона направился на встречу с дамой, которую не видел много лет.
– Новое, новое, только новое... я – другой... все вокруг другое... – твердил он про себя, стараясь обнаружить в облике стареющей, некрасивой женщины то, что могло заронить в его душу искру, которая бы разожгла в нем костер новых мыслей и ощущений.
Однако разряд не состоялся. Теперь нужно было попытаться ухватить за хвост огненную птицу через канал интеллекта.
– Не удивляйся, что я тебе позвонила, – обращалась к Ионе дама. – Я вдруг вспомнила, что ты когда-то интересовался трансцендентальной психологией.
– Ты ничего не перепутала? – Иона второпях пересматривал багаж прошлого и с трудом нащупал ниточку, за которую стоило потянуть воспоминания.
– Да-да, что-то было, – оживился он, припомнив, как, щеголяя перед сокурсницами своей эрудированностью, рассказывал, что посетил одно занятие семинара, посвященного только что появившемуся, но уже ставшему модным направлению в психологии.
И вдруг Иону осенило, что если он по-настоящему хочет новизны в своей жизни, то должен сбросить маску всезнающего скептика и предстать перед знакомой и, в конце концов, перед собственной жизнью в облике неофита, готового усваивать каждое знание, которое она преподносит.
– Не был, не участвовал, ничего не знаю, – улыбнулся он. – Я тогда выпендривался перед девчонками.
Оказывается ложь – это тоже способ охранить и укрепить свои позиции, а значит вместе с безопасностью, которую она предоставляет, это способ остаться в старом, знакомом до пылинки мире.
– Значит, я напрасно тебя выдернула? Ну, извини, – была обескуражена знакомая.
– Нет-нет, – поторопился успокоить ее Иона. – Я, можно сказать, только теперь начинаю жить.
Женщина хотела сказать что-то еще, но тут раздались аплодисменты – на сцене появился лектор. Едва затихли слова приветствия, как он тут же предложил слушателям закрыть глаза. Посидев так с минуту, они, в соответствии с его новым указанием, открыли глаза:
– Посмотрите на сцену, посмотрите вокруг. За ту минуту, пока вас не было здесь, многое, очень многое изменилось. Не качайте головами! Если вы не замечаете изменений, не значит, что мир неизменен. Вы просто привыкли видеть то, что ожидаете увидеть, то, к чему привыкли. Моя же задача – научить вас хоть в какой-то мере научиться замечать изменения...
Иона старался, по мере возможности, быть внимательным и прилежным слушателем. Он даже на всякий случай включил диктофон: вдруг сразу не сможет вполне усвоить новый материал. В зале царила живая атмосфера непринужденной беседы, и порой Иона отвлекался, наблюдая за говорящими. К сути происходящего его возвращало некоторое ключевое слово или фраза. Так, когда он услышал из уст лектора «золотая лодка», его просто передернуло.
– Полагаю, вы знаете нашумевшую историю с золотой лодкой, – говорил, обращаясь к слушателям мужчина.
Когда те согласно закивали головами, он продолжил:
– Так вот, это яркий пример того, как не прилагая длительных усилий, люди хотят обрести лучшую жизнь, мгновенно преобразить свое «я». И хотя паломникам достоверно не было известно, в этом ли направлении действуют энергии феномена, они активно атаковали лодку. Одному смельчаку, как вы знаете, это удалось. Никто не знает, где он теперь: в каком-нибудь райском уголке Вселенной или же распался на атомы. Однако уверен в одном. Если он не был готов к преображению, он не преобразился. Достаточно вспомнить сказочных героев, искупавшихся в кипящем молоке...
Ионе очень хотелось встать и крикнуть:
– Люди, я здесь! У меня ничего не вышло потому, что я не был готов к новой ступени духовного опыта и не сумел открыть свое сердце для новых преобразующих энергий.
___________________________
«– На ясный огонь, моя радость, на ясный огонь,
Езжай на огонь, моя радость, найдешь без труда».
(Из песни)
Ерошка предстал перед престолом. Ангельские лики окружали его, и свет несказанный исходил от них. А на престоле – в светозарном ореоле чистого пламени – восседала Матерь возлюбленная.
От увиденного воспылал Ерошка восторгом огненным. Долго ли пробыл в самозабвенном восхищении, не сказать. Когда же снова себя понимать стал, уразумел, что сохранил толику благодати в сердце своем и принес ее в новый, невиданный ранее, мир. Сразу почуял Ерошка, что люди – насельники его – так же благодатны, как и он теперь. И живут они ради красоты и творят красоты же ради.
И задумался Ерошка о лепте, каковую внести может в творчество прекрасное. Избрал то, что ближе душе его было. Примкнул в трудах своих к мастеру-садовнику и стал обучаться разговор вести с растениями. Чтоб цветы на них и плоды краше становились. А еще предстояло ему учиться мыслью растения преображать да новые сорта выводить, гармоничнее прежних. А еще... Непочатый край возможностей открыл для себя Ерошка. Даже тосклинка мелькнула: вот бы на Землю такое принести!
Мастер, который чуял все, что с Ерошкой деется, мечту его поддержал:
– Будет, будет Земля райским уголком, когда люди научатся знаки красоты, дарованные свыше, в жизни применять. Боятся человеки Земли новые силы принять, свою самость в них растворить. Боятся сердечного общинножития. Однако жар высшего огня уже коснулся Земли, и скоро увидим ее лик просветленным.
Как скоро сужденное произойдет, Ерошка так в тот раз и не узнал. Ибо настало время ему и Мастеру творить красоту.