Как казак Любубабутрахану переспал с императрицей

Аркадий Польшаков
КАК КАЗАК ЛЮБУБАБУТРАХАНУ ПЕРЕСПАЛ
С ИМПЕРАТРИЦЕЙ


 (Продолжение романа Аркадия Польшакова
"Письмо-лыст запорожцев императрице Екатерине 11" , Аркадий Кобяков здесь без халявы не поет)


«Он "дрючил" баб всех без разбору,
Пришелся Катьке "ко двору",
Он вдрючил ей по саму "шпору"
В ее бездонную "нору"!..»

                Изгнанные из своих родных мест, здесь в далекой Сибири, сидя у костра, запорожцы и их дети (зачастую носившие отцовы фамилии) часто вспоминали земли своих предков и то золотое для Сечи время-времечко лихое.
                Естественно, что на чужбине, казаки-переселенцы всегда с наслаждением слушали рассказы своих дедов проживших долгую и памятную жизнь, где все было, как в любой жизни любого человека, когда за черной полосой, шла светлая, солнечная полоса.
                Не все читатели знают, что здесь на берегу незнакомой холодной сибирской реки, изгнанные из родных мест запорожцы и их дети, после одного из прослушивания письма турецкому султану, разговорившись, решили написать аналогичное письмо из Сибири русской императрице, всесильной Екатерине 11.
               Все помнят, как подло обошлась она с ними, напав на Сечь, когда основные силы запорожцев не жалея живота своего дрались бок о бок с братьями славянами в Крыму.
               Такого предательства запорожские казаки переселенцы и их дети не могли простить московским кацапам (так они называли в ту пору москалей). В переводе слово кацап означает как цап, т.е. как козел.
               В то время многие московские бояре и купцы носили длинные бороды, очень похожие на козлиные. С этим и связано данное им прозвище – кацап, т.е. как цап или козел по-русски.
               В свою очередь запорожских казаков зачастую называли хохлами, за их чубы-хохолки (оселедцы) которые отращивали они на бритой голове, что резко отличало их от всех других людей и придавало им неповторимую лихую своеобразную внешность.

               Ну, а сейчас, друзья, давайте вместе с вами приоткроем еще одну страницу истории - связанную с правлением императрицы Екатерине 11.  Немке (австрийке)  по происхождению, коварством и хитростью захватившей русский престол и прозванной казаками запорожцами - Кабелина вторая.
               Она внесла собой значительную лепту в духовное разьединение славянских племен и народов, пытаясь силой подчинить их себе, своему влиянию, искоренить их древний язык, обычаи и культуру. Это внесло определенную вражду между Москвой, Киевом и Варшавой. Тремя наиболее влиятельными ветвями славян, которые до сих пор косятся друг на друга, поскольку Варшава и Киев не доверяют грубой, захватничьей политике Кремля, стремящейся, вместо того, чтобы  наладить взаимовыгодное равноправное сотрудничество славян, подмять под себя эти страны. Естественно, что такая политика Кремля вредила и будет вредить всем слявянам. Это, как вы сами понимаете, не разумно, особенно на фоне сегодняшней  обьединенной Европы.
                * * *
- А що братва, напишем циеи фурии такого лыста, щоб у неи на сраки пупыри повыскаковали, - предложил казакам сидящий за общим столом Нечипайзглузду.
- А може не треба, а то ця злыдня до нас надишле вийсько и повьяжуть тут нас як курят, - опасливо промолвил казак Неишькаша.
- Не повьяже! Пан, чы пропав – двичы не вмыраты! - сказал атаман. – Тут, у Сибиру, нас нияка собака не знайде. Мы не пидемо воюваты со степняками, а подамося у глуб Сибири, знайдемо пидходяче мисто и оселемося (поселимся) там, як сыдилы у своий Сичи.
Тому для нас Катерина, як та сластена корова, яка дуже  любила молоко, але не могла дотягнутыся до вымени.

                Козаки гулко засмиялыся над таким поривнянням.
- Гарно прыдумано, отаман, смитлывого куля не бере!
Я не хочу тут воюваты со степняками за кишени москалив. Хай идуть воны к бису. То що цариця зробыла з Сичью, таке не прощаеться николы, - высказал свою мысль гайдамак Найда.
- Яйцявбочци, - обратился атаман к писарю Сечи, - неси паперы, напышемо москальскои гадюци такого лыста, що погирше и гуморний буде, ниж писали наши казаки Мухамеду.
                * * *
               А поки вин там збигаэ за паперамы, послухаемо розповидь цего козака (он положил руку на плечо здоровенного казака, носителя звучной и легендарной в Сечи фамилии Любубабутрахану) який не тильке знае императрыцю, но и   переспав с циею фурею - Кабелыною другою. Вин вам таке набалакае, що з верби груши попадають!..

               Казаки довольно загалдели вокруг, этот рассказ был для них своеобразным бальзамом на их душевную рану.

                * * *
               Казак, носивший экзотическую фамилию Любубабутрахану, потер переносицу, и в который раз начал  свой удивительный рассказ:
              - Панове! Дило то було давне, як кажуть в добри лита. Тоди я  був сотником в Сичи и йихала через Запорижьэ з Чорного морю  императрыця Кабелина друга (вторая). Йихала вона и берегом, и плыла по Днипру, де императрыцю супроводыла цила флотилия золоченых галлер та човнив.
Щоб йихаты по земли у неи была чудова шестымистна карета, така здоровенна и уся у позолоти. Там на Чорному мори в Крыму императрыця видпочивала. Колы вона почула, що на шляху  у ней лежить легендарна Запорожська Сичь, то захотила зустритыся з нашимы козакамы.
                Плыла  императриця по Днипру на своий золоченний галери "Днипр".
                Галера "Днипр", на якои була императрица Екатерина, плыла не перша, а девьята по рахунку (счету). То була сама блискуча галера, под червоным (красным) бархатом, с золотою вышиванкою и  павильоном. За нею плыла десятая галера "Буг", де находився князь Потемкин со своими племянницами - графиней Браницкой и графиней Скавронской и их чоловиками (мужьями).
                Попереду и з заду плыли инши галеры з охороною и прислугою, та поважными гостямы. Серед иноземных гостей були англицкий, хранцузський, австрийський посланники; де Фриц-Герберт, граф де Сегюр, граф Луи де Кобенцль, графини Протасова, Браницка, Долгорука та инши знатни вельможи. Усих мени не перечислиты.
               Щоб вы моглы уявыты соби яка була обслуга у императрици, то скажу, що на галерах було одних спивунив и музыкив 200 человик под управою директора екатеринославской музыкально-художний академии Сарти.
 - Ну и фамилия у цего директора, - заметил козак Многогрешный, - звучить як сартир.
- Мабуть вин итальяшка, лягушатник.
- Кажись так и е, для него хлопци ракушки у Днипри збыралы, а вин цю мерзоту сырыми йив.
Слухайте дали:
- Серед обслуги булы высоченни кирасиры, уси в мундирах с червоными воротниками, на головах у них булы высочени  черни  мехови капелюхи (шапки) с плюмажем.
- Богато грошей мабуть на усе це видовище пишло, - заметил отаман.
- Ой, та богато, богато! Нам бы хоть четвертыньку грошей тых, мы бы цилый рик гуляли!..
- Так ось, - продолжал рассказчик, - императрыци богато казок наговорыли при царьскому двори про нас, запорожських козакив. Що мы на чортив похожи, уси здоровени таки, с довгими вусамы, головы лыси, лише на макушки кинських хвист (оселедець) росте.
И  що нас ни шабля, ни куля не бере.
                Там  одна близька до Кабелыни фрейлин Браницкая, по прозвищу Тьмутараканова (т. е. Темная Тараканова) на вухо тий наплела дурныцю.  Нибы вона вид князя Темкина-Потемкина чула, що у нас як у тих бугаив такий здоровеный "впендюр" цилу добу як довбня стоить и не лягае. И що колы козаки "лямуром" до жинок залыцяються, то цим довгим "впендюром" як впендюрять, то ого-го що бувае потим…
- Той князь Темкин-Потемкин мабуть був такий же темный як сама фрейлин, бо жив дурнем при ций повии, та помер у пятницю, - с гумором заметил кто-то из казаков.
                Рассказчик, между прочим, продолжал:
               - Кабелина (примечание автора: она по свидетельству историков  была женщиной  с большой буквы "Б", у которой одних фаворитов был с добрый десяток, трудно даже всех перечислить: братья Орловы, Потемкин, Завадовский, Зорич, Корсаков, Салтыков, Понятковский, Дмитриев-Мамонов, Ермолов и пр.) дывуется и пытае (спрашивает) фрейлин:
- А що козаки "хранцюзську" мову знають. "Впендюрить"  це не по москальски буде?
- Мабуть так! Схоже козаки и по "хранцюзськи" розмовляють. - видповидае императрыци фрейлин.

               Казаки, услышав эту небылицу, заржали, как молодые жеребцы.
               Кормчий Беляй, прозваный казаками так из-за своей внешности и белобрысого "оселедця" на голове, который раньше лихо проводил суда по Днепру через самый опасный порог "Ненасытец" падающий двенадцатью "лавами" вниз (его в свое время заметила императрица и наградила 50 золотыми рублями), так он, смеясь, заметил:
- Ну и дура ця Кабелына!
На что писарь с юмором ответил:
- Дура - не дура, звенит як бандура.

                Казаки загалдели, каждому приятно было вспомнить, как они в свое время "впендюривали" и не одной фрейлин, а целому турецкому гарему…

               - А що! - улыбаясь, воскликнул атаман, пыхтя круглым дымным облаком в небо из своей закрученной в виде змеи чешуйтастой трубки (люльки). - У нас козаки, так козаки! Один Нечипайзглузду (Не трогай сдуру)  чего стоит. Вин як "впендюрить", так впендюрить, люба нимчура чи австриячка три дня стагнаты да охаты буде.
                Козаки заржали от такого сравнения.

                - Слухайте козаки дали.
                Прыйихала Кабелина в Сич, отаман  зи всим  Кошем зустричають императрыцю з хлибом та силью на билом вышитом квитами рушнике. Навколо кареты було богато народу, уси  закричалы на росийський мови, як  вчив их князь Темкин-Потемкин:
"Виват Екабелыни Велыкой - наший матушки, дающей нам хлиб и славу!".
                Ця песья сучка любе бильше брехню та лестощи у свою адресу, ниж правду. Бо "хлиб и славу" мы, козаки,  шаблямы сами соби добуваемо. Знаете, що уси  кацапськи  паны не любять правды, як пес мыла. Як им сраку намылыш мылом, так зразу кусатися лизуть.
                З кареты выйшла якась доридна повия у багатий панбархотнои шуби и почала через лорнет разглядувати козакив. Рядом з нею виряженний як той павлин перший трахаль Кабелыни князь Темкин-Потемкин. Вин поважно перед нами козаками надувся, як ковальский мих.
Цей павлын був обвишан  орденами, як цуцык в рипьяхами,  на боци весила  золота шпага, осипана блискучимы алмазами. Платье его було оторочено соболем, на мундире князя весила блискуча бриллиантовая зирка (звезда), та наградни золоти ленты.
- Бачив я його, - заметил казак Многогрешный, высыпая на землю пепел из своей ажурной люльки, - такий из себе одноглазый напомаженный поважный дурень. Якбы вин не був свинуватый, то не був бы и багатый.            
                Народ при нем нудьгуе, а вин золото гребе лопатою.
- Ну, дурень - чи не дурень вин, но трохи придуркуватый, - заметил с юмором  рассказчик  - Вин як той дурень чомусь постийно гриз ногти.
- Ногти гризе!.. Що купыты жменю насиння (семечек) не може, та лушпаты йих, а ни ногти, - вставил негативную реплику в адрес князя,  полуголый, но с саблей на боку казак Неешкаша.
                Такое интересное прозвише он получил за свою долговязую худую фигуру. Надо сказать, что большинство казаков были упитаны и накачены мышцами. Лишь он резко выделялся среди них. Поэтому казаки шутили над ним, говоря, что он мало каши ел.
- Та дурна у него така звычка, - пояснил рассказчик. - Слухайте дали. Выйшли з карет гости, у князя одне око так и зире по бокам, нас козакив розглядує, а друге ничого не баче. Ёго (око-глаз) кажуть ривнивци браты Орловы за Кабелыну выбили. Раниш воны усим хуралом обслуговували цу повию (проститутку), а тепер цей царський павлын - Темкин-Потемкин.
- Вот бисова жинка, - воскликнул казак Задырыхвист, приглаживая правой рукой оселедець на бритой голове, - скильки ж чоловикив (мужиков) у неи було?
- Та багато, усих переличиты не можна, - ответил рассказчик. - Слухайте дали…
Ну, наш отаман  знайоме (знакомит) Кабелыну з сотниками, старшинамы та видомымы в Сичи козаками.
                Говорить: - Оцэ  е наш знаменытий козак Нэпыйвода.

                Императриця здывовано пытае отамана: - А чому его так звуть? Вин що воду зовсим нэ пье?..
- Ни, нэ пье! -  каже отаман. - Тильки горилку, та вино…
                Цей видважный козак у двох  з товарышем взяв у полон турецький обоз з богатым скарбом та цилый шахський гарем. У обози було богато амфор з вином. Так вин один выпыв усе що в них було. З тиеи поры его в Сичи уси клычуть як Нэпыйвода.
                Его товарыша звуть ще краще - Любубабутрахану (и вин показуе на мене)…
                Братци! Кабелина, почуяв таке незвычайне призвыще (Любу бабу трахану), зразу нахохлылась, як та хохлатка перед пивнем з яким вона хоче потоптатыся у кущях…
                Пидходыть боком до мене, та пытае у отамана:
- А чим цей герой прославывся?
                Отаман каже:
                - Та це товарыш Нэпыйводы. Воны з ным пид Очаковым той самый богатый турецький обоз полонылы, потим вин там, у гареми, за головного евнуха був. Уси турецьки жинки булы таким евнухом задоволени.
                Раниш воны на хана скаржылись (обижались), що той раз у недилю з жинкамы був и тэ тилькы з одниею спав. Кажуть, що и з тий одниею жинкою хан як слид свое чоловиче дило не робыв. А цей козак за раз усих ханських жинок ублажив. Тому его и звуть так - Любубабутрахану.
                Казаки у костра довольно зареготали, кто-то из них сквозь смех сказал:
 - Впусты козака в гарем, народыться малявок з курень!
                - Слухайте дали. Ось так видверто про це и казав отаман императрыци, мов, потим у татарчанок и турчанок з гарему цилый курень козачат народывся, та уси дуже на нашего козака Любубабутрахану схожи. Таки ж весели та моторни, пид юбки дивчат уже заглядають.

                Почуяв таку розповидь отамана про мене, Кабелина  як та здорова свыноматка зарумянылася (императрицу взяло искушение, ей  здесь в Сечи захотелось немного того-этого… поразвлечься, а как вы знаете, что единственный надежный способ отделаться от искушения - это уступить ему).
                Мабуть тут  у неи промайнула задумка (от автора - по утверждению придворного врача Екатерина 11 страдала нимфоманией, т.е. нарушением гормонального баланса, выражавшимся в превалировании гормонов, усиливавших желание близости с мужчиной), що вона тут в Сичи доброго хряка (кабана) знайшла для себе…

                - Ты розповидь нам, яка з себе императрыця, красуня чи ни? - попросил бывалого казака, прошедшего Крым и Рим, молодой казак Тарас. Он был одет в яркокрасные шаровары, такой величины, что в них запросто можно спрятать пищаль с добрячей молодкой.
                - Ну, як яка! Кралею императрыцю назваты не можна. Да и де вы бачилы гарных  нимок чи австриячек? Турки про неи так казалы, що колы б  пророк Моисий побачив ее обличя, то мабудь сперепугу написав бы ще одну - заключню страшну Заповидь!.. 
                Козаки здесь заржали…
               - А ривнюча жинка отамана  про неи трошки по-другому промовыла: «Як вона у викно выгляне, то молоко у коров кисне, а дворови собаки злякавшись три дни брешуть, а одна, яка придывилась до неи, то й зовсим сказылася!»

                Под смех казаков, рассказчик продолжал свой рассказ:
              - А я так скажу, що до фигуры, то вона  не худа, така доридна соби жинка, персы (груди), у неи знатни булы. Кожна як у коровы вымья. Колы вона йде, то титькы у неи як хвыли у Днипри колыхаються.
                Билолыця вона. Обличе биле, биле и напомаженне якойсь пахучею хранцюзькою пудрою.  Ну, а стегно (ляжки)  як у той доброи поросяци,  мымо не пройдешь, щоб не ляща не даты.
                Про нею можно сказаты, що колы выпьеш фляжку горилки, то вона з себэ не така страшна, як малюють еи турки. 
                Колы з нею цим «дилом» занимаешься, то капелюхою облыче можно не закрываты, заикою не станеш…

                Вокруг стола, в который раз раздался дружный казацкпй смех.

              - Слухайте дали. У вечери писля официйного церемоналу. До менэ в куринь приходе фрейлин Мавра Перекусихина и клыче до императрыци йты (идти) на якийсь там фуршер.
Князя Темкина-Потемкина тоди в Сичи не було.
              - Невжеш! А куды цей поганец подивався? - спросил Крекотень, что в переводе означает жабы тень (крек в простанардье это старая жаба). Его морщинестое лицо было под стать этому.
              - Козаки казалы, що бачилы як цей дурень сив на коня-дебила и  з якимсь графом Кобельцелкиным поихав Днипровськи кручи та пороги розглядуваты, щоб галеры императрыци через ти пороги перевезты.
             - Ну и прызвыще у циеи фурии - Мавпа та ще Перекусихина и цього графа - "Кобель, котрый по цилкам циле", - смеясь, заметил казак  Неешкаша, поглаживая свой музыкальный живот, издающий чарующие звуки в такт веселой песни: «Сам пью! Сам гуляю!..»
             - Таке, чи не таке прызвыще у графа,  не знаю, но що вин "де Кобель…" то точно,  а фрейлин императрыци звуть не Мавпа, а Мавра - ответил тот.
             - Мавра, це ще страшнише, - сказал Неешкаша, - мабуть вона з пекла вылизла така чорна, та страшна и не годована (не кормлена).

              - Слухайте дали, - продолжал рассказчик, - я пишов на той самый фуршер, бенкетуваты з императрыцей.
              - Стий! - остановил рассказчика Нэпыйвода, креппий жилистый казак с пистолей за красным, в несколько рядов плотно закрученным вокруг поясницы кумачем (длинным широким казачим поясом). - Розтулмачь мени як слид, що це за такый фу, да ще сер?
              - Фуршер, це щось схоже на те, де можно на дурняка: по-перше, добре выпыть, ну як у Сичи у Пацюка в шинку; по-друге, "впендюрить" шинкаревий жинки як слид, аж по сами яйця.
- Ну и ты як, "впендюрив"?- спросил, смеясь, атаман, пыхтя своей люлькой.
               - А то якже! Слухайте дали. Спочатку императрыця, яка одягла на себе плаття султанши, позвала мене до столу.
                Рядом зи столом було лижко (диван) обитый турецькою розовою коврижкою, затканною серебром,  а пид ногамы такий же богатый ковер, расшитый золотом. На круглому столи лежалы харчи (еда). Там було усе чего душа просе. Ще там була филигранна курильница яка пахла чаривными аравийскимы ароматамы.
               - Стий! - остановил рассказчика  Нэпыйвода, глаза его разгорелись, как это бывает всегда, когда дело касается выпивки или жратвы. -  Ось тут докладно (подробней) розтулмач, яку смачну ижу йисть императрыця? Там мабуть гарного сала з часнычиною було багато и ковбас ризных, та море горилки медовои з перцем...

                У изгнанных из Запорожья в Сибирь казаков только от одного воспоминания о харчах (еде), которую ест императрица Екабелина 11,  потекли слюни.
              - Тю-ю! Теж мени казав: сало з часнычиною, квадратно-кильцева  ковбаса, горилка з перцем! (Передразнил казака рассказчик, сотник Запорожской Сечи Любубабутрахану).
                Императрыця сало не ест зовсим и горилку нияку не пье.
На столи так богато було смачнои ижи, що у мене очи повылазили и навколо столу сами почалы крутытыся, вибирая з чего начаты.
               Браты! Там булы и кухли з выном, и мьясо по хранцюзьки, и запашни грецьки помирци, цитрины (апельсины), олива, мандрики ризни, медяники, макивики, пампушки мьяки, та богато чого ще…
Ежи было досхочу, усе пахуче, сдобне и дуже смачнее - "ешь-нехочу".
               Про цю йижу (еду)  виршамы поетычно можно  розповисты так (рассказчик, взял малую бандуру и под перебор звонких струн, пропел известную всем гурманам песню про украинскую еду):

"Як чародійно пахне  ковбаса,
Хрустячи огірочки зажурились,
І в пляшечці цілебна, мов роса,    (повтор 2 р)
Горілочка перцева притаїлась.

Біленьке сало зваблює тільцем,
Окраєць  оголив рум'яну спину,
Я млію коли бачу в мріях це,         (повтор 2 р)
І згадую матусину хатину.
   
Густий з когутом смачний борщ,
Котлети київські, картопля з кропом, 
Червоні помідорчики отож,   (повтор 2 раза)
Рубіновий узвар вишневий  з медом.

Вареники в сметані, в чугунці,
Шумлять, кричать, співають шибениці:
- Як пісня їжа наша козаки!
- Ідіть зі "щами" ви подалі (в сраку) москалі!
- Країна з нами  в шлунку назавжди! ( п. 2 р.)

В переводе окончание звучит примерно так:
- Любов к краине-стране, как и к мужчине, проходит через желудок…

               Услышав это, у казаков воло (зобы) в горле ходуном заходили, глотая слюни. Они были заворожены и песней, и перечислением своих любимых харчей  и блюд стола императрицы.
Образовалась пауза.
                Казаки мысленно переваривали в голове услышаное, их музикальные животы, играя и журча, жарили веселого гапака с вздохами-коленцами.
              - Що ты кажеш, вона  горилку як наши козачки не пье! - раскрыв рот от удивления, воскликнул пораженный в самую селезенку Нэпыйвода.
               (Вчера он так напился, что ничего  не помнил;  но  самое обидное - не помнил, чтобы пил...)
              -  Иван, а Иван! Чому колы ты пьеш горилку, то закрываешь очи? - спросил рассказчика, хитро прищурив правй глаз, атаман.
              - Та я пообицяв дружини, що бильше не зазырну в чарку, тому колы пью, то  очи закрываю.
Послышался смех казаков, а атаман заметил: - Ну и хитрющий ты чертяка, Иван!

              - Та, слухайте дали! Правду кажу вам, козаки, що императрица горилку ни-ни, не пье зовсим! Мы з неи замисть горилкы выпыли якусь шипучу хранцюзьку шампунью. От циеи газованои кислятыны у менэ у носи так засвербыло, що я невытримав и гарно чихнув…
Ну, вы знаете мий чих.
              - Та знаемо, знаемо твий чих! Колы ты чихаеш аж за Днипром луна гуде - загалдели казаки.
              - Ну, колы я в пивсылы чихнув, так у кимнати воскови свички уси разом потухлы. Темрява була така, як у склепи Киево-Печирськои лавры (пещеры).
                Тут императрыця злякано ойкнула: - Ой, як темно! Я ничого не бачу!
              - В видповидь, я кажу (говорю), що не слид вам боятыся императрыця, запорижський сотнык  Любубабутрахану з вами. Я зараз видчиню двери, щоб свитлише було.
Ну и почав навпомацки руками шукати у темряви ти двери.
              - Ну и що! - нетерпеливо спросил казака Демьян. - Намацав?
             - Та намацав, тилькы не двери, щось кругле  таке и мяке…Це мягке як потим выявлося було сракою императрыци…

               Казаки взорвались смехом. Заливистый смех с лихими "гуморными" комментариями слушателей продолжался у костра довольно долго.

              - Слухайте дали! Колы я императрыцю нежно, як квочку на яйцах, почав мацаты, вона з початку притворно стала ойкаты: "Ой, що вы робыте!", "Ой, мени соромно!", "Ой, та не туды!", "Ой, пидождить, я зараз панчохи (чулки) зниму! (здесь рассказчик, подражая Екатерине, пародируя её  голос и теледвжения жеманно начал кривляться)"…

 
              Казаки, глядя на этого самодеятельного артиста, заржали как молодые жеребцы перед табуном молодых кобылиц.
              А один из них сквозь смех заметил: «А я поперше гадав, що домогосподарка Росийська императриця  непорочна, як дева Мария булла!
            - Ты що зглузду зьихав! Вона не Мария, а Катерына, та унеи не щелыня, а цила лохань була, - заметил рассказчик
             Гусекрад - Мадьярський при этом метко заметил: - Мабуть Катерына тоди була як та курка, що попала на базар и тильки там пизнала соби цину.
              Казаки сидевшие возле костра,  зареготали, да так, что сороки в лесу встревожено застрекотали.
              Многогрешный, грешный  и очень даже очень грешный козак, особенно по женской части, заинтересованный деталями всего происшедшего с императрицей, спросил:
- Якщо не тудыты всунув, тоди куды?
- Куды, куды! Ну, як у той байки "Про чоловика и жинку". Жинка тихо чоловику, який хоче переспаты з нею, каже:
- Годи, полиш… Мени не можна… Не сьогодни… Не хочу… Не зараз… Не туди!  А тепер сюды! Ой, як гарно!..

              Так, смеясь, с намеком разъяснил ему рассказчик, и попыхивая люлькой продолжил свой рассказ.
            - Потим колы розибрався, що це таке мягке та округлее я намацав, то став з заду и вичливо спросыв:  «Дозвольте повноважна пани господарыня вам вдрючиты!» И "впендюрив" скильки смиг свий "бовдур"  в еи чималу "лазню". 
              Катерына стояла на разкорячки и стогнала: - Ах-ах…! Потим здывовано заголосила: "Ого-го…!"…
- Ну и що було дали? - спросил бывалого казака Тарас Чернега (в переводе  это звучит как Черный негодник, такое прозвиче дали ему казаки, за то, что был нечист на руку). По его лицу было видно, что он весь во внимании, как будто сам, в постели с императрицею очутился.
- Ну, дали дело як кажуть "пишло - пойихало". Вона разомлилась, потом вийшла в раж и почала стогнаты: "Ах, ах, ах!" 
Да так голосно, да так солодко, що разбудила козакив выдпочивающих навколо. Цей стогин у менэ до сих пор вухах стоить.
            Вона голосно рэпэтувала (на укр. яз. - репетувати - не "репетировать", а «орать во всю глотку ":
"Ой, як гарно!"; "Глубже!"; "О-о, до самого серця достаешь!"; "Давай ще!"; «Ще!..»

            Козаки слушая это, покатывались со смеху. Конечно многие из слушающих казаков, греющихся у костра, понимало, что рассказчик тут, как говорится трохи перебрехував (что он бреше, як чорта лысого чеше), но всем было приятно это слышать.
           Большеголовый казак, по прозвищу Головко смеясь, спросил: - Ну и як, ты мабуть Кабелыни не видказав у проханни?
          - А то якже! Колы жинка козака про щось таке просе (щоб вин до серця достав), то справжний козак не може жинки видказаты. Ну, а тут прохае не простая жинка, а сама императрыця.
            Тоди я поклав императрыцю на мьякий турецкий диван, задрав ноги, закинув догоры соби за плечи, ну, и "впендюрив" свий "бовдур" ще глубже в еи "лавру", по сами свои спотилы «фаберже».
            Вона на хвылину затыхла, потим заголосыла якость по иноземному: "Ой, матка-бозька …оргазм!", "Оргазм!"…
            Зпочатку я не поняв, про якийсь вона  оре там "газм". Тому на цей призывный стогин, я по орлиному и… "газанув".
            Задрючив императрыци замисть хранцюзських духив «Шванель номер 5», пивцеберки (пол ведра) своеи запорижськои запашнои "парфюмерии"…

            Казаки взорвались хохотом. Заливистый смех с лихими "гуморными" комментариями слушателей продолжался у костра довольно долго.

           - Отака пригода, хлопци, у мене з императрыцею була. Як лягла так и дала…   (Здесь можно сказать, что императрица пала жертвой любвиобильного запорожского гостеприимства).
             Мабудь я императрыци сподобовся, бо потим мы ще зустричалыся з неи, поки той нафлюмаженный одноглазый  фазан (князь Темкин-Потемкин) не повернувся з Днипровських лав (Днепровских порогов) и прыревнував мене до неи.
             Говорять з его подачи императрыця решила потим зруйнувати Сич. Не козак вин, а падло, стервопакосна!
- Як мени кум розповидав, - вступил в разговор бывший полковник запорожского войська Кулик, с глубоким шрамом на лице,  -  колы императрыця так голосно та смачно стогнала, то у наших козакив свои "бовдура" як по команди отамана "шабли наголо" из шароварив повылазилы.
             И воны усима куренями пишлы в атаку на своих жинок.
           - А моя стара чомусь заартачилася, - сказал, тихо сидевший в стороне казак  Семен Гарбуз (С. Тыква), - не дае… и усе тут. Тодди я ий розтулмачив, що це приказ самои императрыци, и яка жинка не схоче лягаты, ту жинку батагом по голои сраци на майдани сама императрыця видстигае.
           - Ну и як, вона дала…? - смеясь, спросил Голопупенко-старый, отец большого семейства Голопупенковых.
           - А то якже, "впендирив" по перший рахунок, - самодовольно ответил тот.
           - Семен, - обратился к  казаку с подковыркой его друг Сивоконь, - признайся, ты на шлюб з дочкою шинкаря пишов по коханню, чи по рахунку?
           - Та, з гдузду, братцы!.. Це не баба, а кобыла з яйцямы. Бачилы вы як вона на коняки стрыбае.  Отож и на мени теж так скаче. Спасу немае!..

 
             Казаки от такого сравнения, как лошади  заржали…
           - Да! -  хриплым голосом заметил атаман. - Смачный хор стогнуших жинок -  "ах-ах, а-а-а"  у Сичи тоди був, з головным дирегентом императрыцею. 
             Кажуть сладки, голосни  стоны жинок було чуты аж у Днипровских круч.
           - Це була, мабуть, сама незабутня та весела ничь в Сичи, - добавил кто-то из казаков, - ну, як на свято Мыколы Купалы, колы козаки з насолодою робылы з жинками та дивчатамы, те що роблять уси хлопци, причому добровильно и без усякои дискриминации.
            - Звистно так, отаман! - удовлетворенно промолвил казак Моисей Полторацкий. - Як спиваеться у видомой наший песьни - "Ой за гаем, гаем - штаны поскидаем…".
             И казаки запели у костра эту популярную в те далекие годы песню:

- Ой, за гаем, гаем -
Кралю повстречаем,
Кралю повстречаем,
Гарно погуляем…

Ой, за гаем, гаем -
Штани  поскидаем,
Верхи ляжем пузом,
Тай позагораем…

             Затем Моисей, аккомпанируя себе на малой бандуре, запел широко извесную в народе несню–сказ о том, как пала Запорожская сечь.:

Ой з-за гори, з-за лиману
Вітер повіває,
Кругом Січі Запорозькой
Москаль облягає.
Ой, облягши кругом Січі,
Поробили шанці,
Зажурились запорожці
В неділеньку вранці.
Московськії генерали
Церкви руйнували,
Запорожці в чистім полі,
Як орли, літали.
Ботурлинський козарлюга
По Січі гуляє,
Козаченько кошового
Вірненько благає:
"Позволь, батьку, пан кошовий,
Нам на башти стати,
Найстаршому генералу
З плеч голову зняти.
Позволь, батьку, позволь, батьку,
 ;з штихами стати,
Не одному генералу
 З пліч голову зняти!
Москаль стане з палашами,
А ми й з кулаками…
Нехай слава не поляже
Поміж козаками!.."
"Не позволю, милі братці,
Вам на башти стати,
Бо єдина кров, християнська,
Гріх нам проливати".
Пише, пише пан кошовий
Листа до цариці:
"Віддай нашу рідну землю
По прежні гряниці"…
 «Не вертала Україну
; вертать не буду,
Єсть у мене москалики
Воювати буду…
Катерино вража бабо!
Що ж ти наробила?
Степ широкий, край веселий
Та й занапастила!"
Вільні сини, запорожці,
Горшки всі  побили,
Що в неділю до схід сонця
Горілочку пили.
"Ой казав же ж вам, молодці;
"Хлопці, не шаліте,
Та до церкви же ідучі,
Люльок не куріте!
Ой ви ж, хлопці, не слухали,
Горілочку пили,
Йшли до церкви - пустували,
Та люльки курили!"
Ой летіла бомба московськая,
Серед Січі впала;
Хоч пропало Запорожжя -
Слава не пропала!
Встає xмара з-за лиману
;де Дощ із неба
Зібралися всі бурлаки
До рідної хати:
Тут нам мило, тут нам любо
З журби заспівати!
Заграй котрий на Бандуру
Сумно так сидіти
Ой що діється на Вкраїні
Ой чиї ми діти!
           * * *
Катерино стара жаба,
Що ти наробила?
Край веселий, край зелений
Панам роздарила!..

               Потом кто-то вспомнил другую «гористну» песню "Ой, из под города Елизавета" и затянул её, казаки дружно подхватили песню на родной украинской мови:

- Ой, як з-під города, з-під Ялисавета!
Сизі орли вилітали, 
А у столиці, у императриці там,
Ой, поганці  засідали!

Катерини-повії  генерали,
Гидотні думи гадали: 
Ой, та як би козаків запоріжських!
З Січі усіх позганяти!

Ой, відібрали у нас наші землі, 
Підло вони відібрали,
Між собою поганці розділили,
А Хортицю зруйнували.

Запорожці осідлали коней бистрих,
Подалися світ шукати,
Поплили геть на човнах  вітрокрилих:
Де ж ви тепер:
              - рідні сестри й брати!?.

               Потим пишло - поихало, козаки почалы розповидаты друг другу ризни байкы (анекдоты).
Микола Поросенко, знатный козак в Сичи,  розповив таку байку:
              «Помырае (умирает) старый запорожець и клыче (зовет) до себе дьячка, щоб высповидатыся (исповедаться), каже:
- Хотив бы я, святый отче, высповидатыся перед тым як вмру!
- Добре, сынку! По-перше скажить, чым Вы прогнивылы Господа Бога нашого?
- Та, вбыв с десяток янычар-османив и мабуть стилькы же других ризных бусурманив!
- Зачекайте, Вы спочатку высповидайтеся про грихи, а про добри Ваши дила та справи пизнише побалакаемо!»…

               Казаки посмеялись над шуткой знатного казака.
             - А ось ще одна байка, - включился в разговоры, долго молчавший  казак Крекотень.
 «Призвав якось Пан Господь Бог перед свои свитли очи турка, москаля та й козака запорожського. И каже:
- Оце зараз выконаю кожному з вас по одному бажанню.
Турок каже:
- Я хочу уцих усих москалив  повыризаты!
Москаль навпаки каже:
- Я хочу всех этих турок, бусурманов проклятих, повесить!
Наш козак Господа Бога нашого питае:
- Пробачте, а бажання цих двох панив будуть Вами выконени (выполнены)?
Той каже:
- Аякже! Як просылы вони, так я и зроблю.
Тоди наш козак каже:
- Велике Вам Боже спасыби! У мене з цього зв'язку до Вас малесеньке прохання есть: пришлить  пляшку горилки, щоб выпиты за упой их душ!».

           - Гарно сказано, обкрутыв наш козак  и турка, и москоля, - промолвил козак Сивоконь. - А я хочу розказаты Вам таку байку. Скорише не байку, а полубайку-полуправду:
            «Приехали два  жида з Палистыни у Запорижську Сич. Пидошли  до отамана и говорять:
- Пане Отамане, мы хочемо  статы запорожськимы козакамы.
            Козакы котри стоялы биля ных, чуть не вмерлы вид смиху. Сам Отаман, вытрищив  вид почутого очи, а  потим всмихнувся и каже:
- Та деж вы - хлопци бачилы, щоб жиды козакамы булы.
А воны свое гнуть:
- Мол, це мрия (мечта) дытынства (детства), та и турки-бусурманы их у Палистыни до печенки достали…
Отаман подумав, подумав, и говорит им:
- Добре, будете козакамы! Але надо пройти испыт (испытание). Ось бачите Днипро широкый и могутний, переплывете туды и назад, тоди и станете козаками вийська Запорижського…
 Куды тут хлопцям диватыся, поскидали воны одижку та черевики и поплыли.
Насилу переплывли воны Днипро, а треба ще назад.
… Пливуть назад, плывуть… Один почав выбиватися з сил, а другий, посильниший вид того,  доплыв до берега. Тот слабший з  рички кричить йому:
- А-а-брам! По-мо-ожи! То-о-ну!..
Абрам, втомлено и радисно кричить напарнику з берега:
- Неможу-у-у, де ты бачив щоб козак жиду допомагав?!»

                Среди казаков послышался смех и каментарии к услышаному.

               - Хлопци, а знаете хто и як ходить в гости,  а потом як воны повертаються з гостей,  - загадочно сказал казак  Многогрешный.
- Ни! - сказал кто-то из казаков.
- Так от, англиець ходить з гонором, хранцюз з жинкою, кацап з пляшкою, а жид зи здобными пампушками.
- Ну, а повертаются як?
- Аглиець з ще бильшим гонором, хранцюз з коханою на оду ничь, кацап з набытою мордою, а жид со своими пампушкамы.
- А як вы думаете, про що думають воны, повертаючись з гостей?
- Ну и про що!
- Англиець: "Чи не втратыв я в гостях свого гонору?".
Хранцюз жалие: "Що панночка котра була у платти з выризом до пупа була краща.".
Кацап: "Ну и що, шо набылы мени там морду? Зате я там им побыв усю посуду!".
Жид: "Куда б ще питы в гости, поки помпушки не зачерствилы?".

              - Добре гутариш! - Пидсумував козака Моисей Полторацкий. - А що ты про нашого запорижьского казака ничого не сказав?
- О, наш козак, колы йде у гости, то поперед бере з собою шаблю. Колы не йде, а даже повзе  без штанив из гостей, то незабувае тащить за собою щаблю.  А  думку гадае про те, що горилки було мало…

              Казаки, услышав это,  довольно загалдели, поскольку они сами были близки к этому "горизонтальному" положению.

              Наевшись, напившись, наговорившись и насмеявшись, казаки от такого сабантуя подустали, многих развезло, им было уже не до писанины.
              Поэтому задуманное дело о написании письма (лыста) Екатерине 11 (второй) отложили на завтра.
              Письмо императрице решили написать с утра, на свежую голову, поскольку не зря в народе говорится, что "ранок вечора свитлише" (утро вечера мудренее, особенно после такой пьянки)…

                * * *

Продолжение следует...

=============================
 
        Остросюжетные и юмористические книги, сборники стихов АркПоля можно заказать в Канаде - Welcome to Lulu  !  https://www.lulu.com/    Questions About Placing a Bulk Order? 
Call 919-447-3244  через Интернет: 


1.Сборник любовной лирики -
2.Поэзия космоса -
3.Роман "Кошевой атаман" -
4.Роман "Воскрешение" -
5.Повесть "Исполины" - 
6.Сборник юмористических рассказов -
7.Новейший Завет -
8.Книга стихов  "СТРАНА ПОЭТОВ":

9.Повесть "ПАДЕНИЕ БЕЛОГО  ДОМА":


Купив книги вы поможете волонтерам оказать помощь многим обездоленным людям!


======================