Был у меня в 4-6-м классе дружок. Сосед по подъезду Толька Кулик. Паренёк некрупный, но продвинутый – драться умел и любил, с местной шпаной якшался, покуривал и меня научил. Отец его был член парткома на Алюминиевом заводе, и я впервые увидел у них дома портрет Хруща. Ещё имелась у него сестра Алка года на 2 старше меня. Прекрасная толстенная и длиннющая пшеничная коса и другие уже заметные половые отличия. У неё всегда в кармашке фартучка имелась конфетка в обёртке или горсть жареных семечек, которыми она угощала меня при встрече.
Родители осуществили мою мечту – купили велосипед на барахолке. Это был ХВЗ 1-го выпуска. Со сварной рамой и приваренными, т.е. непередвигаемыми седлом и рулём, но это был велик! Единственный в нашем огромном по тем временам пятиэтажном доме. Особенно был рад за меня Толька. Да ему больше всех и доставалось покататься – друг есть друг.
Как-то мы собрались съездить на велике на голубятню к знакомому. Но в это время появилась Алка, насыпала мне горсть семечек и попросила покатать её. Я сказал:
- Садись!
Она пригнула меня за шею (я был тощий и длинный – на голову выше её) и поцеловала в щёку. От смущенья белого света я не видел боле... Через какое-то время она попросила остановиться, спрыгнула с рамы и, мотнув косой, исчезла в подъезде. Неподалеку стоял Толька и, поглядывая на меня, о чём-то беседовал с Пузырём – пацаном на год моложе нас, низеньким, толстым и очень подвижным, всё время вертяшимся, как яйцо вкрутую. Этот Пузырь подошёл ко мне и сказал что-то оскорбительное, вроде:
- Зря стараешься, Алка тебе не даст. Кому хошь даст, а тебе – нет!
Я только сделал ему смазь, как вдруг передо мной возник Толька. Он неожиданно ударил меня «под дых», и я согнулся пополам, а Пузырь толкнул меня в голову, и я оказался на спине. Пузырь сел мне на грудь, прижал коленями мои руки к земле и стал молотить кулаками по ушам и лицу. Мне оставалось только сучить ногами - я не мог защититься ни руками, ни отклоном туловища. С тех пор я не люблю и избегаю ближний бой.
Мне приходилось драться сразу с несколькими пацанами, с парнями посильней меня, но никогда не попадал в такую обидную ситуацию с ограниченной свободой действия.
Почти все пацаны нешего двора столпились вокруг и молча наблюдали за моим унижением.
Пузыря я больше не видел – назавтра его отправили в пионерлагерь, Толька Кулик, сотворивший всю эту ситуацию, издали насмешливо улыбался.
А вскоре мы переехали в Кандалакшу.
Лет через шесть-семь я участвовал в первенстве Днепропетровской области, проходившем в г. Никополе. Неудачная жеребьёвка собрала сильнейших боксёров в моём весе в одной подгруппе. Во второй подгруппе были одни второразрядники. И на пути к финалу я выиграл у трёх сильнейших в области – Вовы Кабанова, Володи Кобы и Гарика Цвибеля, уже выполнившим норму мастера спорта. Этот последний бой был особенно тяжёлым. Я его выиграл блестяще. И что мне было беспокоиться по поводу Б.Кулика – второразрядника, вышедшим в финал по второй подгруппе.
Мой многоопытный тренер, Георгий Фёдорович Левченко, бывший профессионал, чемпион высшей Лиги «А» (Япония, Тайвань, Океания, Австралия), видя полное отсутствие куража перед схваткой, предупредил:
- Ринг квадратный - он покажет. Каждый противник имеет шанс!
Но это прошло мимо ушей. Подумаешь, тоже мне – противник...
Прозвенел гонг, и я лениво и расслабленно пошёл в центр ринга к своему противнику. Взмах руки рефери, я принял стойку и сделал шаг навстречу Кулику.
Дальше – перед глазами брезент ринга и чей-то как сквозь вату голос:
- Семь! Восемь! Девять! Аут!
Рассказывали, что я попытался подняться, но этого уже не помнил.
Потом, в раздевалке я переоделся, пошёл в гостиницу, собрал вещички и, слова никому не сказав, уехал домой.
Всех моих однокурсников развезли по колхозам, с боксом я твёрдо решил завязать, делать в жарком летнем городе было абсолютно нечего, и я нанялся грузчиком на мелькомбинат.
Работа простая – принимаешь на плечи мешок с мукой (60 кг) или отрубями (70 кг), скатывающийся сверху по жёлобу, делаешь несколько шагов по платформе и сбрасываешь его в кузов грузовика с откинутым бортом, стоящего впритирку к платформе. Физически работа нагружала, но уже через неделю тело затосковало по настоящей тренировочной нагрузке. Даже во сне мне стал сниться запах спортзала.
Я знал, что ребята давно вернулись, отдохнули и приступили к тренировкам. Как мартовского кота за хвост на чердак, меня тянуло к Дому Спорта, в спортзал. Но я был обижен на весь свет и поставил на боксе жирный крест. Нет и всё! Раз такая несправедливость, то ну его к чертям собачьим этот бокс. Пропади он пропадом! И это отсутствие конкретного виновника моего позора, делало жизнь невыносимой. Я ни о чём не мог думать, кроме своего бездарного проигрыша этому серенькому, незавидному Кулику.
Мелькомбинат размещался в центре города на улице, идущей мимо моего дома, мимо рынка Озёрки, мимо этого мелькомбината и далее к набережной и пляжу. Я работал возле ворот, в которые въезжали и выезжали грузовики.
Как-то утром увидел, как мимо ворот в сторону Днепра идёт неспеша с двумя девушками мой товарищ по секции Юра Тюрин. Я замер на платформе, не сводя с него взгляда, просто гипнотизируя, мол, заметь меня, увидь! Нет... Он прошёл мимо, держа девушек под руки, смеясь и болтая. На пляж, наверно… К концу смены я, вообще, не сводил с улицы глаз. Наконец, показался Юрка. Жара уже спала, и он обнял девушек за талии, они положили руки ему на плечи и так, тесно прижавшись, шли, не глядя по сторонам, о чем-то беседуя. Вдруг Юрка остановился, посмотрел прямо на меня и… ускорив шаг, прошёл мимо. Я чуть не закричал от обиды.
Не знаю, чего я ожидал. Может быть, чтобы подошёл, начал уговаривать вернуться на тренировки… Ночью почти не спал. Вновь и вновь переживал свой позор в Никополе, вновь и вновь переживал сегодняшнюю неудачу. Никому я не нужен. Юрка тоже… Ненавижу! Друзья, называется… Ни один не пришёл, ни один не посочувствоал, ни один не позвал вернуться. Никому я не нужен. Всё. Видеть никого не хочу! Конец боксу. Есть другие интересные дела.
С тем и уснул. Утром встал разбитый. Мир был серым. Всё вокруг обрыдло. Дотащился до работы.
Даже грузчики посочувствовали:
- Ты чего такой? Как в воду опущенный. Не дала, поди? Да плюнь ты на неё, мало их, ****ей, вокруг что-ли.
Работал как заведенный, не подымая глаз. После смены сполоснулся в душе и так же, не подымая глаз, поплёлся домой. И в воротах натолкнулся на Юрку. Он хлопнул меня по плечу:
- Привет! Жора велел передать, если завтра к семи не будешь на тренировке, больше не пустит.
Повернулся и ушёл. Не знаю, сколько стоял, глядя ему вслед. Только всё моё существо кричало, нет, орало! -
- Завтра к семи! Завтра к семи! Жора велел передать!! Жора!!!
Да мне весь мир теперь по колено! Ну что мне сможет помешать завтра быть к семи?! Под машину… Уважительная причина – больничный. Жора простит! Ну, что ещё?! Да ни-што!! Ништо-о-о-о!!!
Сколько-то месяцев спустя мне рассказали, что Жора под страхом изгнания из секции запретил ребятам меня навещать, и через месяц сказал Юре разыграть всю эту сцену со мной, оговорив всё до мелочей - «Иначе, взъерепенится и вправду бросит бокс».
Великий психолог был этот академик бокса – Георгий Фёдорович Левченко.
Потом мы целый год гонялись за этим Куликом – и на соревнованиях, и на открытых рингах. Ничего не получалось - то он не взвесится, то взвесится после меня, но в другой весовой категории, то после взвешивания снимется с соревнований «по болезни». Я вначале переживал, даже рванулся ему на улице схватку устроить. Но Жора сказал: «Пусть его трусит. Тебе-то что? И трусам иногда везёт, а тебе наука».
И всё. Как отрезало.
Я наконец понял, что он проиграл мне более позорно – неявкой на вызов.
Ещё лет через 7-8, уже в Новосибирске я познакомился с прехорошенькой девушкой, Валюшей. Скуластенькая, круглолицая в своей длиноухой шапке из голубого канадского песца, в расшитых бисером торбазах, она, казалось, только что прибыла с Севера на упряжке оленей.
Только была высокая и полная, в отличие от северянок.
Как-то субботним вечером я со своим коллегой Игорем зашли в ближайшее к нашей общаге кафе - поужинать. В опустевшем из-за позднего времени зале сидела в одиночестве прехорошенькая девушка, ожидавшая официанта. Мы расположились поблизости, и весь ужин Игорёшка не сводил с неё восхищённых глаз. Она закончила и пошла одеваться. Игорёшка, не доев, бросился следом. Пришлось и мне подняться из-за стола. Пока она прихорашивалась у зеркала, мы успели одеться и топтались у двери в промёзшем полутёмном тамбуре.
Когда она подошла, Игорёшка галантным жестом попытался распахнуть перед ней дверь. Массивная дверь не поддалась – видно примёрзла. Или лёд намёрзший на порожке не давал. Игорёшка толкнул плечом. Бесполезно. Девушка слегка хохотнула. Игорёшка залился краской и ударил покрепче. Тот же результат. Девушка хохотнула погромче. Красный как рак Игорёшка отступил на шаг и врезал всем телом. Дверь не шелохнулась. Девушка залилась хохотом. Смех у неё был низкий, грудной, очень красивый и заразительный. Игорёша начал биться о дверь, уже не сознавая, что делает. Девушка сжалилась. Она тронула его за рукав, чуть-чуть отодвинула в сторону, протянула руку и демонстративно, одним пальчиком отодвинула засов – мы были последние в кафе, и уборщица, оказывается, уже заперла дверь.
Легко распахнув дверь, девушка жестом пригласила нас на выход. Игорёшка выскочил первым и бросился за угол. А я пошёл провожать эту девушку - Валюшу.
Эту ночь и весь следующий день мы провели в моей комнате в общежитии молодых специалистов, и вечером решили сходить в кино. На последний сеанс. Я взял с собой мою полевую фляжку с коньяком, фильм был мне неинтересен, Валюша отказалась, и я прикончил фляжку один. Потом меня разморило, и я проснулся, когда зажёгся свет. Валюша слегка поддерживала меня на скользком тротуаре. Вдруг группа парней окружила нас. Я отпустил локоть Валюши и шагнул вперёд. Последнее, что услышал, крик Валюши: «Не надо!»
Очнулся на белом топчане в приёмном покое скорой помощи. Голова первязана и раскалывалась, на свет невозможно смотреть. Утром на обходе узнал, что в сознание не приходил около получаса. Наложили мне шесть швов. Кастет, похоже. И лежать мне 21 день – сотрясение.
Дней через десять меня отпустили.
Первым делом разыскал Валюшу:
- Ты знаешь этих парней? Кто?
Она сказала, что ударил меня сзади кастетом Кулик.
– Кто?!
- Витька Кулик.
- Адрес!
Оказалось, он жил в полуквартале от меня.
Вечером я уже звонил в его квартиру. Дверь открыла молодая женщина в халате. Я спросил Витю. Она крикнула вглубь квартиры:
- Витя! К тебе! – и ушла. Вышел высокий парень, подошёл, присматриваясь:
- Ну, в чём дело?
- Вот, надо отдать…, - и шагнул через порог. Врезал я слева. От души. Всем Куликам в моей жизни! Он шмякнулся о стену, сполз на пол, а я вышел и аккуратно прикрыл дверь.
Потом Валюша рассказала, что челюсть у него оказалась сломанной в трёх местах, что скобы ему снимут только через пол-года, что его друзья гадают, кто бы это мог быть – они меня ночью при выходе из кинотеатра не особенно и разглядели. Теперь они считают, что их отлавливает какой-то тип со смертельным ударом, поэтому вечером неохотно выходят на улицу и то не иначе, как втроём-вчетвером, и только по большой необходимости, так как возращаться домой приходится водиночку.