Мой справедливый Бог

Волеро Дивус
Оригинальное название: My own personal Jesus

      Показалась Мега.
      Мерседесы, ауди, форды, БМВ...  проспект шёл плотными рядами. Неслись за сто, впритык, рядом.
      - Папа!.. Папа! - дочка тронула за плечо. - На каток пойдём?.. Ну скажи, ты обещал!
      - Не трогай, папа за рулём, ну! - одёрнула жена. - Сколько раз говорить!
      Дочка насупилась, я поймал её взгляд в зеркало заднего вида:
      - Пойдём. В Ашан, а потом на каток.
      Дочурка повеселела, достала чупа-чупс. Я же включил поворотник, подал вправо, притормозил.
      - Ты куда? - повернулась жена.
      - Сигареты кончились...
      Притёрся к обочине, вышел.  Проспект по прежнему летел за сто — сплошной поток железа. Я подошёл к двери магазинчика, взялся за ручку... «Your own, personal, Jesus!»* - донеслось далёкое фм мегаваттного динамика, я оглянулся: ярко-красный кабриолет, кажется Мазератти... все шли рядами, этот же срезал: решительно, круто... Кто возразит?
      Jesus... знакомо, помню...
      Мазератти резанула под «Волгу» — я сильнее сжал ручку.  Волжанка дрогнула: дёрнула в сторону, схватила обочину... Мазератти пронеслась кометой, волжанка же закрутилась тяжёлым железным астероидом. Ударила слёту: моя литражка брызнула стёклами, подлетела и рухнула вздыбленной грудой...
      Я отпустил ручку.

      Жена молчала. Без сознания... без сознания, конечно!.. Кровь стекала по лицу, но что — кровь?!. Только бы оторвать дверь, там ведь доченька!.. где-то там, внутри смятого... Оторвать!.. Дверь!..

      - Значит, вас повело, вы стали тормозить... - обвинитель не поднимал глаз.
      - Так я ж говорю, - горячился мужик, - как этот хрен красный подрезал, я вправо дал, иначе бы ударились...
      - Подсудимый, - судья смотрела пусто, - это Мазератти Гран Кабрио, сколько раз мне вас поправлять?
      - Ну да,  - судорожно кивнул мужичонка, - я ж и говорю, как этот Гранд Кабрио меня подрезал...
      - Подсудимый... - судья устало вздохнула, - пять свидетелей показали, что вас никто не подрезал... Говорите по существу.
      - Так я ж по существу... Кабы не Гранд этот, так я бы не вильнул, - мужик посмотрел по сторонам, - не вильнул бы, вот крест... - Перекрестился.

      - Учитывая изложенное и руководствуясь... - судья читала бесстрастной скороговоркой, - квалифицировать действия по части второй статьи сто девять УК РФ, как причинение смерти по неосторожности двум и более лицам...
      Мужичонка охнул, медленно опустился на скамейку и посмотрел на меня:
      - Ну ты-то!.. Ты же знаешь, что не я твоих угробил, а?!.
      Судья запнулась.
      - Знаю, - громко ответил я.

      - А прости... - священник перекрестил. - Прости окаянного. А убьёшь — чем лучше будешь?.. Пред Богом Господом нашим, Иисусом Христом, с чем предстанешь?.. А с грехом предстанешь... И не быть тебе с чадами своими, а гореть в аду, понимаешь? Так-то...

      Я налил.
      Не понимаю...
      Фотографии: не могу наглядеться — жена  улыбается, дочурка льнёт...
      Я выпил и налил ещё.
      Простить...
      Простить?..
      Но как  же так? Ну как — простить?!. Да что ж за Бог у этих ряженых?!. Не то батюшка говорит. Что-то не то: или нужны мерзавцы Богу?.. Пусть убивают — так и надо?!.
      Не тому батюшка Богу молится, не знает он Бога... Не верю!
      Мой Бог справедлив. Его мир светел, там нет места мрази... Мой Бог велит: пойди и накажи! Зло должно быть наказано!
      Таков мой Бог. А ваш?..

      Прапорщик развернул тряпку. «Макаров» отблёскивал тусклой маслянистостью, я взял —  легче. Я поднял, прицелился — почти хорошо. После батюшки было плохо, но сейчас — хорошо...
      Прапорщик убрал тряпку:
      - Патронов сколько?
      - А сколько надо?
      Прапор усмехнулся:
      - Так это что за война... Магазин?.. Два?
      - Хватит одного.
      Прапор выложил магазин:
      - Восемь...
      - Чего?
      - Патронов. Второй магазин со скидкой, - прапорщик пересчитал деньги. - Привет Иван Иванычу.
      Я пошёл к выходу.
      - Я ж абы кому не продаю, - сказал прапорщик, я оглянулся. - Только своим. Иван Иваныч-то... у него на людей нюх. Он знает, кому во благо, а кому... - Прапорщик вытирал замасленные руки тряпкой.
      К чему это он?..

      Мерседес вынырнул из парковки. За ним джип сопровождения. Отъехали, метрах в ста «ведёрко» мерса проблеснуло, бронированный кар крякнул, потом ещё: на обочину, смреды!..
      Жалюзи паркинга поднялись опять, на сей раз ауди, за ней — БМВ, все с мигалками, но тоже сразу не включили, только позже, метрах в ста... Стесняются, что ли? «Малина» у них тут?..
      Из зазеркалья вестибюля вышел таджик в оранжевом: смёл с тротуара бычки, собрал в кучку, хозяйски осмотрелся, закурил.
      - Брат... - я протянул пачку «Парламента», - Мазератти на каком этаже?
      - Тут многа Мазератти... - таджик бросил свою сигарету на тротуар и открыл «Парламент», - какая?
      - Красная.
      - А!.. - таджик с чувством затянулся «Парламентом», прицокнул. - Балшой человек. Все к нему ездят, - кивнул вслед мигалкам. - Там, - таджик показал на окна третьего этажа. - Поздна уходит. Долга сидит.
      Я отошёл.
      Долго сидит... Небось, миллионы считает: миллион к миллиону, труп к трупу...
      Таджик докурил, бросил и начал сметать свои бычки с тротуара.

      Восемь...
      В окнах третьего, по-прежнему, горел свет. Выехали все, только не Мазератти. Я пощупал своего «Макарова»: снять с предохранителя и в лобовое, левее... снять с предохранителя...
      Когда ж он выедет?.. Холодно.
      А это что?..
      Напротив выезда из паркинга встала «девятка», из открытых окон неслась музыка фм. К «девятке» подошли, из машины тоже вышли — пацаны, гопники. Молодёжь принялась  лобзаться, как у них принято, «по-братски»... Тьфу!
      Пошло пиво, громкие «базары», и ещё громче — музыка.
      Тусуются ребята.
      Из вестибюля вышел охранник, направился к пацанам...
      Я — по стеночке, осторожно, в вестибюль — никого! Перемахнул турникет, к лестнице — кругом видеокамеры.
      Пусть... я помахал в одну — пусть знают...
      С предохранителя...
      Меня не ждали. Двое, крепкие, бриты наголо. Пока поднялись, я всадил по две каждому: раз — по ногам, второй — в плечо... Бугаи свалились, скорчились — больно.
      Живите... Не по вашу я душу.

      Он был один. Большой, уютный кабинет, он сидел за огромным столом, в большом кресле...
      Медлить я не стал. Четыре выстрела в упор — он вроде как закрылся, руками... Три — с ходу, последний — в висок, контрольный.
      Последний прошиб насквозь.
      Жаль, второй магазин не прикупил. Я бы разнёс эту голову вдребезги, лишь бы не видеть — он сидел откинувшись назад: глаза на выкате, в меня смотрят, рот раззявился, из него течёт красное...
      Всё... мой Бог торжествует.
      Осмотрелся — буду здесь, пока за мной не придут. Хочу, чтоб видели: я уничтожил зло.
 
      Звонок, я вздрогнул — телефон, его.
      Возьму...  скажу. Для этого я здесь. Дружок, наверное, пусть знает, что меньше стало на подонка.
      - Папа?.. - детский голосок.
      Я закашлялся.
      - Папа!.. - девочка. - Это ты?
      - Нет...
      - Вы кто?
      - Я... я тут...
      - Скажите папе, я жду... он обещал свозить меня на каток. Скажете? Пусть приезжает. Он ещё не выехал?
      Я опустился на стул.
      - Выехал...
      - Выехал?!..
      Трубка запищала короткими.
      «Папа» смотрел мёртво...
      Я закрыл ему глаза.

      В приёмной корчились те двое, я позвонил «ноль-три», спустился. Охранника всё не было, пустой вестибюль — я снова перемахнул турникет, вышел. Охранник спорил с пацанами, те что-то кричали, махали руками...
      Я прошёл мимо.
      Из окон «девятки» грохотали волны фм. Как назло, опять: «Your own, personal, Jesus!..»
      Кто же это поёт?.. Ведь помню, да, ну так знакомо!.. Кто?!
      Вспомнил.
      Depeche mode.

* "Your own, personal, Jesus!" - начало одного из хитов Depeche Mode.