Пока мечтатели задирают к бездонному небу головы в поисках внеземных цивилизаций, пока они надеются найти братьев по разуму в бескрайних вселенских просторах, жизнь упорно подсовывает для изучения самое параллельное из измерений – то, которые незаметно пролегает в человеческих черных душах. И тут никакого «братства по разуму». В этом измерении все другое. Даже рождение и смерть имеют здесь свои обряды...
– Куда ты дела ребенка? – перед заместителем начальника «угла» Серегой Колосовым в низко надвинутой на лоб белой вязаной шапочке сидит 26-летняя Света Петухова. Она периодически пытается раскваситься, поскандалить, но что-то мешает – никак не удается затеять хорошую истерику. В глубине души она явно недоумевает, почему это к ней пристают с вопросами. С ее точки зрения, ничего такого особенного она не совершила.
– Я пошла к Зинке перед Новым годом и залилась...
– Слезами?
Света смотрит на опера, стремясь угадать, смешно он пошутил, или нет.
– Водкой с мылом. Зинка залила мне шприцем в матку водку с мылом, чтобы вызвать преждевременные роды. Ну, через два дня этот кусок мяса из меня и вылетел.
– С ножками и с ручками кусок мяса?
– Я не смотрела. Беременности было месяцев восемь, точно не знаю, в больницу не обращалась.
Роды происходили в туалете. На кухне сидел и ждал результата отец ребенка, Витя. Не первый раз ему предстояло зарывать их общего младенца. Из туалета доносились неясные звуки, похожие на младенческий писк. Оставалось только взять полиэтиленовый пакет и ведро, чтобы, по выражению Светы, «собрать ЭТО из унитаза». Позже «родители» («Витька сказал, что девка была, там ноги торчали») под покровом ночи отнесут пакет к насыпи и там оставят на растерзание дворнягам.
– Сейчас поедем, покажешь, где зарыла труп ребенка, – возвращает нас в день сегодняшний оперативник, – и если ты будешь по морозу порожняки гонять, у тебя у самой ноги будут торчать из унитаза. На Свете осенняя мужская кожаная куртка с ватными подплечиками. Фигура выглядит плоской и широкой, на фоне всей этой квадратности маленькая круглая голова кажется лишней деталью. Мы долго едем по пустынным черным улицам, пока не оказываемся у гаражей. За ними – железная дорога и ядовитый фосфор огней бензоколонки.
– Показывай, где зарывала.
Света уверенно проходит за гаражи, переступает через рельсы, спускается с насыпи, идет вдоль железнодорожного полотна. Наконец останавливается:
– Надо здесь поворошить снег, мы ее не смогли в промерзшую землю закопать.
Двадцать девять градусов мороза, пронизывающий ветер. Оперативник начинает ворошить сугроб лопатой, другой опер раскидывает снег валенками – он возле железной дороги черный, будто траурный. Предстоит в кромешной тьме при узком луче фонарика вспахать двенадцать квадратных метров всех осадков, выпавших за последний месяц.
Света стоит в стороне и, похоже, мало интересуется происходящим. Ей очень холодно: голова вжата в плечи, руки стягивают на груди полы задубевшей на морозе куртки. Грудь мерзнет, там молоко для ребенка, которого ищут под снегом...
Поиски затягиваются. Внимание Колосова привлекает припорошенная снегом куча непонятного происхождения – ну какой идиот поперся с мусорным ведром в такую даль и по такому холоду?
Света чуть приподнимает подбородок и всматривается – из-под картофельных очистков и туалетной бумаги проглядывает белый мешок. Все склоняются над пакетом – из него высовываются крохотные ножки младенца.
– Надо вызывать группу из управления – эксперта и следователя.
Света вздыхает с облегчением - наконец-то поиски закончились и можно будет погреться. Приезжает группа из городского управления внутренних дел и до семи часов утра осторожно высвобождает из промерзшей земли труп ребенка, составляет необходимые протоколы. Какое множество людей поднято на ноги среди ночи из-за безымянного младенца и его убийцы-матери. Сколько вообще детей, которые только мертвые оказываются кому-то нужны, и то в качестве вещественного доказательства?
– Тебе не жалко? – Серега и сам знает ответ на этот вопрос, но зачем-то все-равно спрашивает..
– Кого? А, ЭТО? Жалко, конечно, но ведь я не убивала... - Соседи говорят, что «ЭТО» после рождения кричало около получаса. Тем не менее, пока не будет результатов экспертизы, Свету земному суду судить не за что, как, впрочем, и ту Зинку, которая помогала убивать ребенка, тогда еще нерожденного.
Зинку задержали на следующий день. Она оказалась работницей завода, с восьмого класса вставшей к станку. Никакого медицинского образования у нее нет.
– Да мне детей этих жалко – что из них получится, кому они нужны? Мама – наркоманка, папа – наркоман. - Зина, оказывается, не просто за деньги организует преждевременные роды. У нее своя идеология. - Да что мне их деньги?! Три тысячи – это деньги, что ли? Да я в церковь хожу, за детей этих и матерей их безмозглых свечки ставлю! Вот что больший грех: сказать ей, чтобы шла и как хотела выкручивалась, и потом ее ребенок будет мучиться в уродском интернате, или пусть уж от водки с мылом раньше вылетит! У меня самой двое детей, я, что ли, не мать, не понимаю? Я себе сказала, что все, хватит. На кой ляд мне с милицией связываться?
Согласно нашим законам, с 1997 года умерщвление младенца является преступлением средней тяжести, в отличие, к примеру, от квартирной кражи, которая остается тяжким преступлением. Лишить жизни существо беззащитное – меньший грех, чем лишить имущества кого бы то ни было. Параллельное измерение незаметно становится реальной частью жизни общества, и «параллельная» нравственность этим обществом начинает восприниматься как одна из разновидностей нормальной.
Не зря Зина ходит в церковь. Там нового УК еще со времен Нагорной проповеди не принимали.