Нелегалка 2009-2010. 1-12 есть контакт!

Наташа Лазарева
Первая глава: http://www.proza.ru/2015/07/19/189
Предыдущая глава: http://www.proza.ru/2015/07/19/246

Галя говорила, что она каждый день ждала, что старая синьора отъедет к праотцам. Уж не знаю, с чего она это взяла, но старушка чувствует себя замечательно. Я и сама это вижу, да тут ещё на днях доктор приходил, измерял давление (130/80 – как у космонавта), что-то спрашивал у Агаты, у меня: как ест, как спит. Доктор нашёл, что пациентка выглядит отлично и чувствует себя более чем удовлетворительно.
Перед отъездом моя предшественница поделилась секретом: старушке дают одни успокоительные. Так вот, Галя глотала эти таблетки сама – чтоб не свихнуться от одиночества. А Агате, мол, всё равно.
Секрет был выдан не без намёка. Но я обходилась без транквилизаторов и в худшие времена. По мне, так уж пусть Агата торчит в релаксе, на нервы не действует. Я скармливаю ей все прописанные лекарства и, может быть, поэтому она тиха и безропотна.
А скука в такой компании смертная.

Галя говорила, что за год в этом доме всю жизнь передумала. Она уехала в Италию от обычных для наших женщин проблем: развод, взрослые, но ещё не ставшие твёрдо на ноги, дети, безденежье. Она неплохо здесь заработала, потому что не курила, не тратилась на телефон и никуда не ездила. Она вернулась домой с греющей руки суммой и не самыми лучшими воспоминаниями, будучи твёрдо уверенной, что никогда и никуда больше из России не уедет.
Три ночи, что я провела в доме в компании с прежней сиделкой, повергли меня в ужас. Старая синьора орала ночи напролёт, Галя орала тоже: «Замолчи! Замолчи!» и бегала из комнаты в кухню и обратно. Я обречённо думала, что деваться некуда, придётся продержаться здесь хотя бы месяц.

Через месяц я познакомилась с Алиной и решила провести в Сант Мариа лето. Я позвонила Ольге в середине июля и предупредила, что в сентябре хочу попасть на новое место. Ольга сказала: «Я тебя понимаю. Когда твои хозяева приехали за новой бадантой, они искали пенсионерку, а в тот раз всех молодых привезли. Им же срочно нужна была сиделка. Уж не знаю, почему они тебя выбрали, но они довольны тобой». Я сказала: «Я не хочу их обижать. Они знают, что я – художник. Когда я соберусь уйти от них, скажете, что для меня нашлась работа по специальности? Ну, или в семье художников?» - «Хорошо. Но, ты же не сейчас уходить собралась? За две недели до смены места позвони, я тебе подберу что-нибудь» - «А где может быть работа?» - «Катания, Мессина, Таормина» - «Север?» - «Нет. Во-первых, рано. Во-вторых, не советую. Все, кто уезжает на север, возвращаются в эти края. Там холодно, жизнь дороже, а отношение к прислуге хуже. Намного хуже. Здесь – благословенная богами Сицилия. Там – Европа. Здесь ты – русская, зачем-то приехавшая на Сицилию. Там – неудачница, даже не третий сорт, а некондишен, человек, которому не нашлось места в родной стране. Здесь на тебя смотрят со спокойным удивлениям – к таким, как ты, привыкли. Опять же – русская, почти своя. Там – даже нашим, тем, кто сумел зацепиться, ты будешь мозолить глаза, напоминая, что когда-то и они были в роли изгоев. В-общем, не дури, я плохого не посоветую!»

Галя сидела на старушкиных лекарствах. Я сублимирую. Часами кромсаю бумагу.
Андреа приносила мне белую бумагу для вырезания, но бумаги надолго не хватило. Я навырывала из христианских журналов ярких страниц и начала вырезать из них.
Картинки повесила на окна. Хозяевам сказала, что в России так украшают дома. Им очень понравилось.
Народ ходит мимо дома, смотрит, обсуждает.
Думаю, что в список моих выставок надо добавить и выставку в Италии. А что – чем не выставка? И зрителей – целый город.
Андреа попросила что-нибудь вырезать для неё. Вырезала красивых коней, запутавшихся в гривах, как в волнах. После этого стали приходить с визитами родственники – я всем что-нибудь вырезала.
Одна из кузин попросила на время мою книгу и отнесла диковинку Алининым хозяевам.

Вечером мои синьоры явились раньше обычного и отправили меня к Алине.
Меня усадили на террасе, угостили мороженым и дали ножницы и бумагу. Я вырезала ажурные снежинки с петухами, с оленями. Сказала, что это – салфетки. Синьора обрадовалась: «Sotto vaso? Sotto tazza?» (Под вазу? Под чашку?) – «Si».
Петухов и оленей унесли в комнаты. Мне предложили бывать в гостях, когда захочу.

В понедельник Андреа спросила, не соглашусь ли я на этой неделе отдохнуть не в среду, а во вторник. На вторник у Агаты намечался большой съезд родственников. Джузеппе суетился, притаскивая из магазинов бесчисленные пакеты.
Я сказала, что вторник меня не устраивает, потому что у моей подруги выходной в среду. А я не хочу гулять одна.
Андреа созвонилась с Алининой синьорой и уладила этот вопрос. Довольная, что мы договорились, разрешила во вторник Агату не мыть, только одеть во всё новое. И добавила, что меня отпустят в 9 часов.
Дав ценные указания, Андреа раскрыла сумочку, достала пакетик с лакрицей и, оторвав кусочек от блестящей коричневой спирали, протянула мне и спросила, ела ли я когда-нибудь лакрицу.
Я ответила, что лакрицу ела, и она мне нравится. Что я несколько раз ездила в Финляндию и там покупала упаковки жвачек, конфет и даже мороженое с лакрицей – очень вкусно!
Андреа, помедлив, в некотором ошеломлении, отдала мне весь пакетик. Наверное, испугалась, что я, не дай бог, захочу лакрицы, сяду на самолёт и махну в Хельсинки.

В 7 утра я вытащила сонную Агату из постели. Нарядила, дала таблетки, поставила перед ней завтрак, собралась сама.
Перед уходом велела старушке быть умницей и показать детям и родственникам всё, на что она способна. Ну, мало есть, плохо спать, требовать внимания и т. п.
Старушка от общества отвыкла, у неё должно получиться.
Алину тоже отпустили в 9. В Катании мы зашли на почту, но очередь была такой большой, что мы решили: сегодня отправить письма – не судьба.

Пошли на рынок, воспользовавшись тем, что у нас есть лишний час.
Пока выбирали себе обновки на распродажах, я услышала русскую речь. Огляделась по сторонам: в завалах секонд-хенда рылись две женщины, рядом крутилась девочка лет семи.
Я подошла, поздоровалась. Они сказали, что приехали в Италию 6 лет назад через то же агентство, живут и работают в Катании, получают по тысяче евро. Одна из них выписала к себе внучку и устраивает здесь в школу.
Алина пристала к соотечественницам с расспросами: как бы и нам найти работу поденежнее? Но женщины, сославшись на дела, быстро ушли.
День выдался жарким. Нас ждал пляж. Мы купили упаковку итальянского пива (хуже немецкого, но лучше нашего), собрались посетить Макдональдс, и тут я увидела вывеску «Интернет». Я направилась в заведение, плюнув на жару, пляж и Макдональдс.

Интернет-клуб больше походил на притон. Сколоченная из фанеры конторка, облупленные стены, три телефонные кабины (связь со всем миром) и пять компьютеров. Посетители: индус, несколько африканцев, двое итальянцев и мы.
Администратор, молодой развесёлый араб Хасан, тем не менее, попросил наши документы и понимающе подмигнул, получив вместо «passaporto» помятые ксерокопии.
В клубе можно было курить. Мы спросили, можно ли пить пиво. Можно. Алина достала прихваченные из дома хлебцы с сосисками, мы расположились с удобством, насколько это было возможно на сломанных стульях, и влипли в глобальную паутину.
Контакт нашли не сразу. Как оказалось, в Италии народ общается совершенно на других сайтах. Компьютеры упорно отказывались показать и рамблер, и яндекс.
Через четверть часа все пользователи, забыв, что время – деньги (1,5 евро за час), искали загадочный контакт. Победило тупое упрямство, то есть - я.
Пока разноцветная молодёжь издевалась над Алининым железом, я набирала в поисковой строке www.vkontakte.ru, варьируя сезам, убирая и добавляя какие-то буквы. Что набрала в очередной раз – не знаю, но экран сменил картинку и предложил на выбор длинный спи сок из фраз, в которых имелось заветное «vkontakte». Метод тыка ещё никто не отменил. Через пять минут я набирала пароль своей страницы.

Меня ожидали десятки сообщений от друзей и подруг, стена пестрела поздравлениями к прошедшему дню рождения.
Любимый написал всего три строчки: письма получил, дела так себе, очень занят, дома почти не бывает. Я разозлилась. Меня всегда бесила его немногословность и сдержанность в чувствах, поразительно контрастирующие с нашими встречами. Словно встречался со мной и общался виртуально не один и тот же человек. Впрочем, интимная переписка – не его конёк. Мне бы давно к этому привыкнуть, но так и не привыкла.
Латинский шрифт не располагал к пустой болтовне. Я оставила несколько сообщений, для наиболее близких друзей и, создав новый альбом «ITALIA, SICILIA, CATANIA», занялась перекачиванием фотографий.
Рядом Алина демонстрировала администратору фото своих детей. Он включил нам арабскую музыку. Я дала ему послушать не вполне приличные частушки.
Фотографии перекачивались медленно. От нечего делать мы научили Хасана ругаться матом. Парень схватывал на лету, и русский матерный очень красиво звучал в его исполнении – у симпатяги араба был приятный певучий голос.
Через два часа я сказала: «Баста!» Мы пообещали заходить в клуб часто, расплатились и вышли на воздух, делясь впечатлениями.

Алина на пляж идти расхотела – далеко и жарко. Я повела её на скалы.
К морю прошли по подземному переходу, спрыгнули вниз с последней, единственной высокой платформы, перешли пути и увидели справа, перед портом, благоустроенные купальни, явно платные.
К скалам прикреплялись настилы в несколько этажей, кабинки для переодевания, шезлонги и зонты, картину дополняли лодки со спасателями и дорожки из буйков. Такие излишества нам не по карману.
Мы приглядели внизу небольшую площадку и стали спускаться.
Застывшая лава удобна для лазания. Ноги не скользят, есть за что уцепиться. Но наверх лезть гораздо легче, и это хорошо, потому что я обожаю плавать и купаюсь до потери пульса.

Для начала Алина, оступившись, уронила в море шлёпанец. Обувка бултыхалась в пене, то прибиваясь к скалам, то уходя на очередной волне. Алина запричитала: «Как же я домой босая поеду?» Я скомандовала: «Спускайся, сейчас поймаем!» Так и вышло. Едва добрались до воды, шлёпанец приплыл в руки хозяйке.
Разместившись и переодевшись в купальники, мы приступили к водным процедурам.
Алина не умела плавать и боялась глубины. Её пугали рыбы: а, вдруг - пираньи? Её пугали копошащиеся рядом крабы: а, вдруг - укусят? Её пугало море: а, вдруг – акулы?
Подруга устроилась на плоском камне, покрытом водой сантиметров на 10 и, уцепившись за торчащий обломок скалы (а, вдруг - в море волной унесёт?), загорала.
Я ныряла и уплывала в разные стороны, пугая её ещё больше. Она волновалась: «А, вдруг - ты утонешь?» Я её успокаивала: «Утону – так утону. Ты же плавать не умеешь, спасти меня не сможешь. Здесь от скал такая глубина, что дна словно нет вовсе, так какая разница, где мне тонуть?»
Сил уже не хватало забираться на камень к Алине. Я подплывала, держалась за край, переводя дух, и возвращалась в море.

В одном из заплывов заметила небольшой грот, до которого можно было добраться, не замочив ног.
Мы перебрались в грот, разделись и стали купаться голышом. От восторга Алина громко запела. Я просила её замолчать, но напрасно.
На её крики притарахтела большая моторка, и любезный синьор долго уговаривал нас составить ему компанию. Пришлось одеться и уйти. Я сказала Алине, чтобы больше она не пела. Тоже мне, сирена, привлекающая мореплавателей.

Мы полазали по скалам, пофотографировались, ещё разок перекусили и пошли к автобусу.
Сначала Алина хотела влезть на платформу, но я напомнила, что мы знаем волшебные слова: «Non capisco», и она послушно потопала за мной через рельсы. Нас никто не остановил.
Мы, не торопясь, брели к автобусу, когда позади раздался велосипедный звонок. Я даже не обернулась. Себастьяно. Он обогнал нас: «Salve, Наташа!» - «Salve. Какая встреча!»
Я представила учителя подруге. С полчаса шли втроём, разговаривали о России, об Италии. Я показала Себастьяно фотографии с морем. Он сказал: «Позвони мне, в следующую среду пойдём купаться вместе!»
Себастьяно поехал домой. Алина спросила: «Позвонишь?» - «Ещё чего!» - «А что, будет учить нас итальянскому! Или Себастьяно совсем тебе не нравится? Встречалась бы с ним, и мне какого-нибудь учителя подыскали бы…» - «В Кемь!» - «Чего?» - «В Кемь, дорогая! Ты же из Карелии! Неужели не знаешь, что, якобы, Пётр I, ссылая неугодных в Карелию, писал на указах: «К е… матери», аббревиатура «Кемь» стала названием города» - «Вот уж, не знала! Что, правда?» - «Исторический анекдот» - «Значит, неправда?» «Анекдот. Но, - исторический!»
На остановке Алина спросила: «Какое сегодня число?» - «31 июня» - «Уже тридцать первое?! Значит, завтра - июль?» - «Да…»

Мы приезжаем в Сант Мариа примерно за час до окончания нашего выходного дня. Если я устаю, сразу же направляюсь домой. Алина, завидуя: «Хорошо тебе, сейчас поешь и в койку завалишься, а мне до ночи скакать придётся!», досиживает время в кафе. Хозяин кафе – словоохотливый югослав, вместе с кофе отпускает голубоглазой русской двусмысленные комплименты. Алина посылает улыбки прогуливающимся по бульвару синьорам и надеется на знакомство с каким-нибудь мужчиной. Она зовёт в кафе и меня, но прохладный дом меня манит больше. Какие мужики в такую жару?!
Если я достаточно бодра, мы направляемся на одну из смотровых площадок, ту, что с большим парком, в двух шагах от моего дома. Алина названивает своему любимому в Россию, и всегда злится. Любимый не просыхает и жалуется, что международные звонки съедают все деньги на его счету. Он клянётся подруге в неизменной любви и просит звонить пореже и говорить поменьше.

Мы бродим по дорожкам парка, пинаем ногами огромадные сосновые шишки (каждая – в два кулака), утоляем жажду сверкающей на солнце водой из питьевого фонтанчика, незатейливо выложенного внутри чаши мелкой красной плиткой, которая в вечернем свете сияет под водой россыпью драгоценностей, и говорим-говорим-говорим. Мы говорим на неделю вперёд. В свой выходной мы вообще не затыкаемся!
И, естественно, все наши разговоры о семьях. Алина скучает по умершему мужу. Она говорит про него постоянно. Она не плачет: «Боже, за что?! Я осталась такой молодой, и с четырьмя детьми!», она плачет: «Наташка, если б ты знала, как я его любила!!! Я на руках его готова была носить! Я всё для него делала! Я бы никому его не отдала! Но, вот смерть моего разрешения и не спросила…» Я глотаю ком в горле: «Никогда не понимала, почему человек лишается того, что для него дороже всего…»

Мы говорим о детях, вспоминаем смешные случаи, годы перестройки и карточную систему в магазинах, проблемы подросткового возраста, сравниваем со своим детством и с детством нынешних итальянских бамбино. Италия дышит теплом и благополучием. Дети, как фрукты, растут здесь на благодатной почве.
Расходиться не хочется. Возле моего дома мы на минуту останавливаемся. Я звоню в дверь и она сразу же отворяется, словно Андреа давно меня поджидала. Алина здоровается с моей синьорой и, уходя, обещает на неделе отпроситься на часок, чтобы заглянуть ко мне.

По всему, старушка Агата не дала гостям заскучать.
Когда я, переодевшись, присоединилась ко всем на террасе, Джузеппе и Андреа выглядели совершенно очумевшими. В доме царил бардак. Я незаметно подмигнула старушке: «Buona sera, Agata!» Агата посветлела лицом.
Молодая синьора продемонстрировала мне обжаренные в сыре свиные отбивные, вкусно шипящие на сковородке, распахнула холодильник: колбаса, сыр, сок, котлеты, мороженое. Сказала, что Агату кормить не надо. Я ответила, что всё поняла. Супруги вздохнули с нескрываемым облегчением и моментально испарились.
Я поужинала, уложила Агату, посмотрела очередную серию любимой «Никиты», отползла в свою спальню и, когда зазвонил будильник, не сразу поняла, где нахожусь. Вставать не хотелось. Старушка спала до 10. Я брала с неё пример.
В половине двенадцатого, разомлев от жары, снова уснула.
В три пополудни Агата начала робко мычать. Звук раздражал. Я встала с постели и ахнула: у нас обед в 13-30! Извини, бабуля. Andra tutto bene (Всё будет хорошо). Благо, что готовить не надо.

После обеда читала Агате свои записи. Она слушала зачарованно, открыв рот и не мигая.
Перед ужином забежала Алина и стала подбивать меня бросить всё и податься в Рим.
Мы курили на террасе, рядом Агата жевала печенье.
Я отказывалась сбегать. Меня сейчас больше всего волнует кредит, который я смогу погасить в октябре.
Когда на мне не будет долга, попрошу в агентстве другую работу. Если она мне не понравится – третью. Если снова что-то не устроит, то в любую минуту можно сесть в самолёт и улететь домой.
А пока мне на этом месте так удобно и ненапряжно, что страшно подумать: вдруг на другой работе работать придётся?
Опять же – Рим. Моря нет. Снимать комнату, даже в этих краях – 300 евро в месяц. Ещё жить на что-то надо. На руки даже минимальных пятисот в месяц не получится.
В здешнем агентстве я говорила с разными женщинами. Если пристроиться в компаньонки – то же проживание и питание бесплатно, зарплата выше, чем у сиделки и, кроме выходного, фиксированный рабочий день со свободным вечером.
Так что, нам есть, над чем подумать. И агентство может отправить в тот же Рим. Или в Неаполь.
Уложила Агату, едва успела выйти за дверь, как старушка закричала: «Наташа! Наташа!» Я изумилась, включила свет, спросила: «Что?!» И вдруг она громко и чётко произнесла: «Buona notte, Наташа!» Я чуть не упала. Она даже «Si» и «No» не говорит, а еле выдыхает, только по губам и догадаешься. А тут, пожалуйста – «Спокойной ночи», да ещё нормальным голосом! Шутки подсознания.

Продолжение: http://www.proza.ru/2010/10/22/1393