Первое, что мальчику запомнилось в этой жизни - укусы бродячих собак. Когда он был маленьким собак было много. По крайней мере, как ему тогда казалось, не меньше, чем крыс, ворон, насекомых... И собаки питались на городской свалке, вместе с ним. Они имели один общий интерес: быстрее заполучить что-то «свеженькое», съесть найденное и ложится спать до приезда следующей мусорной машины.
Животные, птицы, насекомые и люди, живущие на той свалке между собой не общались, но понимали друг друга с полуслова. Когда на вновь заваленную кучу мусора налетали черные вороны, люди и животные, а также другие птицы, насекомые, и крысы прятались в своих убежищах, а потом оттуда выскакивали только тогда, когда им казалось, что опасность миновало. Когда налетали большой стаей бродячие собаки - разбегались все, кроме маленького мальчика, потому что он собак не боялся. Да и бежать мальчику было некуда. Кроме того, бегать он еще не мог, потому что был совсем маленький.
На свалке малыш занимался своими делами осторожно и медлительно, чтобы собак не раздражать. Однажды он шел по свалке нашел и поднял батон колбасы, а прибегающие внезапно собаки увидели поднятый им батон колбасы и приняли за жердь. А может они подумали, что с его стороны нагловато, украсть батон вкуснятины из под их носа. Что теперь об этом вспоминать? Было, было, было и прошло. Хотя забыть как тогда все собаки налетели всей стаей и стали его кусать. Он не помнит чем все закончилась. Когда пришел в себя, собаки лежали на теплой земле недалеко от него и грелись, наевшись досыта, а вороны, обнаглев, подлетали к нему по очереди и пробовали раны на вкус.
Тогда ему видимо повезло, потому что собаки не убили, а вороны видимо боялись и выскакивали при малейшем шевелении тела. Ему было больно. Болело и тело и болело душа. Тело болело от укусов и рванных ран, а душа от того, что он, маленький человек, потерял державшиеся равновесие сил на свалке. Раньше собаки его боялись, жалели и иногда приносили еду, скуля и прося не отказаться от предложенных угощениях.
Время лечит раны. Когда он окреп, собаки опять стали его любить и делится добычей. И мальчик думал: «Если бы собаки поймали крысу, то съели, дерясь между собой за каждый кусочек свежего мяса».
Со временем мальчику стало еще тяжелее жить на свалке, потому что туда пришли люди. Такие, как он. Люди не боялись собак и гоняли их иногда, борясь за право лучшего куска. Люди были большие и обижали не только всех остальных, но и мальчика. Иногда собаки за него заступались. Они занимали оборону вокруг него, лаяли злобно на больших людей, оголяя свои страшные клыки, а люди подымали тяжелые камни или палки и собираясь вместе кричали на собак, бросали в них камни, ударяли палками. Люди всегда побеждали собак, и потом избивали его за то, что он не дружит с ними.
Вскоре малыш понял, что люди сильнее и стал на их сторону навсегда. Теперь у него была другая забота - осторожно пробираться сквозь стаи собак и ворон и достать для людей еду и одежду. Одежду он доставал реже, а еду постоянно. Люди всегда его хвалили. Особенно хорошо относились к нему, когда он находил для них бутылки с горькими напитками внутри или теплую, сухую одежду. Среди людей были и женщины, которые учили мальчика буквам, цветам и цифрам. И через некоторое время он мог сосчитать: сколько собак живут на свалке, какие они по цвету и породе, сколько и каких птиц. Только крыс сосчитать было невозможно. Он много раз пробовал, но всегда сбивался со счету. И женщины подсказали считать их одним словом «очень много». Так он научился определить и их общее количество.
Мальчик хорошо помнит, что когда впервые появились люди, они собрались вокруг него и о чем то спрашивали. Но он не знал, что они хотят, и смотрел на них с открытым ртом от изумления. "Такие же, как я" - думал он,- "одеты, обуты, но не рычат, а вернее их рычание не похоже на рычание собак, или на карканье ворон, на пискливый визг крыс". Он смотрел на пришельцев и пожимал плечами, не зная, что им ответить. Потом он зимовал вместе с ними внутри временных жилищ, поджигал костры и грелся, когда было холодно или когда на улице шел дождь. С людьми малышу стало намного легче.
И самое главное, было то, что раньше он людей видел издалека, но убегал и прятался, как собаки и крысы. Было страшно, потому что люди приезжали на страшно ревущих, неизвестных ему металлических машинах. Люди не выходили из машин и он не видел их, ходячих просто так, как он по излюбленным местам.
Когда малыш стал понимать пришедших навсегда на свалке людей и те научили его считать, читать и писать, а потом рассказали о себе и о том, как очутились на этой свалке, то он стал понимать суть жизни. Истории были самые разные. Однажды женщина, которое больше всего занималась его обучением рассказала такую историю: "Я всю свою жизнь была учителем. Учитель, - это тот человек, который учит других людей, прежде всего маленьких, как ты, детей - пояснила она и продолжила, - меня все звали Марией Васильевной! Однажды я ударила мальчика за то, что тот не слушался на уроках. Избаловался мой ученик до такой степени, что не хотел учиться, а только мешал вести уроки. Другие дети его боялись, и я, не выдержала и ударила. Но, или удар мой был не точным, или он отвернулся, не помню. Попала я ему не по затыльнику головы, как хотела, а прямо по переносице носа, между бровей. И, самое главное, ударила не рукой, а длинной толстой линейкой. Брызнула кровь... Она била струей по всей парте и дети с криками и визигами сбежали из класса. Я побежала за ними... и с тех пор в бегах. Документов у меня нет, Питаюсь на свалке, как ты, как эти люди, у которых, тоже есть свои истории. Вот, например, у Иллариона история такая... он был инженером, попал под сокращение, жена узнав об этом от него ушла. Он запил. Пил много и долго, пока однажды не пришли незнакомые ребята, которые повезли его в какую-то деревню. Забросили там в старый дом... без окон и дверей и сказали, что "его квартира продана и перепродана". Также они предупредили его, что он не должен им попасться им на глазах, если хочет жить. Так Илларион оказался в нашей компании...а Парфентий был выдворенным из собственного дома детьми, поэтому детей не любит и тебя обижает. Дети Парфентия выросли и сказали ему: «папочка, пожил хорошо, давай теперь другим пожить. Выматывайся из квартиры, потому, что мы ее продадим, а деньги поровну разделим и купим себе отдельные квартиры». Жена Парфентия к тому времени умерла, других родственников не было и он ушел, уступая детям свою долю...добровольно, так сказать. А наша Маришка раньше была директором крупной овощной базы. Тогда звали ее Марьяной Петровной. Однажды на базу пришли с проверкой, нашли крупные недостачи и её заставили заплатить. Она продала все, что было, заплатила и ушла, как говориться, куда глаза глядят.
-А что... там, в городах, людям так плохо живется? - удивился малыш.
-Кому как - ответила она и погладила его нежно по голове, - а ты сам, как очутился на свалке? – спросила Марья Васильевна глядя ему нежно в глаза.
- Не знаю. Впервые понял что я на свалке, когда проснулся после страшных укусов собак.
- А сколько же тебе было лет?
- Не знаю. Я мог ходить и есть, окутывался в то, что находил для меня подходяще. Правда, сначала не понимал, что это можно одеть и только стелил себе и накрывался ночами, чтобы не замерз.
- А родители у тебя есть?
- Кто?
- Ну... мама, папа.
- А это кто?
- Те, кто тебя родили. То есть, твои родители...
- Не знаю... я их никогда не видел...а, как они меня родили?
- Также, как собаки рождают своих щенков. Ты видел?
- Да...видел, но...никогда не подумал об этом, хотя иногда возникали мысли, вернее вопросы: кто я? Откуда?
- Бедный мальчик! Тебе еще тяжелее, чем всем нам, вместе взятых!
- Опять ты с ним? - крикнул Парфентий, - Пусть идет за бутылкой и без нее не возвращается...щенок!
- Да оставь ты его в покое... он хороший, - возразила Мария Василевна и тут же поплатилась за это. Парфентий ударил ее несколько раз палкой по голове. Он был как всегда пьяным. Марья Василевна упала, держась за голову руками. Лицо её было в крови.
- Паршивец! - крикнул он на мальчика и замахнулся палкой, - все из-за тебя! Хорошего человека обидел из-за тебя!
Палка прошла со свистом мимо его головы. Тогда он сбежал со свалки, как сказала Марья Василевна - "куда глаза глядят" и через некоторое время очутился на песочном берегу небольшого озера. Солнце грело хорошо. Он заснул, собравшись в комочке, как привык с самого раннего детства. Когда проснулся пошел к воде, искупался, постирал свои вещи и лег горлышком на песок, чтобы высыхать, но наткнулся на блестящее зеркальце. Он посмотрел с одной стороны и почувствовал что ему плохо. Хотелось выть, как собаки выли в холоде на свалке. Тогда он повернул зеркало с другой стороны и посмотрел снова. И вдруг ему на душе стало хорошо, весело. Вскоре услышал рев моторов машин, как тогда в далекое прошлое, когда машины приезжали на свалке чтобы высыпать еду, одежду, бутылки и другие вещи и встал, чтобы спрятаться, по привычке, но не успел. Недалеко от него остановился большой грузовик и из него выскочили двое крепких мужчин. Они стали разговаривать и малыш все понимал:
-Ты смотри, на нашем месте, развалился бомжара, простирал свои вонючие вещи и загорает! – крикнул один.
- Паршивец! - добавил второй.
- Наглец. – сказал тихо третий.
-Да ты что сгоряча на малыша кричишь. Он совсем маленький, - сказал четвертый, не договорив что-то, так, как первый его прерывал:
- Ты только посмотри, маленький, но уже сам себе постирал...
- Может и не сам, а его мамаша! Ха-ха-ха! Наверное, молоденькая? Красивенькая? - как бы переспросил тот мальчика глядя прямо на него, и потом добавил, как ни в чем не бывало, - Ау? Где ты дорогая мамаша!?
- Не пугай мальчика. Давай сначала узнаем кто он? Откуда? Чьей? - сказал один из мужчин и подошел к мальчику поближе.
Нервы малыша были напряжены. Он хотел было сбежать, но было поздно. Мужчина схватил его за руку и, присаживаясь рядом с ним, посадил его к себе на колени. "Надо было сбежать. Убъют" - промелькнуло у малыша в голове, - "и слово паршивец, это тому подтверждение. После этого слова его должны ударить, как там, на свалке" - и он закрыл глаза - "что ж... пусть убивают, все ровно есть нечего".
- Ты голоден? - спросил мужчина и достал из кармана кусочек хлебы с колбасой, - ешь.
Ему никто и никогда в жизни ничего на давал. Никогда! Он сам добывал еду для себя, а когда появились взрослые, добывал для них. Парфентию и его команде надо было бутылки, еду и одежду искать. Если не находил его постоянно били палками. С собаками, воронами, крысами, надо было всегда бороться за кусок вкуснятины на равных и он это делал очень осторожно, чтобы их не нервировать. Как же ему теперь быть? Есть хотеться, но страшно. Вдруг за этим жестом имеется какая ни будь скрытая угроза?
- Ешь... не бойся...
- Дикий какой - то...
- Смотри в его глазах...страх, страдания, чистота...необыкновенная чистота...по его глазам можно прочесть его мысли! Ты только посмотри Сашок.... посмотри!
- Не пугай его...
Мужики подходили ближе, смотрели в его глаза, спорили.
- Да ...глаза у него, как у белочки! Может он с другой планеты?
- Ты откуда свалился здесь, на пляже, в карьере?
- Как тебя зовут мальчик?
- Я не знаю, - выдавил он из себя, - меня этому не учили...
- Шю-ю-ю-ю-ю! - просвистел Сашек, - его этому не учили... а сколько же тебе лет?
- Не знаю... Марья Василевна не сказала...
- А кто такая Марья Василевна? – удивился один из мужчин.
- Она на свалке живет с Парфентием, с Маришкой, с Иларионом, а также с собаками, воронами, крысами и с...
- Ничего не понимаю... ты попроще можешь изъясниться?
- А я и говорю. Мы все там жили... вернее я там жил один, с собаками, воронами, крысами и со всеми остальными, пока не пришли люди. Они меня часто били, потом выгнали оттуда. Я убежал "куда глаза глядят".
- Тебя вчера здесь не было! Я точно знаю. Мы же работали на карьере. Я приходил купаться! - сказал Сашек и добавил, - и ты Георгий тоже был со мной.
- Да говорят же тебе выгнали со свалки. Он видимо давно уже в пути. Побродил по нашим лесам и полям пока не добрел до карьера. Он голоден. Ешь, малыш.
- А почему не знает, как его зовут?
- Да говорят же тебе, не помнит...
- Его что... ударили по голове? - Сашек посмотрел голову мальчика.
- Нет вроде. Шрамов много, но только на теле, похоже его покусали собаки...
- Я помню себя с тех пор... когда проснулся... после укусов и понял, что должен их бояться. Я всегда настороженно относился к ним. Они злые. Клыки у собак большие! – ответил малыш обрадовавшись тому, что его начинают как-то понимать.
- Кушай ... кушай и потом нам расскажешь...
- Вот так дела-а-а-а-а.
- И что мы с ним будем делать?
- Надо бы ребятам рассказать... после обеда пойдем и всем расскажем...
- А он никуда не убежит?
- Ему бежать некуда... неужели ты не понял ничего...
- Понять то... как мне кажется, понял, но... в голове каша... гречневая каша в сыром виде...
- Ладно... сейчас все решим, - сказал один из мужчин и обратился к малышу, - ты никуда не уйдешь?
- Нет. Мне здесь нравиться. Здесь тепло. Есть вода…
- Тогда обещай, что никуда не уйдешь. Мы принесем еды, - попросил один из мужчин.
- Хорошо... я буду здесь.
Мужики ушли к машинам. Моторы страшно заревели и машины уехали, оставляя за собой клубни дыма. Мальчик долго смотрел им вслед, пока не увидел, как далеко, далеко машина остановилась. Там было много людей. Они выглядели издалека маленькими и смешными, как тараканы и бежали туда сюда, как муравьи, которым разрушили муравейник. Потом несколько машин поехали по той же дороге обратно к нему. Он увидел как они огибали небольшой бугорок, потом стали увеличиваться в размеры.
Когда машины приблизились моторы их ревели сильней. Было страшно смотреть, потому что машин было очень много. Они остановились и из них вышли люди. Стольких людей вместе мальчик не видел никогда. Он попытался их сосчитать, но не смог, поэтому определил их количество так, как научила Марья Васильевна «очень много».
- Вот он! Я же говорил! Он один одиношенький лежит на пляже и говорит что до сих пор жил на свалке! - крикнул издалека знакомый уже малышу мужик по имени Сашек, показывая на него рукой.
- И как его зовут? - спросил один из них, глядя на него с особенным интересом.
Малышу показалось, что этот выглядит старше всех остальных.
- Не знает, - ответил Сашек.
- А разве так бывает? Он не бось, в школе учился! – кивнул старший головой, и спросил всматриваясь малышу прямо в глаза - Ты можешь писать? Рисовать? Читать? Считать?
- Могу...
- Вот... я говорю… он в школе уже побывал... – довольно сказал старший подтира свои огромные, слегка мористые руки.
- Меня этому научила Марья Василевна...
- Какая Марья Василевна? Кто она? Ваша Учительница?
- Да.. она учила детей, пока однажды не ударила одного плохого мальчика, который плохо слушался и...
-Щ-ю-ю-ю-ю-ю! Да это же наша бывшая учила! Уже пятнадцать лет как пропала без вести. Сашек, да ведь тебя она тогда ударила линейкой по переносице! Помнишь? – крикнул старший показывая рукой на знакомого малышу мужика.
- Вот так дела?! А я думаю… о чем он толкует, говоря о Марьи Васильевны? Какая Марья Васильвна? Значит, она жива!
- Жива! – крикнул кто-то из толпы.
- Жива! – добавил второй.
- А мы столько плакали и столько ее искали! – то ли спросили, то ли констатировали одновременно несколько мужчин.
- А где свалка твоя? – спросил старший.
- Не знаю... я убежал, потом шел и шел, куда глаза глядят, пока не устал. Когда устал прилег на песке...
- Где-то недалеко! – сказал старший подтирая руки, - Сколько он мог идти? День, два, три. Он же маленький! Надо её найти! Надо ей сказать, что никто не осудил, что все родители стали на ее стороне и что ее ждут дети, родные, ученики!
- А ее Парфентий?
- Какой Парфентий? – удивился старшой.
- Тот, который всех бъет. И меня, и её. Когда ударил палкой по голове, она упала и вся вся была в крови...
- Какой еще Парфентий? Как ударил? За что ударил? - кричал больше всех Сашек, - я ему покажу!!!
- Он ее ударил, потому что Марья Васильевна защищала всегда меня от Парфентия, а также от Илариона.
- Негодяй!
- И Маришка меня всегда била палками... а она меня защищала...
- О чем он говорит? Может он бредит? Вы его покормили? – спросил вновь подошедший к ним мужчина с сединой в волосах.
- Да я же говорю... наверное мальчик этот того, пришелец. У нас в районе дети уже давно не пропали и в городе...
- Или он врет...
-Да ты смотри в его глаза? Разве такие глаза могут врать? Они чище, чем у всякого животного! Ни единой тени! – сказал старший.
Все наклонились и стали внимательно смотреть в глаза малыша. Он смотрел им также в глаза удивляясь некой доброты, которая оттуда сияла и неимоверной ясности.
- Да ты в этом прав, - повторял каждый после тщательного осмотра.
- Мужики...мужики...мужики,- поднял руки к верху один их людей и когда наступила тишина продолжил, - пусть хоть временно этот мальчик поживет у меня... пока не найдем его родителей... я очень прошу... я так хотел сына... но... вы же знаете мою историю...
Все молча покивали одобрительно головой.
Говоривший был один из местных мужчин, с бородой. Глаза его печальные показались малышу знакомыми. Такие глаза были иногда у Парфентия, когда он протрезвев искал бутылку и сигареты.
Но он ошибался, потому что мужчина, который попросил остальных разрешить взять его с собой, славился на работе трудом, добротой, отзывчивостью. Несколько лет назад, во время родов у него умерла любимая жена, которая к тому еще родила мертвого сына. Умерла неизвестно от какой болезни, то ли от горя, то ли от потери крови, то ли еще от чего. Он так и не узнал правду. Но с тех пор ходит всегда один, молчалив, работает с раннего утра и до позднего вечера, а на выходные закрывает наряды за других, по их просьбе.
- Хорошо Паша... пусть будет так. Мальчика берешь с собой... до выяснения обстоятельств. А ты Сашек, бери пацанов и дуйте по свалкам, пока не найдете Марью Васильевну и кто там еще с ней...
- Да бомжей повсюду развелось столько, что... куда нам всех.. нам бы ее найти... извиниться перед ней за все... вот мы, почти все остались в деревни благодаря её науке о жизни, о природе, о любви к Родине...
- Давай... хотя бы ее... я всегда верил, что она жива... мечтал найти... – прослезился Сашек.
- Я тоже был хорошеньким... похлещи тебя... просто… тогда тебе не повезло… ты превзошел себя в беззакониях...
- А как мальчика позовем, Пашенька?
- Кариерчик... тебе нравиться это имя? - спросил мальчика Паша обняв его за маленькие плечи и всматривасяь на него влажными от слез глазами, - нравиться это имя? Я так хотел тогда назвать своего сына…
- Нравиться, - сказал мальчик и самому захотелось рыдать. Слезы впервые в жизни потекли по его щекам ручейком. Он не плакал даже тогда, когда его собаки рвали на части, когда вороны кусочками рвали мясо из ран и пили его кровь.
- Тогда иди ко мне..сынок! - и Паша обнял мальчика сильно, прижал его к своей груди, - с сегодняшнего дня ты мой сын!
- Ты мой родитель? - спросил Карьерчик сдерживая слезы.
И все мужики заплакали. Никто никого не стеснялся.
Сашек взял с собой несколько парней и плача горькими слезами поехали искать Марью Василевну.
- Постой Сашек... я с вами, - отозвался один мужчина... может там и отец мой есть, он же сказал Иларион... Мы не хотели его обидеть... мы просто пошутили...
- Иларион хороший, но злой, - сказал сквозь слез мальчик, - и собаки хорошие...там много хороших животных и птиц. Только крысы плохие. С ними нельзя договориться ни о чем. Они обязательно обманут.
- Сынок...сынок...сынок...пойдем домой....пойдем... – сказал Паша, - ребята мы пошли...
-Давай я Вас отвезу - сказал старший вытирая слезы… ты не сможешь сейчас ехать за рулем своего ДЖИПа...
- Да... пожалуй ты прав... пожалуйста повези меня и моего сына домой... мы так давно там не были!
И впервые в жизни с большим страхом Карьерчик в объятьях своего родителя сел не боясь в одну из машин, от которой раньше прятался и поехал куда то держась ручонками за гладкую и сильную шею отца. У родителя были такие же нежные руки, как у Марьи Василевны, но только еще нежнее, сильнее…
"Значит моего родителя зовут Пашенькой», - подумал малыш сквозь слез, - вот бы я сейчас Марьи Василевны сказал: Пашенька мой родитель, Пашенька... и она обрадовалась. Наверное, поцеловала бы в щечку, как всегда вечерами и, прижав к своей груди, как сейчас прижимает Пашенка, легли бы спать".
Так думая Карьерчик уснул. Спал без всяких сновидений а когда проснулся услышал голосов людей. Людей было очень много. Еще больше, чем там, на берегу озера.
- Разбудили! Я же говорил, чтобы завтра пришли.
- Да ты что Пашенька? Его же кормить надо! Он вторые сутки спит беспробудно!
- Научись работать с детьми, папаша - сказал один подмигивая остальным и продолжил - тебе это пригодиться! Вот какого красавчика себе нашел! Радуйся и успевай за ним ухаживать.
- Да за ним ухаживать не надо - сказал другой, - он и сам все знает!
И Карьерчик тут узнал по голосу Иллариона. Тот стоял неподалеку и смотрел на него испуганно.
Илларион, как ни в чем не бывало продолжил, - хороший мальчик. Мы от него были сами без ума. Он готовить умеет и стирать. Постель приберет и домик построит...
- А где Марья Василевна? - почти крикнул Карьерчик, смотря на Иллариона.
- Ее больше нет... похоронили мы Марью Васильевну на свалке в тот же день, когда ты сбежал... она не выдержала удара Парфентия палкой...он ей попал прямо по переносице, между бровей... истекла кровью... – ответил ему совершенно по взрослому Илларион.
Остальные люди молча смотрели на мальчика виновато.
-Мамочки! - вырвался крик души из глубины груди Карьерчика ...
- Не надо так с ребенком, - сказал мужчина и с укоризненностью посмотрел на своего отца.
- Да... не надо так с ребенком, - тихо подтвердил Паша, обнимая Карьерчика и прижимая к себе.
- Давайте мы его осмотрим, - подошли к ним двое людей в белоснежных халатах, но Паша остановил их жестом руки.
-Не надо. Ребенка надо покормить, помыть, переодеть... Подождите... потом посмотрите...
- Все к столу! - скомандовала молодая и красивая женщина, - мужики, давайте отметим хорошее событие из жизни мальчика и его новоиспеченного отца...
- Давайте помянем нашу классную руководительницу, - предложил кто-то почти что шепотом и все с ним согласились.
Все тихо сели за стол на новых, красивых стульях, взяли в руки столовые приборы и стали есть и пить. Карьерчик никогда не видел еще, чтобы люди ели не с земли, а с тарелок, не руками, а ложками и пили воду не наклоняясь к ручейку ртом, как он сам делал всегда, и не высасывая из бутылок, как Илларион и его команда, а из стеклянных звенящих стаканов.
Он сел за стол у своего родителя на руки и вместе со всеми ел прихлебывая, стесняясь тем, что Пашенка всегда вынужден был объяснить, как и что взять руками, что есть ложкой.
Ложек на свалке он видел, но даже Марья Васильевна никогда ничего ими не ела. Да и не было на свалке такой еды, как здесь.
Тут все было чистенько, вкусненько и пахло так, что голова шла кругом от запахов. Не лаили злобно собаки, не каркали вороны, не пищали крысы…
- Давай Паша. Помоги своему Карьерчику освоится среди людей, - сказал кто-то с улыбкой, а Паша, его родитель ответил: Не бойся, еще и ваших догонит. Скоро мы с ним пойдем в настоящую школу.
- В школу? К Марьи Васильевны? Где много хороших и плохих детей? - спросил Карьерчик.
-Да... в школу, где много детей. Но, там Марьи Васильевны нет... там есть другие учителя... они тоже хорошие... и ты их слушайся сынок... хорошо?
- Хорошо, родитель...
- Ты Карьерчик назови его не родитель, а папа... просто папа... – улыбаясь попросила одна из присутствующих женщин.
- Но, его ведь зовут Пашенька. Я сам слышал. И он мой родитель...
-Да… это так. Но дети своих родителей называют папой и мамой...
- А мама тогда, кто? – с удивлением спросил Карьерчик.
- Мама... мама... это любимая женщина папы...
- Папа, у тебя есть любимая женщина? Я ее хочу увидеть. Я хочу увидеть свою маму! Мне Марья Васильевна сказала, что у каждого ребенка есть родители… папа и мама. А раз ты мой папа, то... где моя мама?
- Её...она...
- Я твоя мама! - отозвалась молодая и красивая женщина, которая недавно всех пригласила к столу и посмотрела вопросительно на Пашу.
Но Карьерчик этого не видел. Он выскочил из за стола опрокидывая тарелки с криком мама-а-а-а-а-а-а! мама-а-а-а! побежал к ней. И бросился в ее объятиях, прижался к ней и был готов войти в неё своим хрупким и маленьким телом. Всем своим существом.
Люди, находящихся у стола заплакали горькими слезами. Карьерчик тоже плакал. Он никого не стеснялся. Ему стало страшно их потерять.
И папа его, подошедший к тому времени к маме обнял обоих и плакал вместе с ним.
"Я никогда не плакал - подумал Карьерчик, прижимаясь к вкусным на запах телами своих родителей - а плакать оказывается очень хорошо. Я бы всегда плакал и плакал до самой смерти".
Через два дня приятных встреч со слезами на глазах Карьерчик пошел в шеолу. С одной стороны за руку вел папа, с другой мама. Он был счастливым и смотрел на других с удовольствием. Во дворах лаили собаки, привязанные на привязи людьми, а вороны летели высоко над головами, боясь даже приблизится к ним. Крыс не было и вовсе нигде.
В школе было очень хорошо и уютно. Карьерчик не обижался на мальчиков и девочек, которые дали ему кличку карьерист и дразнили этим всегда при удобном случае. Как только начинался перерыв, во дворе школы начинались погони. В погони всегда учувствовали одни т те же лица. Мальчики и девочки бегали за ним и за его друзьями, с которыми он уже основательно подружился с самого начала. И это игра называлась «в догонялки». Были и другие игры «в прятки», «тарзанка», «Чехарда».
Карьерчик всегда был среди самых шустрых. Его никто и никогда не мог догнать. Он бежал быстрее всех, прыгал выше, учился лучше всех в классе.
Учителя за это его любили. Он мог встать во время урока лишь для того, чтобы подойти к доске или к другому мальчику пожелавшему похулиганить и тихо, спокойно ему пошептать на ухо "успокойся, а то пожалеешь всю жизнь".
И дети понимали что он сказал с полуслова. Они молча отпускали глаза извиняясь. Их класс слыл самым замечательным классом за все время существования школы.
Однажды Карьерчик принес с собой в школе зеркало. То самое зеркало, которое он тогда нашел на берегу озера в песке. И когда настал перерыв и все за ним побежали, для эксперимента направил луч зеркала в сторону бегущих. И все стразу же остановились. Многие просто упали и заплакали, многие остановились и стали рыдать не своим голосом. Он спрятал зеркало и учителя, сбежавшись со всех классов и не понимающих что произошло долго успокаивали детей.
- Кто обидел? Что случилось, в конце концов? - спрашивали они у детей, но никто ничего вразумительного не мог объяснить, ссылаясь на непонятную тревогу в душе и на странные боли в теле. Но не смогли конкретно сказать, что именно болит и от чего. Многие ссылались на то, что споткнулись и больно ударились. И только Карьерчик не плакал. И учителя это заметили.
- А ты почему не плачешь Карьрчик? - спросил его классный руководитель.
- Мне плакать хочется только тогда, когда мама и папа рядом со мной. Они меня обнимают крепко, крепко, - чисто по детски ответил он, не выдавая свои тайны.
А на следующий день, во время перерыва Карьерчик опять достал свое зеркало и направил другой луч в сторону детей. И дети еще более радостно и весело бросились в погони за ним. И даже после перерыва во время уроков дети смеялись, прыгали от счастья срывая урок и только Карьерчик сидел как всегда спокойно и даже попытался остановить своим привычным жестом нарушителей, но они еще больше от этого смеялись и хулиганили в ответ. Учителя его поведение опять заметили.
- А ты почему не веселишься как все Карьерчик? - спросил классный руководитель, поняв что все уроки на сегодня сорваны, но не понимая, почему и кем.
- Я весел только тогда, когда папа и мама рядом со мной, - ответил чисто по детски, не моргая своими глубокими глазами Карьерчик, не выдавая свою тайну.
К тому времени Карьерчику стало понятно, что зеркальце, которое он нашел тогда на берегу озера, в песке, не простое. Одна его сторона вызывает боль и печаль, а другая радость и веселье. И он теперь думал, как это можно использовать на благо своей семьи, на благо всех людей, на благо своего отечества. Он думал об этом непрерывно. И больше никогда никому не показывал это зеркальце, пока однажды он вернулся со школы и бросился в объятьях совей мамы, но она его оттолкнула с холодом в сторону, накричала, что он ей не сын, что она ему не мама, что она сейчас же броситься под поезд, или повеситься и все, что она в этой жизни сделала, так только и сделала, что жила в обмане.
- Мама! Мамочка моя! Это не правда! Ты моя мама! И папа, мой папа! И я Вас люблю! - кричал Карьерчик плача и не понимая, что же произошло. И только потом его осенило. Он отпустил маму и побежал к своему тайнику. В старенькой его рубашке всегда хранилась в кармане его зеркальце, но, она там не оказалось. Исчезла и рубашка и его зеркальце "мама его нашла" - подумал он и побежал к ней.
- Мама! Мама! Где моя рубашка?
- Какая твоя рубашка? - отозвалась грустно она, - те что приволок со свалки я давно сожгла.
- Моя любимая, старенькая, там еще... там зеркальце было...
- Валяется твоя помойная рубашка на улице, а зеркало в мусорное ведро. Разве это зеркало? Это всего лишь кусок разбитого зеркала. От него можно порезаться. Я ее и выбросила. Можешь забрать свое зеркало и свою рубашку и умотать к своей свалке... вместе с папой, который к стати тебе не папа и никогда им не был! Слышишь, ты не Карьерчик! Ты мусорщик!
Карьерчик не стал обижаться на маму. Он вышел из дома, нашел зеркало в мусорном ведре "хорошо, что еще папа не выбросил мусор, он сегодня задержался на работе, надо срочно все исправить, до его приезда" - подумал Карьерчик и направил луч доброты и веселья в сторону мамы.
- Карьерчик! Миленькое дитя! Со школы вернулся! Ты мой любимый мальчик! Давай мы с тобой помоем ручки, примем душ, переоденемся и накроем стол. Вот он и наш папа приехал. Как раз вовремя! Пашенька! Пашенька! Ты только посмотри, Карьерчик со школы вернулся! Сам! Мы тебя ждем!
-Ах! Вы мои самые хорошие! Да я без вас не могу и часа побыть! Я так сильно любблю-ю-ю-ю-ю вассссс! - и он обнял их обоих крепко, как всегда.
И все пошли дружно к столу.
"Хорошо, что успел" - подумал Карьерчик, - "надо бы перепрятать в более надежном месте это странное зеркало, а то не известно что и как обернется" Не все мною до конца изучено с этим зеркальцем. Не дай бог папа найдет и тоже посмотрит не с той стороны".
Годы шли. Карьерчик рос. И вырос он красивым и большим человеком. Стал настоящим мужчиной. И любили его все молодые девушки. И слыла их семья одной из лучших в районе и в городе. Окончив два университета, Карьерист Павлович защитил ряд диссертаций по тематикам природоведении, юриспруденции и право и по другим.
О нем все знали, все говорили, бывало даже шепотом в кулуарах. Он магически все осваивал и ко всему, к чему прикладывал руку - получалось.
Его любили за большое сердце и за блестящий ум и память, его уважали за справедливость и совестливость.
Он никогда не брал "чаевые" за свои услуги и всегда жил правильно по законам своей Родины.
Он выдвигал такие концепции строительства мирового господства, к которым потом лишь приходили другие эмпирическим путем и всем оставалось только восхищаться его дальновидностью и твердым убеждениям своей правоты.
Это вызывало одновременно злость у завистников и многие, не умеющие строить свои отношения с людьми и с карьерой по жизни говорили между собой: «ты же не карьерист? Тебя, также, как и меня в карьере никто не нашел и на свалке в детстве не жил. Ты с крысами из одного котла не ел? И с собаками из-за куска дерма не боролся? Ты за воронами не гонялся по гнилым помидорам? Нет? То-то! Вот когда погонишься, тогда и приходи на симпозиуме»!
И они, чокаясь большими стаканами, пили водку и коньяк, закусывая луковицей.
"Как же быть? Что же делать, чтобы зеркало приносило удачу и счастье? И почему она имеет вторую сторону? Кому нужны несчастья"? - спрашивал себя постоянно Карьер Павлович, не находя себе место.
"Вот, например, если белую сторону (так он называл светлую сторону зеркальца) обратить в нашу промышленность, тогда, получается, все люди, работающие там сразу же с улыбками на лице начнут строить и творить, не зная усталости? И тогда, значит, они выполнят любые нормы и любые задачи нашего правительства. В сельском хозяйстве - начнут выращивать овощи и фрукты, вырастит поголовье скота, перестанут убивать невинных животных, прикрываясь вирусами гриппов и язв. В школах, учителя, начнут учить детей с любовью, как своих родных детей, не беря с них взятки на школьные нужды. Ведь со своих детей родители не требуют деньги на семейные нужды? И в детских садах...и в Вузах...Как же быть? Открыть ли людям свою тайну? А не начнется ли катастрофическая погоня за этим зеркалом всякими мафиозными кланами? А как же быть самому? Я ведь применял ее по отношению к отдельными лицами, без их согласия...не начнутся ли преследования? А если вторую сторону направить против врагов, тогда, что они будут делать? неужели начнут стрелять друг в друга, в сторону своей страны, уничтожая все на своем пути с такой же мерзостью, ненавистью, как уничтожают чужих. А если я помру, а зеркало попадет в чужие руки, как ее применят? И против кого? И для чего"?
И не давали покоя ему эти вопросы.
"Слушай свое сердце, оно тебе подскажет" - то ли услышал, то ли ему показалось, но эти слова раздались однажды из его собственного внутреннего кармана. От самого сердца, где он держал свое сокровище всю жизнь.
- Что писать дальше ума не приложу? – спросил вслух Вася подтягиваясь, - мне, наверное, спать уже пора.
Он посмотрел на настенные часы, которые тикали непрерывно считая время.
«И с каждой секундой мне остается все меньше и меньше жить» - подумал он вставая из-за стола после того как отключил компьютер.