Старый воин рассказывает

               
               
                ПОВЕСТЬ.


      - Я уже стар, и вы прекрасно это видите. Теперь я ни на что не гожусь, кроме как доставлять неприятности молодым. Но если вы, ребята, угостите меня кружкой эллинского вина и ломтем хлебной лепешки, я, пожалуй, смогу скрасить эту дождливую ночку кое-чем. Вы и не заметите, как она пройдет.
        Так говорил старый скиф, в поношенной кожаной дохе, держа в одной руке мелкую греческую монету, а в другой оловянную кружку с вином. Лицо его было избороздано густой сетью морщин, но сквозь них проглядывались шрамы, полученные в боях с людьми, или схватках с дикими животными. Его одежда казалась такой же старой, как и ее хозяин. Сучковатая палка, прислоненная к правой ноге, была отлакирована стариковскими руками. Узкий и кривой нож, с наборной каповой рукоятью, составлял все его вооружение.
       Старик заговорщицки мигнул, и подбросил в гору серебряный кругляшек, жадно припав к кружке губами. Когда монета, зазвенев, приземлилась на грязный каменный пол, оловянная кружка была уже пуста. Проделав этот цирковой номер, старикан вызвал у окружающих его длинноволосых и бородатых скифов улыбки. Лед недоверия растаял, один из кочевников-номадов подхватил согбенного годами старика под руку, и повел того к большому круглому столу, стоящему в центре помещения.
        Все эти действия происходили в Ольвийской таверне, расположенной в бедняцком квартале города. Таверна служила любимым местом сборища просохших на степном ветру скифов кочевников, приехавших в город-государство Ольвию поторговать мехами, сладким медом, сочным мясом быков, тысячными стадами пересекающими степи. Качество здешнего вина и приготовленной пищи вполне устраивало неприхотливые желудки кочевников. И главное, так уж повелось, что в этой, ни чем не примечательной таверне всегда находился кто-нибудь, кто умел складно плести языком и рассказать замечательную историю.
        На  массивном, истрескавшемся столе, носящем на себе следы былых пиршеств – жирных пятен и острых ножей, появились кружки с вином и куски жареной баранины, на бронзовых тарелях, издающие заманчивый запах. Бронзовая нимфа, удерживающая на голове светильник, наполненный льняным маслом, стояла посреди всех этих предметов, и освещала круг подсевших к трапезе праздничной подстриженных номадов, людей с огрубевшими чертами лица. Сам зачинщик этой сходки усердно налегал на питье и кушанье, справедливо полагая, что на сытый желудок и слова получаются что надо. Так, своим рвением он невольно заразил свою аудиторию, и вскоре было слышно лишь сопение носов, да чавканье челюстей.
       Скифы занимались угождением своих чрев, когда один из них, все тот же старик, бросив вдруг обглоданную кость себе под ноги, довольно икнув, и произнес:
       - Все!   
       Он вытер жирные пальцы о полы своей куртки, очевидно, не раз применявшейся для этой цели. Рукавом вытер губы, и облокотился о край стола. Некоторое время он молчал, погрузившись в раздумья, затем начал свой рассказ.
   
                БЕНХЕК.
   
      - Я уже стар, и на что не гожусь, кроме как доставлять неприятности молодым, Но и у меня были когда-то славные деньки, и я когда - то был молод, горяч как конь, крепок как дуб, силен как бык. Но что прошло, то прошло. Не вернуть, не изменить. Единственное что мне остается – так это снова и снова вспоминать о том, что я когда то пережил. Рассказывая о своей жизни, я как будто возвращаюсь в молодость, и даже иногда забываюсь. Так что, не обижайтесь, если я кого ненароком задену по физиономии. Это я буду рассказывать, как когда то владел мечом.
      Родился я в племени Амлахов – юго-восточной ветви меланхленов, и первое, что запомнил, так это скот, который мы перегоняли с одного пастбища на другое. Потом я повзрослел, и неплохо стрелял из  отцовского лука, мечтая заиметь свой собственный. Мой отец был пастухом, но одновременно и воином, и я, частенько, в его отсутствие, брал его акинак и уходил сражаться с колючками чертополоха. Однажды  отец поймал меня на горячем, и заделал хорошую трепку. Я и не знал тогда, что не один акинак пройдет через мои руки за всю мою жизнь, и врагами моими будут вовсе не колючки растений.
       Мы были большим племенем, и, кочуя по степи, не боялись ни кого. Когда происходила встреча между нами и каким-либо другим родом «черноризцев», до бойни обычно не доходило. Вот и тогда, когда я был захвачен в плен сколотами, все подумали, что это мирное племя. Но сколоты двинулись на нас без всякого предупреждения, и наши воины даже не успели достать луки из горитов. Напавшие не собирались нас убивать, они погнали нас к своим землям, собираясь заставить нас работать на себя.
       Ха! Где это видано, чтобы меланхлен гнул спину на какого-то сколотского царька?! Притворившись побежденными, мы обманули захватчиков, и однажды ночью, когда до земель сколотских племен оставалось около пяти дней пути, мы сбежали. Некоторые остались, напуганные возможной расправой. Мне тогда уже исполнилось десять и семь лет, и я слышал, что молодые рабы особенно ценятся у сколотов. Дураку было понятно, какова судьба была уготована для меня – лизать пятки сколотским вождям да гнуть спину на пшеничных полях. Естественно, я тоже сбежал.
        В ту ночь я стоял на «стреме», и по договоренности должен был догнать своих соплеменников в условленном месте. Но  они обманули меня, и пошли в другую сторону. Безумцы! Одни боги знают, как они себя наказали, и как мне повезло!
Обнаружив пропажу, утром следующего дня, сколоты снарядили боевой отряд и пустились в преследование. Я же сидел голодный, что твой пес в зарослях терновника, и боялся высунуть морду. Хотел было сначала уйти подальше от места стоянки каравана людоловов, но заметил на вершине холма одного из их наблюдателей, и решил дождаться ночи. А вечером, я, лежащий в кустах, вдруг увидел, как гонят сколоты своих беглецов, жестоко избивая плетями, словно скотину. Когда наступила долгожданная ночь, я, уходя, мысленно прощался с соплеменниками. За моей спиной раздавались страшные, мученические крики людей. Я знал, почему они так кричат.
       Оказавшись на воле, совсем один в бескрайней степи, я не знал, куда мне идти. А что видел я в своей жизни? Ни одного города, оседлого поселка, все кибитки  да кибитки. Не мудрено, что я заблудился. Три дня кружил я по степи, питаясь плодами терновника, или какой мелкой живностью, пока не натолкнулся на холм с идолом на вершине. Уж это точно была дорога, а куда она меня приведет, мне было все равно. Авось не пропаду. Подойдя к идолу, я определил, куда смотрит он тупыми глазами, и побрел туда же.
       Обратив внимание на почву, я увидел следы лошадиных копыт и борозды, оставленные колесами кибиток. Не отдавая себе отчета в том, что делаю, отупевший от голода, я, понуря голову, пошел по этим отпечаткам. Я спустился вдоль холма, следы вели к другому холму. Значит и мне туда же. Проделав сотню шагов, я перевалил через гребень каменной россыпи, увидел перед собой новый пейзаж, и нечто такое, что заставило меня обомлеть: на склоне холма лежали в беспорядке мертвые люди, кибитки, перевернутые, и разрушенные. Подойдя поближе, я увидел следы грабежа. Осторожно ступая между трупами, еще сохранившими  тепло, я узнавал среди них своих соплеменников, и проклятых сколотов.   Значит, был еще кто-то третий, еще более сильный, чем мы, или даже сколоты!
       Я стал оглядываться вокруг. То, что я увидел через несколько секунд, было как удар дубины по голове, и я, конечно бы свалился с ног, если бы не посчитал себя в тот момент малодушным: в двух сотнях шагов от меня, оперевшись на короткие копья, стояли три воина в золоченых доспехах. У каждого был золоченый горит, полный стрел, акинак и нож в золотых тисненых ножнах.
       Я никогда не видел в то время Царских Скифов, и был уверен, что это именно они. Где мне было знать, что любой разбойник не прочь нацепить на себя золотую безделушку, и что Царские Скифы на самом деле воюют где-то далеко на западе?
       Так вот, я стоял и глядел на них, а когда немного опомнился, увидел позади золотоносной троицы, на дне неглубокого распадка, целый лагерь, разбившийся на ночлег.   Они были как волки – охраняли от падальщиков свою добычу. Один из них поманил меня пальцем, и потому как двое других подхалимски заулыбались, я понял, что тот человек стоит на голову выше остальных. Потом я узнал, что так и было – первым со мной заговорил главарь степных разбойников, Бенхек.
        - Как тебя зовут? – спросил Бенхек, когда я, белея от страха, приблизился.
        - Ходжес. – Ответил я.
        Я не сводил глаз с их копий, решив, пока не поздно, рассказать свою историю. Наверное, я был жалок как щенок, когда говорил о своих злоключениях, потому что все трое громко смеялись. Особенно Бенхек.
       Осмелев, я набрался неслыханной дерзости, (как мне тогда показалось) и спросил, адресуя вопрос всем троим:
       - А вы кто такие?
       Бенхек некоторое время молчал, пристально глядя на меня. Потом ответил:
        - Нас называют «Воины ветра».
        Я бы, наверное, закричал от удивления, если бы не стыд перед чужаками. Кто не слыхал о «Воинах ветра»? Об этом братстве ходили  целые легенды. Даже Царские  скифы уклонялись от битвы с этим воинским образованием. Говорили тогда, что братство возглавляет знаменитый воин, человек, каких не везде сыщешь, что ростом он велик, и силой наделен бычьей, но справедлив и благороден. Да, конечно, вы все о нем слышали – он был беловолос, и носил странное имя – Конанг.
       Пока я переваривал услышанное, троица вдруг оглушительно засмеялась чему-то своему. Но что поделаешь, главарь и его помощники наставили на меня копья, и я пошел к лагерю, держа руки за головой.
        Сначала я очень боялся, что меня убьют. Но этого, как видите, не произошло. На второй день я немного освоился в лагере «Ветров». Мне поручили какую-то работенку, какую – уже не помню. Так прошел второй день моего пребывания в их лагере.
       День за днем пролетали как птицы, и, вы не поверите, я заимел лошадь, акинак, лук со стрелами в горите, копье и хороший, крепкий нож. Я стал полноправным членом братства. Но все же я сомневался – а «воины» ли мы? Беловолосым богатырем тут и не пахло, да и занимались мы тем, что Конангу вовсе не пришлось бы по вкусу: грабили караваны, разоряли деревни, нападали на временные бивуаки скотоводов.
       Наделав шума в одном месте, мы быстро передвигались в другое, иногда в течение всего дневного перехода не вылезая из седла. Отряд в количестве тридцати человек был очень опытен и подвижен, поэтому был неуловим.
       Бенхек принял внезапное решение идти в юго-восточном направлении, в сторону Боспорского Царства. Он считал, что там мы сможем заработать разбоем гораздо больше, чем добывали в безлюдных степях. И это было весьма правильно – основные сухопутные торговые караваны проходили именно там. Стояла середина осени, купцы везли мед и меха в эллинские города-колонии, возвращаясь обратно с вином и золотом.
       Золото. Мне казалось, что от одного упоминания о нем, Бенхек становился ядовитее змеи. Его толстые пальцы были унизаны золотыми кольцами, оружие было украшено золотой насечкой, и даже гребень для расчесывания волос был у него золотой. Не удивительно, что он спешил поспеть к сроку, когда пойдут первые караваны.
       Двигаясь на юго-восток, мы встретили фургоны какого то кочующего рода. Воины, отвыкшие от боя, хотели было, как говориться, почесать руки – сцепиться в драке с незнакомцами, как Бенхек жестко запротестовал. По его словам, это задержало бы нас на нашем пути. Целую неделю мы передвигались на юго-восток, останавливаясь только на ночлег и привал. Один из людей Бенхека знал эти места, поэтому мы могли передвигаться без боязни заблудиться.
       Помню, это был последний день недели, скакавшие впереди разведчики заметили следы множества подкованных копыт и нескольких повозок. Побережье Меотиды было совсем рядом, поэтому мы подумали, что наткнулись на следы купеческого каравана. Скоро ветер донес до ушей фырканье лошадей, исходящее за ближайшей каменной грядой.
       Бенхек подал знак. Нас невозможно было остановить, как невозможно остановить порыв сильного ветра, когда мы погнали своих скакунов на преодоление каменного холма. Воинственно крича и улюлюкая, мы вынеслись на его вершину, и увидели чужаков: то были не купцы. Большой отряд прекрасно вооруженных воинов, несомненно, превосходящих нас по числу человек. Однако не в наших привычках было отступать, ведь, по правде говоря, одерживая победу за победой над бывшими соперниками, мы возомнили себя избранниками фортуны.
       Воодушевленные примером, когда не числом, но отвагой держали верх над преобладающим противником, мы прокричали свой боевой клич, и ринулись вниз с гряды, держа оружие.
       Чужаки даже не дрогнули при виде того, как мы на них обрушились. Напротив, они мгновенно развернули боевые порядки, и спокойно ждали нас, создавая впечатление, что заранее знали о возможной атаке. Внезапно ряды противника расступились, и на передовую быстро  выехал всадник. Оказавшись впереди всех, он резко осадил коня так, что тот свечой стал в небо. Этот миг, краткий как полет падающей звезды по ночному небу, безусловно, врезался в мою память навсегда: конь был огромен и совершенно черен, всадник, восседающий на нем, был как бог войны Арес –  огромен наружностью, одетый в диковинный рогатый шлем, кольчугу, (их тогда было очень мало у скифов), прикрытую алой плащаницей, кожаные штаны, заправленные в высокие козловые сапоги. В руках, одетых в обшитые медью рукавицы, были зажата узда лошади, и, огромный, длинный  меч. Такой большой, что сложенных в длину акинаков понадобилось бы целых три, чтобы поравняться с ним.
       Я соображал быстрее, чем Бенхек, и сразу понял, с кем мы связались. Но что - либо менять было уже поздно, и стрелы засвистели с обеих сторон. Четверо наших мужчин повалились наземь – так метки были враги. Наши стрелы, в большинстве своем, оснащенные костяными наконечниками, не могли пробить черные пластины их панцирей. Покончив с надеждой на меткость стрел, мы схватились за рукояти акинаков.
       Великан в алой плащанице взмахнул мечом и помчался на нас. О боги! Тогда я и услышал в первый и последний раз боевой клич истинных «Воинов ветра»! А в том, что это были именно они, я ни сколько не сомневаюсь.
      Так вот, богатырь в рогатом шлеме и алой плащанице несся нам навстречу, вертя своим тяжеленным оружием  «мельницу» будто легкой хворостинкой! Вы не поверите - я был его врагом, но одновременно, кроме чувства ненависти, я наполнился восхищением и завистью его физическими способностями. Вскоре, по мере его приближения, мои последние сомнения развеяли развевающиеся из-под шлема белые пряди волос. Это был Конанг Беловолосый! Откинув корпус тела назад, он одной рукой управлял лошадью, а другой орудовал несущим погибель оружием! Словно молния, сверкал клинок длинного меча на солнце, и его удара не выдерживал ни один панцирь.
       Можете верить в то что я говорю, можете и не верить, но все это – чистейшей воды правда! Когда я, оказавшись затянутым в кровавый водоворот резни, затянувшейся вокруг вождя «Воинов Ветра», увидел, как тарпан моего собрата по ремеслу встал на дыбы, и, подставляя голову под предназначенный его хозяину удар, был свален наземь ударом меча, нанесенным плашмя! Какова же была сила этого воина, и каково же было его умение владеть оружием!
       Меч рубил, рассекая копья и держаки боевых секир, руки и ноги одновременно. И вдруг, неожиданно для самого себя, я оказался в зоне досягаемости этого смертоносного оружия! В этот момент, я ощутил себя мертвецом. Я увидел легкую улыбку на лице предводителя «Воинов ветра», наслаждающегося боем. Поистине, он был потомком Ареса на земле! Блистающий меч ушел в небо, чтобы вернуться на мою голову, и я не стал дожидаться его пришествия. Я удрал, ребята, благодаря чему имею возможность рассказать эту историю. Струсил и бросился наутек.
       Тогда, в пылу бегства, я, затравленно оглядываясь по сторонам, понял, что наша шайка нашла под этой горой свой конец. Сам я, и еще несколько разбойников предпочли предательство смерти, во всю прыть уносясь в юго-восточном направлении. Такого же мнения был и Бенхек. Он скакал самым первым из беглецов.   
         
                ДОРКА.   
      Долгое время мы просто мчались за Бенхеком, (у него был персидский скакун лучших кровей) затравленно оглядываясь по сторонам. Но нас никто не преследовал. Проскакав еще с десяток миль, мы натолкнулись на небольшую речушку. Бенхек остановился первым, остальные последовали его примеру. Нас было пятнадцать человек. Ровно столько же осталось в окружении. Их судьба оставалась для нас загадкой. Спрыгнув с разгоряченного жеребца, я подошел к главарю.
       Человеческая натура удивительна, ребята. В этот момент нам было стыдно смотреть друг другу в глаза. Бенхек, никогда не изменяющий своей самодовольности, в этот раз был растерян и неуверенно предложил свой план дальнейших действий, и  мы приняли его, как самое лучшее, что можем сделать.
       Мы напоили лошадей, утолили жажду сами, и вскочили в седла. Вогнав лошадей в реку, двинулись против ее течения. Такой маневр был выбран не случайно – он мог запутать преследователя, или остановить его.
      Выбравшись на сушу, не теряя времени, мы вскоре нашли подходящее место, чтобы зализать раны, обернувшись лицами в сторону возможного нападения противника. Собравшись вместе, мужчины решили: переночевать в этом месте,  а с завтрашнего утра двинуться на юг. По пути навербовать в шайку достаточное количество людей, готовых держать меч. Совершенно верно,  бросать прежнее занятие  мы не собирались. На ночь мы выставили часовых.
      Я был самым молодым из членов разбойничьего коллектива, поэтому мне «выпало» нести дозор в утренние часы, когда сон особенно сладок. Свое положенное время отдыха я провел в тяжелом, бредовом состоянии, чувствуя над собой тяжесть рока. Мне не давал покоя огромный сколот с кровавым мечом в моем внутреннем взоре. Когда пришли меня будить, я был в ужасном состоянии.
       Начинались предрассветные сумерки, и, помня наставление в случае опасности немедленно всех будить, я принялся ходить вокруг спящего лагеря. Первый час дежурства был невыносим, представляя собой мучительную борьбу со сном. Наконец я сломался, плюнув на все, решил немного подремать.
        Всегда так бывает – только закрыл глаза, и все. Так случилось и тогда: не успел я глазом моргнуть, как ночь превратилась в день. В ужасе, ожидая, что меня поймают на горячем, я проснулся. К счастью, утомленные вчерашним днем разбойники спали мертвым сном. Поднявшись на ноги, еще затуманенным взором я стал осматривать горизонт.
       Огненный диск Колоксай наполовину выбрался из-за линии горизонта, все вокруг было окрашено малиновым светом. Завороженный картиной восхода, я замер. Внезапно мое внимание привлек какой-то объект, двигающийся со стороны солнца, и немного южнее нас. Это могло быть что угодно: лошадь, человек, антилопа, Однако сейчас он был окрашен малиновым ореолом и двигался так, словно бы летел над землей.
       Дрожь пробежала по моему телу. Я испугался и принялся будить товарищей. Наученные тревожной жизнью, люди быстро прогнали сон и вскочили со своих теплых попон, схватившись за акинаки. Волнуясь, я показывал всем то, что увидел.
       Существо продолжало двигаться, но было еще далеко настолько, что не мы не могли ничего разглядеть. Вскоре всех посетил страх.
       Чтобы получше разглядеть то, чего боялись, мы выбежали на небольшой холм, и в этот миг существо остановилось. Замерев на мгновение, оно изменило направление, и двинулось прямиком к нам.
      Мы могли немедленно вскочить в седла скакунов, но в любопытстве остались на месте. Вскоре один меот, имеющий орлиное зрение, сообщил, что движется человек, одетый в длинную черную одежду. Здесь я не выдержал, обозвав его болваном, сказав, что это степной дьявол, а он, как известно, легко принимает людской облик. Я также рассказал о своих ночных видениях, (промолчав о том, что спал в дежурство). Мои слова заставили людей  усомниться в словах меота.
        Каждый из нас знал легенды о тайном обществе черных знахарей, основанном в труднодоступных скалистых берегах реки Солохи. Гнездо черной магии распространяло свое влияние на племена восточной Скифии, порождая веру в жестокий культ Зверя. Сила его росла, и неизвестно какого бы могущества достиг тайный орден, если бы до него не добрался воинственный Конанг. Он разорил осиное гнездо без малейшего милосердия. С тех пор, как говорит легенда, души чернокнижников не  могут существовать без прежнего союза, и мечутся по всем странам мира в поисках друг друга. В нашем случае это и могла быть душа какого-нибудь чернокнижника.
       Страх сильнее любых мускулов, ребята, и поэтому мы так были неуверенны. Вы можете сказать, что мы были подобны трусливым лисицам, раз, будучи в преобладающем количестве и вооруженными, побоялись одного единственного, кого бы то ни было – дьявола или человека. Все так, мы боялись. Однако нашелся среди нас человек, достаточно холодный умом. Это был Бенхек.
       - Кто бы он ни был, - сказал главарь, - он один.
       Мы сразу поняли, на что намекает Бенхек. Успокоившись, стали ждать. Время шло, человек, (а может быть, и нет), приближался, и вскоре его можно было разглядеть. Одет он был действительно в черную длинную одежду, стелющуюся по земле. На голове у него был капюшон, из - под которого виднелась нижняя половина лица. Незнакомец был в двадцати шагах от нас, когда он, сбросив капюшон, обнажил бритую голову. Воцарилось молчание, прерываемое воем ветра на пригорках.
       - Я лекарь,  - сказал он, наконец треснутым голосом, - дайте мне воды.
       Воды у нас было достаточно, а лекарь нам был очень необходим, но лично я, ребята, если бы и был ранен, ни за какие коврижки не согласился бы лечиться у него.
      Видели бы вы его рожу: желтое как воск лицо, череп обтянут кожей, а глаза спрятаны глубоко и горели словно волчьи! Но, как бы там ни было, Бенхек разрешил напоить лекаря водой и накормить. По всему было видно, что он проделал немалый путь, не имея и маковой росинки во рту. Мы дали ему время для отдыха.
      Солнце перевалило за полдень. Бенхек, сидевший у костра, велел позвать лекаря. Ближе всего к главарю оказался я, и мне пришлось выполнять приказание. Приведя чужака, я остался стоять рядом под предлогом ожидания дальнейших распоряжений. На самом деле, мне хотелось узнать, о чем будет разговор.
       - Ты сказал, что ты – лекарь. – Важно сказал Бенхек. – Мои воины нуждаются в таком человеке. Пойди и залечи их раны.
       Пришелец, однако, не бросился  немедленно исполнять приказ. Его глаза вспыхнули, в ответ на повелительный тон главаря, и я понял, что он за птичка. В будущем нас могли ожидать хлопоты с ним. 
       - Я вижу людей насквозь, разбойничий главарь. Нет нужды ломать голову над тем, кто вы, и каким ремеслом занимаетесь. Скажи, с кем вы недавно держали бой?
       Бенхек опустил тяжелый взгляд в пламя костра. Не знаю, о чем думала его голова, но все же он назвал тех, кто заставил нас драпать сломя голову.
       При упоминании имени Конанга Беловолосого, лекарь вскочил на ноги, закрыв лицо, как ужаленный. Я помню его  бешенное лицо и оскал рта с редкими, желтыми зубами. Вскоре лекарь, изрыгавший проклятия, успокоился, и, усевшись напротив Бенхека, принялся о чем-то с ним говорить.
        До наступления темноты мы все ходили в неведении. По приходу времени ужинать, мы, как было заведено, уселись вокруг костра. Бенхек встал, напротив него поднялся лекарь.
       - Это Дорка, - Бенхек бесцеремонно указал ножом  на нашего нервного гостя. – Он умеет хорошо лечит раны, и немного камлает. Его племя подверглось нападению сарматского боевого отряда, и было уничтожено. Он же спасся бегством.
        Дорка, - продолжал Бенхек, - согласен быть нашим лекарем. Говорит, что мы не пожалеем – лучше его нет лекаря в этой округе. Еще он сказал, что много путешествовал, и знает короткую дорогу к путям торговых караванов, на го-востоке от нас. Как только раны затянутся, мы немедленно туда отправимся.
       Бенхек замолчал. Дорка сверкнул глазами и уселся на свое место. Мы, воины, принялись оживленно обсуждать услышанное, и так как наше мнение было не последним, Бенхек, продолжая стоять на ногах, спросил:
      - Кто как думает?
      Думать был нечего – провизия была на исходе, да и  нужно было уносить ноги из этих  мест – Беловолосый запросто мог найти нас. Но кто-то все - таки задал вопрос:
       - А что будет потом?
       - Потом? – Бенхек скорчил мину и оглушительно  рассмеялся. – Потом будет все равно!
       - Верно. Глупее вопроса не придумаешь. Мы не часто просчитывали свои действия на перед, жили в одном дне, не гадая о будущем.
       Пока все, исключая Дорку, смеялись, я задал вопрос, от которого смех затих, будто моих соратников неожиданно ударили по голове:
        - А если мы встретим «Воинов»?
        Все отлично понимали, о ком шла речь. Особенно лекарь, он вдруг весь вытянулся, черные провалы его глаз уставились на меня. Бенхек ничего не ответил,  а я понял, что попал в немилость лекаря. Я физически ощущал его глубокую неприязнь.
       Сытно поужинав жирным мясом антилопы, разбойники улеглись спать. Я же решил проследить за лекарем. Приляг на попону, я позволил себе расслабиться, однако не засыпая. Это бдение длилось недолго – сон туманил мою голову, и приподнявшись на локтях, я убедился в том, что Дорка спит, а не вызывает из ада демонов, и не отравляет воду. Я последовал его примеру.
       На следующий день, согласно уговору, лекарь взялся лечить наши раны.  С собой у него была лекарская сумка, полная множеством кожаных мешочков, глиняных алабастров с зельем. Дорка присыпал раны порошком, замазывая мазью, и крепко перевязывал. Затем он становился на колени и делал отговор от духов болезней каким-то примитивным, неизвестным языком.
       Банда Бенхека готовилась к предстоящему выступлению в поход: точила оружие, чинила одежду и конскую упряжь, кожаные наши доспехи. Прошла неделя, мы стали себя чувствовать гораздо лучше. Лекарства Дорки действительно помогали, и это поднимало его авторитет.
       Пришло время, когда приготовления были закончены, раны воинов затянулись. Мы выступили в поход, грабить торговые караваны на берегах Меотиды.   

                Орден Хранителей Пекторали.

      Мы ехали на юго-юго-восток, на новые земли, надеясь на легкую добычу, доверив свои жизни богам, мечам и ведущему нас Дорке. Рядом с Бенхеком наш провожатый ехал во главе небольшой колонны, всматриваясь в горизонт.
       Осень входила в свои права. Ветер гнал по небу серые тучи, волновал море ковыля, дул нам в бок. Воздух стал прохладен. Все говорили, что подходит время обзавестись зимней одеждой.
       Ничто не нарушало однообразия пути, и даже животные куда-то исчезли, только орлы кружили в небе на умопомрачительной высоте. Привыкшие к бродяжничеству, мы подремывали в седлах. Неожиданно Дорка издал торжествующий возглас и стал указывать вперед указательным пальцем правой руки. Мы привстали в стременах, и увидели узкую ленту реки, протекающей по дну глубокой долины. Дорка сообщил, что знает эту реку, бывал на ее берегах несколько лет назад, и теперь уверен в правильности нашего пути, использовав ее как ориентир.
       Это сообщение согнало сонливость, заставило сосредоточиться на дороге. Спустившись к реке, мы вспугнули стайку диких гусей, собирающихся в большие скопления перед отлетом на юг. Посовещавшись, решили остановиться на ночлег, и пока приготавливались к ужину, Дорка отыскал невысокий известняковый утес, возвышающийся над тростниками. По его словам, он несколько лет назад уже был у его подножия. За ужином лекарь просвятил нас относительно этой реки, богатой на рыбу. Называлась она Сиргис. Через несколько миль вниз по течению она сливалась с другой рекой, носящей скифское название Танаис. Вместе они вливаются в Меотиду – матерь Акшеен, или, как называют его греки, Понта Эквсинского. Следовать по берегу Танаис – значит утроить расстояние до морского побережья, а это нам не подходило.
      Утром следующего дня, еще до восхода солнца, мы сели в седло. Когда же огненная монета взошла над горизонтом, конские ноги унесли нас далеко от места ночевки.
      Еще три дня мы ехали по степи, не встретив ни одного человека. И лишь на четвертый день наши глаза увидели дымы  костров, белыми столбами поднимающиеся в небо. Руководствуясь соображениями осторожности, наш отряд  решил временно не показываться неизвестным на глаза, в то же время, произведя вылазку группой разведчиков. Бенхек назначил троих, прибавил к ним меня, и выслал на разведку. Вместе с бывалыми, особенно опытными воинами, короткими перебежками мы приблизились к небольшой ильмовой рощице, где лежа на животе словно змеи, поползли в траве.
      Так как лагерь неизвестных находился внутри небольшого, но густого островка деревьев среди степи, мы не могли рассмотреть его, не приблизившись вплотную. И вот, никем не замеченные, разведчики прокрались к поляне, и раздвинули ветви кустарников. Нашим взорам предстала такая картина: большой лагерь в полсотни походных шатров, подковой размещался вокруг овальной площадки, на которой горели костры. Также мы увидели и воинов, черноволосых мужчин, одетых в войлочную одежду, удобную на охоте. Собравшись на этой площади, они о чем-то шумно спорили, дожидаясь приготовления мяса добытых ими животных.         
        Кто были эти охотники? Мы не могли дать ответ на этот вопрос. Одно было ясно – в своих краях они ожидали нападения. Собираясь уходить, я бросил последний взгляд на лагерные шатры и заметил один из них, особенно выделяющийся на фоне других жилищ. По обе стороны дверного проема были изображены красной краской два орла со стрелой в когтях. Наверняка это был шатер какого-нибудь местного царька, отправившегося на охоту со своей свитой. На всякий случай я заполнил герб.
       Осторожно возвращаясь назад, мы удалились довольно далеко, и затем ушли быстрыми шагами, уже не скрываясь.
        Информация, принесенная нами, довольно заинтересовала главаря. Он предположил, что мы, используя факт неожиданности, можем напасть на охотников. Когда же я прибавил ко всему сказанному слова о виденном мною родовом гербе, Дорка, не выражавший до сель никаких эмоций, вдруг ожил и стал ошарашено пялиться на меня. Скажу я вам, ребята – выносить взгляд такого типа как этот – неприятное занятие.
       - Какой ты сказал, там был герб? – Переспросил он охрипшим голосом.
       - Орлы со стрелами в когтях. – Ответил я.
        Лекарь отвел взгляд от моего лица, проглотил слюну, его глаза лихорадочно заиграли. С минуту он о чем-то думал, затем поднял вверх правую руку, привлекая внимание:
       - Этот юноша принес важную весть. В нападении на лагерь охотников нет никакой надобности. Я поведу вас на гораздо более легкую и богатую добычу.
       Бенхек принял это заявление без возражений. Наш отряд поскакал в обход лагеря охотников с подветренной стороны, имея намерение напасть на поселок, оставшийся без защитников.
       К тому времени, я, за быстроту ума, смелость и бойкость языка, заслужил доверие у Бенхека, и стал у него чем - то навроде ординарца. Это порядком льстило мне, но я и не думал восторгаться  этим тупицей. Во всем, что бы он ни делал, я находил массу ошибок. От этого я еще более проникался презрением к Бенхеку, однако скрывая такое чувство под маской угодливости. Как ординарец, правая рука и все такое, я постоянно находился рядом с ним, слышал, о чем он говорит, и даже набирался хамства высказать пару советов по тому или иному поводу. В общем, я был в курсе всех событий, обо всем узнавал первым.
       Так произошло и сейчас: пока наша шайка, которую более никак назвать нельзя, продвигалась в направлении, указанном Доркой, я, ехавший немного сзади и слева от лекаря, узнал их план.
        - Примерно через двенадцать миль, - говорил Дорка, - мы увидим большую долину, лежащую посреди высоких холмов. На дне этой котловины расположен поселок племени будинов, представляющих собой один из скифских народов. Будины искусны в постройке каменных жилищ, у них развиты ремесла, и рабовладелие. Придворное войско, состоящее из прекрасных лучников и пращников, способно защитить поселок и царскую династию от нападения. Именно это войско и отдыхает сейчас в тени ильмовых деревьев после удачной охоты. А шатер с орлами у входов принадлежит их царю.
       Дорка убедил Бенхека в том, что в поселке кроме женщин, стариков и детей, нет никого, кто мог бы оказать достойное сопротивление. И помешать нам захватить богатую добычу. Далее лекарь начал говорить такие слова, что после их произношения я стал сильно сомневаться в том, что он простой лекарь.
       - Я залечил ваши раны, - медленно, адресуя слова Бенхеку, заговорил Дорка, - и я приведу вас к богатой добыче. Поэтому не будет большой наглостью с моей стороны, попросить об оказании мне одной услуги.
       - Бенхек молча выслушал и согласно кивнул.       
       - У тебя главарь, есть храбрые воины, а у меня тайное искусство, которое защитит их от колдовства будинов. Если мы соединим эти составляющие в одно целое – смелость, непобедимость и молниеносность, мы сможем овладеть огромным сокровищем, и стать повелителями всей Скифии!
       При этих словах Бенхек удивленно посмотрел на Дорку и вздрогнул. Ему  в голову не приходило, что такое ничтожество как лекарь может претендовать на высочайший пост царя, наместника богов на земле.
       Дорка продолжал:
       - Пять веков  назад, в эти степи из лежащих далеко на юге Киммерийских гор, пришли тайные священники Ордена Хранителей Пекторали, и принесли с собой свою святыню – Золотую Пектораль Мироздания, невероятно красивое украшение. Вместе с нею они принесли в эти степи власть и могущество, так как Пектораль обладала огромной магической силой. Именно в этих степях жрецы Ордена основали свой культ, имея возможность без помех практиковаться в магии, развивать свои способности.  Местные маги и волхвы приходили поклониться святыне, поучиться оккультным наукам. С ростом популярности культа Пекторали, могущества Ордена ее хранителей, сила царей Скифии становилась сильно условной – мудрые люди понимали, где находится истинный центр государства, где его сердце.
       Сила Ордена Хранителей Пекторали росла, о способностях его служителей ходили легенды. Пока не появился в порту греческой колонии Херсонес никому не известный человек в черном, до пят плаще, и с небольшим медным ларем в руке. Этот человек, получивший в последствии имя Черный Ворон Небеститек, оказался вовсе не так прост, как выглядел. Обладающий талантом замечательного оратора, он, обученный среди колдунов черной магии, принес с собой новую веру в запретные, древние силы, сумел переманить на свою сторону лучших и богатейших представителей скифских и эллинских культов. В недоступных подземельях он основал церковь, поклоняющуюся культу Зверя. Его организация, в последствии названная Орденом Тайных Знаний, занялась шпионажем, и снабдила своими агентами буквально все мало-мальски влиятельные религиозные общины. Это же случилось и с Орденом Хранителей Пекторали. Внутри него произошел раскол. Отколовшиеся части некогда единого братства стали бороться за право владения святыней. Одна часть, принявшая новую веру, ушла далеко на север, и остановилась на реке Солохе. Другая осталась здесь. Они разорвали некогда мощную систему, и теперь не могли поодиночке снова овладеть магическими силами фетиша. При таком исходе дел одним оставалось только охранять святыню от посягательства других.  Забегая наперед, скажу, что, несмотря на охрану, святыня все же была выкрадена, но вновь возвращена назад спустя некоторое время. Тогда северный клан, на время забыв оккультные науки, решил взяться за оружие, и принялся собирать армию из подвластных кочевников - меланхленов, языгов, роксолан, с намерением пойти на южных с войной.
        К тому времени, на западных границах Скифии, на реке Истр, судьба столкнула магистра Ордена Тайных Знаний Небеститека и воина-бродягу Конанга – Беловолосого в противоборстве, из которого, к великому горю адептов культа Зверя, последний вышел победителем.   
       Небеститек был мертв, проклятый варвар Конанг собирал по всему государству банду себе подобных, таких же подонков как и он, и вскоре молва о «Воинах Ветра» понеслась по кочевьям.
       Так, южные братья, узнав о том, что войско Конанга-Беловолосого движется к Венендерским холмам, где, как известно, находится центр кузнечного ремесла востока Скифии, немедленно отправили к нему своих эмиссаров с мольбой о помощи. И сколот не отказал.
       Не успели наемники северного клана пройти и половины пути на юг, как на марше встретились с железными всадниками Конанга. И кочевники испугались, и удрали кто куда, а безжалостный сколот пошел по пятам за жрецами северного клана. Загнав тех в пещеры меловых скал на берегах реки Солохи, он безжалостным когтем стер гнездо птенцов новой веры с лица земли. Он выкуривал жрецов из пещер дымом, как выкуривают лисиц, а трупы их сжигал на огромных кострах.
       Северный клан был разбит. Те, кто чудом уцелел, вновь объединились и поклялись отомстить врагам. Они долго ждали, таясь, как трусливые лисы, пока, наконец, не сбылось древнее пророчество – в стране Аланов родился мальчик, которому самой судьбой было уготовлено стать великим колдуном. Белым или черным – зависело от тех, кто будет учить его премудростям магии. Тогда таящиеся переплыли Меотиду – Матерь Понта, и поселились в стране Аланов. Одновременно с этим они отослали лазутчиков с заданием выкрасть Пектораль. Когда это будет сделано, мальчик уже подрастет и в одиночку овладеет ее свойствами. Те, кто окажутся на его стороне, окажутся сильнейшими жрецами в мире, гнев которых побоятся вызвать даже самые великие государи известного мира. Нам выпала такая возможность – оказаться на правильной стороне.
       Слушай же, о, мудрый военачальник: в поселке будинов стоит древний храм. Внутри его, в золотом коконе, на базальтовом пьедестале, лежит одно из величайших сокровищ мира – Золотая Пектораль Мироздания, и я прошу тебя отдать ее мне!

                ПЕКТОРАЛЬ.

       Я и Бенхек были просто ошарашены рассказом Дорки, и странно, я поверил ему, несмотря на то, что никогда не расставался с недоверием к лекарю. В раздумии мы ехали по степи, в каждый миг ожидая встретить кого-нибудь из Будинов, что было для нас крайне нежелательно. Однако этого не произошло, и вот мы, никем не замеченные, остановили лошадей на верху склона, ведущему на широкую, плодородную долину.
       Там и сям пестрели пшеничные поля среди зелени травы. Были видны крыши домов, размещенных кругами. Из дымарей вился дым, меж построек расхаживали люди – женщины, старики, дети. Чуть поодаль пасся табун лошадей и стадо коров.
        Внимание наше привлекла одна странная постройка, резко контрастирующая с остальными предметами архитектуры. От квадратной и безобразной массы, сложенной из черного гранита, камня, абсолютно не присутствующего в этих местах, и, несомненно, издалека доставленного, несло духом древности и смертности всего живого. Мурашки пробежали по моей спине, когда я смотрел на это строение. Где - то там, в его утробе, находится нечто невообразимое, из-за чего разгорались войны, велись интриги, умирали люди.
       Так думал я, и мои собратья по ремеслу. Ужасная правда открылась нам позже, но сейчас мы, движимые жаждой наживы и крови, ринулись вниз на мирный поселок.
       Наши стрелы многих тогда остановили. Копья и мечи разлучали людей с жизнью, так же легко, как вы делаете это барашком, чтобы поужинать им. Кровь застилала нам глаза, крики жертв и мольбы о пощаде приносили удовольствие. Наши руки не знали устали, и когда мы, окровавленные с ног до головы, увидели, что больше никто не осмеливается показаться нам на глаза. Дорка повел нас на приступ храма. Он сообщил, что не исключена возможность охраны его амазонками, но мы пропустили эти слова мимо ушей.
        Лекарь первым соскочил с коня, вслед за ним это сделали я, и еще пятеро разбойников. Гуськом мы вбежали во внутрь, и как только Донус, один из нас, проскочил в узкий дверной проем последним, раздался скрежет трущихся каменных поверхностей, и тяжелая гранитная перегородка рухнула сверху, закрыв намертво выход. Мы остались в кромешной тьме. Дорка взвыл как зверь, и призвал следовать за собой. Мы наощупь пошли за ним по гулкому, низкому коридору, страшась звука собственных шагов.
        Лекарь крикнул где-то впереди, мы ускорили шаг. Внезапно я наткнулся на его спину, и окажись на моем месте человек с менее слабыми нервами, Дорка был бы уже проколот мечом – таковы были напряжение и испуг. Затаив дыхание, мы вслушались в тишину, физически ощущая ее давление. Нам казалось, что выбраться из этого коробка уже никогда не удастся. Вдруг раздался скрежет металла, и мы увидели узкую полоску света, идущую из приоткрытой двери.
       - Дорка стоял рядом, пытаясь открыть дверь шире. Он закричал:
       - Сюда! Это дверь! Помогите мне ее открыть!
       Немедленно в щель просунулось лезвие железного топора – дверь стала медленно открываться, и нас ослепил яркий свет, идущий из потайной комнаты. Свет был невыносим, нам пришлось прикрыть глаза ладонями. Оглядываясь по сторонам, мы оказались в зале, где хранилась Пектораль. Из небольших сквозных отверстий в потолке во внутрь падали солнечные лучи, перекрещиваясь на удивительно правдоподобных  каменных изваяниях вооруженных женщин. Со стен и потолка свисали бороды мха, прикрывающие фрагменты каких-то надписей и знаков. Мы вдыхали запах сырости и тлена, тревога закралась в наши сердца.
        Внезапно раздался звон бьющегося стекла, и, подавляя животный ужас, вызванный этим неожиданным звуком, мы увидели, как Дорка разбивает стеклянный шар, стоящий на ступенчатом пьедестале. В этот миг он был похож на сумасшедшего – сгорбленная спина, скрюченные пальцы, горящие глаза. Дрожащими руками, он поднял над головой нечто, похожее на полумесяц, золотым блеском заигравшем в столбе светового луча.
       Тяжелый вздох прокатился под потолком, и безобразные нити мха вдруг качнулись, будто терзаемые сквозняком. Пять валькирий ожили – осколки камня, покрывающие их тела стали осыпаться, обнажая белую кожу, пылающие глаза, а вместе с тем и голубоватый металл их оружия. В один миг они соскочили со своих квадратных постаментов, и когда сделали первый шаг, каменная их оболочка все еще со звоном разбивалась о гранитные плиты пола.
       Пять грозных амазонок стали в боевые позиции, и в странном танцующем порядке двинулись на нас. Но мы словно бы поменялись местами – теперь окаменели мы. Впрочем, это длилось недолго – длинный ятаган амазонки мелькнул холодным пламенем, и в мгновение ока снес голову несчастному Донусу. Фонтан крови взмыл вверх. Это вывело нас из оцепенения. Мы стали отчаянно защищаться.
Страх наш был все еще велик,  мы не знали, можно ли убить того, кто и так мертв, и, Дорка, все еще стоящий на базальтовом пьедестале, почувствовал это, прокричав:
       - Рубите их! Их можно остановить!
       Хорошенький же он дал совет! Мы  были проженными в боях воинами, но не могли противостоять яростной атаке. И снова один из нас был заколот странным оружием, похожим на  крестьянский серп для срезания стеблей пшеницы. Амазонка отвлеклась на миг от реалий боя, чтобы выдернуть из мертвого тела  свое оружие, как я, улучив момент, обратил против нее сильный удар мечом. Черная кровь окрасила мой клинок, а фурия рухнула на пол, как подкошенная. Мы поняли – они действительно смертны! По крайней мере, временно.
       Смерть воительницы придала нам храбрости, мы яростно зарычали в унисон воплям лекаря за нашими спинами.
       После смерти товарки, полуобнаженные женщины, во взглядах которых не было ничего женского, словно пантеры прыгнули вперед, каждая к своей цели.
       Нешуточный тогда вышел бой, ребята. Восемь клинков сражались один на один.
Нас осталось четверо, амазонок – столько же. Моя соперница была голову выше меня, каждый ее удар был силен и устрашающ. Не знаю, в каких преисподних учили ее фехтованию, но даже не самый последний боец не мог проделывать такие трюки тяжелым ятаганом, как это делала она. Сквозь шумное дыхание, выкрики лязг оружия, я услышал мужской стон и грохот падающего тела, но не рискнул посмотреть в ту сторону, ведь это могло стоить мне головы.
       Так, нас уже трое. Это разозлило меня. Нанеся сокрушительный удар, я выбил оружие из рук смрадно дышащей бестии. В этот миг мой товарищ мельком взглянул на нас, и тут же боевая секира погрузилась в его лицо на всю глубину лезвия.
Я понял, что мы пропали, и взглянул на бледное побледневшее лицо Могемы, второго разбойника оставшегося пока в живых.
       В пылу сражения мы совсем забыли о Дорке, и шарахнулись в стороны, когда он, сзади, пытаясь бежать, проскочил между нами. Золотую Пектораль он в этот миг опустил на дно своей знахарской сумки. Однако амазонки были быстры как молнии – они заслонили ему путь к отступлению. Тогда лекарь бросился в другую сторону, но безуспешно. И вдруг он, очутившись у меня за спиной, приставил к моему горлу нож, и, прикрываясь мною как щитом, стал отходить к черному провалу двери.
        Одна из воительниц подняла выроненное Донусом копье, и занесла руку для броска. Наверняка, я оказался бы никудышным прикрытием, брось она его чуть быстрее. Меня вовсе не привлекала перспектива умереть вместе с Доркой в обнимочку, ведь острое копье пробило нас двоих за милую душу. Поэтому я, оттолкнувшись  ногами от пола, что было мочи, повалился наземь, увлекая за собой Дорку. Это падение произошло как раз вовремя - копье прошипело у меня перед лицом  и, ломаясь, врезалось в каменную руну. Метательница копья вдруг замерла, словно наткнулась на невидимую стену, и упала на пол с метательным ножом в спине.
       Это был нож моего товарища Могемы, о котором забыли все, включая и амазонок. Теперь три женщины убийцы обратились в его сторону, а мы с лекарем, на четвереньках поползли в спасительное отверстие в стене. Оказавшись в гулком коридоре, мы налегли на дверь и закрыли ее. Внезапно в сужающуюся щель проскользнул меч и поранил мне руку. Меч исчез, видимо для повторного удара, когда Дорка передвинул какой-то рычажок на стене, и дверь неожиданно застопорилась.
      - Как ты это сделал? –  Хрипло спросил я.
      - Закрывающее устройство. – Ответил лекарь. – Я был в этом храме несколько лет назад, и знаю здесь все. Почти все. А теперь давай быстрее выберемся отсюда!
      Мы бросились бежать, насколько это позволял тесный проход.
       Когда ты проходишь дорогу в первый раз, она кажется тебе чертовски длинной. Когда  по ней же ты держишь путь назад, то все переворачивается наоборот – она кажется короткой и неинтересной. Так было и тогда: прошло очень мало времени, когда Дорка, бегущий впереди, екнул, наткнувшись на закрытую наружную дверь.
 Внезапно он метнулся в сторону, его шаги стали звучать реже и выше и выше. Он хотел бросить меня, используя известный ему боковой ход наверх здания. Меня, единственного свидетеля гибели соратников по банде и его подлого поступка. Заскрежетав яростно зубами, я догнал его на винтовой лестнице, ведущей на крышу храма. Вскоре в лестничной шахте стало светло от солнечного света.
       Мы выбежали на плоскую крышу здания, и, держась за зубчатый бруствер, посмотрели вниз: поселок будинов пылал, на улицах лежали мертвецы. У подножия храма дожидалась группа всадников на гарцующих лошадях. Они тревожно вертели головами  по сторонам. Среди них я узнал Бенхека и остальных собратьев по ремеслу. Обрадовано замахав руками, я привлек их внимание. Товарищи узнали нас.
Они забросили на крышу туго смотанные кожаные арканы, привязав которые к зубьям храма, мы с Докой спустились вниз.
       - Скорее прыгайте в седла! – Бенхек был не на шутку взволнован. – Один из будинов прорвался к охотникам! Если мы замешкаемся, то нас уже ничто не спасет!
       Я взлетел на скакуна, и вдруг увидел женщину. Она сидела на лошади, привязанная к крупу за ноги, со связанными руками и заткнутым кляпом ртом. Ее пылающие глаза, овал лица и длинные пряди совершенно черных волос что-то напомнили мне: амазонка! Догадка молнией пролетела в моем сознании, я взглянул на Дорку – тот сидел в седле как коршун, сжигая взглядом пленницу.
       Женщина перевела глаза с моего лица, на физиономию лекаря, и будто узнав, стала рваться в седле, пытаясь что-то кричать сквозь кляп. Но Бенхек уже потянул лошадь за повод, и, поддав ей хлыстом, повел наш отряд на вершину широкого гребня, уходящего в степь.
       Уйдя довольно далеко, оставив дымы горящего поселка за горизонтом, мы остановились для короткой передышки. Бенхек подъехал к Дорке, жестом подозвав и меня.
       - Зачем вы захватили эту женщину? – Опередил с вопросом Дорка. – Убейте ее, пока не поздно! Я сам могу это сделать.
       -Здесь мне решать! – Зло ответил Бенхек.
       - Вы знаете, что она – дочь царя?
       - Она наша заложница. За нее мы получим хороший выкуп.
       - Эта женщина змея! Она валькирия, эорпата, одна из тех, кто охранял Пектораль!
       - А где Пектораль? – Жестко спросил Бенхек. – где Айсорис, Могема и другие?
       - Они погибли в храме. Их убили демоны ада!
       - А где же твое обещанное золото? – Как бык взревел главарь. – Где обещанная тобою власть над миром? Где Пектораль?
       Дорка машинально потянулся к своей сумке, и глаза его загорелись хитрым блеском.
       - Золото осталось в храме. Мы все чуть не погибли. – Солгал он.
       - Лжец! Я же вижу, какая ты дрянь! Ценою жизни моих воинов ты хочешь присвоить себе все богатство! Этому не бывать!
       Главарь потянулся к оружейному поясу за мечом, но коварный лекарь был быстр как змея – его рука скользнула в потайной карман, и показалась с длинным стилетом, спустя миг уже вонзенным в горло нашего вожака!
Мы не успели опомниться, как лекарь повернул коня, и во всю прыть помчался на юг, оглядываясь в нашу сторону.
        Он убегал. Убегал со святыней скифских народов в сумке, золотой Пекторалью, и его путь был направлен на юг, в страну аланов, к маленькому колдуну. Я догадался, КЕМ был этот человек, почему он так боялся и ненавидел «Воинов Ветра» и жрицы-амазонки.
        Я вынул из пазухи горита лук и стрелу, и, напрягая зрение, прицелился и выстрелил в прыгающую на спине лошади фигурку человека, в черном, длинном одеянии. Стрела исчезла в сумрачной дали осеннего неба, и вдруг всадник выпрямился и  раскинув в стороны руки, выпал из седла на земь. Его лошадь пробежала несколько десятков футов и остановилась.
       Мы подъехали к трупу колдуна, и я, соскочив на землю, снял с него лекарскую сумку. Все его алабастры и мешочки с зельем я выбрасывал в сторону. Пальцы мои коснулись чего-то гладкого и холодного, и я вздрогнул. Испытывая сильнейшее любопытство, я вынул из сумки Пектораль. Затем я подошел к пленнице и перерезал ее путы. Она вытащили кляп изо рта, и с трудом, на отекших ногах вылезла из седла.
       Мы оказались так близко друг от друга, что я даже почувствовал запах ее волос, тонкий аромат ромашки. Светлые женские глаза устремили свое удивительное тепло на меня. Я тогда еще не знал женской любви, и эти глаза обезоружили меня гораздо быстрее целой дюжины здоровых мужиков.
       - Отдай мне ее? – Попросила она, протягивая руку. – Отдай мне то, что принадлежит мне по праву!
       Я с готовностью подчинился ей, вернув Пектораль. Но прежде спросил:
       - Скажи эорпата, это, правда, что от этого украшения зависит мир и спокойствие в целой Скифии?
       Глаза напротив убедительно ответили «да».   
      - Тогда береги его как зеницу ока.
      - Теперь скачи быстрее из этих мест, благородный юноша – мой отец и мои братья уже идут по вашему следу.
       Я пропустил ее слова мимо ушей, и, невольно взяв ее руку, поцеловал наружную сторону женской ладони, такую нежную и теплую. Затем я вскочил в седло, и, задержавшись на миг, окинул взглядом ее красоту.
       Махнув рукой, как это всегда делал Бенхек перед отправлением в путь, я повел свой отряд в юго-западном направлении. Несколько раз я оглядывался – дочь царя будинов все еще стояла на прежнем месте, и смотрела нам вслед. Вскоре расстояние превратило ее в маленькую черную точку,  на фоне бесконечной, унылой, осенней степи…
       Если вы, ребята спросите меня, был ли я когда-нибудь счастлив, то, наверное, да. Ведь я видел легендарного Конанга – Беловолосого собственными глазами, собственными руками держал великую Пектораль, целовал прекрасную дочь царя!

                ЭПИЛОГ.

        За круглым, массивным столом, утомленные дождливым днем, сытной едой и интересным рассказом; спали бородатые и нестриженные скифы, развалившись на грубых стульях. В воздухе стоял храп и запах винного перегара, а за окном рождалась заря нового дня. Еще одной песчинки в истории древней Скифии. Кругом стояла святая тишина, и только кашель старого кочевника нарушал ее робкую незыблемость.

                КОНЕЦ.