15 лет назад в декабре 1994 года со всех концов России на Кавказ потянулись воинские эшелоны. Начиналась так называемая Первая Чеченская кампания, проще говоря, чеченская война. Сейчас почему-то о ней вспоминают неохотно, но у тех, кто там был, невольно оживают в памяти события тех дней и месяцев...
Весна 1995 года. Северная Осетия. В пяти километрах от Моздока в тупике стоит железнодорожный состав: 1 купейный, 9 плацкартных и 4 зак-вагона. Своеобразная база Российского спецназа. Здесь тренируются и готовятся к предстоящим вылазкам в горячие точки ребята-контрактники и кадровые боевые офицеры внутренних войск. Мне довелось работать на этой базе 45 дней в качестве проводника зак-вагона.
Зак-вагон — это вагон для перевозки заключенных. В данном случае — изолятор временного содержания для пленных боевиков, снайперов, бомжей и... рабов. Да-да, самых настоящих рабов! Спецы освобождали станицы и поселки от бандитских формирований и привозили на базу людей, бывших в чеченском рабстве. Это были мужчины без возраста и здоровья, потерявшие веру в жизнь, в спасение, во все земное. Все они в свое время попали в Чечню на заработки и оказались в работниках у местных крестьян. Они жили в темных подвалах и землянках, питались отходами, выполняли самую тяжелую и черную работу. Их били, продавали в другие селения, перевозили в соседние республики. Их никто не знал в лицо, но о них были наслышаны все местные землевладельцы. Не удивляйтесь: и в конце ХХ века, оказывается, возможно такое отношение к человеку.
Я познакомился с одним из рабов. Ему около 40 лет, но выглядел на все 70: потухшие глаза, морщинистое лицо, истощенное тело, сильно изношенная одежда. Он часто повторял одну и ту же фразу: «Меня найдут и убьют!» Мужчина рассказал о себе потрясающую историю. 20 лет назад он, отслужив на Северном флоте срочную службу, возвращался домой. В Москве познакомился с кавказцами, поужинал с ними в ресторане и... очнулся в вагоне поезда. Ему внушили, что он едет на заработки в Чеченскую республику по собственной инициативе. «Дружелюбные» черноволосые ребята обещали бывшему моряку большие деньги и престижную работу. Молодой человек понял свою ошибку только тогда, когда оказался в маленькой горной деревушке в сыром подвале. Двадцать лет рабства... Он не верил своему освобождению и очень боялся людей в гражданской одежде.
Я видел пленных боевиков. Они были совсем не похожи на вооруженных бандитов, обещавших взорвать Москву и уничтожить Россию. Это были жалкие людишки, дрожащие «кролики», испуганные пацаны. Они постоянно повторяли: «Я — мирный житель. Я никого не убивал.» Однако после каждого вылета на задание спецназовцы привозили тела убитых товарищей.
Среди пленных попадались и обыкновенные бомжи без документов и каких-нибудь понятий о войне. Они не боялись никого и ничего. Их долго не задерживали: сытно кормили и увозили подальше от зоны боевых действий. Они не интересовали ни оперов, ни военных. Многих из них я видел позднее на вокзалах южных городов. Они снова вели свой бесцельный образ жизни: от бутылки до бутылки, с ночи до утра.
Самое непонятное творилось на станции Минеральные Воды. Я никогда не видел столько пьяных, оборванных, грязных солдат и офицеров. Они сидели, лежали, спали на лавочках, бесцельно бродили по перрону, затевали драки с кавказцами. Около служивых крутились подозрительные личности в темных очках и девочки очень легкого поведения. Я не видел ни одного патруля, ни одной милицейской машины. Это были неописуемый бардак и страшная неразбериха. Эта была трагедия для всей России.
...Последняя воинская командировка. Самая страшная, самая тяжелая, самая нервная. Полтора месяца ужасов, 45 дней страха и столько же почти бессонных ночей. Вернувшись домой, я дал себе слово никогда, ни при каких обстоятельствах, ни за какие деньги ни ездить в горячие точки.
Пятнадцать лет прошло с той поры. Пятнадцать лет я молчал, не рассказывал никому о том, что видел, слышал и пережил там, на пороге страшной войны, где бессмысленно гибли, калечились и сходили с ума молодые парни, боевые офицеры, мирные жители. Я не мог говорить об этом, потому что при малейшем воспоминании снова слышал отборный мат спеца, только что потерявшего друга, изуродованное тело пацана, оставшегося без рук и ног, многочисленные засечки на прикладах пленных снайперов, бешеные глаза пьяного солдата, рев отца и вой матери, приехавших забирать гроб с телом сына...
Я собирался написать обо всем, что видел и слышал. Но не получилось. Не могу. Язык не поворачивается. Рука немеет. Ручка не пишет...
Не всегда время лечит.
(2009 год.)