(Отрывок из повести)
Наш Лиса оказался прилежным учеником Дэна. Вскоре после занятий с ним он как-то враз потерял свою способность ржать по любому поводу, только вежливо улыбался, да и то не во весь рот, только уголками губ. Старался производить как можно меньше шума, научился маскироваться так, что, вот, вроде бы, зашёл в курилку или палатку Генка, а окружающие тут же забывали о нём, не замечали. Хрен его знает, как это у него получалось. В расположении полка, на выходах в рейды, на привалах что-то черкал карандашиком в маленьком блокнотике. Я как-то случайно увидел его записи. Мура сплошная: цифирьки, крестики, чёрточки, буковки отдельные — шифровка одним словом. Интересоваться не стал. Да и Лиса сунул свои писульки во внутренний карман выгоревшей хэбэшки.
Генка парень не жадный, простой, отзывчивый, но, что касалось его винтовки, тут всегда наотрез только нет! Всё же однажды я уговорил его дать не просто взглянуть в оптику, но и выстрелить.
Дело было на Панджшере минувшей весной. Вот-вот должна была начаться широкомасштабная войсковая операция по выкуриванию духов из этого неприступного ущелья. Со стороны Баграма и Мармоля подтягивались основные силы. Сапёры шли первыми и расчищали великое множество минных полей, за ними втягивалась пехота. Нас тогда бросили в Панджшер несколько раньше, озадачив передачей по радио данных о движении духов. Чуяли, ох, чуяли моджахеды, что очень хреново для них может закончиться нынешняя весна. Чуть припоздай мы, вполне безнаказанно ушли бы духи с плоскогорий и равнин высоко в горы, отъедаться бараниной, запивая ледяной, хрустально чистой водой из ледниковых рек и оттуда жалить насмерть оккупантов-шурави. Оно и понятно, с сытым брюхом воевать веселее и сподручнее.
Так вот, то ли попал я на лирической волне под хорошее настроение Гене, то ли просто надоел ему своим нытьём да выклянчиванием, дай стрельнуть да дай стрельнуть. Получилось, как в том старом анекдоте про разговор двух женщин, мол, этому мужику проще дать, чем не дать... Угу... В общем, позвал меня Лиса к себе. Шёпотом, как всегда «на войне», объяснил премудрости попадания в цель. А чего там попадать? Винтовка лежит прочно в построенной из камней амбразуре, обложенной внутри рукавами старой порыжевшей шинели, чтоб не дай бог не повредить прицел или же саму винтовку. Лиса постарался укрепить снайперку в расщелине так, чтобы я при всём старании не смог навредить оружию. Понимаю это, злюсь на Генку, подумаешь, мастер, ну и на себя тоже — чего привязался к человеку. И стрелять уже почти не хочется. Как глянул в оптику — мама родная! Вот, прямо на расстоянии вытянутой руки, вернее подальше, но всё равно очень близко стоит душара. Да ещё какой дух, прямо классический, хоть сейчас его в учебник про два мира — две системы. Седобородый мужик, они вообще, по-моему, с юношеского возраста начинают седеть. Крючковатый нос, коричневая, словно изюм, иссушенная солнцем кожа, серая чалма на башке, такие же широченные по щиколотку штаны и рубаха, обязательный неопределённо-тёмного цвета жилет и тапки на босу ногу. Я прям поёжился, тут сырость ранневесенняя, кое-где ещё снег лежит, мы даже днём пока не стягиваем бушлатов, только нараспашку ходим. Тут же Гена меня слегка ладонью по спине — не отвлекайся. Вернулся я к духу. Поверх жилета крест-на-крест ленты с патронами, на груди бинокль, а в руках наш родной АКМ. Вот всё это в мельчайших подробностях я увидел сквозь идеально отстроенную систему линз. На какие-то значки и чёрточки особого внимания я не обращал. А что толку? Один чёрт из шёпота Лисы ничего не понял. Да и фиг с ним. Маневр покажет. Припал плотнее к холодной резине окуляра, мысленно попрощался с духом, задержал дыхание и плавно, как мне показалось, нажал на курок. Да нет, точно плавно нажимал, на своём калаше как ни пытался смягчать, ничего не получалось, всё равно рвал его, да и на боевых особо не следишь за мягкостью, там уж, наоборот, пожёстче да порезче. Выстрелил я. Винтовка по-серьёзному врезала в плечо, блин, надо было плотнее прижать. Да ладно, проехали уже. Я лихорадочно стал выискивать свою поверженную цель, надеясь увидеть врага лежащим на земле.
- Попал? - срываясь на хрипоту, зашептал я Гене.
- Ага, - усмехнулся Лиса, - попал. Дух побежал умирать, - выплюнул изжёванную спичку, некрепко меня по затылку кулаком двинул, совсем так, как это делал Кулаков в минуты недовольства кем-то из нас. - Мазила ты, Серёга! - проворчал без всякого огорчения, засунул между зубов новую спичку.
Вот же, гад! Тут каждая спичка на учёте, а Лиса, как только бросил курить, стал жевать спички и в полку, и на войне. Что ему ни говори, спички — дефицит. Ни фига толку. Сам же знает, сам же страдал без курева и тепла, а жуёт и жуёт, как корова какая-то. Тьфу ты... Справедливости ради надо сказать, что я напускной злостью просто скрывал своё неумение и досаду от неудачного выстрела. Да и у Лиса, когда ни спроси, всегда был запас спичек, и никому никогда он не отказывал в огоньке.
Всё же я нашёл через оптику место, где недавно стоял душман. Пригляделся и заметил одну тапочку.
- Глянь, Геша! - тихонько заржал я. - Трофей всё же есть!
Лиса мягко оттолкнул меня, прилёг к винтовке, сунул бинокль: смотри, чучело! Быстро припал к окуляру и мгновенно выстрелил. Тапочка взлетела в воздух, кувыркнулась высоко в воздухе, и второй пулей Гена отправил её за камни.
- О, за хозяином помчалась! - всё ещё веселился я.
Гена быстро огляделся, не видел ли ещё кто-нибудь его ребячества, приложил палец к губам, не болтай лишнего, поднялся из своего логова, взял винтовку и, не оглядываясь на меня, ворча под нос что-то навроде, в яйцах дети пищат, а всё забавляются. Непонятно, о ком это он? Если о себе, так и ладно, действительно, солидный снайпер, и вдруг такая шалость. А если обо мне, то и тоже ладно, позабавился и хватит. Но всё равно, обидно как-то, если обо мне. Подумаешь, снайпер! Да без всякого зла я так подумал, просто чтоб оправдать свой промах, что ли. Знаю ведь Генкину Большую Мечту — ходить в свободный поиск, так же, как это делал знаменитейший Зайцев в Сталинграде или как Дэн Лыжин здесь, в Афгане.
Потом я часто размышлял: на кой ляд мне надо было стрелять тогда в человека?! Ну, выбрал бы какой предмет, да хоть тот же камень, и пальнул в него. Так нет же, захотелось именно в человека. Слава богу, не попал! Если разобраться, то есть в снайперском ремесле что-то неправильное, несправедливое. Ведь снайпер и его цель находятся далеко не в равных условиях. Стрелок видит жертву издалека и находится в более-менее безопасных условиях, если, конечно, грамотный снайпер. Правда, после выстрела ему нужно быстро уходить с этого места и прятаться в новом. Так кто ж мешает настоящему мастеру подготовить для таких случаев новые лёжки?
Так вот, почему же я целью для выстрела выбрал человека? Не знаю! Азарт? Может быть. Кстати, из-за этого не люблю охоту. Как-то, после армии уже, друзья пригласили поохотиться. В состоянии азарта я пристрелил молодого кабанчика. Вкусный был. Реальной угрозы он для нас не представлял, да и мяса на нашу ораву маловато было. Вот если бы его мамашку друзья не пристрелили, тогда бы туговато нам всем пришлось. Но здесь хоть оправдание смерти свиньи есть, могла и порвать нас всех скопом и по отдельности. Защищались, можно сказать, позабыв, что атаку вызвали сами на себя, вернее, я на всех, застрелив её детёныша. Опять отвлёкся.
Врага в том моджахеде я не видел. Это же не лицом к лицу, не в прямом или засадном бою. Не могу ответить, не знаю, зачем стрелять. Глупость, мальчишество какое-то было, честное слово. И помню, помню сквозь годы, что жутко, до соплей хотелось попасть в того духа, аж тщеславие чесалось, как выражался наш Кулак. Бог отвёл. Вот и ладненько. Снайпер - не моя это работа. Есть настоящие стрелки, есть у них боевые задачи, пусть и трудятся ребята. Кто, если не они? Удачи им!