На крутом повороте, обгоняя старенький грузовичок, на встречную полосу выскочил огромный джип. Ивану ничего не оставалось делать, как нажать на тормоз и закрыть глаза.
Ангел был доволен собой: наконец он решился выбрать себе помощника. Последнее время ему порядком надоели все, кто был чином выше его – а выше были все. Они требовали от него невозможное, требовали, чтобы он выбрал на земле себе молодого, полного жизни помощника и призвал его к себе. И вот сейчас должна произойти их первая встреча. Он поправил немного растрепавшиеся волосы, помахал крыльями, чтобы перья не топорщились, а лежали ровными рядками, глянул в карманное зеркало и проник в операционную, где над телом Ивана колдовали врачи.
Немного подождал для приличия.
– Ну, с Богом. Ваня, иди ко мне, – ласково произнес он.
Над телом появилось легкое облачко, но отделяться от тела оно не хотело. Ангел шепнул себе: «Ты построже с ним».
– Ваня, все, кончилась твоя земная жизнь, иди сюда, будем знакомиться.
Облачко, наконец, оторвалось от того, над чем склонились врачи, и, оформившись в подобие ангела, но без крыльев, приблизилось к нему. Врачи засуетились, начали подсоединять дополнительную аппаратуру.
– Здравствуй, Ваня. Добро пожаловать к нам в рай.
Но облако, вместо того, чтобы радостно улыбнуться, возмутилось.
– Куда? Не хочу, не хочу я ни в какой рай, я хочу домой.
– Все, Ваня, все. Выбор пал на тебя.
– Почему я? Я же еще молодой, я еще ничего не успел сделать хорошего на земле, а ты в какой-то рай меня приглашаешь. Я не достоин этого. Я не хочу! – кричал Иван.
– Ну, Ваня, успокойся. Ты просто не знаешь, куда я тебя приглашаю. Это же рай! Ты будешь вначале моим помощником, а затем сам выберешь себе помощника. Здесь, в раю, тебе будет славно. А хороших дел ты отсюда сделаешь больше, чем на земле, поверь мне.
Врачи по-прежнему суетились вокруг тела Ивана.
– Прошу тебя, оставь меня в покое, я не тот, который вам нужен.
– Почему не тот? – немного возмутился Ангел. Немного, потому что он выбирал себе помощника в первый раз, и, хотя выбирал его очень долго, все-таки не был уверен в правильности выбора.
– Почему не тот? – теперь он возмутился по-настоящему, потому что он не мог представить себе свое появление перед остальными ангелами без помощника – могут отправить и в ад.
– Потому что у меня грехов хоть пруд пруди, потому что я не верю в Бога, не верю и в тебя.
– Прилетели! Разговаривает со мной, а в меня не верит. Непонятно.
– Чего же здесь не понятного. Я сейчас без сознания, мне что угодно может привидеться.
– Ты мертв, Ваня, мертв.
– Неправда. Посмотри, видишь, тоненький след от меня тянется к телу?
– Действительно, это моя недоработка. Сейчас исправлю.
– Стой, подожди немного. Это ты сможешь сделать в любой момент, ниточка тонкая. Давай поговорим.
– Давай, – вздохнул Ангел, чувствуя, что этот разговор ничего хорошего ему не сулит.
– Как я понимаю, ты выбрал меня. Почему?
– Понимаешь, ты по натуре добрый, отзывчивый, всегда готов помочь друзьям. Особых грехов за тобой не числится. Ты много богоугодных дел сделал. Недавно спас девушку, когда она тонула.
– На земле мало ли таких, как я? Добрый! Я могу лишь посочувствовать, помочь словом, тому, кто нуждается в этом. Есть ведь люди, которые жертвуют огромные деньги церкви, то есть вам. Почему не такого осчастливил? А я ни рубля никогда не давал. Я даже не крещенный, следовательно, я не могу быть ангелом, – обрадовался Ваня.
– Все это условности, придуманные служителями Бога. Зачастую верующие делают зла людям и Богу больше, чем неверующие. Бог судит не по словам, а по делам, и ему не нужны те дары, что преподносят церкви – они для церковнослужителей. Ты, может сам того не зная, выполняешь все заповеди божьи, выполняешь все, что угодно Богу.
– Так что, за это наказывают? Убивают, как меня?
– Что ты говоришь? – возмутился Ангел. – Это не наказание, а поощрение. Что ты будешь мучиться на грешной земле? Тебе разве хорошо там? Разве это жизнь? Зарплата маленькая, да и ту задерживает твой хозяин, потому что он часто гуляет на твои деньги на Гавайях. Машина у тебя была старенькая, теперь это металлолом. Живешь на квартире – хозяйка мегера, деньги требует вперед, не разрешает к себе приводить никого. Твоя девушка изменяет тебе с твоим хозяином.
– Неправда, она мне верна.
– Началось это, – продолжал Ангел, не обращая внимания на возражения, – на одной из вечеринок, когда ты пьяного друга домой отвозил. Пока ты приводил его в чувство, твоя Анастасия занималась любовью с уважаемым тобой Вадимом Николаевичем.
– Так можно наговорить на любого.
– Ничего я не наговариваю, – обиделся Ангел. – Если бы ты оторвался от своего тела, мы бы посетили ее квартиру, и ты увидел бы все сам. Отрывать?
– Нет, ты что. Я это могу узнать и здесь, на земле. Я не хочу умирать.
– Ты так ее любишь, что никто не сможет убедить тебя в ее измене.
– Если убедительно, то поверю.
– Но как я тебя смогу убедить: ты не жив и не мертв. Все, хватит разговоров, – Ангел изобразил строгое лицо, – я обрываю твою связь с земной жизнью, и ты сразу все узнаешь.
– Подожди, – взмолился Иван, – я еще столько не успел. По работе не все идеи воплотил в жизнь. А идеи хорошие.
– Это не проблема. Подскажешь своим товарищам.
– Я еще хочу посмотреть в глаза тому идиоту, который на повороте решил сделать обгон.
– Увы, в его глаза ты не сумеешь посмотреть. Он будет в аду, и извиняться он не прейдет.
– Как в аду? Он что, погиб?
– Почему погиб? Он останется на земле.
– А земля – ад? – удивился Иван.
– Не совсем ад, но, как у нас говорят, филиал ада.
– Не понял, – еще больше удивился Иван.
– Давным-давно, – Ангел начал издалека, – в самом начале мироздания, решался вопрос, что сделать на земле?
– Я читал Библию, и там сказано, что вначале на земле был рай, и в нем жили Адам и Ева.
– Это по Библии. Это те, кто написал Библию, придумали такой рай и грех Адама с Евой, чтобы объявить всех людей грешниками. Рай, это тогда, когда все есть и все можно. Какой же это был рай, где нельзя было съесть даже яблоко? Так вот, тогда землю решили дать на откуп людям: что они захотят, то и сделают. И они сделали то, что очень похоже на ад. Дальше будет еще хуже. Так что не тяни, быстрее прощайся с жизнью, чтобы не видеть всей земной мерзости.
– Ну ты и расписал. Действительно, жить не захочешь.
Оба помолчали, думая о своем.
– Ты знаешь, – начал Иван, – я ужасно не люблю похороны, поминки. Сначала все грустные, а потом выпьют и сразу забудут о покойнике. Пойдет веселье.
– Так это же все нормально, Ваня. Это и называется жизнью. Они же остаются жить, а жить надо весело. Весельем они заглушают страх перед смертью.
Иван не сдавался, и вновь заговорил об отсрочке.
– Но мне еще многое надо сделать. Я с матерью давно не виделся, с сестрой.
– Обещаю, всех увидишь.
– Но они меня живого не увидят.
Ангел грустно посмотрел на Ивана, пошевелил крыльями, словно поправляя на себе неудобную одежду.
– Да, родные – это святое. Ладно, уговорил ты меня. Позволю тебя еще немного побыть на земле. Только в коме, – оборвал он радость будущего своего помощника. – В коме, – повторил он, и медленно растворился под потолком.
За хирургическим столом врачи выпрямили спины.
– Ну, слава Богу. Вытащили парня, правда, теперь он в коме, но это еще не смерть. В реанимационную, – скомандовал старший, и вышел из операционной.
Иван облегченно вздохнул: «Не обманул Ангел. Спасибо и на этом».
Потянулись однообразные дни: с утра уколы, смена капельниц, обтирка лица, тела.
Но однажды лечащий врач сказал:
– Состояние больного стабилизировалось, можно пускать посетителей.
Первыми были мать и сестра. Постаревшая, но по-прежнему красивая мать, пришла в халате, надетом на светло-голубое платье – под цвет ее васильковых глаз, – русые волосы, уложенные в тугой узел, подчеркивали строгость момента. Она старалась держаться бодро, но мокрый платочек в дрожащих руках выдавал ее состояние. Сестра слез не сдерживала, и они вытекали прерывистыми струйками из ее темных, глубоких глаз, она лишь смахивала их рукой с подбородка.
– Здравствуй, сыночек, – мать взяла его руку, погладила. – Давно мы не виделись.
Сын виновато отвечал: «Работа не пускала съездить к вам. Каждое лето хотел, но не получалось».
– Я понимаю, сейчас время такое. Раньше жили, чтобы работать, а сейчас работают, чтобы жить. – Она вздохнула. – А у нас все по-старому. В нашем городишке ничего не меняется. Вот только Катюша выросла, стала невестой. Женихов много.
Дочь толкнула мать.
– Мам, нашла время говорить об этом.
– А как же, он твой старший брат и должен все знать. А со своей невестой ты нас так и не познакомил.
«Мне с невестой надо разобраться. Вот разберусь, тогда и приедем к вам».
– Приезжайте к нам. Поправишься и приезжайте. Отдохнете лучше, чем в Турции или в Египте.
Долго еще и мать, и сестра рассказывали о своей жизни, о жизни городка, где родился и вырос Иван. Иногда он спрашивал о чем-то, и мать, словно слыша его, рассказывала про то, о чем он просил.
Вечером пришла Настя, его невеста. Одетая с намеком на большое горе, она также держала в руке платочек, но рука не дрожала, и платочек был сухой.
– Здравствуй Ваня. – Она помолчала, вглядываясь в лицо жениха. – По правде говоря, я не верила, что ты останешься жив. Я видела то, что осталось от твоей машины – ужас! – Она вновь помолчала. – Но я рада, что ты жив. Бог даст, выкарабкаешься.
Она долго сидела, поглаживая неподвижную, чуть теплую руку Ивана.
– Ваня, что я тебе хочу сказать. Я бы тебе это не рассказала, наверное, никогда, но когда ты в таком положении – покаюсь, облегчу душу. Я уже давно встречаюсь с Вадимом, Вадимом Николаевичем, – поправилась она.
«Я знаю», – молча ответил Иван.
– Встречаемся тайно, никто не знает, ты тем более, – не согласилась она с ним. – Тайно не из-за тебя, а из-за его жены Людмилы. Я тебя люблю, но, понимаешь, ты мне не сможешь обеспечить такую жизнь, как я хочу, а Вадим нам поможет. И тебе по службе дорога будет открыта. Если я перестану с ним встречаться, то он тебя уволит с работы. А так все будет прекрасно.
«Ну и подлая же ты баба, Настя, – возмутился Иван, – как такое можно. Да я на тебе никогда не женюсь».
– Да, наверное, я подлая, но в жизни я разбираюсь лучше тебя. И потом, все это, я знаю, закончиться до нашей свадьбы. Главное надо сделать так, чтобы он меня бросил, но без ссоры. Тогда я смогу кое-что из него вытянуть.
Иван не хотел с ней говорить, и она вскоре ушла, напоследок пожелав ему скорейшего выздоровления.
– Давай, поправляйся, а надлежащий быт я тебе обеспечу.
Участившийся пульс обеспокоил дежурного врача.
– Что это с ним? Невеста расстроила?
Он увеличил дозу успокоительного, подождал некоторое время – пульс стал приходить в норму.
– Отдыхай, – приказал врач и вышел из палаты.
Появился Ангел.
– Ну что, убедился в неверности женщин? Выкинь ее из головы. – Вздохнул. – Я ведь тоже пострадал из-за женщины.
– Как же ты пострадал? – угрюмо спросил Иван.
– Я тогда был студентом, – немного подумав, начал он свой рассказ, – молодым был, вспыльчивым. Тогда мы все были горячими. Однажды на балу при мне оскорбили одну хорошо известную мне женщину, я дал обидчику пощечину, он, соответственно, вызвал меня на дуэль.
– Постой, постой, – перебил его Иван, – какой бал, какая дуэль? Когда это было?
– А было это, милостивый государь, в тридцатые годы позапрошлого столетия.
– С ума сойти! Неужели ты такой старый?
– Мы живем вечно, так что для нас возраст понятие неопределенное.
– Позапрошлое столетие! Ты может и Пушкина знал?
– Я ему не был представлен, но видел его неоднократно.
– Ну и ну. Извини, что прервал твой рассказ, продолжай.
– Так вот, дуэль должна была состояться через день утром. А днем я его видел гуляющего по Невскому проспекту с этой женщиной, хотя она отлично знала, что он о ней думает. Я разочаровался в женщинах и на дуэли позволил себя застрелить. Я надеялся, что она будет оплакивать меня, а она даже на похороны не пришла. Несправедливо это.
– Несправедливость была всегда – согласился Иван.
– Да, но тогда, в отличие от нынешнего времени, была и честь. Сейчас такого понятия нет. Сколько мужчин тогда погибло на дуэлях, защищая честь свою или, чаще, женщин.
– Так ты сам под пулю стал, или тебя твой ангел подтолкнул? – полюбопытствовал Иван.
– Наверное, ангел, потому что вначале я хотел стрелять в обидчика, но, вдруг, выстрелил мимо. А ангел меня призвал к себе сразу. Я у него долго учился, работал стажером, а теперь вот ты со мной будешь.
– Это же надо двести лет тебя учили. И все это время ты был в раю? Слушай, а расскажи мне про рай, чтобы я был подготовлен к переселению туда.
– А что про него рассказывать? Рай для каждого свой. Кто каким его хочет видеть, такой он для него и есть.
– А каким ты видишь рай?
– Обычно я нахожусь где-то в Италии. Там так прекрасно!
– Один?
– Почему же один. Часто с княжной… Не буду называть ее имя, ты ее не знаешь. – Он немного помолчал. – С другими знакомыми дамами часто гуляю по берегу моря.
– Какой развратник! Одной тебе мало?
– Почему развратник? – обиделся Ангел. – Прогулки с женщинами это не разврат. Да и в раю совсем другие понятия об этом.
– Интересно. А, например, чукча будет гулять по берегу среди торосов?
– Наверное, если он про Италию ничего не слышал.
– А где находится рай на самом деле?
– Негде. Зачем нам, бестелесным, место. Там, где все живут, и мы находимся. Каждый в своем раю. И ад здесь же. Вы думаете, грешники варятся в кипящей смоле? Нет, конечно. Душа ведь не чувствительна к физическим воздействиям, просто для таких душ нет постоянного места, они мечутся повсюду, и их преследуют страшные видения. Это, говорят, страшнее кипящей смолы.
– Да, многому тебя научили. О чем еще ты можешь поведать?
– Ты мне зубы не заговаривай, – рассердился Ангел, – давай, заканчивай свою земную жизнь, и все узнаешь сам. Мне давно надо отчитаться перед архангелами.
– Как я закончу ее? Я еще не разобрался с невестой. Что-то здесь не так. Разве может так быть: любит одного, живет с другим ради счастья того, кого любит?
– Может, Ваня, может. Еще не то бывает. Бог иногда долго разбирается с такими случаями. – Он перешел на шепот. – Говорят, что бывает и ошибается, и вместо рая направляет в ад, и наоборот. Надо жить проще, тогда и Богу будет легче судить людей.
– Может и со мной Он ошибся?
– К тебе пока Бог не имеет никакого отношения. Это я тебя выбрал. Перед Богом ты предстанешь немного позже, когда все формальности пройдешь.
– Эх, встретил бы я тебя в земной жизни, я бы показал тебе формальности.
– Что поделаешь, не встретил. – Ангел стал строгим. – Так ты готов полностью уйти от земных забот? Пора отдохнуть тебе от всего, что тебя тревожило на земле. В раю так прекрасно!
Но Иван вымолил еще несколько дней жизни.
– Ну хорошо, оставайся, только смотри, потом не жалей, если тебе будет плохо.
Мать иногда с сестрой, но чаще одна приходила каждое утро. Она подолгу разговаривала с ним, сообщала ему все новости, произошедшие и в большом мире, и в их маленьком. Он слушал ее, о чем-то спрашивал, отвечал на ее вопросы. Она, хотя его и не слышала, но все понимала.
Приходили друзья, работавшие с ним, рассказывали о сослуживцах, говорили о проблеме в разрабатываемом приборе, возникшей с его уходом.
«Все здесь просто, добавьте еще один каскад, увеличьте частоту и уменьшите мощность – все станет на свое место», – подсказал Иван.
Молчавший до сих пор Алексей, помощник Ивана, вдруг сказал:
– У меня давно бродила в голове мысль, и только здесь она оформилась. Надо же, вроде и не думал сейчас об этом, а идея нарисовалась ясно. Надо уменьшить мощность, но частоту значительно увеличить, и все будет нормально, – заявил он, быстро встал и, попрощавшись, вышел из палаты.
«Вот, уже меня как будто и нет. Мои идеи – уже не мои», – грустно подумал Иван.
Вновь появился Ангел, потрогал ниточку жизни, словно струну, улыбнулся.
– Ее и обрывать не надо, настолько она тонкая. Сама скоро порвется.
– Нечего руки распускать и дергать за нее. Вот порвется, тогда я и приду к тебе.
– Ну, ну. Поживи еще в аду.
Ангел как-то недобро улыбнулся и улетел сквозь потолок.
Пришла мать.
– Давно я у тебя, сынок, не была. Сколько забот сразу подступило. Не хочется тебя расстраивать, но не с кем поделиться, некому пожаловаться. Сестра уехала домой – Москва дорогая, а денег у нас нет. На работе зарплату твою мне выдали и сказали, что проект, над которым ты работал, закончили, и группу вашу расформировали и тебя уволили. Вот. Но ты не переживай, у нас место учителя ты всегда найдешь, без работы не останешься.
«Что, всех уволили?»
– Алексея твоего оставили и еще одного, а остальных уволили. – Она помолчала. – Что я хотела еще тебе сказать? Да. В милицию меня вызывали, сказали, что в аварии виноват ты, что ты не справился с управлением и выехал не на свою полосу. Свидетелей нет, а ГАИ нарисовала картинку, как это было.
Она приложила платочек к глазам.
– Вещи твои я уже собрала – хозяйка твоей квартиры попросила, – наверное, перееду в гостиницу.
«Ах, подлая баба, – возмутился Иван, – она давно меня хотела выгнать, но у нас был договор на год вперед. Если я в больнице, значит можно теперь выгнать?»
– Хозяйка сказала, что тебя нет, а она нашла других постояльцев, которые согласны платить больше.
«Ну ничего, я поднимусь и через суд вселюсь».
– Да Бог с ней. Найдешь что-нибудь лучше или домой уедешь.
Мать вздохнула.
– Вот еще что. Главврач меня приглашал к себе и так прозрачно намекал, что твое лечение обходится слишком дорого, а шансов на выздоровление мало. Но ты, Ваня, не волнуйся. Я уже обдумала все. Продадим квартиру, а сами переедем жить к бабушке в ее домик. Ты же знаешь, что там хорошо, там садик есть небольшой. А какие там яблоки, вишня. Там нам будет даже лучше, чем в городе.
Она еще немного пожаловалась на жизнь, и начала прощаться.
– Ну вот, расстроила я тебя. Ты только не волнуйся, выздоравливай, все будет хорошо. В нашей жизни еще не такое встречалось – пережили. Главное, чтобы ты поднялся.
На следующее утро в палату заглянула Настя.
– Здравствуй, Ваня. Забежала проститься с тобой. Я виновата перед тобой. Но вот ты лежишь, тебе ничего не надо, а я живая, молодая. Я познакомилась с одним французом, – на какой-то форум приезжал, – он уговорил меня поехать с ним к нему на родину, обещает взять в жены. Я бросила все и всех, и завтра улетаю в Париж. Представляешь, я буду в Париже, буду гулять по Елисейским полям, ходить по магазинам – Эжен достаточно богат. Буду парижанкой. Это мечта всей моей жизни, а исполнилась она нежданно-негаданно, как в сказке. Так что, не упрекай меня. Я так хочу пожить в свое удовольствие.
Настя посмотрела на Ивана грустным взглядом.
– Я любила тебя, Ваня, но, видно, не судьба. Прости и прощай.
Она наклонилась, поцеловала его в лоб и быстро вышла.
Иван застонал и позвал Ангела.
– Где ты там? Давай, рви ниточку.
Ангел не заставил себя ждать.
– Я же говорил тебе, Ваня, уходить надо из этой жизни, как можно быстрее. Ты еще не знаешь, к чему идет земля. Здесь будет хуже, чем в аду. Ну что, начнем?
В этот момент дверь палаты осторожно открылась и в нее заглянула девичья головка. Коротко стриженные русые волосы скрывали половину ее лица, были видны лишь голубые глаза, розовые губы и слегка курносый нос.
– Подожди, кто это, – Иван остановил Ангела.
– Ну вот, еще одно явление, – недовольно пробурчал тот. – Это та, которую ты спас, когда она тонула. Между прочим, насколько мне известно, ее к нам тогда никто не звал. Здесь что-то не так.
Между тем, та, которая тонула, приблизилась к кровати.
– Здравствуй, Ваня.
Она помолчала, ожидая реакцию лежащего, но тот не шевельнулся.
– Сейчас начнет объясняться в любви, – ехидно хихикнул Ангел. – Может ну ее, будем рвать?
– Да подожди ты. Успеешь.
– Я не знала, что с тобой случилось такое несчастье. Я как раз была на соревнованиях по плаванию. Приехала, а тебя не видно. Я расспросила соседей, они и рассказали, что случилось.
Она дотронулась до руки Ивана, улыбнулась.
– Ты мне понравился сразу, как только появился в нашем доме. Но ты на меня никогда не обращал внимания. А когда я увидела тебя на пляже, то решила притвориться, что тону. Мне так смешно было, когда, спасая меня, ты чуть сам не утонул. Помнишь? Пришлось мне осторожно тебе помогать. – Она вздохнула. – Но и здесь ничего не вышло: ты положил меня на песок, и сам ушел. Не могла же я, утопленница, вскочить и побежать за тобой.
Она осторожно погладила руку больного.
– Ты всегда ходишь с какой-то девицей. Ты не верь ей, она тебя обманет.
«Откуда ты знаешь, что обманет».
– У нее вид обманщицы. Такие всегда только себе выгоду ищут, до других им дела нет. Ты как-нибудь посмотри на нее, когда она будет сама собой – стервятник. Кто к ней в когти попадет – не выпустит, пока не обглодает.
«Откуда ты такая умная? Все знаешь».
– У меня мачеха такая была. Все отобрала у нас и ушла. Пришлось отцу начинать все сначала. В суде я хотела ей глаза выцарапать, но отец меня не подпустил к ней.
«Ты еще и боевая».
– Я считаю, что за свои права надо бороться. Вот и за тебя я буду бороться. Я спортсменка, к борьбе привыкла.
«Бороться то, как я полагаю, и не надо, все решилось».
– Но мне кажется, что она тебя бросит. Зачем ей ты такой нужен? А я буду тебя любить и такого, больного, беспомощного, – она теперь уже смело гладила ему руку, щеки, лоб.
Ангел не выдержал, подлетел к Ивану.
– Все, время вышло. Пора, друг, пора. Прощайся с этой жизнью.
– Отстань. Дай поговорить с девушкой. Я даже не познакомился с ней.
– Да, ты, наверное, не знаешь моего имени. Я Алена. – Она улыбнулась так, как улыбается мама своему ребенку. – Вот мы и познакомились. Иванушка и Аленушка. – Вновь улыбнулась и совсем по детски спросила: – Будем дружить?
«Будем», – почти закричал Иван, чем очень огорчил Ангела.
– О какой дружбе ты говоришь? Зачем даешь девушке надежду? Тебе жить осталось несколько секунд. Все, обрываю ниточку – и в рай.
– Оставь меня. Я не хочу в рай. Я жить здесь хочу, на земле, пусть это и ад. Верни мне душу!
– Поздно уже, ниточка почти оборвалась.
– Иди ты знаешь куда?
– Куда, – с улыбкой, уверенный в своей победе, спросил Ангел.
– К Богу в рай. Не вернешь душу, я сам ее втяну в себя. – И он со стоном принялся втягивать в себя белое облачко.
Подключенные к Ивану приборы запищали, замигали, Алена испуганно вскочила и бросилась к двери. Навстречу ей быстрым шагом шли врач и медсестра.
– Что случилось? – строго спросил Алену врач.
– Не знаю, – залепетала она, – я сидела, говорила с ним, и вдруг это…
– А случилось то, что он вышел из комы. Он уже и глаза открыл.
Ангел растерянно прижался к потолку. «Ну вот, опять не будет у меня помощника. Как я буду отчитываться перед архангелами? Хотя, с другой стороны, может это и хорошо. Туповат он. Сколько раз ему говорил, что у Бога рая нет, а он так и не понял».