ПРЕДИСЛОВИЕ
Прежде чем вести речь конкретно о Фалесе и Анаксимандре, хочу предпослать несколько нелишних, как мне кажется, слов, касающихся всех античных метафизиков. А именно, основываясь на том, что сказанные метафизики полагали началом какую-либо из стихий, позднейшие отрицатели реальности бестелесного, неощутимого и сверхъестественного причисляли их к своему лагерю, создавая таким образом для себя якобы традицию. Однако притязания на авторитет древних мужей кажутся здесь беспочвенными. И, прежде всего потому, что эти мужи в своих умопостижениях ищут начала не всему сущему (многое и важнейшее из которого вообще безначально), но – начало Природы (фюзиса), то есть того, что имеет начало, – не включая туда безначального, без которого они, конечно, не мыслят космоса.
Так, Фалес утверждал, что всё полно богов, но никогда не говорил, будто началом богов является вода, – потому что боги, по его разумению, безначальны.
Апейрон Анаксимандра одушевлён и разумен.
А всеобщее дыхание Анаксимена, рождающее богов, само является богом.
Отведя таким образом от наших мудрецов обвинение в гилозоизме, можем приступить к объявленному в заглавии сравнению Фалеса и его приятеля Анаксимандра.
ИЗЛОЖЕНИЕ
Начнём с того, что оба в своих заключениях о начале исходят, скорее всего, не из априорных положений, но из невооружённых (приборами) наблюдений. Отличаются же друг от друга здесь тем, что Фалес, полагающий началом воду, наблюдает естественный генезис вещей. И видит, в согласии с предшествующими наблюдателями – возможно, египтянами, – что всякая жизнь зарождается во влаге (плодородие увлажнённой почвы); что семя имеет влажную природу. Наблюдая эмбрион человека, находит у него жабры, что позволяет ему утверждать происхождение человека от рыбы, – в полном согласии с предположением о воде, как начале. Он видит также, что твёрдые тела получаются сгущением жидкости: лёд – сгущением воды; металлы и камни – сгущением жидкости, вытекающей из плавильного тигля. Воздушные же тела происходят из жидкости испарением. Мудрость же, извлекаемая образным порывом души из созерцания такого начала, состоит в том, что всё оформленное и различённое неустойчиво в своём бытии, бывание его иллюзорно: постоянно возникая из бесформенного сплошного и текучего, в него же разрешается.
Поэтому знание, доступное чувствам и различающему уму, всегда ложно и всегда пребывает в погоне за истиной. Отсюда поиск начала, или непреходящей ипостаси, слившись с которой, душа достигает неподвижности, покоя и постоянства, присущего богам. Таким образом, энтелехия мудрости есть обожение человека. Именно последнего добивается Фалес, и этого следует ожидать от философии (=любомудрия), - а вовсе не основоположений естествознания, как представляет себе дело популярное воззрение.
Правда, что Фалес был естествоиспытателем и техником и практическим геометром и астрономом и создателем календаря, но кто доказал, что в основу этих своих достижений Фалес положил вышеназванную мудрость? Выражение же её (мудрости) в терминах Природы возможно потому, что её (природы) движение как раз обнаруживает неподвижность Ума, и указывает на Него.
Анаксимандр, близко общавшийся с Фалесом, разделяет эту мудрость. Но, в отличие от Фалеса, полагает в основание дискурса наблюдение искусственного генезиса вещей. Ведь понятие «неограниченного», или апейрона, можно получить только из технического действия ограничения и разграничения. Поэтому Анаксимандр выражает ту же мудрость языком математики (апейрон – понятие математическое). В свою очередь, математика, будучи сухим движением ума самого по себе, без соединения его с влажной душой (психеей), не обнаруживается в Природе; она обнаруживается в деятельности человека, созидающей артефакты, - ибо в этой деятельности человек непосредственно движим умом и огнём.
То, что Анаксимандр исходил больше из артефактов, чем из естества, ярко свидетельствуется гвоздями, вбитыми в хрустальный свод, - как представлял себе звездное небо его Ученик, Анаксимен. Это резко контрастирует с образом, содержащимся в слове «небо», которое буквально означает нёбо, или верхнюю часть пасти животного.
Между тем, математическое определение начала входит в противоречие с убеждением Анаксимандра в том, что апейрон есть животное. Это противоречие устраняет Анаксимен, который находит соединение отвлечённости и наглядности в понятии дыхания. Это понятие принадлежит мысленному истукану животного, в частности человека, - его, так сказать, физиологической модели. И в этом Анаксимен вполне следует своему учителю. Но то, что это есть модель живого существа, позволяет сопоставить техническим составляющим природные естества. Что и делает Анаксимен, отождествляя дыхание с ветром и субстрат дыхания с воздухом. Это позволяет ему перейти от абстрактного начала, совпадающего по свойствам с апейроном, к описанию фюзиса, без введения дополнительных начал. Тогда как Анаксимандру, фактически, пришлось постулировать некое космическое животное, которое всё порождает, и отождествить его с абстрактным апейроном.
Возвращаясь к нашей исходной теме, можем сказать, что Фалес и Анаксимандр различаются ментальностью, организующей наблюдение, так что у Фалеса ум натуралиста, у Анаксимандра же ум ремесленника. Отсюда и различие их дискурса и тех образов, которыми они пользуются для сообщения своих схватываний.