Однажды Платон Платонычу приснился сон:
Будто он спер на работе что-то и несет домой. Спер так, по-мелочи, как обычно. Идет себе домой, небо ясное, настроение не хуже, и слышит вдруг голос: «Не укради!» Да еще повелительный такой, бесстрастный. Платон Платоныч растерялся немного, на небо поглядывает, откуда голос пришел, интересуется. «Почудилось», – решил, но в душе как-то сразу испортилось, похудшело. Посмотрел на спернутую хреновину и подумал: «И зачем она? У меня таких в кладовке уже пяток. Подарить если кому, полезное сделать?» Почти на этом успокоился, а голос опять откуда-то: «Не укради!» – и такая в нем безнадежная правильность, что Платон Платоныч без возмущения не смог: мол, что он там взял, вон другие, что творят, и ничего – живут себе припеваючи. «Нашли, кого стыдить, практически честного человека, ну разве что иногда по пустякам, и это в стране, где не берет телеграфный столб один: у него рук нет и чашечки к низу». Кровь в лицо Платон Платонычу вступила от праведной обиды. А голос опять свое: «Не укради!» – и такая несокрушимая в нем убежденность, что Платон Платоныч хреновину эту из сумки высвободил и в мусорку швырнул, а потом развернулся, да и сумку за ней запустил. «На! – кричит и в небо кулаком тычет. – Выкусил! Забирай и отвяжись!» А голос помолчал как будто в раздумье и снова за свое: «Не укради!» Платон Платоныч от злости зубами заскрипел да…
От этого скрежета и проснулся. Лежит себе и думает: «Там у Моисея еще девять осталось. Чего делать будем?» Подумал, подумал еще и говорит себе: «Голос-то не с неба шел, а будто из меня самого. Это во мне что-то испортилось, сломалось. Ох, и тошнехонько жить нам станет!… Неправильно это, наверное».