Оригинальное название: My own personal Jesus
Показалась Мега.
Мерседесы, ауди, форды, БМВ... проспект шёл плотными рядами. Неслись за сто, впритык, рядом.
- Папа!.. Папа! - дочка тронула за плечо. - На каток пойдём?.. Ну скажи, ты обещал!
- Не трогай, папа за рулём, ну! - одёрнула жена. - Сколько раз говорить!
Дочка насупилась, я поймал её взгляд в зеркало заднего вида:
- Пойдём. В Ашан, а потом на каток.
Дочурка повеселела, достала чупа-чупс. Я же включил поворотник, подал вправо, притормозил.
- Ты куда? - повернулась жена.
- Сигареты кончились...
Притёрся к обочине, вышел. Проспект по прежнему летел за сто — сплошной поток железа. Я подошёл к двери магазинчика, взялся за ручку... «Your own, personal, Jesus!»* - донеслось далёкое фм мегаваттного динамика, я оглянулся: ярко-красный кабриолет, кажется Мазератти... все шли рядами, этот же срезал: решительно, круто... Кто возразит?
Jesus... знакомо, помню...
Мазератти резанула под «Волгу» — я сильнее сжал ручку. Волжанка дрогнула: дёрнула в сторону, схватила обочину... Мазератти пронеслась кометой, волжанка же закрутилась тяжёлым железным астероидом. Ударила слёту: моя литражка брызнула стёклами, подлетела и рухнула вздыбленной грудой...
Я отпустил ручку.
Жена молчала. Без сознания... без сознания, конечно!.. Кровь стекала по лицу, но что — кровь?!. Только бы оторвать дверь, там ведь доченька!.. где-то там, внутри смятого... Оторвать!.. Дверь!..
- Значит, вас повело, вы стали тормозить... - обвинитель не поднимал глаз.
- Так я ж говорю, - горячился мужик, - как этот хрен красный подрезал, я вправо дал, иначе бы ударились...
- Подсудимый, - судья смотрела пусто, - это Мазератти Гран Кабрио, сколько раз мне вас поправлять?
- Ну да, - судорожно кивнул мужичонка, - я ж и говорю, как этот Гранд Кабрио меня подрезал...
- Подсудимый... - судья устало вздохнула, - пять свидетелей показали, что вас никто не подрезал... Говорите по существу.
- Так я ж по существу... Кабы не Гранд этот, так я бы не вильнул, - мужик посмотрел по сторонам, - не вильнул бы, вот крест... - Перекрестился.
- Учитывая изложенное и руководствуясь... - судья читала бесстрастной скороговоркой, - квалифицировать действия по части второй статьи сто девять УК РФ, как причинение смерти по неосторожности двум и более лицам...
Мужичонка охнул, медленно опустился на скамейку и посмотрел на меня:
- Ну ты-то!.. Ты же знаешь, что не я твоих угробил, а?!.
Судья запнулась.
- Знаю, - громко ответил я.
- А прости... - священник перекрестил. - Прости окаянного. А убьёшь — чем лучше будешь?.. Пред Богом Господом нашим, Иисусом Христом, с чем предстанешь?.. А с грехом предстанешь... И не быть тебе с чадами своими, а гореть в аду, понимаешь? Так-то...
Я налил.
Не понимаю...
Фотографии: не могу наглядеться — жена улыбается, дочурка льнёт...
Я выпил и налил ещё.
Простить...
Простить?..
Но как же так? Ну как — простить?!. Да что ж за Бог у этих ряженых?!. Не то батюшка говорит. Что-то не то: или нужны мерзавцы Богу?.. Пусть убивают — так и надо?!.
Не тому батюшка Богу молится, не знает он Бога... Не верю!
Мой Бог справедлив. Его мир светел, там нет места мрази... Мой Бог велит: пойди и накажи! Зло должно быть наказано!
Таков мой Бог. А ваш?..
Прапорщик развернул тряпку. «Макаров» отблёскивал тусклой маслянистостью, я взял — легче. Я поднял, прицелился — почти хорошо. После батюшки было плохо, но сейчас — хорошо...
Прапорщик убрал тряпку:
- Патронов сколько?
- А сколько надо?
Прапор усмехнулся:
- Так это что за война... Магазин?.. Два?
- Хватит одного.
Прапор выложил магазин:
- Восемь...
- Чего?
- Патронов. Второй магазин со скидкой, - прапорщик пересчитал деньги. - Привет Иван Иванычу.
Я пошёл к выходу.
- Я ж абы кому не продаю, - сказал прапорщик, я оглянулся. - Только своим. Иван Иваныч-то... у него на людей нюх. Он знает, кому во благо, а кому... - Прапорщик вытирал замасленные руки тряпкой.
К чему это он?..
Мерседес вынырнул из парковки. За ним джип сопровождения. Отъехали, метрах в ста «ведёрко» мерса проблеснуло, бронированный кар крякнул, потом ещё: на обочину, смреды!..
Жалюзи паркинга поднялись опять, на сей раз ауди, за ней — БМВ, все с мигалками, но тоже сразу не включили, только позже, метрах в ста... Стесняются, что ли? «Малина» у них тут?..
Из зазеркалья вестибюля вышел таджик в оранжевом: смёл с тротуара бычки, собрал в кучку, хозяйски осмотрелся, закурил.
- Брат... - я протянул пачку «Парламента», - Мазератти на каком этаже?
- Тут многа Мазератти... - таджик бросил свою сигарету на тротуар и открыл «Парламент», - какая?
- Красная.
- А!.. - таджик с чувством затянулся «Парламентом», прицокнул. - Балшой человек. Все к нему ездят, - кивнул вслед мигалкам. - Там, - таджик показал на окна третьего этажа. - Поздна уходит. Долга сидит.
Я отошёл.
Долго сидит... Небось, миллионы считает: миллион к миллиону, труп к трупу...
Таджик докурил, бросил и начал сметать свои бычки с тротуара.
Восемь...
В окнах третьего, по-прежнему, горел свет. Выехали все, только не Мазератти. Я пощупал своего «Макарова»: снять с предохранителя и в лобовое, левее... снять с предохранителя...
Когда ж он выедет?.. Холодно.
А это что?..
Напротив выезда из паркинга встала «девятка», из открытых окон неслась музыка фм. К «девятке» подошли, из машины тоже вышли — пацаны, гопники. Молодёжь принялась лобзаться, как у них принято, «по-братски»... Тьфу!
Пошло пиво, громкие «базары», и ещё громче — музыка.
Тусуются ребята.
Из вестибюля вышел охранник, направился к пацанам...
Я — по стеночке, осторожно, в вестибюль — никого! Перемахнул турникет, к лестнице — кругом видеокамеры.
Пусть... я помахал в одну — пусть знают...
С предохранителя...
Меня не ждали. Двое, крепкие, бриты наголо. Пока поднялись, я всадил по две каждому: раз — по ногам, второй — в плечо... Бугаи свалились, скорчились — больно.
Живите... Не по вашу я душу.
Он был один. Большой, уютный кабинет, он сидел за огромным столом, в большом кресле...
Медлить я не стал. Четыре выстрела в упор — он вроде как закрылся, руками... Три — с ходу, последний — в висок, контрольный.
Последний прошиб насквозь.
Жаль, второй магазин не прикупил. Я бы разнёс эту голову вдребезги, лишь бы не видеть — он сидел откинувшись назад: глаза на выкате, в меня смотрят, рот раззявился, из него течёт красное...
Всё... мой Бог торжествует.
Осмотрелся — буду здесь, пока за мной не придут. Хочу, чтоб видели: я уничтожил зло.
Звонок, я вздрогнул — телефон, его.
Возьму... скажу. Для этого я здесь. Дружок, наверное, пусть знает, что меньше стало на подонка.
- Папа?.. - детский голосок.
Я закашлялся.
- Папа!.. - девочка. - Это ты?
- Нет...
- Вы кто?
- Я... я тут...
- Скажите папе, я жду... он обещал свозить меня на каток. Скажете? Пусть приезжает. Он ещё не выехал?
Я опустился на стул.
- Выехал...
- Выехал?!..
Трубка запищала короткими.
«Папа» смотрел мёртво...
Я закрыл ему глаза.
В приёмной корчились те двое, я позвонил «ноль-три», спустился. Охранника всё не было, пустой вестибюль — я снова перемахнул турникет, вышел. Охранник спорил с пацанами, те что-то кричали, махали руками...
Я прошёл мимо.
Из окон «девятки» грохотали волны фм. Как назло, опять: «Your own, personal, Jesus!..»
Кто же это поёт?.. Ведь помню, да, ну так знакомо!.. Кто?!
Вспомнил.
Depeche mode.
* "Your own, personal, Jesus!" - начало одного из хитов Depeche Mode.