В старом сталинском доме с просторными квартирами и советскими лифтами, в подъезде, дверь которого обвивал чугунный виноград, сидел консьерж. Он сидел там для проформы, для порядка, потому что в разбойных нападениях и хулиганских действиях этот благородный испокон веков подъезд замечен не был.
Жильцы проходили и пробегали мимо консьержа. Жильцы торопились на работу, с работы, на встречи, со встреч, на учебу, с учебы, из гостей, в гости.. Они проскакивали мимо седовласого старичка, бросив на него взгляд, какой бросают на привычную трещину в потолке.
Они, жильцы дома, приговаривали, забегая в лифт: "И чего он тут сидит, какой от него толк! Даже поздороваться не может, старый пень, тоже мне. Я ему здравствуйте, а он смотрит, как баран на новые ворота, и молчит! Зачем он вообще нужен. Тоже мне!"
Открывалась и закрывалась дверь подъезда, захлопывались двери квартир..
А консьерж, старичок, старомодный и благородный, как подъезд, который он охранял, думал: "Странные люди, они спешат утром, спешат днем и вечером, рассеянно на ходу бросают "здрасьти", спотыкаются, ругаются.. Спешат, спешат, спешат.."
Консьерж провожал своих родных и в то же время таких чужих жильцов взглядом; собирал, как рассыпавшиеся бусины, их приветствия и кивки головами. Он всегда, всегда желал им доброго утра, доброго дня или спокойной ночи. Но они пролетали мимо так быстро, что не слышали его слов..