Внучка спросила: – Дед, как это случилось, что ты Булгакова переписал стихами? И зачем?..
– Зачем?.. Не знаю! Зачем дождь идёт?.. Зачем цветы пахнут?.. Так вот случилось…
Гостиничная комнатка в деревеньке Турки (Саратовской области) была маленькой: чуть более двух метров в ширину и метра четыре в длину. На дворе правила осень, и сумерки подступали быстро. Я прилёг на узкую скрипучую кровать и уставился в ещё светлеющее сумеречное окно. В него с просьбой открыть стучалась на ветру какая-то ветка с одним пожелтевшим листком… В коридоре слышался нескончаемый «ной» пылесоса. Я почти задремал, но вдруг моё внимание привлёк в раме окна силуэт кота на чуть розовеющем фоне заката. Он смотрел на меня, не мигая зелёными глазами, и нетерпеливо стучал хвостом по железному подоконнику.
Наверное, все когда-либо испытывали в своей жизни холодок и мурашки по спине от непонятных явлений. Это было именно то самое… Подняться я не смог – не двигались ни руки, ни ноги. Но это был не страх, а какое-то гипнотическое состояние: кажется, что ты уже встал и двигаешься, и с ужасом замечаешь, что остаёшься неподвижным. А картинка заката с котом, как в бинокле, то приближалась, то удалялась.
Кот не уходил. На фоне вечернего неба он то расплывался тёмным пятном, то приобретал резко очерченный чернильно-чёрный силуэт.
– Ты откуда?.. От Михал Афанасича?.. – прошептал я. И думая, что это сон, закрыл глаза.
Скрипнула дверь, щёлкнул выключатель – это вошёл мой сосед по номеру Костя: «Ты чё впотьмах?.. Заснул что ли?.. Нас приглашают ужинать…».
– Костя! Глянь в окно! Там сидит кто-нибудь?.. – спросил я. Он подошёл к окну, открыл его и в комнату ворвался, распахнув дверь, уже прохладный с запахом прелых листьев осенний воздух. Кота не было, но злое мяуканье кошачьей драки явно доносилось со двора.
Уже позже, после ужина, чуть разгорячённые спором по работе мы вернулись в свой номер. Константин не взял гитару – её попросту не было – но тихим голосом пропел- продекламировал свои стихи об одиноком волке. Мне всегда нравились его стихи и песни своей откровенностью и бесшабашностью. Некоторые из них были настолько нервными и тонкими, что хотелось заплакать или подраться с кем-либо за правду жизни.
– Мне что ль какие-нибудь стихи написать, например, про кота?.. – спросил я. Мы посмеялись и затихли каждый о своём… А я, вспомнив булгаковского Бегемота, стал мечтать: а как бы это выглядело, если Патриаршие пруды описать в стихотворной форме. Ага!.. Как это там, у Михал Афанасича, начиналось?.. «Однажды весною, в час небывало жаркого заката, в Москве, на Патриарших прудах, появились два гражданина. Первый из них, одетый в летнюю серенькую пару, был маленького роста, упитан, лыс, свою приличную шляпу пирожком нес в руке, а на хорошо выбритом лице его помещались сверхъестественных размеров очки в черной роговой оправе, второй - плечистый, рыжеватый, вихрастый молодой человек в заломленной на затылок клетчатой кепке - был в ковбойке, жеваных белых брюках и в черных тапочках…»
– А если попробовать написать так:
Весной в тот год, как никогда,
Палило солнце над Москвою,
На Патриарших – у пруда
В пустой аллее были двое:
Редактор толстого журнала
И председатель МАССОЛИТа –
Он лыс, упитан был на славу,
В очках огромных, чисто бритый.
Не кто иной, как Берлиоз,
Одетый в серенькую пару,
В руках устало шляпу нёс,
Весенним мучаясь угаром…
Второй – вихрастый, молодой,
Чуть рыжеватый и плечистый
Поэт – пока что никакой,
Весьма порывистый, речистый.
В ковбойке, в мятых брюках белых,
И в кепке клетчатой – всё в моду,
Витал в мечтах он очень смелых –
Известным стать всему народу!
Незаметно для себя я стал писать строчку за строчкой, забыв о том, где я и что делаю. Писал на каких-то бумажных обрывках тупым карандашом и всё ждал: вернётся кот или нет… Зачем я это делал?.. Признаюсь, до сих пор не понимаю!.. А кот всё же появился вновь, но только утром. Презрительно посмотрел на меня и, брызнув на раму окна, подняв хвост трубой, удалился независимой походкой. Начинался новый день в моей жизни. Это и был день рождения (а вернее ночь рождения) моего поэтического проекта «Мастер и Маргарита».
Вернувшись из командировки – в Турках мы были по государевой службе – я так пристрастился к «писанине», что не мог дождаться вечера. Уже на следующий день на листках я показал Константину первую главу в стихах «Мастера и Маргариты». А потом это так затянуло меня, что я уже не мог остановиться…
http://stihi.ru/2005/12/20-462
http://stihi.ru/2005/11/04-414
http://stihi.ru/2004/12/09-330
http://stihi.ru/2005/11/04-425